Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Примечания:

Курсивом выделены прямые цитаты из седьмой книги, глава «История Принца», боги его знают, какой перевод.

В тени деревьев, скрестив ноги, сидели друг напротив друга двое детей. Растрёпанный длинноволосый мальчик в нелепой рубашке и девочка с рыжей косичкой, безжалостно смявшая оборчатый подол платья, чтобы засунуть его под коленки. Разговор шёл о магии…

- А что, есть разница, магглорождённый ты или нет?

Снейп заколебался. Его горящий взгляд скользнул во мрак деревьев, подальше от светлого личика и тёмно-рыжих волос.

— Нет, — сказал он. — Нет никакой разницы.

Но от Лили явно не укрылась его заминка, и обостренное чувство справедливости тут же бросилось ей в лицо жаркой кровью:

— А мне показалось, что есть. Ты можешь повторить свой ответ, глядя мне в глаза?

Мальчишка вскинулся, черные глазищи распахнулись, как блюдца, на щеках тоже проступил румянец — не сплошной яркой краской, как у рыжей, а неровными розовыми пятнами на скулах и, почему-то, на носу.

- Для тебя — нет никакой разницы! В тебе же куча магии! Я видел! Всё время, когда наблюдал за тобой…

Едва унявшийся пожар на щеках Лили занялся с новой силой: ей было и лестно, и немного стыдно, что она стала объектом столь жадного и при этом тайного внимания — «Как у Дюма! Как графиня де Монсоро!» — мелькнуло краешком сознания, но так же быстро и ускользнуло. Сейчас её больше волновало другое. Нечто важное, недосказанное Снейпом, не давало покоя и заставляло клещом вцепиться в явно неприятную для него тему.

— А… не для меня? Много среди волшебников таких, как я?

Ее глаза требовательно смотрели прямо на него, не давая отвести взгляд, чего ему очень хотелось.

— Точно не знаю, но не очень, думаю. Даже таких, как я — и то не шибко много.

— И «настоящие», — она голосом выделила это слово, вложив в него весь сарказм, на который была способна, — Волшебники таких не любят?

— Да причём тут!.. — Почти крикнул Северус, он ненавидел чувствовать себя беспомощным, а именно так ему сейчас и ощущалось. — Просто магический мир — он особенный! Его понимать нужно — с детства! А маглы… Да что они могут понимать — вон, сестрица твоя! Ненормальной тебя обзывает! И все они так, только и могут… — он болезненно скривился, явно от не самого приятного, но глубоко личного воспоминания. — С помощью магии можно всё на свете сделать, всего добиться! Это… это… Это как быть королём, только ещё круче! А маглы — да на что они вообще способны?!

Распалившись во время этой тирады, он не сразу заметил, что Лили смотрит на него совсем по-другому, чем раньше. Если бы на его месте была Петунья, хорошо знавшая характер своей младшенькой, она б поспешила убраться подобру-поздорову, а то и превентивно наябедничать маме, «пока не началось», но Северус был знаком с Лили всего ничего, чтобы сориентироваться вовремя.

— Ах вот оно что!.. Ни на что не способны, говоришь?! — зелёные глаза сузились, став темнее, а обычно звонкий голос приобрел нехорошие шипящие нотки. — Оставим пока мою сестру, хотя это тоже, знаешь ли… Но пусть! А насчёт маглов — да на каком свете ты живешь, Северус?! — она говорила всё громче, входя в раж, активно помогая себе руками. — Ты книжки вообще читаешь? Радио слушаешь? Маглы, к твоему сведению, создали науку! И с ее помощью лечат людей, делают кучу вещей, создают новое!.. Самолеты, заводы, фабрики, прогресс!..

— Ага! — голос Сева тоже сорвался на крик, сипловатый и злой. — Как же! Фабрики! Вон он, твой прогресс! Торчит, как хер на блюде! — он мотнул головой в сторону возвышавшейся вдалеке темной и мертвой фабричной трубы, уродливой доминантой маячившей над всем городским пейзажем. Черные пряди хлестнули его по щекам, а одна зацепилась за кончик носа и осталась висеть, перечеркнув лицо чернильной полосой. Он нетерпеливо сдул её, готовясь к новой словесной атаке, но Лили неожиданно прыснула в кулак.

— Ты… ты такой смешной! Ну не сердись, я не хотела тебя обижать! Твои родители тоже потеряли работу, да? Когда фабрика закрылась?

Весь запал Северуса иссяк, как будто из лопнувшего шарика вышел воздух. «Не сердись…» — да у него и не получалось на нее сердиться, особенно, когда она смотрела вот так, как сейчас: светло и ясно, с отблеском недавней улыбки и при этом с неподдельным участием, в котором не чувствовалось ни капли жалости. Уж чего-чего, а жалости Сев не терпел, и его болезненная гордость выискивала ее проявления где надо и где не надо. Но от нее, от этого прямого открытого взгляда с золотыми искрами смешинок на дне, не веяло ничем похожим. От него было тепло. Поэтому он с неожиданной для себя откровенностью ответил:

— Отец. В прошлом году. А твои — что, тоже?..

— Нет, но папа вел несколько дел уволенных рабочих. Я слышала, что много людей пострадали из-за этого… Ещё раз извини…

— Да ладно… — он смущенно махнул рукой, глядя на свои колени. — Ты не могла знать. Но прогресс, как видишь, сдулся.

— Ой, вот не начинай! Папа говорит, что это — «экономический кризис», и что он непременно пройдёт. А сколько всего хорошего, кроме фабрик, изобрели маглы!

— И чего такого хорошего изобрели маглы? — передразнивающе протянул Северус.

— Да вот хотя бы… В космос полетели, вот! Волшебники разве летали в космос?

— В смысле, в космос? Там же вакуум, нельзя дышать, и холод собачий!

— Из какой пещеры ты выполз, Сев? В космос — на ракете, таком космическом корабле, внутри нее воздух, а на космонавте скафандр, чтоб выходить наружу, вообще-то. И всё это — жутко сложные вещи, ученые много лет над этим работали!

— Ну и что там делать, в этом космосе? В кромешной тьме и пустоте? Зачем это ученым?

— Как зачем? Это исследования! Папа говорит — «горизонты познания». Прошлым летом американцы вон высадились на Луну, а скоро люди и до Марса долетят, колонизируют его — и там яблони цвести будут!

— Фигня это всё. — Северус хотел бы, чтоб его голос звучал уверенней, чтоб, вместо бессмысленной и грубоватой фразы, он мог сказать что-нибудь веское и основательное, что раз и навсегда доказало бы превосходство магического мира над магловским. Но завораживающая картина белоснежного корабля — с парусами и мачтами — беззвучно плывущего среди пронизанной звёздами черноты, стояла, непрошенная, перед глазами и не хотела уходить. На метле, небось, дотуда не долетишь… Словно убеждая не столько ее, сколько себя, он пробурчал — Всё равно космос не сравнится с магией.

— Это просто разное. Разные проявления человеческих талантов. Кто-то строит ракеты, кто-то сочиняет сонаты, а кто-то владеет магией. Мы же все — люди…

— Вот именно! Это — разное! И маглы никогда не сравняются с волшебниками, никогда! — он честно не собирался этого говорить. Даже вот на столечко не собирался. Если бы он был склонен к рефлексии, то мог бы понять, что в нём говорит уязвленная гордость — самое его больное и слабое место. Что ему, нищему несчастному мальчишке из Паучьего Тупика, сироте при живых родителях, просто жизненно необходимо чем-то гордиться, чем-то превосходить всех тех, кому в жизни повезло больше… Но десятилетний Северус не знал, что такое рефлексия, а копать он никогда не любил.

— То есть, ты хочешь сказать, что любой волшебник лучше любого неволшебника уже просто потому, что таким родился? — зеленые глаза снова вспыхнули и прищурились, но Снейпа несло, как с ледяной горы:

— Да! И поэтому…

— Да ты расист, Северус… — и столько горечи и осуждения послышалось ему в этих тихих словах, что он подавился своей горячей отповедью и, недоговорив, умолк. Ему очень не хотелось, чтобы эти глаза смотрели на него так — с укоризной и разочарованием, чтобы на дне их не мерцали смешинки, а голос не звенел колокольчиком — и всё из-за того, что он… Что он сказал не так? Разве это не то, что всегда говорила мама? Разве это неправда? Разве она — волшебница — может ошибаться?.. Превозмогая тяжелую неловкость, он смог выдавить:

— Я — кто?..

Лили тяжело вздохнула и заговорила тоном, которым разговаривала с пятилетним сыном маминой подруги — немного усталым и бесконечно терпеливым, этаким взрослым до донышка. В другое время Снейп непременно бы обиделся на такое, но сейчас ему важнее было, чтоб не обиделась она, а ещё он терпеть не мог чего-то не знать. Терпеть покровительственный тон и то было легче.

— Расисты считают людьми только себя и таких, как они, а других, непохожих — презирают и эксплуатируют, вот. — Она очень гордилась тем, что не только знает много умных слов, но и может к месту их использовать. «Шекспировский язык!» — хвалили ее грамотную книжную речь учителя. Она не была уверена, что Шекспир понял бы слово «эксплуатируют», но и в том, что его понял Северус — тоже уверена не была. Поэтому она всматривалась в его сосредоточенное лицо, и только после его серьезного кивка, ознаменовавшего, что «контакт» произошёл, продолжила. — Как белые не считали за людей чернокожих и брали их в рабство, покупали и продавали, и могли убить, если раб сделал что-то неправильно или просто надоел. По их мнению, только белая раса была достойна быть господами, а все остальные — как будто и не люди вовсе! Как в «Хижине дяди Тома», ты читал?

На этот раз Снейп, всё такой же серьёзный, только нетерпеливо качнул головой, как бы поторапливая её.

— Или как колонисты в Америке грабили и убивали индейцев, храбрых и наивных, которые жили на этих землях всегда, загоняли их в резервации — ну, места, где им разрешалось жить, а больше нигде.

— А почему эти индейцы не сопротивлялись? — поднял голову Северус. Между бровями у него залегла задумчивая морщинка, словно он пытался осмыслить слишком много информации сразу. — Если они такие храбрые, как ты говоришь, так наваляли бы им по первое число! Их же было больше, так? Этих колонистов же вряд ли было много.

— Было немного, да, но приезжали всё новые и новые, и у них были ружья, и лошади, и всякое оружие, а у индейцев — только луки со стрелами. Поначалу. Ну а потом в ход пошли хитрости, золото, огненная вода…

— Что? Это зелье какое-то, что ли? Хотя какое зелье, они же маглы…

— Так индейцы называли алкоголь, они его не переносили и очень быстро спивались.

— А-а… тогда понятно. Этой огненной водой и не индейца можно быстро до ручки довести, — с мрачным ожесточением протянул Снейп, и Лили поняла, что, помимо бедности, в их семье присутствуют и другие проблемы. Ей даже стало совестно на секунду — за собственное благополучие, за счастливую семью, за беззаботное детство. И до холодка под ложечкой захотелось помочь. Хоть как-то. Надо же, даром, что волшебник, а несчастья вполне себе обычные. Уже гораздо мягче, без менторских ноток, она продолжала, борясь с желанием взять его за руку — как-то ещё воспримет?..

— Не все, конечно. Но они были обречены. Их просто истребили почти всех… А кто остался — тех в резервации. Их считали дикарями, отсталыми и ни на что не способными (тут скулы Северуса снова расцвели розовыми пятнами, так как намёк он понял), только потому, что белые были сильнее. А ведь у них тоже была своя культура, не хуже — просто другая… Но белые видели в них чуть ли не животных. Я много про индейцев читала — «Оцеола, вождь семинолов», «Последний из могикан», «Зверобой»… Ничего из этого не читал?

— Нет, — он досадливо дернул плечом, — у нас в доме таких книг не водится. Отцовы детективы только — мура страшная! — и мамины магические. Вот их я читал почти все!

— Ты мне расскажешь, что в них?

— Конечно! — с радостной горячностью подтвердил мальчик. — Я, знаешь, и сам ещё не всё в них понимаю — некоторые жутко сложные! Но что понял — расскажу, обязательно!

Вдалеке послышался голос Петунии, выкрикивающей ее имя, и Лили со вздохом поднялась, пытаясь разгладить безбожно измятое платье.

— Мне домой пора… Мама Тунью послала меня искать, надо идти, а то обед, папа пришёл уже, наверное…

Северус готов был испепелить и Тунью, и папу, и маму с её обедом — ведь они забирали у него Лили. Но произнёс только:

— Понятно. Иди скорей, пока она с собаками разыскивать тебя не начала.

— До свидания? — неуверенно, но с надежой полусказала-полуспросила Лили и протянула ему руку.

— До свидания! — с непонятным ей выражением он — с минутной задержкой — но всё же ответил пожатием, неожиданно крепким и каким-то отчаянным. — До свидания, Лили… — повторил одними губами вслед убегающему бело-рыже-зелёному пятнышку, всё ещё держа руку, как будто в ней лежала другая рука.

Примечания:

Чудесная иллюстрация от художницы Lilyhbp

https://ibb.co/5vGgpD4

И не менее чудесная от Vizen

https://ibb.co/8gZKrg6

Это они спорят.

А это космос, только парусника нет)

https://ibb.co/mqJMMLN

Примечания:

Напишите, пожалуйста, в отзывах, открываются ли иллюстрации? Я чайник, впервые их в облако заливаю.

— Мам, а кто такие расисты?

Эйлин удивленно вскинула бровь и на минуту отвлеклась от побулькивающего котла. Что там варилось — очередное зелье или суп, Северус не смог бы определить, что по виду, что по запаху. Выдержав такую паузу, что, казалось, ответа уже не последует, она наконец равнодушно бросила, отворачиваясь назад к своему вареву:

— Это американские богатеи, которые не берут на работу негров.

— А я могу быть расистом? — неожиданно для себя спросил мальчик.

— Что за чушь? — на этот раз Эйлин не повернулась к нему, но он и без этого знал, что ее бровь снова надменно взлетела под самую чёлку. — Разве ты владелец фабрики, чтоб кому-то отказать в рабочем месте? И вообще, разве у тебя есть знакомые негры?

Несмотря на явное пренебрежение в голосе матери и отчетливо слышимую точку в конце ее фразы вместо долженствующего там быть вопросительного знака, рискуя нарваться на суровую отповедь раздраженной приставучим отпрыском ведьмы, Северус почти непроизвольно спросил:

— А среди негров бывают маги?

