Во мгновение ока (джен)

В элитном ресторане восточной кухни за уединенным столиком на кожаном диване сидел одинокий посетитель — мужчина, весь одетый в черное. Он кого-то ожидал, но на смуглом лице с черной бородой-эспаньолкой не выражалось ни капли беспокойства. Мужчина неспешно сделал затяжку от кальяна и выпустил изо рта несколько клубов ароматного дыма, прислушиваясь к тихим умиротворяющим звукам музыки. Он был в раздумьях.

Мужчину звали Зейн. Именно под таким именем, не уточняя фамилии, его знали в узких кругах сферы частного сыска. Зейн был загадочной фигурой, окутанной флером таинственности: египтянин по рождению, по духу он, скорее, был гражданином мира. С юности он тяготел к познанию загадок окружающего мира. Молодым парнем переехав в Бразилию и поступив на юридический факультет, Зейн параллельно изучал несколько наук и философско-религиозных учений. Бывал он и в Тибете, и в Индии, работал в Соединенных Штатах, ездил по Европе, но в конце концов осел в Бразилии, которую считал второй родиной.

Зейн был одиночкой, что еще больше придавало ему шарма. Чрезвычайно привлекательный в глазах дам египтянин сознательно избегал серьезных отношений с женщинами и заявлял, что никогда не свяжет себя узами брака. Говорил он это влюбленным в него девушкам в открытую, не обманывая и не давая ложных надежд, однако тех это нимало не останавливало. Любовь — это не то, что может пленить блестящий разум, устремленный в философские глубины познания человеческой души, порочной настолько же, насколько удивительной. Женщины принимали это как факт на свой страх и риск.

У входа стукнула дверь. Зейн, не оборачиваясь, напряг слух и постарался по характеру походки определить личность нового посетителя. Шаги широкие, твердые, гулкие — он не мог не узнать старого друга, с которым они однажды разминулись на жизненном пути. Именно этот друг назначил Зейну встречу и, конечно, не без причины. Осталось лишь выяснить эту причину.

— Ас-саляму алейкум! — приветственно раскинул руки для объятий Саид и широко улыбнулся другу.

— Ва-аляйкуму салям! — поднялся ему навстречу Зейн и четырехкратно расцеловался с ним.

— Зейн! Мы не виделись целую вечность!

— Смотря что считать вечностью, — лицо египтянина озарила белоснежная улыбка. — Я очень рад тебя видеть, Саид! Присаживайся. Ты давно в Рио?

— Всего пару месяцев, — уселся Саид за столик и уложил рядом с собой дипломат. — Я переехал в Бразилию после второй женитьбы, у меня здесь дом и новые контракты.

— Я вижу, ты времени даром не терял. Я всегда знал, Саид, что ты далеко пойдешь.

— А ты? — поинтересовался в ответ марокканец. — Нашел смысл жизни?

— В поисках, — уклончиво ответил Зейн и сделал очередную затяжку.

— Не скромничай, о тебе ходят целые легенды как об одном из лучших сыщиков Рио.

— Эти слухи сильно преувеличены. Я не делаю ничего особенного, просто выполняю ту работу, на которую не остается времени у полицейских, заваленных протоколами и отчетами. Надо сказать, стоящие дела попадаются не так уж часто, к моему сожалению. И к счастью тех, кто не попадает в печальные истории.

Саид слегка занервничал — ему не терпелось перейти к делу, но правила хорошего тона и чисто мужская гордость не позволяли сразу метать все карты на стол. От Зейна не ускользнуло его душевное смятение.

— Помнишь, как мы были неразлучны в студенческие годы? — с ностальгическими нотками в голосе проговорил Саид. — Клялись друг другу в вечной дружбе, вместе радовались, огорчались и мечтали.

— Юность редко забывается людьми. Благословенное время, не знающее поражений и разочарований, — задумчиво изрек Зейн. — Вот только мы мечтали о разных вещах, Саид. Ты хотел стать отцом большого семейства, ради этого готов был учиться и работать день и ночь, чтобы та, которой посчастливится стать твоей женой, не знала ни в чем отказа.

