Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Лили стыдно было быть счастливой.

Когда летними вечерами они сидели на нагретом крыльце и пускали наперегонки колечки, наблюдая за шныряющей над макушками деревьев за рекой Нимуэ, когда по утрам она пила умопомрачительно-душистый чай, что заваривал к её пробуждению Сев из собственноручно собранных и высушенных трав, когда знакомый мороженщик, ещё больше сморщившийся и постаревший, зазывал их к своему лотку и всё норовил всучить им по порции «запросто так, ребятки», умиляясь, как быстро они выросли и повзрослели — Лили ощущала почти неприличное, яркое и безоблачное счастье. Но всякий раз, стоило ей поймать себя на этом чувстве, как тут же набегали тучи стыда и тревоги: как она может, какое право имеет быть счастливой, наслаждаться своим свежеиспеченным семейным уютом и простыми житейскими радостями, когда едва ли не каждый день по всей стране гибнут люди.

Вот они с Севом идут, обнявшись, в синих акварельных сумерках к дому — своему дому, а у кого-то, может быть, ровно в этот самый момент дом исчезает в снопе искр и реве пламени, вырвавшемся из недрогнувшей волшебной палочки. Вот она, смеясь, ест мороженое, за которое они, конечно же, заплатили, тайком оставив на краю прилавка золотой соверен, и Сев снова считает капли — отдельно те, что, как бы она ни береглась, падают на крылатую рубашку, отдельно — те, от которых удалось увернуться, а из кого-то вот так же, по каплям, сейчас утекает жизнь. Вот Сев, выпустив дым, заставляет его принять форму парусника, деловито и плавно скользящего над забором, а чей-то забор, чью-то крышу венчает оскаленная призрачная, точно сотканная из болотного газа кошмарная метка, знаменуя очередную победу зла…

Солнце счастья скрывалось за этими тучами и стеснялось показываться вновь. Потом неунывающий юный ветер разгонял непогоду, и счастье опять лучилось, беспечно озаряя её своим светом — до следующего непрошенного «а кто-то сейчас…», до следующей тучи.

Особенно изводило то, что окунувшись в это самое счастье, она словно забросила, спрятала «на потом» то главное, единственно важное дело, осознание успехов которого и помогало держаться на плаву всё это время. «Я ничего не делаю! Ничего из того, что должна бы делать, приближая конец этого ужаса» — терзалась Лили, отмеряя дни и недели, как на зельеварческих сверхточных весах. Вот уже полгода прошло с уничтожения последнего добытого хоркрукса, вот семь месяцев, почти восемь… Каждый из этих месяцев слагался из чьих-то разушенных домов, поломанных судеб, отобранных жизней.

- Лилс, ну пожалуйста, хоть летом-то отвлекись от этих твоих мыслей! Сколько там осталось того лета, Лилс! Ты как будто не со мной сейчас, не здесь… — увещевал Сев в минуту очередного «циклона», позабыв раскачиваться и перевесившись со своей качели к её.

Лилина качеля не двигалась уже давно, а она сама, застигнутая вновь набежавшей «тучей», упрямо и расстроенно смотрела в линялое ситцевое небо, будто желая углядеть там ответ.

- Да-да, прости… Я просто… Столько времени потрачено впустую, ты понимаешь, Сев?

- Нет, не понимаю! Мы и так делаем всё возможное, дай ты себе пожить спокойно хоть немножко! И мне заодно… — прибавляет он тише, и Лили гонит от себя тучи, гонит навязчивые мысли, старается улыбаться — теперь ей стыдно ещё и перед Севом, ведь он совершенно не виноват, что ей не живется спокойно, пока вокруг неё — возможно, совсем рядом с ней — сейчас творится то, что она может и должна остановить. Должна — и значит, может.

Качели, протестующе провизжав, снова начинают взлет — как когда-то, как в детстве. И совсем по-другому, чем в детстве. Если тогда, в десять лет, бездумно раскачиваться, подобно малолеткам, казалось зазорным и несолидным, то теперь — уже можно. Уже слишком поздно, уже ни один подслеповатый мороженщик не примет вас за малышей, а значит — уже можно. И, как и прежде, с ней рядом Сев. Тоже точно так же, как тогда — и тоже совсем-совсем иначе.