На удивление, мать не рассердилась на продолжение допроса, а наоборот, с гораздо большей охотой, чем раньше, ответила, одновременно посыпая содержимое котла из третьей слева баночки, что вместе с многочисленными товарками теснилась на подвесной полке над плитой. Северус знал, что там хранится душица.

— Ещё какие! Помнишь сказку о глупом короле и кукле вуду? Так вот, технология изготовления этих кукол принадлежит африканцам. Они испокон веков владеют этим и многоми другими замечательными магическими секретами. Да со мной на курсе учился мальчик… забыла, как его звали… с Рейвенкло, — далеко не из последних был, особенно по Чарам… Магия не признает национальных различий, знаешь ли. А к чему вопросы?

Сев скорее бы проглотил язык, чем поделился с кем-нибудь своими разговорами с Лили — как бы они ни спорили, что бы ни обсуждали, это было его и только его. Та территория, куда никому больше ходу не было. Кроме того, он справедливо предполагал, что мама может не оценить ни маглорожденную подружку, ни её неоднозначные идеи. А спорить с Лили, а потом ещё и спорить о Лили, и там, и там доказывая свою правоту, ему казалось более чем слишком.

На следующий день он пошёл в библиотеку. В ту самую, куда заходил с Лили на той неделе. Стоически выдержал все скептические взгляды, какими окатила его обноски суровая пожилая библиотекарша, внутренне скрипя зубами продиктовал свое полное имя для формуляра («Как-как? Се-ве-рус? То-би-ас?..») и наконец получил в руки заветную книжечку, делающую его полноправным читателем. Как Лили.

— Читальный зал направо по коридору. Рукомойник — вон за той дверью! Книги домой — только под залог!

«Грымза! — бурчал он про себя, наскоро споласкивая руки в туалете, куда пришлось завернуть под неусыпным взглядом книжной церберши. — Лили-то, небось, без всяких залогов ту толстенную книжку дала. Конечно, на ней же не написано крупными буквами «отребье», где уж нам…»

Но главное было сделано. И ни подозрительно жующая губами тётка, ни всё громче и недовольнее бурчащий желудок не могли оторвать его от приключений отважного Чингачгука и честного Натаниэля Бампо. Из библиотеки он выходил под нетерпеливое звяканье ключей в руках торопившейся домой библиотекарши, взиравшей, впрочем, на зачитавшегося заморыша с куда большей благосклонностью.

* * *

За обедом Лили была крайне рассеяна, чуть не высыпала себе всю солонку в тарелку и уронила на колени вилку, брызнувшую с зубцов подливой — благо, платье от окончательного осквернения уберегла расстеленная на коленях салфетка. Разговор с Северусом не выходил из головы, она без конца мысленно прокручивала фразы, гадая — не была ли она слишком резка, как он услышал и что запомнил из ее слов, не счёл ли ее задавакой, и смогла ли она хоть в чём-то донести свое мнение. Где уж тут было уследить за вилками и салфетками, но никто бы, может, и не обратил внимания на ее неловкость, если бы Петуния не подлила масла в огонь:

— Ох, мамочка, стоило Лили свести знакомство с этим замухрышкой, как и у самой все хорошие манеры атрофировались!

Миссис Эванс подняла глаза от тарелки:

— Каким-таким замухрышкой, Лили?

Та же почувствовала себя так, будто пол под ножками ее стула опрокинулся вниз, как подвальный люк, и она стремительно съезжает куда-то к центру земли, в то время как сердце, явно в противовес, взлетает едва ли не к мгновенно вспыхнувшим ушам. Не то чтобы она собиралась делать великий секрет из свежезародившейся дружбы, но Сев был… и правда был не лучшим вариантом для знакомства, с точки зрения родителей — уж точно. И поэтому, если и говорить о нём маме, то явно не с бухты-барахты, а проведя предварительную арт-подготовку, как любил шутить дедушка. И уж всяко не теми словами, что использовала откровенно торжествующая теперь Петунья.

Бросив на сестру убийственный взгляд и в очередной раз пожалев, что ее склонность моментально и тотально краснеть не поддаётся никакому контролю, Лили обратилась не столько к маме, сколько к бараньему боку на своей тарелке:

— И вовсе Сев не замухрышка.

Вопреки ее ожиданиям, дальнейших расспросов не последовало, и, боясь спугнуть удачу, Лили спешно доела и ретировалась в свою комнату, крикнув «Спасибо» уже с лестницы.

Конечно, просто так это всё не закончилось, и после чая мама поднялась к ней сама.

«У меня самая лучшая мама на свете!» — упоённо думала Лили, счастливо вздыхая и жмурясь на потолок. Миссис Эванс выслушала всю историю недельного знакомства со Снейпом, все предположения Лили о том, как тяжело тому приходится, все дифирамбы его уму и эрудиции (о пробелах в оной насчёт космоса в частности и магловской науки в целом девочка предпочла не распространяться), а главное — неопровержимый аргумент, который, как козырный туз, Лили разыграла под конец: «Он такой же, как я, мамочка, понимаешь? Он тоже может всякое странное — и он волшебник! И мама у него волшебница! И таких, как мы, оказывается, много!» — и вздохнув, растрепала дочери и без того уже почти расплетшуюся косичку:

— Там за рекой неблагополучный район, ты же знаешь.

— Знаю! Я не буду туда ходить без Северуса! — И, словно поняв, что победа близка, но этого всё ещё недостаточно, быстро добавила: — И с Северусом не буду! Он приходит сюда, к парку и к площадке, мы играем там.

— Лили, ты всегда была благоразумной, я надеюсь, этот мальчик не станет причиной, чтобы это изменилось?

— Ну что ты, мамочка! Я буду благоразумной, я всё-всё понимаю! Но… ты не представляешь, какой он. Как будто у него и вовсе никакой мамы нет! Мне его так жалко! — использовав запрещённый приём, Лили затаила дыхание, ожидая маминой реакции.

В доброте и сердобольности своей матери, активной участницы нескольких благотворительных организаций, она не сомневалась. В ее материнском инстинкте — тоже. В том, что родители привыкли к склонности — явно наследственной — своей младшей дочки подбирать и спасать всё пищащее и болящее — не так сильно, но надежда была сильнее. Чуть не с младенчества Лили тащила в дом обездоленных котиков, брошенных щенков, подбитых птиц, даже головастиков из грязной умирающей речки — в банке ведь им будет несравнимо лучше! Повзрослев, расширила диапазон до рыдающих соседских детей, разбивших коленку — кто как не ее мама, с ее, разумеется, помощью, сможет лучше всего обработать ранку, утереть слёзы, а при необходимости и заштопать разодранную штанину? Куда ещё вести и нести всех нуждающихся в помощи, как не в родной гостеприимный дом? И пока Лилино самаритянство ограничивалось соседскими, вполне благополучными, ребятишками, упавшими с велосипеда, и не столь благополучными лишайными котятами с ближайшей помойки, мама не возражала, поощряя благородные порывы. Но практически беспризорник с той стороны реки?.. Не станет ли это для маминого терпения тем самым пёрышком? «Но я же его к нам жить и не тащу! — словно готовясь спорить с мамой, думала Лили. — Хотя было бы здорово, так-то!..»

Спорить не понадобилось. Мама внимательно глядела на сияющую глазюками дочь, а потом чмокнула ее в уже изрядно лохматую макушку и, уже выходя из комнаты, сказала:

— Приводи его к нам обедать — заодно и познакомишь.

* * *

Книги будто бы приближали его к Лили. Эти же строки читала она — и находила в них что-то важное, что отзывалось в ее душе и наполняло такой горячностью слова. Он читал их, сначала пытаясь лучше ее понять, а потом — просто читал, с головой погружаясь в неведомый доселе мир. Мир, полный настоящих героев, подвигов, благородства. Мир, где, даже без палочки, люди умудрялись совершать практически чудеса. Мир, где дружба была настоящей, любовь — верной, а честь — незапятнанной. И, читая, вместо затюканного оборванца, он ощущал себя сильным, смелым и справедливым. Это он спасал Лили от аллигатора, вздумавшего на неё напасть, и, неслышно крадучись, пробирался по тропическому лесу. Это он мчался сломя голову на храпящем коне выручать ее, похищенную негодяями… И это ему улыбались краснокожие братья, поднимая руку с приветственным «Хау!»

На третий день библиотекарша, сжалившись, разрешила забрать очередную недочитанную книжку домой — и счастливый Северус умчался, сжимая под мышкой «Хижину дяди Тома».

Примечания:

Три совершенно изумительных кукольных арта

https://ibb.co/60C0Gpy

https://ibb.co/HhFw3Zc

https://ibb.co/rHZhbMd

Лето выдалось на славу — словно стремясь развенчать привычный имидж Туманного Альбиона, небо почти не хмурилось, сияя ситцевой голубизной, а редкие дожди, как по заказу, проливались ночью, стыдясь своей слезливой несдержанности.

Лили совершенно перестали видеть дома, чему Петунья пыталась было театрально возмущаться, призывая мать в свидетели, но миссис Эванс, верная заветам прогрессивной педагогики, поощряла стремление детей к самостоятельности. Разумеется, если эти дети не опаздывали к ужину. Лили не опаздывала. Хотя каждый раз рисковала, потому что до последнего уговаривала Снейпа составить ей компанию. Но диковатый паренек каждый раз артачился и находил всё новые отговорки — за неделю ни разу не повторившись. Нет, врать он не врал, на это у нее с ранних лет действовал внутренний «барометр», но срочность дел, как по заказу образующихся к моменту их расставания, явно была преувеличена. Лили караулила момент, когда фантазия у него иссякнет, или он привыкнет, или ему надоест, или подвернётся подходящий случай… Она тоже была упряма.

Пока же Коукворт нежил обшарпанные бока под солнцем, а для двух детей ни один день не был похож на предыдущий. Лили честно держала данное маме слово быть благоразумной, и все встречи проходили на той самой детской площадке, где они познакомились, или в самой ближней к «приличному району» и самой окультуренной части парка. Вот и сейчас — разомлевшие под полуденным зноем качели слегка поскрипывали, но сидевшие на них почти не раскачивались — что они, детсадовцы? Перегнувшись боком и ухватившись одной рукой, две фигурки склонились друг к другу каждая со своей доски, так, что черные и каштаново-рыжие прядки порой сплетались, стоило ленивому ветерку прогуляться вдоль площадки. В песочнице копошились трое карапузов, толстая сонная нянька клевала носом на скамеечке в отдалении, но Лили и Северусу казалось, что они здесь одни — так они были поглощены разговором.

— А чему перво-наперво учат юного волшебника в Хогвартсе?

— Всякому, что не слишком сложно. Из заклинаний — Люмосу, например. Это чтобы свет наколдовать — сначала на конце палочки, а потом, когда натренируешься, его можно подвешивать в воздухе, как фонарик.

— Вау! Большой? — Лили вся подалась вперёд от нетерпения, глаза ее горели, и Северус разливался соловьем, гордый, что именно он заставляет их сиять почище Люмоса.

— От силы мага зависит. И от опыта. Я вот такой пока могу, — в чашечках ладоней, прикрывающих волшебство от непрошенных взглядов, затрепетал жёлтенький огонёк размером с одуванчик. Лили взвизгнула от восторга и нерешительно протянула к нему палец, косясь на Сева в ожидании разрешения. — Не бойся, он холодный, можешь потрогать. Только смотри, от прикосновения он может пропасть, я ещё не очень… — он смущенно замолчал, когда девичий пальчик прошёл в миллиметре от его руки, так, что он почувствовал тепло, и осторожно потыкал в лохматый шарик света. Тот потускнел с потревоженного бока, но до конца не погас.

— Как здорово, Сев! — восхищенно прошептала Лили, а он в очередной раз удивился — как здорово в ее исполнении звучит его урезанное имя. С пелёнок он был всегда и исключительно Северус, иногда, когда мама бывала им недовольна, Северус Тобиас, а порой — и со временем всё чаще — говнюк или сучёныш. Это, конечно, уже не в мамином исполнении. И ему казалось, что любого, кто попытается назвать его подобием собачьей клички, вроде всех этих Питов, Майков и Диков, он, как та собака, загрызёт на месте. Ну, по крайней мере, очень попытается. Но Лили звала его Севом — и обычно неощутимый Люмос словно скользил теплыми протуберанцами по рукам, по плечам, через сердце, попутно посылая ответвления в уши, и сворачивался в греюще-холодящий клубок в районе солнечного сплетения, ровно там, где у мага находится средоточие силы, его волшебной сути. Словно это — его имя-не-для-всех, как в лилиных книжках, как индейское прозвище, как тайный пароль. Словно они — заговорщики, объединенные общим секретом. Словно они — лучшие друзья.

Из прострации его выдернул приглушенный обеспокоенный голос:

— Ой, а ты же говорил, несовершеннолетним колдовать нельзя — только в Хогвартсе… или случайно, если малыши. Но ты же сейчас это нарочно, это же настоящее колдовство, с заклинанием! Это что, нас теперь могут найти и наказать?..

— Да нет, не волнуйся, — он сглотнул и сфокусировал на ней взгляд, — это же только палочкой. Помнишь, я говорил, что палочки на учёте у Министерства? А без них — кто же нас отследит?

— Хммм… — Лили в задумчивости прикусила кончик пальца, которым только что трогала волшебный огонёк. Тот, не подпитываемый больше сосредоточением Снейпа, замигал и погас. — А зачем тогда они вообще нужны? Если и без палочки — вон, отлично же получается?

— Нуу, ты сравнила! Сложную магию без палочки не сотворить! Она — проводник силы от волшебника наружу. Как бы, можно писать и пальцем, но красивый почерк можно выработать только пером, понимаешь?

— Понимаю… — на дне зелёных озёр засверкали азартные золотинки. Казалось, девочка что-то сосредоточенно обдумывает. — А какая магия считается сложной?

Северус нахмурился, собираясь с мыслями. Ему очень хотелось быть для нее всеведающим проводником в мире колдовства, но его знаний для этого было недостаточно. О чем он сейчас невыносимо жалел.

— Заклинание Патронуса, например. Это такой светящийся помощник, который защищает от… от разного зла. И ещё много чего умеет… если сам умеешь. Но его только на старших курсах проходят. — Он досадливо развел руками.

— А летать? Это сложная магия?

