Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Перед этим полнолунием волновались все: и Северус, и Лили, и Ремус. Это было не то волнение, от которого неприятно тянет в животе и потеют ладони, а такое особое, как накануне праздника, когда ты часами лежишь без сна и прислушиваешься к звукам из родительской комнаты: шуршанию обёрточной бумаги, негромким голосам, скрипу половиц… Ты одновременно очень хочешь заснуть, чтобы поскорее уже наступило завтра, и не спать как можно дольше, чтобы длить, длить это волшебное предвкушение, растягивать его, как последнюю плитку шоколада из подарочного набора…

Сев накапал сонного зелья своим соседям — как раньше, для вящего спокойствия. Лили просто молчком смылась вечером из спальни — небось, снова спишут на какие-нибудь амуры. Рем, кажется, был взвинчен больше всех. Ещё бы — если друзья вовсю и многократно уже нарушали школьные правила, то его ночные отлучки носили сугубо вынужденный и не то что разрешенный, а предписанный дирекцией характер. Покидать же самовольно — замок ли, Визжащую ли хижину — ему ещё не доводилось, и страх возможного наказания (Доверие Дамблдора! Напишут родителям! Исключат!..) мешался в нём с пьянящим почище огневиски предчувствием свободы, толкающейся в подушечки лап земли, вольного неба над серой макушкой… Смесь выходила поистине гремучей, и Рем места себе не находил всё воскресенье, настолько, что Севу пришлось накапать и ему — успокоительного, чтоб не дёргался и своей нервозностью не вызвал подозрений. Не сказать, чтоб сильно помогло, но, уходя с мадам Помфри, он уже хоть как-то держал себя в руках.

- А как мы выберемся из Хижины к лесу?

- Элементарно — Алохоморой. Рем же говорил, что дверь там — от волка, а не от человека.

- В браслетах?

- Конечно.

- А у Рема браслета нет! Он что — так до леса видимым и побежит?

- Отдам ему свой, а меня на снегу попробуй угляди.

- А куда мы их потом денем? Ну, в лесу! Не бегать же в них — не дай Мерлин, друг друга ещё потеряем…

- Мне кажется, я бы барсом учуял что тебя, что Люпина за сотню шагов. А он-то, волком, и подавно.

Лили надула губы, явно недовольная этим решением, но не подобравшая аргументов, чтобы возразить.

- В браслетах — не то, — наконец выдала она, так и не найдя формулировку. Не говорить же, что невидимость не даст насладиться красотой момента! Смешно же, право!

- Значит, без браслетов! — начал понемногу терять терпение Сев. — Зароем их в снег на опушке, а перед возвращением заберём!

- А вдруг потеряем?! Или звери какие-нибудь утащат?!

- Тебе тоже накапать? — бровь Сева изломилась, краем своим указывая на лестницу в спальню, где хранился ларец с зельями.

- Нет, но…

- Всё будет в порядке! — Сев взял её за предплечья и заставил посмотреть на себя. — Я тебе обещаю. Даю слово Северуса Снейпа. А если этого мало, то я пошёл за склянкой!

Лили улыбнулась, так до конца и не успокоившись. Сев и сам не был так уверен и непоколебим, как старался это показать, но его утешать было некому. Да и по здравом размышлении, ну кто будет следить за заброшенной, находящейся то ли на отшибе Хогсмида, то ли на опушке леса, хижиной, да ещё и пользующейся столь дурной репутацией, да ещё и зимней ночью, да ещё и перед понедельником?! Правильно, никто, так что отставить панику, мистер Принц-полукровка! Тебе ещё приглядывать за этими двоими в лесу — так что береги силы. И нервы.

Ночь была темной. Даже не так — не темной, а пёстрой, потому что бегущая в разрывах туч злая декабрьская луна с монетно-острым краем то кидала щупальце света на заснеженную поляну и кособокое сооружение на ней, то втягивала его обратно, отчего моментально становилось непрогляднее, чем до. В глазах рябило от этих проблесков призрачного голубого сияния, густых, постоянно меняющих очертания, теней, блеска снега, сменяющегося глубокой, обманчивой, скрадывающей объемы и расстояние синевой.