— А ты все время проводил за какими-то странными книгами, — с легкой грустью вспомнил Саид. — Ездил в экспедиции, общался с людьми, которых дядя Абдул называл лжеучителями и приспешниками дьявола.

— Твой дядя всегда был ортодоксом, — рассмеялся египтянин. — Как сейчас его здоровье? А здоровье остальных твоих родных?

— Хвала Аллаху, они в добром здравии.

Между мужчинами ненадолго воцарилось молчание. После разлуки длиной в два десятка лет сложно найти общие темы даже с близкими друзьями.

— Зейн, — марокканец заметно посерьезнел, — я пришел к тебе как к другу, как к брату. Я пришел просить о помощи в таком деле, которое можно доверить только брату.

— Я внимательно слушаю тебя, Саид.

— Моя жена и дочь… пропали, — через силу отчеканил каждое слово Саид.

— Саид! Это очень серьезно, тебе лучше обратиться в правоохранительные органы и немедленно! — испуганно воскликнул Зейн.

— Нет, подожди, выслушай меня, — успокоил его друг. — Все не так, как кажется на первый взгляд. О, Зейн, это долгая история!

— Ради нее я готов провести здесь хоть весь день. Рассказывай, Саид, — Зейн сложил руки на груди и устремил на собеседника пристальный взгляд черных глаз.

— Моя жена… Жади, — начал Саид со сбившимся от волнения дыханием. — Моя первая жена, на которой я женился, вернувшись в Марокко… Она сбежала, Зейн. Сбежала и похитила нашу дочь Хадижу.

— Сбежала?.. Без причины?

— Нет, почему же, причина была. Все началось двадцать лет назад, Зейн. Я не был первым мужчиной у Жади — до свадьбы она отдалась бразильцу, которого даже спустя долгие годы не смогла вырвать из сердца.

Зейн размеренно кивал в ответ на слова старого друга.

— Ты представляешь, Зейн, что значит для мужчины стерпеть подобное оскорбление в первую брачную ночь?! Я спас ее, пролил свою кровь, чтобы Жади не забили камнями. Я думал… Я надеялся, что она полюбит меня. Не было на земле мужа более любящего, чем я. Но она не полюбила, — в зеленовато-карих Саида еле заметно заблестели самые искренние слезы. — Я оставался для нее тенью, невидимкой. Даже когда она была в моих объятьях, она вспоминала… того, другого. Я знал, чувствовал это. И прощал. Каждый раз прощал. Когда она обманом бежала на случайное свидание. Когда пренебрегала тем добром, которое я для нее делал. Когда тайком рассматривала фотографии из газет, с помощью которых я хотел доказать ей, что бразилец давно живет своей жизнью и не стоит ни капли ее внимания. Зейн, я не могу передать тебе, что значит любить пустую изнутри женщину. Знать, что ее сердце отдано тому, кто вытирал об нее ноги. Это убивало меня двадцать лет, Зейн, и я решил положить этому конец. Раз и навсегда. Я хотел убедиться, что мои подозрения в отношении Жади напрасны. Мы неплохо жили до этого десять лет, но… меня не покидало ощущение ее неискренности. Только столкнув ее с бразильцем лицом к лицу, я мог удостовериться, что Жади наконец стала моей.

— Так вот почему ты приехал обратно в Бразилию, — догадался Зейн.

— Именно! И самое ужасное, что я оказался прав в своих подозрениях! Худший из всех возможных сценариев воплотился в жизнь. Она танцевала для бразильца полуголая в развалинах, как последняя одалиска, а мне врала в лицо, что шла покупать танцевальный костюм и отдала свою одежду бедной женщине. Я полюбил самое лживое создание на свете, друг мой. И до сих пор люблю.

— Ты ослеплен страстью, Саид.

— О нет, не начинай свои лекции по философии! — раздраженно ответил марокканец. — Что может знать о страсти одинокий человек вроде тебя?

— Страсть — это все, что причиняет душе страдания. Но ты прав, не стоит сейчас отходить от темы. Продолжай.