— На метле — вроде, не очень. С начала школы этому учат, а кого-то и раньше. В Косом переулке аж у двух магазинов детские отделы есть — я там в витрине вот такусенькие видел! — Мальчик изобразил нечто, размером чуть длиннее качельной доски. — На них разве что вон таких шкетов катать. — Он махнул в сторону ребятишек, молча и упорно перетягивающих друг у друга ведёрко.

— Кого-то… — Лили сморщила щедро окроплённый веснушками нос. — Чистокровных, да? И богатых? — И увидев зеркально сморщенный нос Северуса и кивок куда-то в сторону, продолжила, — А без метлы?

— А без метлы — фигушки! — Снейп иллюстрировал свои слова соответствующим жестом, отпустив железную трубу, и качели, лишившись покоя, надсадно захрипели. — Левитировать можно, только это невысоко, недолго и совсем медленно. А так, чтоб прям летать — это разве что Основатели могли! Или кто-то вроде них…

Лили долго молчала, старательно изучая травинки под ногами и наматывая конец косы на палец. Пару раз легонько оттолкнулась носком сандалика, заставив качелину простонать совсем уж предсмертно. А потом неуверенно зыркнула на него:

— А так, как я?..

Примечания:

Снова рисуночек к части, автора не знаю

https://ibb.co/8bpXWcz

И вот:

https://ibb.co/RBk0Gq8

Качельки. Корявенькие, правда, но прочие ещё хуже)

https://ibb.co/L5q2zbY

С минуту Северус смотрел на неё, не моргая, как будто пытаясь переварить в голове её вопрос. Потом растерянно хлопнул глазами — совсем мультяшно, и, если бы Лили не передалась его серьезность, она бы сейчас громко расхохоталась, как вовсе не полагается юной леди. Потом он спросил:

— То есть?.. — И, поняв, что выразился явно недостаточно распространенно, добавил. — То есть — как ты?

Теперь пришла очередь хлопать глазами Лили — ведь не случился же с Севом приступ «младенческого склероза», как выражался папа! Ведь у Сева, в чём она успела убедиться, память — как у слона!

— Ну, как!.. Ты же видел! Когда ещё следил за нами с Туньей, — тут она слегка порозовела и на миг опустила взгляд, — Вот прямо на этом же месте! И потом вылез к нам из кустов. — Выговорив куда-то вниз то, отчего было неловко ей и, наверняка, должно было стать неловко ему, она снова посмотрела на Снейпа, ловя его отклик — не обиделся ли? Не смешался? И что же он всё-таки имел в виду?

Сев снова умолк надолго. Минуты на две, не меньше — за это время нянька, особенно глубоко клюнув носом, чуть не сверзилась со своего насеста, встрепенулась, не без труда восстановив равновесие, и, с оханьем поднявшись, начала сгонять малышей под своё крыло, как квочка, собираясь их уводить — близилось время ланча. Детишки пискливо возражали и не слушались. Всё это Лили видела через его плечо, не выпуская, тем не менее, из поля зрения лицо мальчика. Нет, не обиделся! Кажется… Нет, точно не обиделся. А чего же он тогда смотрит на неё, как будто у неё рога выросли или третий глаз на лбу проклюнулся?

Наконец Сев оттаял:

— Ты хочешь сказать… Это был не выброс? Не случайное волшебство?

— Почему случайное? — поспешила прояснить ситуацию Лили, пока он опять, чего доброго, не завис.

— Случайное — это магический выброс. Всплеск неконтролируемой силы, когда ты хочешь что-то сделать, но как бы в общем. Не конкретно. Вот как я — однажды разозлился очень на… разозлился, короче — и уронил на не… эээ… уронил на пол полку с посудой. Я не собирался ронять именно полку, я не смог бы ее оторвать от стены специально, просто меня как прорвало магией, а она уже сама как-то так сделала, что полка упала.

— Ну так я-то не злилась ни на кого, — про себя она отметила что он почти, вот без малого — поделился с ней тем, что происходит у него в семье. Пусть мимоходом, пусть краешком — но поделился, ведь нельзя же было не понять, кого именно приласкал полкой магический всплеск Сева. И нельзя было не понять, что она поймёт. Значит — он ей доверяет, значит — она ему друг! Настоящий друг, с которым делятся горестями, а не только качаются на качелях и копают песочек. Такой друг — по-взрослому, всерьёз. И он обязательно когда-нибудь скажет ей больше, пустит её в свою жизнь, а она — она постарается не сплоховать. И поддерживать его, как следует, без соплей, а — ну, как друг. Как Д’Артаньян Атоса, как Ватсон Холмса, как Гек Тома… или как Бекки… Этот водоворот мелькал фоном, на каком-то дальнем плане, а на авансцене она продолжала, — Я захотела и сделала.

— Подожди-подожди! — теперь Сев подхватывал без всяких пауз, быстро, запальчиво, глотая окончания слов. — Я ж думал — это у тебя настроение было классное, ты на качелях почти летала — так высоко раскачалась — и случился выброс, сам по себе. Сильный очень, да. Невъебенно сильный. А выходит — нет? Ты это сама? И можешь повторить, когда захочешь?!

— Конечно! — она и правда не понимала причину его волнения. — Ты же сам только что мне Люмос показывал!

— Сравнила жопу с пальцем! — Всегда, когда Сев волновался, его речь становилась не только быстрой и отрывистой, но ещё и не очень литературной — за эти дни Лили уже успела привыкнуть. И, если раньше, заслышав ругань от разносчиков или в толчее рынка, она внутренне — а иногда и вполне внешне — кривилась, то от Сева это воспринималось настолько органично, что никакого отторжения не вызывало. Просто — ну, он вот такой. Что на уме, то и на языке. И, ужас ужасный, ей это даже нравилось. — Какой-то сраный Люмос — и полёт! Я б в жизни от пола оторваться не смог! Это же невозможно!

— А может, всё дело как раз в том, что ты считаешь, что это невозможно? Смотри, это же совсем просто — вытягиваешься вверх… — она начала сползать с качелей, уже нашарила ногами землю, уже выпрямлялась, поднимала подбородок, тянулась, словно журавлик, всё выше…

И лохматые волосы Северуса ощутимо шевельнулись, когда он, как в замедленной съёмке, увидел, что её подошвы отрываются от примятой травы — сантиметр, другой, былинки на том месте, где она стояла, освобожденные от гнета, начинают разгибаться, поднимать головки и колоски… В панике, он кинул взгляд через плечо — нянька как раз изловила-таки всех троих, собрала все лопатки-формочки, отряхнула все шортики и платьица и, колыхая объёмистыми боками, шествовала к выходу с площадки — в их сторону. В сторону Лили!

Время, до того растянутое, как старая пружина в часах, вдруг схлопнулось и пошло отсчитывать мгновения с утроенной скоростью, в унисон с сердцем, внезапно заплясавшим неистовую джигу. Мозг успевал выхватывать из этой ускоренной перемотки только отдельные картинки-слайды, неподвижные, как магловские открытки.

Раз — он хватает Лили за руку и тянет вниз. Если бы это происходило на самом деле, он бы испугался, и взволновался, и смутился, и тысячу ещё чего «бы» — и немудрено, ведь он — хватает — Лили — за руку! Вот так берёт и хватает своей обветренной лапой с грязными когтями её беленькую ручку с розовыми овалами ногтей, косточкой на запястье и родимым пятнышком-веснушкой возле нее. Но это — всего лишь открытка, неподвижный кадр, стоп-снято, следующий!..

Два — её глаза, как две изумрудные кляксы — расплескались на пол-лица, в каждой — по целому солнцу, и ещё по тысяче крошечных солнышек дробится в каждом медном волоске ресниц. Ее рот от изумления становится буквой О, три круга — два солнечных изумруда и бледно-розовое взволнованное О.

Три — нянька застывает неолитическим изваянием, глядя на них, её взгляд пуст, он ничего не выражает, она ничего не видела, а если и видела, то ничего не поняла. Картинка смещается, ее плоское недовольное лицо становится ближе, словно камера сделала наезд. Сонные глаза оказываются прямо напротив — но как, до неё же далеко? Но думать некогда, время отстукивает маятником сердца бешеный ритм. Сонные глаза ещё ближе — вот они заняли всё пространство обзора, вот не осталось ничего, кроме них. Вот — всё чёрный блестящий туннель, а там в конце…

Четыре — он слышит чей-то далёкий крик «Бежим!» — это его крик, его голос, который плохо слышно от грохота крови в ушах. Зеленая трава сливается во взлётную полосу, они бегут за руки, он успевает испугаться, а вдруг она споткнётся.

Пять — не споткнулась, несётся за ним, брызжа солнцами из глаз, коса стелется за ней, как лисий хвост. Тёмные купы высоких кустов — как ворота, за ними — спасение.

Шесть — малахитово-золотая мешанина лучей и листьев, листьев больше, лучи — золотой нитью в драгоценной вышивке. Вокруг — замшелые стволы, ноги Лили по колено скрывает подлесок — то ли недокусты, то ли перетрава. За стволами мелькает и воняет речка, бодро булькающая между камней. Маятник выкатывается из горла и, постепенно замедляясь, стекает в грудь, медленнее, ниже, медленнее…

Голос Лили доносится, как сквозь вату:

— Где мы? Это парк?

Примечания:

По свежим следам дебатов под прошлой частью. У меня уже есть общая картина, она довольно четкая. Поэтому не стоит предлагать мне, как нужно дальше написать — все только расстроятся. Я — от того, что меня не поняли, вы — что вас не послушали. Помним старое правило — хочешь что-то прочитать — пиши сам. Я же так и сделала))

Всем добра!

Понимание окатывает мурашечной волной. Пока он отвечает ей: «Это типа лес за парком. Дикая часть. Там, — взмах против течения речушки, — мостик и мой район, а там, дальше, — жест в глубину зарослей, — потом болото с камышами и край города…», едва успокоившееся сердце замирает, схваченное ледяными тисками: «Придурок, бля! Ей же сюда нельзя! Она обещала маме, и теперь нарушила обещание — из-за тебя! Сейчас она испугается, расстроится, она же такая честная, а дома мама спросит ее — где ты была? А она ответит — в лесу, меня туда Сев привел! И мама накажет её, а со мной запретит общаться! И она согласится, конечно, ведь из-за меня она не сдержала слово. И всё кончится! Ты всё просрал, Северус Тобиас Снейп! Просрал абсолютно всё!..»

Но Лили смотрит спокойно, в её взгляде нет страха, только любопытство:

— То есть, это парк? Фактически?

— Заборов тут нет, так что фактически — ну да, наверное… — глухо отвечает он, не смея поднять на неё глаз. В ладони всё ещё ощущается её тепло — но ведь больше он никогда не возьмёт её за руку, так зачем?..

— Вот и отлично! — словно что-то для себя решив, кивает Лили.

— Я отведу тебя домой, не бойся!

— А я и не боюсь — чего мне пугаться, деревьев? Думаешь, я в лесу никогда не была? — Она улыбается, она улыбается ему, значит, ещё не всё потеряно?! — Да и вообще, ты же со мной!

Облегчение едва не сбивает его с ног, а следом за ним — радость, вспенившаяся выше краев, как шипучка. Но он на всякий случай уточняет:

— А… мама?

— Раз фактически это ещё парк, то фактически же уговор соблюдён! Я же обещала, что буду гулять с тобой на площадке и в парке, а где конкретно в парке, меня не спрашивали, так что всё в порядке! — лиственные тени бегают по её лицу, делая лукавую улыбку ещё хитрее и, одновременно, бесхитростнее. Как ей это удаётся?!

Он с шумом выдыхает:

— Ну ты настоящая слизеринка, Лили!

— Кто? — она недоуменно вскидывает брови.

— Позже расскажу, это с учёбой связано. А сейчас — ты же хотела показать, как летаешь! Теперь — можно!

— А почему там было нельзя? Я же там в прошлый раз и летала. И ты говорил, что дошкольникам ничего не будет, если колдовать?

— Но там же была эта магла! Она бы увидела!

— Ты опять за свое, Сев? — Лили неодобрительно нахмурилась. — Снова маглы тебе во всём виноваты?

— Да не в этой тётке дело! Это же нарушение Статута — нам нельзя! Нельзя открываться маглам!

— Статута? Какого Статута?

— Ещё в конце семнадцатого века магическое правительство приняло Статут о секретности. Мы не должны проявлять при маглах свои способности — это закон. Надо было раньше тебе рассказать… Думаешь, почему я так долго в кустах сидел, за тобой глядя? Хотел убедиться, что ты и правда волшебница.

— Но ведь Тунья знает! И мама с папой…

— Членам семьи можно знать. Мой… отец… тоже в курсе, — он запнулся, как всегда, при упоминании отца. — И про меня, и про маму.

— А что было бы, если б меня таки заметили? Нас посадили бы в тюрьму? — выдохнула она с суеверным ужасом. Северус поневоле улыбнулся:

— В тюрьму бы не посадили. Мы же, как ни крути, дети, что с нас взять! И на тебе же не написано, что ты это нарочно. Тётку пришлось бы обливиэйтить — стирать память, её мелочам, возможно, тоже. А тебя бы пропесочивать стали наверняка — и вот тут-то и выяснили бы, что это никакой не выброс. Ты же врать не умеешь! Да и способы разные есть…

— И что, что выяснили? Я же волшебница, как-никак?

— Я ещё и сам не знаю, что. Но то, что я про такое не слышал и не читал — чтоб вот так контролировать магию, в нашем возрасте, без палочки — это точно. И министерским бы тоже наверняка стало интересно. А привлекать их внимание — да ну нафиг! Себе дороже! Заперли б тебя где-нибудь и опыты бы проводили…

Лили передернуло:

— Выходит, ты меня спас?

— Ну, это громко сказано, — зацвел щеками Северус. — но ты больше так не делай.

— Не буду, — очень серьезно пообещала Лили.

— Ну, а показывать-то будешь? — окончательно успокоившись, снова загорелся жаждой познания мальчик.

— Не тут же! — Лили возмущённо обвела рукой заросли вокруг, тесно стоящие кусты и деревья и переплетённые над головой кроны. — Раз уж нас сюда занесло, пойдём поищем какую-нибудь полянку!

И, снова взяв его за руку, она отважно углубилась в чащу, змейкой проскальзывая мимо торчащих там и сям веток. Сев шёл за ней, смотрел, как по спине её платья бегают солнечные зайчики, стискивал пальцы чуть сильнее, чем нужно, и готов был поклясться, что, предложи ему какой драккл остановить и навсегда продлить любое мгновение, он выбрал бы именно это.