- Спорим, я выше? — подзадоривает Лили, складываясь пополам и, пружиной разгибаясь, гонит истертую доску прямиком к ситцевому небу.

- Это мы ещё посмотрим! — принимает вызов Сев, «пришпоривая» своего «конька» добрым магическим пинком.

- Эй, так нечестно!.. — хохочет Лили — уже почти что ни капельки не притворяясь, ведь счастье только и ждет, чтобы выскочить из-за сизого лохматого края и щедро окатить её с головы до ног.

- Ещё как честно! — пыхтит Сев, ещё больше разгоняя утлый скрипучий снаряд.

Качеля, задыхаясь, хрипит, Сев ругается, посылая заглушающие в каждый из ржавых шарниров, Лили хохочет, захлебываясь от счастья…

И вот лето кончилось. Кончилась и сентябрьская суета, неизбежно сопровождающая новый учебный год, новое расписание, новые лица в гостиной. Дальше тянуть уже просто нельзя. Нужно разобраться наконец с последним оставшимся вместилищем злобной расколотой сиротской душонки. Нужно найти его, медальон Слизерина, последнюю «консервную банку», последний хоркрукс.

Лили пересмотрела этот сон, наверное, с десяток раз. Выучила расположение каждого сталагмита вдоль черных шершавых стен потаенной пещеры, чуть не по головам пересчитала поползших из воды инферналов, перестала пугаться при взгляде на мертвую, почерневшую руку Дамблдора. Поттер-сын-Поттера снова лихо использовал Сектумсемпру, но безбожно тупил, позабыв про заклинание огня. В первые разы Лили не могла удержаться, чтобы не кричать, не подсказывать, не пытаться колдовать за него, за бестолкового Поттеровского сына — её сына. Потом — уже просто наблюдала, запоминая порядок действий.

Но, даже выучив этот сценарий наизусть, она не получила подсказку: где искать эту никому, кроме Тома Реддла, убитых им маглов и нерожденного сына Поттера, не известную пещеру. Наивно было надеяться, что в её времени и реальности Дамблдор обладал этим знанием. А больше спросить было некого.

Аппарировать же наугад, по неверной, искаженной вибрациями бардо картинке… Как ни старалась деревянная пантера, достаточной для перемещения четкости она обеспечить не могла. Это вам не Регулусовы, предельно четкие, специально хорошенько для них отпечатанные воспоминания, не оттиск из памяти Тэда Тонкса с родным, любимым, изученным до каждого гвоздика домом. Это — вещий и совершенно непонятный сон, где зеленоглазый проводник оглушительно фонил неуверенностью, страхом и своими привычными помехами, будто внутри него прятался ещё один хоркрукс. Если бы Регулус, перелопативший по этой теме все доступные издания из коллекции Блэков, не утверждал клятвенно, что сотворить хоркрукс из живой одушевленной материи невозможно и немыслимо, Лили бы подумала именно это. А так… просто смирилась, принимая рябь и мушки «белого шума» как данность. Даже стоя с ним рядом — на крошечном пятачке посреди бушующего моря — не удалось откалибровать картинку до приемлемой чистоты, так его собственные эмоции катализировали рожденные бардо помехи и наоборот.

В общем, аппарировать с такими вводными было чистой воды безумием, но они, разумеется, всё-таки попробовали. Октябрьским полуднем, улизнув с субботней прогулки в сторону Воющей хижины.

Северус был против. Едва увидев то, что предлагалось взять за ориентир (а показать ему эту несчастную скалу можно было только глазами Поттера, иначе в поле зрения неизбежно попадал он сам), парень расфыркался и предложил убиться каким-нибудь менее изощренным способом. Но Лили была непреклонна и безутешна, и, конечно же, рано или поздно он сдался и уступил, категорически настояв, что аппарировать их обоих будет он, как более продвинутый в менталистике и, что неразрывно связано, в аппарации.