Так что, если какому-то досужему гуляке, засидевшемуся в «Кабаньей голове» и вознамерившемуся проветрить голову собственную на сон грядущий, и взбрело бы совершить полуночный променад мимо зловещей Хижины, то вряд ли он в этой кутерьме и мельтешении разглядел бы две быстрые текучие тени, мелькнувшие по заснеженному полю. А если бы и разглядел, принял бы их за часть причудливой игры света, так как подобных теней колыхалось вокруг без счета — от каждого куста, каждой торчащей из сугроба былинки, каждого валуна или кочки. Подумаешь — ещё две! Две — потому что третью тень не углядел бы не то что хмельной полуночник, а и недреманый соглядатай, не снабженный, разумеется, специальными магическими приборами.

Когда открытое пространство осталось позади, а путь лунным щупальцам преградили густо переплетшиеся ветви, серая тень плюхнулась мохнатым задом в снег, задрала голову и огласила окрестности переливчатым, исполненным восторга воем, как нельзя лучше дополнившим зимний ночной пейзаж.

«Сев, скажи ему, чтобы был потише! Вдруг Хагрид услышит?!»

Черная тень взволнованно переступила мягкими лапами и огладила бока хвостом.

«Да ну, мы далеко! Пусть душу отводит — он столько об этом мечтал!»

Не тень даже, но сгусток дымчатой снежной мглы пренебрежительно дёрнул круглоухой головой.

«Сев!..» — мысленный голос пророс нотками настойчивости, вызвав в памяти образ Петуньи.

«Ладно, сейчас я его угомоню» — пробурчал сгусток и подобрался перед прыжком.

В следующий миг серую тень сбило с ног прямо посреди особо проникновенной рулады, мохнатый клубок покатился между деревьев, распахивая снег широкой полосой, и, не успел он докатиться до третьего по счёту дерева, как пополнился метнувшейся в самую его середину чёрной молнией. Вспаханная полоса стала шире, клубок больше и пестрее, а раздававшееся из него многоголосое рычание ни гуляку, ни соглядатая не заставило бы усомниться, что там происходит настоящий смертный бой, а не дружеская возня.

Наткнувшись на пень, клубок распался, и вот три тени уже смотрятся тремя драконами, жарко дыша в морозном воздухе зубастыми пастями.

«Извините, ребята, это я от избытка чувств!» — даже мысленный голос Рема звучит покаянно, а широколобая голова склоняется вниз.

«Скажи ему, чтоб был поосторожнее!» — черная лапа трогает пепельный испятнанный бок.

«Сама скажи!» — лукаво улыбается Сев, блестя во тьме клыками.

«Ты же знаешь, что я не могу! Не могу транслировать ему, когда он волк, мы же пробовали!»

«Это ты человеком не могла, а попробуй сейчас!»

Лили, обреченно вздохнув, садится напротив Рема, смешно склонившего голову набок в попытках прислушаться, аккуратно обвивает хвостом застывшее в позе древней статуэтки туловище и пристально смотрит тому в глаза: желтыми в желтые.

«Рем, ты меня слышишь?»

Волчье ухо инстинктивно дёргается, хотя вовне не раздаётся ни звука.

«Слышу, Лили!»

«Ну вот, я же говорил! — беззвучно смеется, окутываясь пАром, Сев. — Потом наверняка и без зрительного контакта научишься. А теперь хватит зад в сугробе морозить! Давайте, кто первый до нашей поляны?!»

Тени превращаются в молнии, летят, несутся, стелятся посреди вмёрзшего в зиму леса, летят, несутся, стелятся за ними и вместе с ними три снежных вихря, летит, в безуспешных попытках догнать их, луна, отскоблившая себе наконец острым краем кусочек неба..

Хрустко-твёрдый наст крошится под мощными волчьими когтями, проседает под чёрными пантерьими лапами и лишь чуть вминается по следу серебристого ирбиса. Быстрее, быстрее! Ещё!.. Могучая звериная сила бурлит под шкурами, могучая звериная радость гонит вперёд молодые, переполненные энергией тела. Быстрее! Быстрее!..

В хижине лесника здоровенный кудлатый пёс неизвестной кинологам породы отползает задом к пылающему очагу, сминая полосатый домотканый коврик, и, стыдливо отводя от хозяина глаза, прячет брыластую морду в лапы трогательным щенячьим жестом, столь неуместным у такой громадины.

- Что, Хват, боишься? — басит бородатый великан, прихлебывая чай из полуведерной цветастой кружки. — Не бойся… Это звери играют. Много в нашем лесу зверей, хорошо им тут. Вот и луна выглянула, зверюшкам на радость…

Из глубины заповедного леса доносится торжествующий, напоённый радостью бытия, волчий вой.