Северус не был здесь с прошлой осени, и поваленный весенними штормами могучий тополь стал для него неожиданностью. Под острым углом к земле, выворотив половину корней и отчаянно цепляясь остальными, склонив голову на прогнувшиеся плечи соседей, наперекор всему буйно и упрямо зеленея, гигант преграждал шлагбаумом выход на небольшую, закрытую со всех сторон прогалину. Лили бросилась к нему, как к раненому зверю:

— Бедненький! Смотри, Сев, как его… Мы можем что-нибудь сделать?

— Мы — точно нет. И даже моя мама с палочкой — и то очень вряд ли. Это травологию надо знать хорошо.

Девочка жалостливо скривилась, и Снейп, чтобы предотвратить возможные слёзы, зачастил:

— Да посмотри, он же живее всех живых! Вон листьев сколько — и сухих веток нет совсем! Это же он уже после их выпустил, шторма-то в марте шли, когда ещё даже почек не было. А раз смог зазеленеть, значит, корням всего хватает. Он ещё нас с тобой переживёт!

Лили придирчиво оглядела пышную крону, торчащий неровный полукруг выворота, щетинящийся обломками корней, и, удовлетворившись осмотром, кивнула. Мальчишка выдохнул.

Она же, обойдя корни, вышла на полянку и раскинула руки крестом, запрокинув лицо вверх:

— Я снова вижу солнце, ура! — и звонко рассмеялась.

«Ты сама — как солнце», — хотел сказать Северус, но, конечно, не сказал. Вместо этого он изобразил крайнюю степень исследовательского интереса (тем паче, что интерес и правда был неслабый) и поторопил её:

— Ну! Ради чего мы столько плутали во тьме-то?

— Смотри — я начинала уже показывать, придётся повторять. Просто устремляешься всем существом вверх: не только телом, но и внутри. Целиком. Как бы даёшь такой посыл кверху… — она снова вытянулась в струнку, опустив напружиненные руки с отставленными в стороны ладонями, напряженная шея стала казаться ещё тоньше, глаза вперились в небо. — Я так начинала, теперь уже по-всякому могу, — сказала она и… взлетела.

Невысоко, сделав круг над макушкой Снейпа, и не очень быстро, словно нежась на воздухе, но определённо это не была примитивная левитация.

— Как-то так, — улыбнулась она, приземляясь рядом с ним и смущенно поправляя подол, раздутый ветром.

— Охереть! — честно и исчерпывающе вынес вердикт Северус. — А как ты впервые поняла, что можешь?

— А это у меня с младенчества самый верный способ убегать от погони во снах! Чуть что не по мне — сразу фьють! — и улетаю, рефлекс уже такой! — она снова засмеялась. — И мне обидно было, что я так четко помню все ощущения полёта, прямо тело помнит, как оно это делало — а наяву не получается. Ну, я и попробовала — с кресла. Зажмурилась — и… — она смутилась и потупилась. — Глупо, правда?

— Ничего не глупо! Всё правильно ты сделала! И ведь вышло же!

— Потому что я очень-очень хотела. Летать самой по себе — без всяких крыльев, мётел, ковров или прочих... костылей. Они же мешают — убивают всю свободу полёта! Но, видимо, людям трудно представить, как они летают без всего — даже во сне. Папе вот снилось, что он летает на велосипеде, представляешь?! А Тунье — что её поднимает в воздух волшебный блокнот. Она держится за него и взлетает. А я хотела не так! Сколько раз я представляла, что прилетит вдруг волшебник, предложит на выбор: какую способность, мол, хочешь? А я бы сразу сказала: «Летать хочу!» Больше всего мечтала научиться…

— И я! — перебил Сев, полыхая глазами. — Хотя во сне я чаще падаю, чем летаю, но тоже всегда хотел! Летать и читать мысли!

— Мысли — это тоже полезно, но не всегда приятно — мало ли, кто какие глупости или гадости думает, а ты идёшь и слушаешь всё это.

— Ничего! Всегда лучше знать, чем не знать. Но вообще это не так делается, я в книжке по ментальным искусствам читал, — и он завёл глаза кверху и стал цитировать по пямяти, — «Палочка должна буде яко рапира направлена, а такоже очами к очам прикипеть надобно безразрывно и молвить заклятие «Легиллименс», вот. Я пробовал даже, с маминой палочкой, но только голова заболела. Так что это жутко сложно. Но я обязательно научусь!

— И меня научишь?

— Конечно! У тебя непременно выйдет!.. — он на миг замялся, и от Лили это не ускользнуло.

— Что? Сомневаешься во мне?

— Нет, в тебе — вовсе нет! Просто я тут подумал… Когда та тётка посмотрела на нас, я очень волновался, заметила ли она, поняла ли, что она вообще себе подумала. Мне было позарез надо узнать, понимаешь? Я уставился на нее, и у меня как будто картинки замелькали — дети эти, какие-то ещё люди, даже я — со стороны, словно её глазами… Ну и потом в ушах зашумело, сильно так — только недавно отпустило… Как думаешь, могло быть, что я её прочитал?

— Себя со стороны? Очень похоже на то! Слушай, Сев, да ты гений! — Лили смотрела с искренним восхищением.

— От гения слышу, — буркнул Сев, но он был польщен. Да что там — он был откровенно счастлив. — А что, если я попробую полетать — как ты?

— Давай! — Лили захлопала в ладоши, — Только зажмурься, так легче.

Но с нахрапу это умение Севу не далось. И с третьей попытки тоже. И когда он, за неимением кресла, сиганул с выворотня — только порвал и без того бахромистую штанину. Лили подошла к покрасневшему, злящемуся на себя и на весь свет Снейпу и осторожно погладила его по плечу:

— Не переживай, пожалуйста! У меня тоже не сразу получилось…

— Я научусь! — отчаянно сверкнул глазами он. — Вот увидишь, я научусь! Я буду тренироваться!

— А давай, я тебя поднять попробую?

Сев смешался — ему и хотелось попробовать, и было стыдно, что это его собрались катать, а не наоборот, и боязно, что девочке будет тяжело и неудобно. Но Лили уже взмыла в воздух — невысоко, где-то на метр, и протянула ему руки:

— Цепляйся!

Хватило ее шагов на десять — и то в шаге над землёй. Когда они, смеясь, повалились на траву — точнее, он на траву, она — почти ему на голову, у обоих ныли руки от самых плеч. Но оба знали, что не променяли бы этот день ни на какой угодно другой из их прошлой жизни. Жизни, где у Лили не было Сева, а у Северуса не было Лили.

Вдруг она подавилась смехом и протянула руку, показывая всё ещё лежащему навзничь мальчику на склоняющееся за реку солнце.

— Ой… вот теперь я точно опоздаю!..

Примечания:

Картинка к части с просторов

https://ibb.co/y8jJJXd

И ещё:

https://ibb.co/DM2nBjP

https://ibb.co/rbhypHw

Они очень торопились, но оба понимали, что успеть нереально. И всё же торопились, как могли. Несмотря на это, Лили, проходя мимо поваленного великана, ласково провела по теплой коре пальцами.

Снейп уверенно шёл впереди, речка с бликующим на ней закатом оставалась всё левее, а деревья сначала столпились гуще некуда, а потом внезапно расступились и выпустили детей через последний рубеж высоких кустов на посыпанную кирпичной крошкой тропинку. Вдоль неё равномерно стояли, раскорячив гнутые ножки, скамейки, по бокам шелковились подстриженные газоны с аккуратными кучками ёлок и ив, фонарные столбы анфиладой уходили вдаль, как бы указывая путь к главной аллее прямо по курсу. Это снова была «приличная» часть города и «приличная» половина парка, хорошо знакомая Лили, и отсюда она без проблем смогла бы добраться и сама, но Северус так уверенно вышагивал, провожая ее, так старался быть нужным, что она не стала настаивать на самостоятельности, а просто поравнялась с ним и молча пошла плечом к плечу. Молчать долго, впрочем, Лили не смогла.

— Сев, а давай, это будет наше дерево?

Заиметь что-нибудь общее с Лили было однозначно здорово, поэтому он без раздумий кивнул:

— Давай! — но всё же рационализатор в нём взял верх и добавил, — А зачем?

— Например… — девочка на секунду задумалась — с такой точки зрения она всё подряд рассматривать не привыкла — было бы, как говорится, дерево, а «зачем» приложится, но раз он спрашивает, надо не ударить в грязь лицом. — Оно такое длинное и большое, на нём можно играть в «Наутилус»! — и предупреждая неизбежный вопрос, затараторила, — Представь, огромная подводная лодка, плывёт, куда захочешь — и мы на ней! Ты, конечно, будешь Капитан Немо, а я могу быть профессором Аронаксом…

— Это снова книга, да? — наконец догадался Сев.

— Ага! Замечательная! Они там совершили почти кругосветное плавание, и сражались со спрутами, и застревали во льдах, и…

Сначала на главной аллее, к которой они приближались быстрым шагом, а потом и над ними, позади, вокруг них — зажглись фонари. И воздух сразу сгустился и потемнел, а отблески заката, которые до этого будто удерживали своими переливами ускользающий день, внезапно стали только подчеркивать стремительно синеющее небо. Опоздание принимало катастрофические масштабы, и Лили споткнулась и остановилась, глядя на пятна фонарного света под ногами, вся такая поникшая и несчастная, что Северус, не думая, выпалил:

— Ну хочешь, я пойду с тобой — ты скажешь, что во всём виноват я! Что это из-за меня мы заблудились. При мне они, может, не будут ругаться, по крайней мере, на тебя, а мне не привыкать.

— Хочу! — Лили аж подпрыгнула, отчего косичка, носившая следы встреч и тесного общения с ветками и листьями, забавно подпрыгнула между лопаток, как живая. — Не прикрыться тобой, в смысле, а пойти вместе! — пока он не передумал, теплая ладошка сцапала его руку — в который уже раз за этот невероятный бесконечный день?!

А он и не думал передумывать — ведь и правда, приди она не одна, ей всяко не так попадёт, как без него. А если ее таки решат наказать… Что ж, ему терять нечего, а в швырянии полок никогда не лишне попрактиковаться.

Полный суровой решимости, он дошагал до самого её крыльца — первый дом прямо напротив парка, весь нижний этаж уютно светится, на окнах столовой — винного цвета портьеры, над крыльцом — кованый фонарик с желтым стеклом…

Тут, перед тремя финальными ступеньками, выдержка ему едва не изменила, но он сумел собрать себя в кулак, мысленно повторяя, что идёт не в гости к Эвансам на чай с бисквитами и трёп о погоде, а защищать Лили. А защищать Лили — важнее всего на свете, хоть от кого: от василиска ли, от аллигатора, от Министерства магии или от ее собственного отца. Поэтому — собрался, тряпка, и пошёл. Пошёл, кому говорят!

Лили и не подозревала о титанической душевной борьбе и душевном же раздрае, кипевших под нелепыми рюшами в груди её друга. Она просто и привычно поднялась на крыльцо, не заметив, как дернулась мальчишечья рука в её ладони, просто и привычно отворила дверь, больше радуясь, что Сев все-таки пришёл в гости, чем переживая о грядущем нагоняе, просто и привычно прошмыгнула в полутёмную прихожую, небрежно захлопнув дверь, чем заставила Снейпа вздрогнуть, и совершенно, непередаваемо просто крикнула в глубину квартиры, в залитую светом столовую, где виднелись сидящие у стола фигуры:

— Мам, я с Севом!

* * *

Снейп шёл домой среди полностью сгустившейся темноты, почти не нарушаемой редкими огнями Паучьего тупика. В отличие от подруги, ему некуда было торопиться. Он никому не обещал быть до заката, его никто не ждал с горячим ужином, ему никто и слова не скажет, явись он хоть в полночь. Нет, может, конечно, и скажут, особенно, если Тобиас дома, но слова эти вряд ли будут связаны с нарушением какого бы то ни было графика. Просто всем насрать. И Тобиасу — не приди он вовсе, тот и не заметит, а когда заметит — порадуется. И, что самое страшное, маме.

Он начал осознавать это не так давно, а окончательно признался себе в этом, сидя за столом у Эвансов и глядя, как мама Лили общается с детьми. Со всеми, Мерлиновы яйца, детьми — и с проштрафившейся Лили, и с вреднючей Петуньей, и даже с ним, совершенно чужим неотесанным нищим мальчишкой с траурной каймой под ногтями и разодранной чуть не до колена штаниной.

Конечно, Лили никто не собирался наказывать. Максимум, что ей светило — это остаться без сладкого и получить запрет гулять на пару дней. Вот этого-то эта дурочка и боялась до трясучки — оказывается, гулять с ним, Северусом Тобиасом Снейпом, десятилетним нестриженным полукровкой из «нижнего» города, для неё куда важнее и пирожных с заварным кремом, и даже маминого неодобрения — кто бы мог подумать… Да и всего-то неодобрения было:

— Где тебя носило, юная леди? Мы ждали тебя целый час!

— Ой, мамочка, мы играли в подводную лодку и немножко это… слишком погрузились!.. — и вот как устоять против этого очарования?!

Головка набок, честнейшие и одновременно хитринковые глаза, из волос на макушке торчит листик с черенком — и как он не заметил? — ну вылитый эльф, как можно не растаять?! Сев и растаял, хотя «тяжелая артиллерия» предназначалась и не ему. Папа — рыжеватый сутулый блондин с длинноватым лицом — составил компанию Снейпу — видимо, на особей мужского пола эльфьи чары действуют неотразимо — и заулыбался, спрятавшись за газету. Но мама ещё держалась:

— Мы пообедали без тебя! Отец уже собирался идти тебя искать, как совсем стемнеет! — мистер Эванс вынырнул из-за газеты и сделал дочке страшные глаза.

— Прости, мамочка! Мы больше не будем — честно-честно! А сейчас мы такие голодные, что еле на ногах стоим!

Петунья фыркнула, одним глотком допила свой чай и демонстративно ушла в кухню — якобы мыть чашку, а на деле — чтобы показать этому люмпену, что ему здесь не рады. На неё эльфья харизма, похоже, не действовала совсем. Или она знала качественный антидот.

— Ну, раз голодные… — протянула мама, и все — даже Снейп — поняли, что буря не состоится. — Идите мойте руки… и лицо! — добавила она, хорошенько всмотревшись в своего рыжего отпрыска. Чужой, впрочем, в этом плане не отставал, а то и лидировал. — И представь уже нам своего приятеля, как положено!

