Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

- Я снова видела тот сон, Сев. Сегодня.

- Тот самый?! А я надеялся, что это прекратилось…

- Я тоже, с лета ни разу не было…

- С лета?! Было ещё и летом? Почему ты мне не сказала?!

- Не знаю… Он приснился, когда я была в Дорчестере, перед самым отъездом, а потом — как-то сразу всё закрутилось: лекарство для Рема, подготовка к школе…

- Так ты поэтому тогда заводила все эти разговоры — о призраках, о смерти?!

- Ну… да… Я много думала об этом. Но в тот раз ничего такого во сне не случилось — мне удалось остановить его в самом начале и проснуться. Ещё и поэтому не сказала — толком и не о чем выходило, я же подумала, что справилась.

- То есть, онейромантия работает? Ты научилась управлять снами?

- Отчасти. Тогда я заставила себя выпрыгнуть из сна, не досматривать до конца. А сегодня пошла дальше…

Лили бросилась в долгожданный и пугающий её рассказ, как в колодец — задержав дыхание и едва не зажмурившись. Все по кирпичику выстраиваемые ночью схемы и планы развеялись в пыль, и она ухнула в омут импровизации. Впрочем, основная часть того, что она говорила, в коррекции не нуждалась — Северус, буквально не дыша, слушал про остановленное время, про застывшего красноглазого злодея с воздетой палочкой, про заплаканного младенца в кроватке и про взрослую Лили, глядящую из зеркальной глубины. Только один раз он прервал её вопросом:

- Как думаешь, если бы ты выбросила в окно того урода, что-нибудь бы изменилось?

- Вряд ли, Сев, — с огорчением призналась Лили, которой и самой не раз приходила в голову подобная мысль. — Это же только сон, пусть и необычный. Даже если это и правда какое-то видение будущего, то просто картинкой, как в кино. Ты же не можешь повлиять на происходящее на экране — или на чужие воспоминания, когда смотришь их в чьём-то разуме…

На этом месте она подумала, что, вместо долгого и не передающего всех деталей повествования, следовало бы просто пустить Сева к себе в голову, чтобы он всё увидел сам — это было бы правильным и честным ответом на его доверие и вчерашнее признание о приобщении её ко всем его тайнам. И она бы непременно так сделала, если бы не раскинувшая руки фигура в полосатом свитере у подножия лестницы. В силе своей окклюменции Лили была вовсе не уверена, в отличие от ментальных способностей Сева. А он, не зная, что ему уготовано смотреть не весь «фильм», что есть лакуны, не предназначенные для его взгляда, старался бы вовсю, чтобы облегчить задачу самой Лили.

Поэтому приходилось говорить — тем более сбивчиво, чем ближе она подбиралась к так волнующему её моменту. Хвала Мерлину, Сев списывал её косноязычие на волнение и страх, и в глазах его читалась гремучая смесь из жалости и сочувствия, что ей приходится снова это переживать, и твёрдой решимости узнать всё до конца — потому что это необходимо.

Когда Лили, спотыкаясь и повторяясь, добралась в своём рассказе до «света в конце тоннеля», то бишь — до лестницы после тёмного коридора, Сев второй раз прервал её:

- Погоди, а где всё это время был твой… муж? — он явно старался «держать лицо», произнося это слово, но вспыхнувшие уши предательски заалели из-под чёрных прядей — любимую треуголку в спешке он оставил в Зале на столе.

Тут Лили прорвало. Всё напряжение той ночи — сначала дикий вымораживающий ужас, с которым она ворочала тряпочно-податливое и одновременно деревянно-неживое тело, обессиливающее облегчение при виде не того лица, потом изматывающее возвращение через безвременное ничто, последние часы, проведённые в лихорадочных и хаотичных раздумьях и наконец этот его вопрос — рванулось наружу лавиной и моментально залило щёки, закапало с подбородка, затуманило глаза… Говорить она при этом продолжала, мимоходом отмечая панику на лице Сева:

- Он был там, у лестницы… лежал — мёртвый… как кукла, как манекен… в самом низу, словно не пускал…

Руки Северуса обхватили её плечи, слёзы моментально впитались в мягкую, пропахшую зельями ткань, острый подбородок упёрся в макушку — он будто прятал, втягивал её в себя,

защищал, закрывал, укутывал её от всего мира, от всех невзгод, от её страхов — как непременно делал бы и там, тогда, намертво встав у лестницы… Только там был не он. И это воспоминание моментально отрезвило её, вернув на возводимые полночи рельсы.