— Я и в самом деле дошел до исступления. Когда этот бразилец дерзнул заявиться в Фес, я решил его проучить. На празднике я подмешал ему в питье снотворное, но его по ошибке выпил другой человек. Лукас струсил, — усмехнулся Саид. — Я видел в его глазах дикий испуг, страх за свою шкуру. Аллах, как он был жалок в этот момент! Он просто ничтожество, пустое место! Он думал, что я хочу убить его, и из-за этого прятался на крыше от моих людей. И сорвался.

— Саид! Эта история нравится мне все меньше и меньше, — покачал головой Зейн.

— С этого момента все окончательно пошло прахом. Жади требовала развода, а я не давал… Не мог. Не хотел отдавать ей Хадижу, и однажды они обе исчезли. Жади оставила записку.

Саид суетливо полез в дипломат и достал тоненькую папку. Дрожащими от нервного напряжения пальцами он извлек оттуда пару бумаг и фотографию.

— Вот, можешь прочесть. Не знаю, даст ли эта записка тебе какую-то информацию, но я на всякий случай решил принести.

Зейн задумчиво взял бумагу в руки и погрузился в ее изучение.

— Я долго думал, — продолжал Саид, — где Жади может спрятаться. В Рио у нее есть одна странная знакомая, бывшая невеста отца Лукаса. Они общались незадолго до побега, и я подозреваю, что именно эта женщина помогла Жади, но я не уверен. Я серьезно разговаривал с Леонидасом Феррасом, пока это не дало никакого результата. Возможно, если я ужесточу условия…

— Что еще ты взял с собой? — перебил его египтянин.

— Анонимное письмо, — Саид протянул ему еще одну записку. — Подброшено несколько дней назад к дому Мохаммеда. А это, — очередь дошла до семейного фотопортрета, — Жади и наша дочь Хадижа.

Зейн забрал у него фотографию. И вдруг строки, написанные торопливым, но красивым почерком, которые он только что читал, ожили и задышали. Зейн был уверен, что видит в глазах нарядной красавицы с портрета ту же самую боль, которую он неосязаемо почувствовал через послание. Женщина улыбалась, но лишь устами, взгляд же ее был печален. Он кольнул Зейна в самое сердце, обжег, опалил его душу, презиравшую низменные любовные страсти.

— Ну что, Зейн, ты согласен? — с лихорадочной надеждой спросил друга Саид. — Ты возьмешься за это дело?

Египтянин, помедлив пару мгновений, вернул все бумаги их хозяину.

— Прости меня, Саид, я не могу.

— Что?! Почему?

— Я не буду разыскивать эту женщину, — твердо повторил Зейн. — Она сбежала потому, что не видела иного выхода. Она не хочет быть с тобой, Саид, отпусти ее.

— Да как ты смеешь! — в глазах Саида сверкнуло разочарование вперемежку с обидой и яростью. — Как ты смеешь судить меня?!

— Я тебя не сужу, Саид. Я лишь говорю, что птица вырвалась из клетки, и я не буду помогать тебе возвращать ее туда.

— Ты… — сквозь зубы цедил марокканец. — Я считал тебя другом, братом, я открыл тебе душу! А ты говоришь мне такое!.. Ты предатель, Зейн, ты предал дружбу, которая была между нами, ты растоптал ее ногами. Знаешь что, недаром наши пути разошлись! Дядя Абдул был прав: человек, отошедший от традиций, как вырванное с корнем дерево — ни на что не годен. Такому нельзя доверять!

— Я смолчу на твое оскорбление, — спокойно произнес Зейн, с горечью глядя на старого друга. — Ради нашей клятвы.

— Нет больше никакой клятвы! Забудь обо всем, Саид Рашид для тебя умер!

Взбешенный Саид подскочил с места, схватил дипломат и стремглав ринулся к выходу. Зейн долго молча смотрел ему вслед, а перед глазами у него стояло лицо прекрасной женщины. Женщины, которую он ни разу не видел вживую и, вероятно, никогда не увидит, но которая потрясла его стойкое к женским чарам воображение всего парой наспех написанных фраз. «Какая ирония, — усмехнулся сам себе египтянин. — У каждого Ахиллеса есть пята. Кажется, я обнаружил свою».