— А, ой! Мама, папа, это — Северус Тобиас Снейп, мой лучший друг!

Примечания:

Приблизительная такая картинка, да и старше они здесь. Но — что есть!

https://ibb.co/WzbdjcJ

За завтраком, положив дочерям овсянки, мама сказала, обратив взгляд почему-то не на Лили, а в окно:

— Хороший мальчик этот Северус. До невозможности запущенный, но умненький, это правда. Но во что он одет!.. Мне показалось, или это мамина рубашка на нём была?

— Хорошо, если не бабушкина, — вздохнула Лили, поливая кашу вареньем. Она имела возможность рассмотреть Снейпово одеяние куда подробнее.

— Я попробую сделать что-то через нашу ассоциацию помощи — может быть, собрать вещи…

— Ой, мам, Сев не согласится! Он очень гордый! Хотя, конечно, здорово бы было…

— Надо придумать, как провернуть это аккуратно. Возможно, через его маму… Я поспрашиваю у наших активисток, кто может её знать. А ещё, знаешь, мне кажется, он в тебя влюблён.

Петунья страдальчески закатила глаза и что-то прошипела себе под нос, не рискуя при маме говорить громче. У неё вот не водилось никаких ухажеров — пусть даже от горшка два вершка и в бабушкиных обносках. А ей, между прочим, уже двенадцать, она практически барышня, не то, что эта пигалица. И вести себя умеет не в пример лучше. И вульгарных веснушек у неё нет. И почему такая несправедливость: некоторым всё — и необычные способности, и верные поклонники, а некоторым, несомненно, более достойным, — только пустышки-тараторки из кружка кройки и шитья , которых и подругами-то не назовешь? Ничего, она ещё выскажет этой задаваке всё, что думает, когда они окажутся наедине.

Лили же явно смутилась, если не испугалась:

— Да что ты, какое влюблён! Мы же друзья! Влюбленные под окнами караулят и дарят цветы, а мы просто играем. Да и мальчишки в этом возрасте, — добавила она с ноткой снисхождения, — ни о каких влюбленностях ещё не думают — ты же сама говорила, что они взрослеют позже, года этак на два.

— А некоторые — не взрослеют вообще, да, — ответила мама. — Но твой Северус, как мне показалось, необычный мальчик.

— Это да!.. — лицо Лили озарилось улыбкой, а щеки окрасились в цвета вчерашнего заката.

— Куда вы пойдёте сегодня?

— Ещё не знаю, мне надо бы заскочить в библиотеку, сдать «Таинственный остров». Может, вместе сходим.

— Возьми в сумочке пару шиллингов на мороженое. Только новую книгу не бери — мы же послезавтра уезжаем…

Лили как мешком огрели:

— Как?.. Как послезавтра?!

Тут вступила и так слишком долго молчавшая Петунья:

— Ты со своим рыцарем печального образа всё на свете позабыла! А, между прочим, с прошлого месяца известно, что у папы отпуск, и что мы едем к бабушке на побережье!

— Да помню я про отпуск! Но он же с тридцатого июля! — на рыжую было жалко смотреть.

— Так тридцатое июля — это послезавтра! — победно припечатала Петунья и добавила тише: — Совсем все мозги уже растеряла, это заразное, видимо…

— Послезавтра… — беспомощно бормотала Лили. — А как же Сев? И наш «Наутилус»? И… Мы столько всего собирались!!.. Мам!.. — она в отчаянии взглянула на женщину, — А может, как-то можно?..

— Нет, дочь, — мамин голос был мягок, но безапелляционен. — Бабушка не видела вас год, папа мечтает отдохнуть у моря, да и вам вариться в пыльном городе неполезно.

— Нет, а если… А нельзя мне остаться?! — в последней, какой-то безумной надежде выдала девочка и затаила дыхание.

— Лили, это не обсуждается. Мне жаль ваших планов, но оставить тебя на две недели на попечение мистера Снейпа — было бы слишком безрассудно, ты не находишь? Я вижу, что он о тебе заботится, но кто бы ещё позаботился о нём… Приедешь в августе — и никуда ваш «Наутилус» не убежит.

— Ты не понимаешь, мама… — обреченно вздохнула Лили и потащилась мыть тарелку. — Две недели — это же вечность!..

Снейп караулил под окнами. Не под самым домом, конечно, а напротив, в тени первых, окружающих парк деревьев. Оттуда прекрасно было видно и крыльцо, и половину окон. Где чьи он ещё не успел разобраться, но и Хогвартс не сразу строился. Увидев, как, словно от тарана, распахнулась дверь, выпуская яростную рыжую молнию, он быстро отступил назад и напрямик побежал к овальной клумбе — уговоренному месту встречи. Пока Лили по дорожкам дотуда доберется, он уже успеет отдышаться. Так и вышло. Завидев ее, Сев заранее разулыбался, готовясь сказать приветствие, но, стоило ему разглядеть ее лицо, как внутри всё перевернулось:

— Что?! Все-таки ругали?!

— Нет! — девочка, чуть не плача, топнула ногой в белом гольфе. — Мы послезавтра уезжаем!..

Снейпа обдало ледяной волной — как? куда? На сколько? Неужто Эвансы переезжают?! Почему он не слышал об этом раньше? И возможно ли, что жизнь, едва начавшая улыбаться ему, возьмёт и отберёт у него Лили — навсегда?!

— Навсегда?.. — не слыша себя, вслух повторил он.

— Нет, почему? — она удивлённо моргнула. — К бабушке в Дорчестер, на две недели. На побережье. Но я совсем забыла об этом — и я не хочу! Мы же столько всего собирались!.. — она снова заблестела навернувшимися слезами и сжала кулачки так, что затиснутая подмышкой книга слегка прогнула картонный бок.

Кажется, всё это время Северус не дышал. По крайней мере, вдох, который он сейчас сделал, прокатился по лёгким, как по пустому иссохшему руслу. Две недели — это не страшно. Это куда меньше, неизмеримо меньше, чем навсегда. Две недели можно пережить.

Лили, между тем, продолжала, чуть не всхлипывая:

— Ты же обещал научить меня Люмосу, а я тебя — летать, и мы собирались потренироваться читать мысли, и так и не сыграли в Капитана Немо, и… — Она не могла ему объяснить свой страх: а что, если Сев забудет ее за это время? Что, если она приедет — а они больше не друзья?!

— Ничего, Лилс, — он впервые назвал её так, по-домашнему, как вчера за столом обращался к ней мистер Эванс, и сам испугался — как-то она отнесется к подобной фамильярности? Но она, кажется, даже не заметила. — Две недели — это не так уж долго. Вернешься — и мы всё успеем. У нас ещё куча времени впереди! И на Люмос хватит, и на капитанов…

— Но… а как же ты?.. — в незаконченном вопросе ясно читалось: а как ты тут без меня?

— А я буду тебя ждать! И потом подробно расскажу тебе всё-всё, что тут было, что прочитал и что сделал, ладно? — незачем ей знать, что без неё его жизнь остановится, замрёт, словно пораженная Ступефаем, и снова пойдёт только с ее возвращением. В конце концов, это всего две недели. А он умел ждать.

— Правда будешь ждать? — ее улыбка сквозь слёзы была как солнечные полосы, пробившиеся через тучи — такой же яркой и ослепительной.

— Конечно, правда! — твердо сказал он, беря ее за руку. И про себя добавил: «Всегда».

— А что тебе привезти оттуда? — спросила Лили, почти совершенно успокоившись. Ей страшно захотелось сделать ему что-нибудь приятное, привезти памятку, как знак того, что и она, там, вдалеке, о нем не забудет. Но он же, небось, откажется от любого сувенира…

— Вы же к морю, так? Привези мне ракушек. Они во многих зельях используются.

— Каких? Они такие разные бывают! — Лили готова была запищать от радости, что он согласился хоть на что-то. Впрочем, и то верно — ракушки не требуют денег.

— А всяких. Морские различных видов пригождаются, ты привези, какие найдёшь, я разберусь. — И добавил после неловкой паузы, — Спасибо!.. Ну что, идём в библиотеку? У нас целых два дня — давай использовать их на полную катушку!

Он усмехнулся, она, чуть помедлив, тоже, и, уже привычно взявшись за руки, дети пошли через парк к центру города.

— А здорово ты вчера про подводную лодку маме задвинула! Я б так быстро не сообразил.

— Ну, я подумала, что не стоит рассказывать родителям, что мы сначала чуть не нарушили закон, потом бродили по лесу на окраине, а под конец немножко летали. А так — я же даже не соврала, просто сократила, так сказать, программу — и все довольны! — она улыбалась невинно, как ангелочек на рождественской открытке.

«Слизеринка! Ну чисто слизеринка же!» — с восхищением подумал Северус, а вслух нарочито ворчливо сказал:

— Давай сюда книжку, чего ты будешь её тащить.

Зайдя вместе с Лили в библиотеку, Снейп по-хозяйски прошествовал к стойке и уверенно протянул Лилину книгу, которую нес почти всю дорогу. Не потому, что Лили было тяжело, а потому, что ему было приятно.

— Это мисс Эванс сдаёт, — кивнул он на девочку, застрявшую у полки с новинками, обращаясь к библиотекарше.

— А ты свою? Не принёс ещё? А то я тебе следующую подобрала.

— Вау, Сев, ты записался в библиотеку?! — восхитилась Лили, подходя к стойке. Она прекрасно помнила, как он стремился слиться с фикусом в их первый совместный поход сюда — это было, когда они встретились второй раз, а знакомы были тогда четвёртый день, а теперь уже конец июля — и, господи, как недавно и как ужасно давно это всё было! Как будто прошла целая жизнь — и одновременно один взмах ресниц.

— Он — постоянный читатель! — не без ехидства, впрочем, явно незлого, ответила вместо него женщина за стойкой. Северус смутился, а Лили изумленно заглянула ему в лицо: как многого, мол, я о тебе не знаю, дорогой друг! Не став никак это комментировать, мальчик ответил на вопрос сотрудницы:

— Я завтра принесу, вчера не успел дочитать.

— А теперь — мороженое! — закричала Лили, с чувством выполненного долга выпорхнув из книжного пристанища.

— Я не хочу! — поспешно заявил Снейп, хотя желудок тут же предательски булькнул — после вчерашнего ужина у Эвансов он ничего не ел, сбежав из дома рано утром. Запасов же в холодильнике у них не водилось, как, в общем-то, и самого холодильника.

— Ну со мной за компанию, пожалуйста! А то, если ты не будешь, я тоже не буду! — включила эльфёнка Лили, и мальчик, полностью осознавая, что его сейчас хоть и миленько, но шантажируют, уступил. Тем более, что жрать и правда хотелось зверски.

Мороженое было изумительно вкусным, он вообще с трудом мог припомнить, когда ел его в последний раз — год назад? Два? Отец тогда ещё работал и, кажется, даже почти не пил. Ну, по сравнению-то. Сев прикончил свою порцию за пять укусов и потом ухохатывался, глядя на чудеса эквилибристики, которые вытворяла Лили, чтоб не закапать тающей сладкой жижей всё платье сверху донизу. Со счетом шесть-два Лили таки победила, и Северус только собирался об этом громогласно объявить, как бок пронзила резкая, острая, как зельеварческий нож, боль. Он согнулся, прижав руку к животу, из глаз невольно брызнули слёзы.

___________________________

Примечание

Смешная картинка со взявшимися за руки детьми

https://postimg.cc/Jtf0zJNz

Лили в ужасе бросилась к нему — и застыла статуей, не зная, что сделать, чем помочь и, главное, как не навредить.

Глядя сквозь слёзы на её страдальческое лицо, Северус, несмотря на прокручивающийся в боку нож, чувствовал себя почти счастливым — она так беспокоится за него, так переживает, — значит, он для нее важен! Снова и снова неуверенный в себе мальчик готов был искать подтверждения её небезразличия. Да что там — он просто жаждал их, как путник дождя в пустыне. И, проскочила мысль, если это так приятно, когда за тебя волнуются, то и умереть не жалко — чтобы ещё раз увидеть вот такое её лицо. Только красиво как-нибудь умереть и, желательно, героически. А не скрючившись буквой зю и с красными глазами.

Как бы там ни было, а буква зю явно приносила облегчение — нож заменили шилом, а потом и вовсе иголкой. Сев поспешил разогнуться, чтобы не стоять перед Лили в неприглядной позе — и тут же снова сложился пополам. На этот раз, по ощущениям, внутри проворачивался не нож, а целая секира.

— Сев, что с тобой? Чем тебе помочь?! — в голосе девочки звенели рыдания.

— Подожди-подожди.. сейчас пройдёт… — просипел он, стараясь не стонать. — Это бывает… это… когда долго не ешь… а потом что-то быстро проглотишь… Ничего страшного…

Но Лили вдруг решительно взяла его за руку — другую он всё так же прижимал к животу, и Северус почувствовал, как пелена перед глазами истончается, а секира перестаёт ворочаться, уменьшается, тает… Он снова осторожно выпрямился — недоверчиво, в любой момент ожидая возвращения приступа, но в боку не осталось даже иголочки, только спадающее напряжение сведённых и постепенно приходящих в норму мышц.

Снейп изумленно взглянул на Лили и прочитал на ее лице торжество.

— Получилось!.. — неверяще выдохнула она и тут же ойкнула и сама схватилась за бок.

— Что получилось? Что ты сделала?! — заполошно вскричал Северус, понимая, что лучше бы он сто раз умер, хоть каким скрюченным, чем ещё раз увидел ее гримасу боли — боли, о ужас, причиненной им! — Ты что, вытянула это из меня?!

— На-наверное… — проговорила Лили, продолжая морщиться. Но пополам не сгибалась, и то хлеб. — Я так хотела тебе помочь… Не знала, что сделать… И просто очень захотела, чтобы тебе стало лучше, чтобы оно… перестало мучить тебя!

— Так… — Северус схватил её за руку и потащил к водокачке на углу. Разрываясь между нежеланием отпускать Лили хоть на секунду и необходимостью действовать, навалился одним плечом на рычаг. Кран сначала возмущенно плюнул, потом всё же отжалел нетолстую струю воды, Северус сунул под неё руку девочки и только тогда отпустил её. — Суй вторую давай! — пропыхтел он, продолжая качать воду. — Прополощи их хорошо, ещё лицо ополосни и шею! Проточная вода… всё унесет…

Лили послушно умылась, она больше не морщилась, и Снейп отпустил рычаг.

