Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Время остановилось. Не тянулось бесконечной пружиной, не липло к пальцам магловской жвачкой — просто стояло на месте, как отзвеневшие и оттикавшие своё часы. Северус по-прежнему не показывался. Лили больше не пыталась соваться в Выручайку, но очень переживала первые дни, как бы он с собой чего-нибудь не натворил. Все эти его прощания, учитывая импульсивный характер Сева, вполне могли знаменовать очень неприятные и опрометчивые решения. Её успокоил Рег, каким-то боком то ли просочившийся в волшебную комнату, то ли отловивший затворника на входе или выходе. Как именно ему удается контактировать с Северусом, он не раскрывал, только неловко хмурился в ответ на Лилины расспросы и доносил строго дозированную информацию: дескать, всё в порядке с ним, жив-здоров, не волнуйся.

О чем они говорили ещё, помимо этих самоочевидных вещей, и говорили ли вовсе, он так и не раскололся, хоть и явственно страдал под испытующим взглядом Лили, разрываясь между клятвой и дружеским долгом.

Вечера были самым паскудным временем — когда перестаешь носиться, как белка в колесе, постоянно держа занятыми мозги и руки, и жадная пустота, крадучись, подбирается из углов, накатывает волнами, норовит высосать из тебя душу, как заправский дементор. Будто приснопамятное бардо выбралось из своего вечного «между», сбежало из её снов и теперь подстерегает её всюду, куда ни повернись. Оно ещё и внутри поселилось, облюбовав пробитую первым этапом их расставания дыру. С ней дела обстояли ещё хуже, чем по-первости, потому что теперь не оставалось даже надежды на надежду.

Лили понимала, что так дальше попросту нельзя, с этим надо было что-то делать, чтобы не слечь пластом окончательно и не двинуться умом. Чтобы не лезть на стены, цепляя взглядом сплетенный для неё ловец, глядя на подаренную им, а теперь несправедливо заброшенную гитару, натыкаясь на бисерные пометки и пояснения в её конспектах, чтобы не раздирать себе мозг и душу обидой, разочарованием, злостью и нескончаемым, ультразвуковым «Почемууууу?!»

Потому что. Вот так оно повернулось — и с этим надо как-то теперь жить. Собиралась же она начинать «жить дальше»? Самое время начать.

Аннабэль полностью поддерживала эту блещущую новизной идею.

— Как бы тебе ни вылось и ни скучалось, как бы тебя ни накрывало вечерами, но согласись, по здравом размышлении, гораздо лучше, что это произошло сейчас. А не, допустим, спустя лет пять, когда у вас были бы уже общий дом, быт и пара-тройка детей. А оно бы произошло, ты ведь понимаешь? Он сам сказал, что ему нужно только, чтобы было по-его, разве нет? Ну и как ты себе это представляешь? Ты же тоже норовистая, если прижмёт, а прижало бы при таком раскладе непременно, это просто в хрустальный шар не смотри! Так что, как ни крути, а ничего бы из этого не вышло. Выдыхай, моя хорошая, и летим дальше!

— Из меня плохой советчик, — вторила ей Фиона. — Да и не люблю я советовать: не последуют твоему совету — вроде как, зря воздух сотрясала, а последуют — может нечаянно выйти ещё хуже. Но мне больно на тебя смотреть. Нельзя же бесконечно вот так маяться! И потом, он же сам поставил последнюю точку, сам решил за вас обоих, а особенно — за тебя, как тебе, якобы, будет лучше. Значит выключаем эмоции и смотрим здраво. Извини, но по всему выходит, что не стоит оно того, и я думаю, надо прекращать цепляться за желание вернуть его в личное пространство, раз он сам не стремится туда вернуться. Эта сказка была чудо как хороша, но она закончилась. Надо либо начинать признавать это и хоть как-то на что-то переключаться, как это ни трудно, либо... Либо ты завалишь ТРИТОНы, подорвешь здоровье и рискуешь закончить в Мунго, как его несчастная мать. Так что по-хорошему, родная, надо отвыкать. Отпускать. Жизнь не закончилась, Лили, как бы тебе ни казалось сейчас, что это именно так.

«Летим дальше», «жизнь не закончилась» — всё это были прекрасные, жизнеутверждающие и, наверное, правильные слова, которым не так-то легко последовать. Дыра шевелила щупальцами обосновавшегося там бардо и издевательски хохотала.