- Я не смогла подойти близко… Не разглядела… Не смогла… — продолжая всхлипывать, выдавила из себя Лили.

Никакие пальцы крестиком, никакие детские невинные ухищрения не помогали от ощущения себя запачканной, испятнанной, насквозь испорченной гадиной, открыто совравшей лучшему другу. «Так надо… так надо!..» — мысленно твердила, как заведённая, Лили, ещё глубже зарываясь в вылинявшую ткань, упираясь лбом в ключицу, ощущая кожей биение пульса — бешеного, как и у неё самой. Как она была благодарна Севу за его объятия — ведь, глядя ему в глаза, решиться было бы куда труднее. Его голос, казалось, раздавался со всех сторон: она слышала его ушами — точнее, одним ухом, не притиснутым к горячим и твёрдым рёбрам, она чувствовала его теменем, он вибрировал прямо у неё в голове…

- И не надо! Не надо было!.. Нечего там смотреть… Тебе и без того… Ну не надо… не плачь… Это только сон… Я сделаю всё, чтобы он не сбылся! Этого не будет, клянусь! Я не оставлю тебя, не брошу! Всё будет хорошо!.. Я защищу тебя — всегда, от всего, слышишь?! Всегда!..

«О, Мерлин!.. — проносилось в воспаленном мозгу. — Он даже мысли не допускает, что там, под лестницей, мог лежать не он! Что не он жил в одном со мной доме, не он делил со мной жизнь! Что не он погиб, защишая меня, защищая того ребёнка! Он думает, что я не разглядела причину смерти, а не её жертву!.. Какая же я скотина!.. И как же я сделала правильно!..»

Иссякшая было лавина прокатилась через неё с новой силой, но теперь уже Лили рыдала от облегчения, судорожно вцепившись в мантию Сева, вжимаясь лицом как можно крепче, с каким-то даже наслаждением погружаясь в пучину слёз. Они вместе — они обязательно что-нибудь придумают, со всем справятся, всё победят…

Ни Сев, ни Лили не могли бы сказать, сколько прошло времени, прежде чем они отлепились друг от друга, одеревеневшие от напряжения руки расслабились, а всхлипы утихли. Неверными движениями, с третьей попытки Северус наколдовал воду — палочкой, не полагаясь сейчас на какое бы то ни было сосредоточение — и Лили застучала о созданный из пробирки стакан зубами. В него же, как в трубу, произнесла:

- Давай я покажу тебе, что было дальше, — теперь, обретя уверенность, ещё чувствуя себя в кольце твёрдых надежных рук, она очень хотела хоть чем-то отплатить ему. Открыть Севу свои воспоминания — меньшее, что она вообще могла сделать. Что должна была бы сделать с самого начала. Словно напитавшись силой, перелитой в неё другом, она знала, что способна удержать картинку в задуманных рамках. Да и как говорить о финале своего путешествия словами — не очень представляла, ведь слов там, где она оказалась, и в помине не было.

- Может, не стоит, Лилс? Снова к этому возвращаться, а? Мне… мне смотреть на тебя больно… А ещё и показывать — это же снова туда прямо…

- Стоит, Сев. Там дальше ничего такого уже не будет. Но не менее страшное и непонятное — просто по-другому. Ты должен узнать всё — и потому что просто должен, и потому, что мне нужен твой совет. Сама я так и не смогла понять, что это было.

- Хорошо. Если ты так хочешь — хорошо. Только… я не уверен сейчас в своей концентрации — хватит ли на долгий сеанс…

- Я сама тебе покажу, не бойся, — тут же ответила Лили — так было даже лучше, так риск выскакивания кадра с «дохлым Поттером» буквально сводился на нет. — Ты только лови. Это ни на что вообще не похоже, может, хоть ты разберёшься…

И вместе со сновиденной Лили Северус сделал шаг к двери и захлебнулся в ощеломляющем, стирающем все понятия и рамки ничто.

____________________________

Примечание

Немножко объятий

https://postimg.cc/Q93S2fM2

https://postimg.cc/Y4gbD5tN