— Прошло? — буркнул, не глядя на неё.

— Ага… Да оно и не сильно было, чего ты?.. У меня-то желудок здоровый, ничего бы со мной не сделалось. Подумаешь, кольнуло…

И тут Северуса прорвало. Он буквально взорвался, крича и размахивая руками:

— Ты с ума сошла, да?! Нет, ты вообще ебанутая — чужую боль себе забирать?! Здоровая она, блядь! А стала бы нездоровая! Не умеешь лечить — нехер соваться!

У Лили жалобно тряслись губы, когда она пыталась оправдываться, вставляя слова между его воплями:

— Но ведь я хотела, как лучше... И тебе же помогло!.. И да, я не умею, но так получилось! Не кричи на меня! Я только хотела помочь! — постепенно ее голос набирал силу, ответы звучали всё возмущеннее, и вот они оба уже стояли и орали друг на друга посреди улицы, в луже воды, натекшей из колонки.

— А никто не просил мне помогать! — его голос сорвался на режущий уши фальцет. — Как-нибудь не помер бы! Тоже мне, мать Тереза! — Снейп орал, не помня себя. А Лили вдруг — резко, как будто повернулся выключатель, замолчала. И уже совсем другим тоном, непроницаемым и сухим, сказала:

— Ах вот как… А я-то думала, ты мне друг, Северус Снейп. Друзьям не зазорно помогать и принимать помощь. Но ты у нас особенный. Этакий принц. Очень глупый, напыщенный, упрямый и злобный принц. Вот и оставайся сам с собой и со своей гордостью. Всего хорошего.

И ошарашенный, начавший приходить в себя Принц-полукровка, словно в дурном сне, видел, как она с достоинством развернулась и ушла, высоко подняв голову. Чего он не видел, так это того, что смотрела вверх она, потому что изо всех сил старалась не заплакать.

К его чести, опомнился он быстро — Лили не успела ещё свернуть за угол, как он догнал её, пошёл рядом, весь деревянный, скованный, преувеличенно чётко шагающий. Лица не было видно из-за волос, которыми он занавесился, как шторой. Против воли Лили подумалось — и как он не падает? Но он не падал, а шагов через десять оттуда же из-за занавеса донеслось невнятное «Прости».

— Что-что? — холодно переспросила девчонка, в душе радуясь и ликуя, что вот сейчас они помирятся, но старательно выдерживая марку.

— Прости меня, — чуть громче прозвучало из черного вороньего гнезда.

— Как ругаться на меня всякими словами и обвинять непонятно в чём, так ты говорил не в пример громче! — фыркнула Лили задирая нос. На этот раз — не чтобы скрыть слёзы, а чтобы показать некоторым несознательным грубиянам, что её прощение дорогого стоит.

Снейп опередил её и встал перед ней, вынуждая остановиться и Лили тоже. Выглянул из волос. Такого убитого выражения девочка не видела у него ни разу. На ум пришло слово «опрокинутое», вычитанное в какой-то книжке. Вот точно — опрокинутое лицо. Спеша высказаться, пока она снова не ушла, он зачастил:

— Лили, я кретин. И ты всё верно про меня... И я жутко виноват... Правда, я не хотел орать на тебя и вообще я так не думаю…

— Не хотел — а оно, значит, само сказалось? — капнула ядом рыжая, в душе торжествуя победу.

— Именно. Само. Я просто… — он окончательно вынырнул из своего убежища и отчаянно, распахнутыми больными глазами уставился на неё. — Я просто очень испугался за тебя. Когда понял, что ты сделала. И что могло сделаться с тобой.

— Да ничего бы со мной не сделалось, я уже говорила! — фыркнула Лили, но в голосе её Снейп уловил отголоски глобального потепления.

— Это повезло, что не сделалось. — совершенно серьезно, тихо и от этого особенно проникновенно говорил Северус. — Никто не знает, как поведёт себя незнакомая магия — а ты ведь первый раз, ну… лечила?

— Да, как-то раньше, знаешь, не приходилось.

— Ну и вот. А вдруг бы оно тебе десятикратно откатилось? А вдруг ещё чего? Вдруг бы сначала кольнуло, а потом бы ты раз — и умерла?

— Перестраховщик ты, Сев, — вздохнула она голосом своей мамы, и Сев тоже вздохнул — с облегчением. Раз назвала его так, как зовут только друга, значит, точно уже не уйдёт.

— Пусть перестраховщик. И всё-таки… Я поищу в книгах, что ты такое сделала и как с этим справляются, а пока — пообещай мне, пожалуйста, что больше не будешь меня лечить вот так. Ни меня, ни кого другого. Пока я не разберусь.

— А если ты помирать на моих глазах будешь?

— Тогда тем более не вздумай. Если я помирать буду, то и тебе достанется, откатом. Так что лучше уж я помру спокойно и в одиночестве. У тебя талант целителя, Лили, это ясно. Но никакого таланта, никакой силы и никакого здоровья не хватит, чтобы справиться со всеми болезнями, если брать их на себя. И ни один целитель в мире, если он в своём уме, так делать не будет.

— Значит, я не в своём уме — о чём ты мне недавно и напомнил, — эту шпильку Лили отпустила уже из чистой вредности, хотя больше всего ей хотелось сейчас схватить его за плечи, обнять со всей силы, так, чтоб дух вон, и нашипеть ему в ухо: «Я тебе помру, дурак дурацкий!» Но этого она себе, конечно , позволить не могла.

— Драккл!.. Я же уже извинился! Я правда-правда так не считаю — честное волшебное!.. И от помощи твоей я не отказывался, просто не хочу, чтоб эта помощь была во вред тебе. Я сам себя загрызу, если из-за меня с тобой что-нибудь случится…

— Ладно, извинения приняты! Мир? — смущенная его горячей искренней речью, она протянула руку.

— Пообещай, — набычившись от сознания, что своим упрямством снова может нарушить только установившееся перемирие, Снейп всё-таки отступать не собирался.

— Вот же ты… Хорошо, я обещаю больше не пытаться никого лечить, пока не научусь это делать без ущерба для себя! Доволен?

— Да! — он впервые улыбнулся и стал сразу как будто на пяток лет младше. — Мир! Знаешь, хоть я и дурак, Лилс, мне очень важно с тобой дружить!

— И мне… — маска оскорбленной невинности окончательно отброшена, от взрослых интонаций не осталось и следа. В глазах снова смеются солнца — и она смеется тоже. И тоже становится как будто младше.

— Знаешь, а насчёт принца ты в точку! — лукаво глядя на неё, бросает Северус.

— Да я же это тоже сгоряча, не принимай близко к сердцу… — смешалась Лили.

— Да нет, это всё проехали! Я про то, что у моей мамы девичья фамилия — Принц!

— Да ладно?!

По нагретой солнцем улочке идут за руки двое детей. Мальчик размахивает свободной рукой — совсем не деревянно, а легко и безалаберно, и что-то взахлёб рассказывает. Девочка внимательно слушает, кивает и на ходу поправляет ему прядку волос, падающую на глаза. Мальчик счастливо вздыхает. Девочка таинственно улыбается. Впереди у них ещё целый один день, треть лета, вся жизнь.

Примечания:

Обиженная Лилька

https://ibb.co/HtqvBF3

Впереди жизнь

https://ibb.co/S088nVK

Примечания:

Прошу пардону у читателей за задержку с новой главой — она была в процессе, но у автора вчера случилась питница: любимый, каберне, настолки…)) Пришлось отложить писанину)

Северус знал, что раньше четырнадцатого августа Лили ждать бесполезно, но последние три дня регулярно прогуливался к дому Эвансов утром и после заката — на всякий случай. И был вознаграждён: тринадцатого вечером, заняв свой наблюдательный пост под деревом напротив, он заметил свет в прихожей и столовой, а потом разглядел и старенький красненький Mini у крыльца. Видимо, семейство приехало вот буквально только что — с каждой минутой освещенных окошек становилось всё больше, в них мелькали неясные тени, скоро весь дом светился, словно рождественский фонарик.

Недолго поколебавшись, мальчишка решил, что настал момент прояснить давно интересовавший его вопрос: где находятся окна комнаты Лили. Дерево, под которым он стоял, было разлапистым и высоким — как раз подходящим для его целей: забравшись на первую развилку, можно было без помех в виде ограды и палисадника разглядеть первый этаж, а с веток чуть повыше — и второй. Нельзя было, конечно, исключать, что лилины окна выходят в сад, но, если он это точно выяснит методом исключения, то потом найдет, на что забраться и в саду. Ограды и заборы его никогда не останавливали, а уж теперь-то и подавно.

Влезть на дерево было делом одной минуты — тощий и невысокий, создававший впечатление слабака, на деле Сев был жилистым и выносливым, как борзая.

Перед ним, словно на сцене, оказалась вся жизнь дома Эвансов: вот отец семейства проходит через столовую, она же гостиная, где Снейп провёл незабываемый вечер, на секунду появляется в маленьком окошке холла, открывает дверь… Северус очень понадеялся, что на улице уже достаточно темно, а крона ясеня достаточно густая, чтобы лилин папа не углядел незваного соглядатая. Впрочем, в его сторону тот даже не глядел, а полез доставать из машины вещи.

Выудив два здоровенных чемодана, которые непонятным образом помещались в крохотном багажнике машинки, — и как только их туда упихали без чар расширения пространства?! — мистер Эванс вернулся в дом. Вот супруги Эвансы встречаются в гостиной и возятся с чемоданами, причём мама то и дело что-то относит на кухню, вот деловито снуёт туда-сюда Петунья, но это всё неинтересно, где же, дракклы подери, в конце концов Лили?.. А вот и она, легка на помине! На ней какие-то брюки вместо привычных уже Северусу платьев, вместо косы — высокий конский хвост, но мальчик узнал бы её из тысячи, будь она хоть в парандже. Сердце пустилось вскачь, и он даже на миг испугался, не услышат ли этого оглушительного грохота в доме. Лили о чём-то говорит с мамой, смеется, забирает несколько свёртков и пакетов и уходит вглубь дома, чтобы появиться — где? Сев отчаянно крутит головой на сто восемьдесят градусов, рискуя свалиться с ветки.

Вот оно! Ее силуэт возникает четким темным контуром на фоне зашторенного окна второго этажа прямо над гостиной. Прямо перед ним. Силуэт кидает пакеты в угол, явно намереваясь разбираться с ними завтра, какие-то ещё вещи кладёт на стол — прямо у окна, отчего штора колышется и колышет очертания фигуры. Потом искаженная перспективой теневая рука тянется — как будто к нему, отдёргивает штору и открывает окно.

Он считал дни, все дни до её приезда. Он даже делал зарубки на одном из мертвых корней рухнувшего тополя — как узник замка Иф, читать про которого он как раз начал. Он каждый день мысленно писал ей по длиннющему письму, где, как и обещал, подробно рассказывал обо всём, что происходило с ним в её отсутствие. Но насколько отчаянно он соскучился, стало ясно вот только сейчас, стоило ему её увидеть — не размытую плоскую фигуру за стеклом, не черный бумажный абрис, а её, живую и настоящую, в проёме окна, так близко и так далеко от него.

Лили вывешивается наружу, ставит локти на ливневый подоконник по ту сторону рамы, опирается подбородком на кулачки и мечтательно смотрит вдаль — на него — сквозь него… Она не может его увидеть — в темноте, после яркого света комнаты, скрытого ветвями, но Северусу кажется, что её глаза глядят ему прямо в душу.

Он не шевелится и даже не моргает, пока Лили не отходит от окна. Потом, охваченный чувством, что дальше подглядывать за ней не в праве — ведь он выяснил, что хотел, и хватит! — поспешно спускается-скатывается с дерева и припускает в сторону моста. Он готов поклясться, что слышит тиканье маятника, как будто остановленного чьей-то властной рукой на целых полмесяца и снова ожившего и возобновившего бесконечное движение там, в развилке дерева. Но, конечно, это было просто биение пульса в висках, ускорившегося от быстрого бега.

Когда утром Лили поспешно выскочила из дома, прижимая к груди бумажный пакет, первый, кого она увидела, был до серьезности взволнованный Снейп, выступивший из тени.

— Сееев! — радостно завопила она, кинувшись к нему с явным намерением повиснуть на шее, но в последний момент затормозила, смутившись, и просто протянула руку.

Мальчик торжественно её пожал, жадно разглядывая Лили, словно пытаясь впитать все изменения, произошедшие с ней за время разлуки. Веснушки стали крупнее, раздобрев на солнце, но выглядели менее контрастными — лицо девочки не сильно, но загорело, приобретя персиково-золотистый оттенок. Голубые джинсы и водолазка делали её старше, выше и ещё тоньше. Впервые Северус задумался, выше или ниже он своей подруги. Но, разумеется, подойти и помериться спинами при случае позволить себе не мог. Новая прическа делала её серьезнее и тоже добавляла год-два, а ещё хвост оставлял куда больше свободы рыжим прядям, чем коса — и Сев аж зажмурился от желания их потрогать.

— Тебе идёт! — похвалил он облик в целом, хотя и представить себе не мог, чтобы Лили что-то не пошло.

Та же восприняла это как комплимент джинсам, в которых ей было непривычно, но очень здорово, и восторженно затараторила в ответ, «заговаривая» неловкость встречи.

— Спасибо! Выпросила у бабушки, когда мы гуляли по магазинам. Тунья, конечно, расфырчалась — мол, будешь, как пацанка, а я ответила, что зато залезать на дерево будет гораздо удобнее. Она сказала, что леди не лазят по деревьям, а я на это — что в таком случае, леди быть очень скучно. Бабушка рассмеялась и купила!.. Ой, а это тебе! — опомнилась она и протянула мальчику объёмистый пакунок, перевязанный джутовой веревкой. — Аккуратно, я их всю дорогу на коленках везла!

Под пальцами ощущалось много слоев бумаги, а в самой сердцевине — что-то твердое. Снейп принял подарок, как святыню, и стоял с ним, не зная куда деть его, руки и глаза. Поняв, что «спасиба» от растерявшегося мальчишки не дождаться — по крайней мере, не сразу — Лили продолжила забивать паузу, тем более, что вопрос её и правда волновал, вон, даже спецодежда теперь есть:

— А как там наш «Наутилус»?

— А пошли его навестим! — заговорщицки улыбнулся Северус, наконец ставший похожим на себя. Он осторожно разместил пакет подмышкой, вторую руку подал Лили, и они двинулись вглубь парка.