Лили всегда считала себя здравомыслящей, оптимистичной и очень сбалансированной личностью — устойчивая психика, сангвинический темперамент, позволявшие из любых передряг выходить легко и не теряя почвы под ногами. Но выяснилось, что это всё были не передряги — или она оказалась не такая непотопляемая, как неизменно о себе думала.

Сложно не утонуть, когда просто не можешь спать по ночам. А если можешь, то просыпаешься ни свет ни заря день за днём, задолго до выставленного к завтраку и урокам Темпуса. С несущимся вскачь сердцебиением и подрагиваюшими руками. И сосредоточиться не можешь — ни на уроках, ни вообще. Раньше она всегда прекрасно успокаивалась чтением — а теперь ловила себя на том, что скользит глазами по строчкам, не осознавая написанного, возвращалась к началу, снова пытаясь вчитаться — и всё повторялось. Подводила и память: она забывала, собрала ли сумку с вечера, не помнила расписания предметов, находила свои вещи в совершенно неожиданных местах и не могла восстановить, как клала их именно туда. И это длилось и длилось, не заканчиваясь ни через день, ни через неделю.

Лили понимала, что и правда так долго не протянет, как понимала и беспокойство подруг. Всё соблазнительнее становился вариант повернуть этакий воображаемый вентиль, чтобы раз и навсегда перекрыть кран, по которому раньше струилась любовь, а теперь через него же из неё утекали и утекали силы, адекватность, здравый смысл и вообще она сама. Взять и перекрыть, перестав страдать и маяться, не спать и не жить, час через час реветь и барахтаться в душном бардо.

Но так не могут даже волшебники — разве что запустить самой себе в темечко Обливиэйтом, но этот метод казался ей чересчур радикальным и небезопасным. Не хотелось остаться беспамятной, пускающей слюни дурой — да и забывать Сева, забывать всё то, что у них было — не хотелось. Выкорчевать из себя эту историю, значит — вырвать вместе с ней половину детства и всю юность, забыть безумный полет на фестралах и не менее безумное путешествие через всю Британию, вычеркнуть обустроенный его руками «Наутилус» и впервые получившийся у неё — под его одобрительным взглядом — Люмос, изничтожить первый и последний Святочные балы и все, сколько их было, полнолуния, Самайны и Бельтайны… Включая и два последних.

Сев так глубоко и крепко пророс в неё, так переплелся корнями со всем ей дорогим и важным, что извлечь его оттуда, оставив в целости всё прочее, не смог бы и самый талантливый менталист. Да и вообще она хотела помнить. И хотела, чтобы перестало болеть.

Эти два желания поначалу казались абсолютно взаимоисключающими, но с каждым разом, как она, накинув на кровать Заглушающее, чтобы снова не беспокоить подруг, упоенно рыдала в скомканную и стиснутую подушку, из неё вытекала вместе со слезами какая-то капелька. Капелька боли, капелька Сева.

Так, мало-помалу — не разом, как от перекрытого крана, а постепенно, по чуточке вычерпывая, осушая море, всё больше отпускало. Потому что невозможно находиться в том состоянии, в котором пребывала она, слишком уж долго. Или перегорят пробки — или перегорит что-то другое. Вот оно и начало.

Постепенно, мало-помалу, с неизбежными откатами и рецидивами, но начало. В двадцатых числах она сама предложила Люпину побегать с ним в полнолуние — последний же раз! Больше необходимости притворяться, строя из себя оборотня, которого уже давно нет, не будет. Как не будет и совместной бешеной гонки по знакомым тропинкам Запретного леса.

Рем согласился с радостью, Фиона даже не намекала о совместной вылазке, понимая, что подруге куда необходимее хорошенько проветрить голову, чем ей провести один из многих совместных вечеров с женихом, но Лили позвала и её — и они по очереди катали крохотную наездницу на спинах — черной и серой — по всем-всем-всем памятным местам. Фестралы, правда, не вышли к ним на поляну. Лили не винила чувствительных эмпатичных созданий — она бы и сама к себе не вышла, будь её воля выбирать.

Но она старалась. Все изыскавшиеся в ней силы клала на то, чтобы переставать быть унылой размазней с голодным вакуумом внутри. На то, чтобы как-то переварить всё малосъедобное и, по заветам соседок и собственной жалкой мудрости, еле шепчущей из-под завалов, жить дальше. Да, не веря больше в сказки про верных рыцарей и прекрасных принцесс, но жить.