И, возможно, поэтому они не убились — ни изощренно, ни как-либо иначе. В последний момент, когда мир вокруг расщепился, как при обычной, палочковой, притом — весьма неумелой трансгрессии, зависнув в этаком половинчатом положении, в котором одинаково прозрачным и призрачным кажется как пункт отправления, так и точка прибытия, не приближаясь и не удаляясь ни на шаг, Северус невероятным усилием воли и магии сумел повернуть назад из этой застывшей двойственности. Вытащил Лили, вывалился на мокрый бурый опад сам, целый и невредимый, истинно чудом избежав расщепа по примеру располовиненной реальности.

Вытащил, поднял с земли, отряхнул от налипших кленовых листьев, буркнул «В пизду такие эксперименты» и никогда больше не возвращался к этой теме, чем пролил на Лилины душевные терзания немало Умиротворяющего бальзама. Ещё бы: придумала самоубийственную глупость, чуть не завершившую все их поиски самым трагическим образом, подбила на эту глупость его — при желании, он много чего мог бы ей по этому поводу сказать. Но он не сказал, и Лили была ему очень благодарна.

- Одно мне в этом всём совершенно ясно: эта проклятая пещера в Британии, — поделилась она однажды, когда решилась снова «потыкать палочкой» волнующий её вопрос.

- С чего ты взяла? — подпустил скепсиса парень, аккомпанируя себе бровью. — Такое море и скалы могут быть где угодно на Севере — хоть в Норвегии, хоть в Исландии. А Реддл, если он и верно так крут, чтобы пачками создавать хоркруксы и придумать эту мордредову западню со своими метками, вполне мог осилить перемещения, не ограниченные препятствиями в виде открытой воды.

- С того, что Дамблдор рассказывал этому гриффиндорцу, с которым отправился добывать медальон, будто Реддл водил туда детей из приюта, — Лили было до тошноты противно пусть не врать, но откровенно недоговаривать Севу, всячески обходя острые «рифы» в виде всего семейства Поттеров и её к ней причастности. — Даже если представить, что он постиг азы беспалочковой магии ещё в детские годы, вряд ли бы он смог перенести туда не только себя, но и парочку перепуганных маглов. К тому же, ещё Дамблдор сказал, что приютские дети проводили лето недалеко от этого места. Их вывозили туда к морю. Не думаю, что магловское правительство оказалось столь щедрым, чтобы оздоровлять сирот иноземными морями.

- Аргумент… — Бровь, сделав одобрительное сальто, вернулась на предназначенное ей природой место. — Но побережье всё равно слишком большое. Не знаю, сколько нам понадобится лет, чтобы облететь и досконально изучить каждый его ярд.

- Если больше ничего нельзя сделать, придется… — Совесть снова накинулась на Лили, норовя загрызть насмерть — вот начали бы летом, глядишь, уже полдела осталось бы позади.

- У меня есть идея получше, — усмехнулся Северус, подцепляя её покаянно склоненную голову за подбородок на уровень своих глаз. — В следующем месяце мы прогуляемся в приют Вула и посмотрим, есть ли там, кому поворошить память. А уж если и эта ниточка оборвется, что ж делать, будем изображать чаек, паря над прибрежными скалами. Надо бы заранее потренироваться так же противно орать, а то, боюсь, они не примут нас за своих.

- Так ты согласен?! — Лили была почти уверена, что он откажется, забракует эту её нелепую идею как напрасную трату времени, а он… — Сев, ты чудо!

- Скажешь тоже… — польщенно потупился он, морально готовый не только облетать всю береговую линию, но и проползать на четвереньках — ведь иначе не видать Лили покоя, как своих ушей! — Разве что твоё…

Вот. Уж что точно чудо, так это то, что теперь он мог, имел право ей это говорить.

________________________________

Примечание

На качелях от Lilyhbp:

https://postimg.cc/vg1WFvNc

Крылатые качели летят, летят, летят…

https://postimg.cc/VrSHGn9F

И ещё качельки, видимо — приземлившись)

https://postimg.cc/hQTThtgn

Грустная Лилс на качельке:

https://postimg.cc/GTGgrR58

Иллюстрация к канону и Лилиному сну от Caladan:

https://postimg.cc/r0vZvsQ2