— Спасибо, кстати, — глядя под ноги сказал он.

— Кстати, пожалуйста! — звонко расхохоталась она.

Приведя Лили на полянку, Снейп хозяйским жестом указал на тополь и замер, ожидая её реакции. Лили вгляделась и завизжала, подпрыгивая на месте, как мячик: между двумя нижними, почти параллельными земле ветвями появился настил из досок, даже с бортиками по краям, а по бокам от ствола, и так крышей нависающего над этой площадкой, зеленели ещё свежими листьями ивовые плетенки — как циновки или кровли у африканских хижин. Теперь заметить укрывшихся внутри детей будет непросто — даже если кого и занесёт случайно в эту глухомань, а кроме того, не придётся скользить по наклонным сучьям, пытаясь как-то угнездиться, и у дождя, буде таковой случится, останется очень мало шансов добраться до отважных подводников.

— Это… ты… сам?!

— Ну должна же у него быть рубка, правда? Или это спасательная шлюпка с герметичной крышкой, как думаешь? В такой в Мальстрим не страшно?

— Сев… Ты прочитал?!.. — Лили снова пискнула от избытка чувств и всё-таки бросилась ему на шею.

Переждав, пока Лили напищится и облазает всё свежепостроенное укрытие, Сев, переполняемый гордостью, решил похвастаться ещё кое-чем. Он забрался на выворотень и оттуда позвал девочку:

— А смотри, как я теперь! — и прыгнул вниз.

Точнее, вниз было первые полсекунды, а потом он резко взмыл выше малохольных берёзок, обрамляющих полянку, и сделал несколько головокружительных кульбитов.

Лили, задрав голову и апплодируя, следила за ним, а он откровенно рисовался, наслаждаясь её реакцией. Это пьянило даже похлеще самого полёта — ее признание, ее восторг, ее радость за него, ее восхищение — этаким зелёным Фелицисом выхлёстывало из лилиных глаз и наполняло неведомой доселе силой, почти всемогуществом.

— Давай руки! — крикнул он, снижаясь до ее роста.

Она без тени сомнения ухватилась теплыми ладошками за его протянутые прохладные. Минутку повисела, глядя вверх на его одухотворенное лицо, понимая — Северус сейчас как будто отдаёт долг, катает её, как недавно его катала она, а потом, не дожидаясь, пока мышцы взвоют от усилий, поднялась в воздух сама, не отпуская его рук.

— Ты научился!.. А ругался, что не получается!

— У меня было время потренироваться, — с затаенным самодовольством пропыхтел Снейп.

Начавший накрапывать мелкий и какой-то подозрительно осенний дождик загнал детей в убежище, и Лили, размещаясь на голых досках, подумала, что неплохо бы приложить к этой суровой мужской постройке женскую руку. Северусу, похоже, было нормально и так.

— Знаешь, я всё думал о том нашем разговоре про палочки, детскую магию и всё остальное. И, пока тебя не было, перечитал «Историю Хогвартса», мамин учебник по истории магии за младшие курсы — там как раз про древность, ну и ещё кое-чего полистал…

— Сев, когда же ты успел облагородить наш корабль, если ты всё время читал? — с улыбкой спросила Лили, слегка завидуя — она тоже читала очень быстро, но всё же, наверное, не так, как он. Ещё и такую сложную литературу! — Мне бы так!

Он польшенно потупился и якобы небрежно отмахнулся:

— Да что там читать-то… так — освежить… Так вот! Не знаю, почему я не обращал на это внимания раньше — может, воспринимал как само собой разумеющееся, может, просто мелкий был, но тут прицельно прошерстил все главы про Основателей — и ни разу, ни единой строчки не нашёл о том, что они использовали палочки. Ну, знаешь, все эти «и он взмахнул палочкой — и камни пустились впляс», или там дракон окочурился, или у Хельги сад вырос. Даже в сказках этого полно, а тут, вроде как, документ. И ни единого упоминания! А уж какую сложную магию творили Основатели — это каждый ребёнок знает!

— Я не каждый ребёнок, — покраснела Лили, вновь почувствовав свою ущербность в новом для нее мире. — Основатели — это же те четверо, что построили Хогвартс, да? У них ещё имена с фамилиями на одинаковые буквы…

— Да: Ровена Рейвенкло, Салазар Слизерин, Хельга Хаффлпафф и Годрик Гриффиндор, я рассказывал. Не переживай, я дам тебе книжку, ты её в два счёта осилишь и будешь «все дети»!

— Спасибо! — горячо поблагодарила Лили и поторопила. — Ну и дальше-то что? Что ты раскопал?

— Смотри: то, что палочки не упоминаются, ещё не означает, что их не было. Вот если бы о них говорилось — тогда однозначно были бы, а отсутствие упоминаний может значить что угодно…

— Ага, я поняла! Папа что-то похожее о боге говорил и о том, почему его нету…

Ободренный ее пониманием, Северус продолжал всё более уверенно.

— Ага, а ещё довольно затруднительно бы было, скажем, Годрику одновременно орудовать мечом и палочкой, если он не амбидекстр… — быстрый взгляд на слушательницу и поправка, — обоерукий, которому что правой, что левой — без разницы. Да и Салазар с мечом дружил, так-то. Не в зубы же палочку при таком раскладе, в самом деле!

— Но, может, авторы книги просто случайно об этом не написали? Нет, то, что ты говоришь, вполне складно и логично выходит, но — а мало ли?.. — Лили закусила кончик пальца, как всегда, когда напряженно о чём-то думала.

— Чтобы исключить случайность, — тоном заправского ученого продолжал Северус, — я полез в «Историю магии». Учебнику сто лет в обед, конечно, но вряд ли в этом предмете что-то сильно изменилось — история, она и есть история. И знаешь, что интересно? Когда речь идёт о более поздних событиях, то палочки так и мелькают: в параграфах о магах семнадцатого-восемнадцатого века — чуть не на каждой странице! Дальше не знаю, второй части учебника, где про Новое время, у мамы не сохранилось, но, думаю, что вряд ли там была бы другая картина. А вот в начале, когда речь идёт о магах древности — тишина! Нет, ну у Мерлина был посох, это известно, но вряд ли он им махал, как сейчас машут палочкой. Скорее, я б поставил на то, что это был накопитель силы. Хотя кто его теперь знает! Но палочки у него не водилось практически наверняка. И у других великих колдунов прошлого: Ульрика Бледного, например, или Сигизмунда Вайсенгарта — тоже. Полная тишина! Да что там, даже насчёт Агриппы Неттесгеймского — тоже глухо, а это уже начало шестнадцатого века! Он, правда, больше зельеваром был, по-маггловски — алхимиком, но и в Чарах сёк будь здоров! То есть, получается, что или про всех них забыли написать, что они пользовались палочками, или палочек до семнадцатого века как-то и не водилось. А в семнадцатом веке у нас что случилось?

Это был риторический вопрос, Снейп не ждал ответа от Лили, так как не думал даже, что она дословно запомнила разговор, случившийся отнюдь не вчера. Но девочка хлопнула себя по коленке:

— Этот… как его… Секретный Статут!

Северус поглядел на нее с нежностью: ничто так не умиляло его, как жажда знаний и внимание к деталям. Если бы он мог очароваться Лили ещё больше, то сейчас это бы наверняка произошло.

— Точно! А это значит…

— Что это значит? — замирая от предвосхищения тайны, почти шёпотом спросила Лили.

— Это значит много всякого, на самом деле. С этим ещё разбираться и разбираться, по-хорошему. И не факт, что мы докопаемся до всего, а раскопанное правильно поймём. Но мы попробуем!

— Спасибо за книгу, Сев! Такая толстенная — мне её до Рождества хватит! — с притворным ужасом говорила Лили спустя пару дней, сидя в «рубке» «Наутилуса» под шорох очередного, мелкого и нудного дождя. Желтых листьев на их тополе ещё практически не было, но тощие березки, обрамлявшие полянку, уже едва ли не на треть позолотели, да и во всём остальном чувствовалось дыхание приближающейся осени.

В домике на дереве стало значительно уютнее — разумеется, по большей части, стараниями Лили. Дощатый занозистый пол укрыл старенький, но вполне ещё крепкий коврик, который она позаимствовала с чердака, справедливо полагая, что ни мама, ни, тем более, папа о нём никогда в жизни не вспомнят. Сидели они на двух перьевых подушках в испятнанных пожелтевших наперниках, но дети были солидарны с мнением, что дарёным подушкам в наволочку не смотрят. Их девочка заполучила вполне легально, поведав маме туманную историю про необходимость тренировать заклинания на безопасных предметах. «Мы же и правда будем на них тренироваться — когда-нибудь!» — с выражением ангельской невинности объяснила Лили изумленному преобразившимся интерьером Севу. Последний же накануне раздобыл на какой-то замороженной стройке здоровенный кусок плотного полиэтилена — и теперь их кровля стала совершенно непроницаемой. О том, что стройка могла быть не совсем замороженной, Лили предпочла не думать.

Зато теперь у них был полноценный «штаб», свой практически настоящий домик, и Северус проводил в нём значительно больше времени, чем в доме родительском. Лили сильно подозревала, что он порой и ночует там же, но допрашивать его не решалась. С этим всем нужно было что-то делать, как-то облегчить другу жизнь, и она напряжённо думала в этом направлении. Регулярных ужинов у Эвансов ей казалось недостаточно, ведь он так и ходил полуголый — в маминой рубашке, отцовой куртке, расклеивающихся башмаках и брюках, из которых вырос ещё пару лет назад. Хорошо хоть, в ширину он за это время практически не увеличился, но и без того ноги из штанин торчали почти до середины голени. Мама обещала в скором времени что-нибудь придумать, и Лили очень надеялась, что придумает она это до наступления холодов. Пока же она разрабатывала план, как незаметно утащить из дома плед, чтобы Сев не околевал, если и правда проводит тут ночи.

Тема прошлого и будущего магии оставалась самой обсуждаемой все эти дни, ведь теперь, вгрызшись в «Историю Хогвартса», Лили могла практически на равных участвовать в дискуссии.

— Как ты думаешь, — начала она неуверенно, но с каждым словом, под внимательным одобрительным взглядом Сева, голос её наполнялся силой, — если это и правда так — что до Статута маги колдовали без палочек, то зачем вообще всё это понадобилось? Неужели ваше Министерство это специально?.. Чтобы… чтобы волшебников можно было отследить?.. Контролировать?..

— Может быть. Я уже думал об этом. Ведь до этого времени и Министерства-то не было, и в других странах магические правительства появились где-то около семнадцатого века. В Западной Европе — так всяко. Представляешь, как управлять кучей могущественных колдунов, не поддающихся контролю? А так — запросто. Провинился маг — у него отобрали палочку, и дело с концом. Он даже воду без нее не наколдует. Запирай его в тюрячку, будет сидеть, как миленький, никуда не денется.

— Опять же, заклинания. Ведь все заклятия, которым учат в Хогвартсе, они, как бы так сказать… стандартные? Вот это — для одного, то — для другого, Люмос — для света, что-то вон, ты говоришь, для воды есть… Предсказуемый результат, одинаковые действия, ясно, как противостоять, если что. Это похоже, как в современных школах, которые так ругает мама: программа рассчитана на дураков, тесты и экзамены — очень эмммм… квадратные такие, все как заборами огороженные, думать самих не учат… Мама в молодости учительницей работала, много рассказывала про это всё. Не мне, конечно, в основном, а папе и прочим родственникам, а я слушала…

— Но ведь постоянно придумываются новые заклинания, новые чары, новые зелья… Моя мама «Вестник зельеварения» раньше выписывала — так там что ни номер, то открытие было.

— А принцип-то всё тот же остается. За рамки никто же не выходит. За этот «забор». Это как с оружием у неволшебников (Лили буквально физически было неприятно называть маглов маглами, и она старалась обходиться синонимами) — придумали стрелы — против них кольчугу, стали ковать мечи — появились щиты, изобрели пистолеты — вот вам бронежилет, и так далее… Всё по тому же кругу.

— Тогда вопрос — почему никто не выходит за рамки? Не лезет через забор? Мы же вышли! А мы ещё даже не школьники!

— А вот потому и вышли. Я карикатуру в газете видела, как сидит класс за партами, у учеников круглые головы, а в голове мысли, у всех разные; по классу идёт учительница и делает всем квадратные головы по одной и той же мерке, и мысли становятся у всех одинаковые.

— Типа, приходят детишки перед школой за палочками — и с одиннадцати лет все начинают колдовать одинаково! А кто-то и раньше, как я вон маминой пытался! — вклинился Северус, в восторге и ужасе от того, какой стройной — и страшной получается их теория.

— Если ты привык думать, что без палочки колдовать нельзя, — продолжала Лили, — то и не сможешь. Помнишь, как ты удивился, что я летаю, и сказал, что ты бы так никогда не смог? А теперь сам летаешь не хуже.

— Это да… Без тебя бы мне и в голову не пришло, что это возможно вообще. Но ведь все дети, значит, могут что-то подобное — и этого никто, получается, не замечал?

— А кто вообще детей воспринимает всерьёз? — хмыкнула Лили. — Вот расскажи мы, о чём тут говорим, родителям — они поверят? Мой папа, вот точно, хоть и не маг ни разу, скажет, что это всё «теории заговора», когда везде мерещатся тайны, которых нет.

— А моя мама скажет, чтоб я глупости не болтал, — невесело усмехнулся Северус.

— Что, в общем-то, одно и то же, — в тон ему продолжила Лили.

— Ну, ладно, не услышали их в детстве, не поверили, но почему же они потом это не повторяют? Не делают так, когда вырастают? Ведь могли же!

— Может, они забывают? Разучиваются? Как если левшу переучить пользоваться только правой рукой, он забудет, что мог всё делать левой? И да, я прочитала про амбидекстров! — с усмешкой напомнила Снейпу девочка. — Но их же очень мало! А все прочие — забывают. Ведь наверняка же тот Люмос, что ты зажигаешь, — она покосилась на уютный желтый шарик под низкой крышей, освещавший полумрак таинственным, но очень приятным светом, — совсем по-другому делается палочкой. Они переучиваются — и всё, как раньше, уже не могут.

— А может, этот талант со временем исчезает, если не развивать? Когда я совсем мелкий был, отец говорил, что у меня слух хороший и всё хотел на трубе меня учиться отдать. Мама, слава Мерлину, отстояла, а отец тогда кричал, что потом поздно будет. Если, мол, время упустить, то не научишься уже. Может, тут так же?