И очень часто в такие моменты рядом с ней оказывался Поттер. Без своего вездесущего благородного «близнеца», без всегдашней нахрапистости и нахальства, предупредительный и заботливый ровно настолько, чтобы она не чувствовала себя тяжелобольной, вокруг которой ходят на цыпочках. А чувствовала принцессой — да-да, в которых больше не полагалось верить, если, конечно, сама захочет.

Лили не хотела. Принцессами и их восхищенными паладинами она была сыта по уши и ясно давала понять, что предлагает дружбу и только дружбу. Поттер кивал, блестел очками, принимая правила игры, и тут же снова тащил ей стакан или тарелку с чем-то особенно вкусненьким, укрывал плечи залихватски наколдованным пледом, когда они сидели у воды, шутя и каламбуря снимал с полок нужные фолианты в библиотеке, где она делала теперь уроки, и так же, с шуточками, ставил их обратно — когда палочкой, а когда и руками, вскакивая для этого из-за стола и ловко жонглируя неподъемными томами. Лили немного сердилась, но всё больше смеялась — шутил он и правда весело, с ним было легко, и дыра на время даже переставала изводить её гулом и свистом. Не затягивалась — пока нет, но из Поттера получался вполне неплохой пластырь, чтобы хотя бы маскировать эту зияющую пустоту.

Так она и относилась к нему — как к пластырю, как к заплатке, устав беспокоиться о чужих переживаниях и чувствах. Всех всё устраивает, разве нет?

Он всё чаще появлялся и в синей гостиной, в которую постепенно вернулись музыкальные вечера. Пусть теперь и без патефона, и без шипящего звука старых заезженных пластинок, зато с гитарой — и пальцы вновь ныли, как в самом начале, успев сбросить натруженный ороговевший слой.

Аннабэль косилась на гриффиндорского охотника неодобрительно, не в силах забыть ему Линь, Фиона украдкой вздыхала, Рем отмалчивался и прятал глаза. Но все сходились на том, что живая, поющая и смеющаяся Лили куда лучше той бледной тени с глазами на мокром месте, что была явлена им в последний месяц, поэтому Поттера терпели, а он словно бы и не замечал некоторой напряженности, вызванной его присутствием. А может, и в самом деле не замечал — ведь он и правда был легким. Терьер, вспоминала Лили свою давнюю характеристику, данную очкастому спортсмену в незапамятные времена. Что ж, терьер сейчас был как нельзя более кстати.

Нет, ничего «этакого» она не хотела ни от него, ни от кого бы то ни было другого — совсем и напрочь. И, как девушка начитанная, прекрасно знала, что клин клином вышибать — вообще паршивая идея, а в отношениях — особенно. Не залечив ран, не пережив и не выплакав, не придя к равновесию, не поднявшись с колен.

Порой, лежа в темноте под пологом, она пыталась нафантазировать, дорисовать случайный воображаемый профиль на соседней подушке, представить, какой она будет — её дальнейшая жизнь с кем-то, кто придет когда-нибудь потом. И он упорно не дорисовывался, никакой. И никакого потом не представлялось — наоборот, хотелось взвыть в бархатный небосвод: «Кто?! Ну кто может быть после тебя?! Вместо тебя?! Кто?!..»

Поэтому она ничего не загадывала, ничего не додумывала, никого не ждала. Просто надо было чем-то занять вечера, чтобы не устраивать очередной сеанс самоедства, чтобы снова не пялиться в бархатную пустоту, раз за разом упрямо стирая столь же упрямо проявляющийся на подушках профиль. Хищный, тонкий, горбоносый профиль, которого на её подушках больше не будет никогда.

А Поттер старался, Поттер был пластырем, Поттер, распахнув глаза за своими очками, слушал, как она пела, и носил ей печенье, и укрывал пледом, и подавал руку, и балагурил, и улыбчиво кивал, когда она заводила речи про друзей. Совсем как терьер, умильно внимающий хозяйскому многословию — то ли понимает, то ли нет, но бьет хвостом и улыбается во все зубы.

До экзаменов оставалась неделя, когда Лили поняла, что, скорее всего, ТРИТОНы всё-таки сдаст.

________________________________

Примечание

Затворник от Vizen:

https://postimg.cc/TKbJVTZs

С Регом от Lilyhbp (правда, курит здесь почему-то Рег, а не Сев, что, имхо, дичайший ООС, но картинка красивая):

https://postimg.cc/cgFRxCnv

«Пластырь». Байку травит, поди:

https://postimg.cc/47Dz7VnS