Лили представила себе тощего оборванного Сева с покрасневшими от натуги щеками, сосредоточенно дующего в блестящую золотую трубу — и чуть не прыснула от нелепости этой картины. Тот, без усилий разгадавший причину её внезапного веселья, досадливо рявкнул:

— Это было давно! — и покраснел почти как в лилиной фантазии.

— Прости, — она опустила глаза, но улыбаться перестала не сразу и, возвращая разговор в безопасное русло, сказала, — Есть ведь и те, кто взрослыми музыке учатся. Или рисовать.

— Им должно быть гораздо сложнее. Да и рисуют-то многие, в этом нет ничего из ряда вон. Никто же не думает, что научиться петь, играть или возить красками — это что-то небывалое. А с беспалочковой магией так и есть.

— Ага! А те, кто таки не забыли или не совсем переучились, потом становятся великими магами! — осенило Лили.

И они одновременно закончили:

— Как Моцарт.

— Как Дамблдор.

Помолчав, Лили добавила глядя в сторону:

— И, если всё и правда так, то понятно, почему волшебники не любят маглорожденных…

— Почему?! — вскинулся Снейп, готовый протестовать, возражать, защищать — вот только кого от кого, не мог бы ответить себе сам.

Но она ответила так спокойно и грустно, что он не нашелся, что сказать.

— Потому что нам не нужно выходить за рамки. Мы сразу за ними, мы там родились. А снаружи можно увидеть слишком много…

— Мам! Ты же обещала помочь семье Северуса! Я не могу смотреть, как он хлюпает своими ботинками, у которых пасти, как у крокодилов! Осень же на носу… А как ему в школу в таком виде идти? Другого-то у него, похоже, ничего и нет!..

— Солнышко, я помню про обещание! И даже вышла на миссис Снейп — не сама, правда, а через Марджори и миссис Грант. Они ходили к ней третьего дня, хотели предложить помощь — и не только вещами. Но она мало того, что не пустила их на порог, так ещё и накричала через дверь, чтоб они катились со своей милостыней куда подальше…

— Ой… Она ещё хуже Сева в этом плане, получается. Но сын же ходит, как огородное пугало — неужели ей всё равно?

— Да, тут-то можно было бы и поступиться гордостью — не хочет брать ничего себе, хоть о ребёнке бы подумала… Ну-ну, не плачь! Не плачь, рыжик мой!.. У меня есть одна идея…

— Какая?! — заплаканные глаза дочери прозрачными льдинками уставились на миссис Эванс с такой надеждой, что не оправдать её она просто не могла себе позволить.

— Перед началом учебного года мы всегда собираем гуманитарную помощь и устраиваем бесплатную ярмарку в школе. Она будет как раз в эту субботу…

— Знаю-знаю, но его же туда арканом не затащишь! Он лучше в картофельном мешке ходить будет, чем согласится, чтоб его облагодетельствовали!

— А если ты пойдёшь туда с ним? — лукаво прищурилась мама — совсем как Лили, когда задумывала очередную хитрость, — Или, скорее, он с тобой? Скажи ему, что это тебе туда надо, мало ли, зачем — ты лучше его знаешь, придумаешь что-нибудь. И поделись, что тебе неловко идти одной. Он же не оставит тебя одну, правда? А там уж разберётесь, я в тебя верю!

Лили завизжала и порывисто обняла мать. Она и правда разберётся, главное — заманить Сева на ярмарку!

Дожди, между тем, зарядили всерьёз и надолго. В «штаб» Лили пришла с зонтиком, мокрый нахохленный Северус уже ждал её там — он, конечно, прибежал без зонта. Девочка начала разговор издалека, чтобы плавно подвести к главному вопросу. Но кто же знал, что «далеко» окажется таким далёким?!

— Эх, скоро в школу!.. Так не хочется! Снова эта дурацкая хореография и нудные диктанты… И мы же будем гораздо реже видеться теперь.

— Угу, — мрачно подтвердил Северус. — И у мамы заказов будет больше. Летом-то почти не бывает, все разъезжаются кто куда. А осенью — самая пора. Так что я тоже часто буду занят…

— А чем занимается твоя мама? — с затаённой радостью спросила Лили — такая редкость, Сев рассказывает о семье!

— Варит зелья на заказ. Для аптеки в Косом и частникам иногда.

— А ты ей помогаешь?

— Пф! — фыркнул Северус. — Я половину и варю! Всякую лабуду типа Перечного или Противоугревого. Её чаще всего и заказывают!

— Ого!.. Ты сам! Здорово! И мама доверяет тебе работу для клиентов! — Лили казалось это таким взрослым действием, таким отвественным и серьезным.

— Да я уже два года их готовлю! — не удержался от похвальбы мальчик. — Все, что за первый курс, точно и половину второго!

— То есть это у тебя прямо настоящая работа!.. Аж завидно чуть-чуть. И много платят?

— По-разному, — напустив на себя важный вид, вещал Снейп. — От зелья зависит и от клиента. Ну и за срочность ещё… Мама всегда берёт за срочность.

— А тебе сколько даёт? — Лили спрашивала не просто так, ей хотелось понять, насколько Сев может себя обеспечивать. Вот хотя бы, когда он ночует в «рубке», способен ли он купить себе булочку или что-то ещё.

— Мне?! — он так искренне удивился, что Лили моментально стало неловко. — А мне-то с какой стати?!

Поняв, что разбираться сейчас в хитросплетениях внутренней экономики, а, тем более, иерархии семьи Снейп сейчас себе дороже, Лили попыталась перевести тему на более безопасную. Как ей казалось.

— Ты хоть учиться успеваешь? Школа не страдает от твоей работы?

— А я не хожу в школу, — очень запросто ответил он, и Лили опешила.

— В смысле? — в голове пронеслось, что он, наверное, имеет в виду её школу, которая находилась в квартале за парком. Ну да, наверное, ведь она никогда его раньше там не видела, уж кого-кого, а его она запомнила бы. Наверное, он учится во второй школе, в нижнем городе, у речки. Туда ходили все «фабричные» ребята, насколько знала Лили. Но Северус продолжал её удивлять.

— Не хожу и никогда не ходил, — он пожал плечами.

— Но разве так бывает? Все дети учатся в школе, разве это не обязательно?.. — шаблон у Лили рвался с таким же треском, с каким, должно быть, разошелся он у Снейпа, когда он узнал про её способности.

— Обычные дети — наверное. Но я-то из волшебной семьи!.. Хотя бы наполовину… — как всегда, он опустил взгляд и прикусил губу, вынужденно вспоминая о «неволшебной» половине своей семьи. — Мама не хотела, чтобы я якшался с маглами, а в школе этого не избежать. Отец поорал-поорал и плюнул — если уж мама решила на чём-то настоять, то так оно и будет, хоть расшибись.

— Но… — Лили была в смятении. — А как же образование?.. Где ты тогда читать научился и всё остальное?

— Со мной мама занималась, я читаю с трёх лет. Ну и остальному — тоже она. Письмо, счёт там, латынь… А прочее — все эти твои хореографии, например, — меня миновало. Да и на кой оно мне? В Хогвартсе всё равно ничего из этого не пригодится!

— Но это же… это же знания о мире! Физика, например. Ботаника. История, наконец.

— О магловском мире, Лили. А мы, вообще-то, к нему не принадлежим.

Зеленые глаза снова заблестели подтаявшими льдинками — второй раз за этот день.

— Ты опять?.. Опять отгораживаешься от всего магловского? А я думала, наука тебя заинтересовала…

— Она и заинтересовала, — поспешил ответить Снейп, поняв, что ещё немного — и новой ссоры с подругой не избежать, — но в школе же её не проходят — так, по верхам.

— Но чтобы понять вглубь, без «верхов» не обойдёшься! Даже если неделю проболеть, потом тяжело понимать, что они там прошли без тебя, а тут — с нуля!

— Будет надо — разберусь. — насупился Северус. С одной стороны, он был рад, что ему не приходится общаться с детьми коуквортского дна более тесно, чем нечастые стычки на улице, а с другой… С другой, конечно, чувствовать себя в чём-то ущербным, по мнению Лили, было очень неприятно. Если бы можно было учиться с ней в одном классе, бегать вместе на уроки, решать домашние задания на пару… но в первой школе он бы не оказался ни за какие коврижки, а значит, и жалеть не о чем.

Поспорив ещё с полчасика, ребята пришли к тому, что Лили даст Северусу учебники за четвёртый и пятый класс* — он согласился на физику, математику, биологию, географию (хотя тут он фыркал значительно громче, полагая, что уж Африку от Азии как-нибудь отличит) и историю — в пользу последней сыграло то, что связь между магловской и магической историей была несомненной, хоть и весьма поверхностной, и Снейп надеялся вычитать там что-нибудь относительно Статута и всей прочей, так захватившей их темы.

— Хоть экзамен устраивать по весне не будешь? — ворчливо спрашивал он, втайне радуясь — и предстоящим новым знаниям, как обычно, и тому, что, согласившись, перестал быть для Лили неполноценным, каковым ощушал себя весь последний час, ёжась под её сочувственным взглядом.

— Я в тебя верю! — смеясь, повторила Лили мамины утренние слова и поняла, что пора переходить к «домашней заготовке», ковать, так сказать, Снейпа, пока горячо. — Сев, а ты можешь сходить со мной в одно место? Пожалуйста!..

Когда она «включала эльфёнка», Сев готов был идти с ней хоть в пекло. Впрочем, и без этого тоже готов, но в последнем случае он бы предварительно задал вопрос «зачем». Теперь же он спросил:

— Сейчас?

— Нет, что ты! — снова развеселилась девочка. — В субботу. В моей школе будет раздача гуманитарной помощи, — Сев напрягся и нахмурил брови, — а мне позарез нужны ещё одни джинсы. Черные, а то в этих пройдёшь по лужам разок — и они уже по колено в грязных брызгах. А сюда залезать я каждый раз вообще боюсь — вдруг порву или испачкаю. А вторые мне точно не купят — и эти-то считают баловством и «не по возрасту одеждой». Десятое платье купят, а джинсы — нет. Да и платье… я, знаешь, какое хочу? Тоже джинсовое, с такими карманами, — она показала на себе здоровенные прямоугольники, — а такого мне в жизни не светит, опять ведь, если попрошу, одни дурацкие оборки будут…

Это уже была откровенная неправда, потому что родители, хоть и считали, что девочка должна выглядеть куколкой и миниатюрным вариантом леди, но отказать в просьбе рыжей любимице, известной странными пристрастиями, смогли бы навряд ли. Но чего не сделаешь ради благой цели, решила Лили — и сложила пальцы крестиком:

— И вот, там наверняка можно будет найти что-то подобное, там ого-го, сколько всего бывает, не представляешь!.. — Лицо Северуса постепенно разглаживалось, но продолжало сохранять настороженное выражение — на всякий случай. — А одна идти я стесняюсь. Представляешь — толпа народу, все, как чайки, там что-то роют — и я такая со своими джинсами…

Лили привстала, жестикулируя, из позы «по-турецки» и почувствовала, как над коленом, поднявшимся от пола, что-то явственно и громко трещит…

Примечания:

*В Англии дети начинают учиться в школе с пяти лет. И к 11 годам заканчивают среднюю ступень, зачастую поступая в колледжи. Так что Лили идёт сейчас в шестой класс.

— Что там? — В неверном свете мерцающего под низким потолком маленького Люмоса Сев не мог толком ничего разглядеть. — Что случилось?

— Гвоздь… — совершенно убитым голосом ответила Лили, ощупывая вылезший из доски и пробивший ковер, как шампиньон асфальтовое покрытие, острый кончик.

Снейпа подбросило, как пружиной:

— Ты поранилась? Где?!

Но она лишь вымученно улыбнулась и повернула к нему колено внешней стороной. На голубой ткани зияла лохматая дыра размером с шиллинг. Сквозь неё белела неповрежденная кожа.

— Тьфу ты, ёпт, перепугала! Всего лишь тряпка!.. — начал Северус, но глянул на Лили и поспешно заткнулся.

Она не плакала, но губы её так жалобно дрожали, а брови изогнулись под таким скорбным углом, что Сев готов был голыми руками придушить парочку драконов и одного горного тролля, лишь бы ей полегчало. Другое дело, что драконов не имелось, а дырка от этого всё равно бы не исчезла.

— Ну Лилс, не переживай! Пожалуйста! — горячо забормотал мальчик, сжав её руку. — Вот пойдём в субботу на эту раздачу — и сотню джинсов тебе найдём!

Лили бы радоваться, что задуманная операция увенчалась успехом, но радость выходила какая-то натужная, от ума. А от сердца хотелось исключительно зареветь, хоть она и изо всех сил одёргивала себя, что распускать нюни из-за такой мелочи, как маленькая, на глазах у Сева — это позор и глупость.

— Тунья меня заклюёт… Вот, скажет, выклянчила вещь, а сама даже носить не умеет… — жалким голосом протянула Лили.

— Я ей тогда такое скажу! — сжал кулак Северус, но тут же прубавил пыл, увидев, что подруга ещё больше скуксилась и ниже опустила голову. — Слушай, погоди, давай попробуем заклинанием! Мама сколько раз так делала, — он покосился на свои бахромистые, вытертые на коленях штаны, — там ничего сложного не должно быть.

Лили с надежой подняла голову, но, опасаясь до конца верить, спросила:

— Палочкой же, наверное?

— А мы без палочки попробуем! В конце концов, не сложнее же это, чем летать! — и воодушевлённый её доверием Северус, чувствуя себя, по меньшей мере, спасителем принцессы от того самого дракона, которому так и не свернул шею, вытянул палец наподобие указки, направил на пострадавшую штанину и отчётливо выговорил:

— Репаро!

…Ничего не произошло. Ни сразу, ни через минуту, ни после троекратного повторения. Дырка оставалась дыркой, а Лили снова грустнела и грустнела. Снейп уже и взмахивал пальцем, как палочкой, и тыкал им в самую прореху, и произносил заклинание по слогам… с тем же результатом. Если у него что-то не получалось, он злился, и теперь парочка драконов пригодилась бы просто для того, чтобы выпустить пар. Он с досадой саданул кулаком по колену.

— Ебучая дырка, исчезай!

Дырка, естественно, и не думала слушаться.

— Ладно тебе, Сев. Всё нормально. Это и правда всего лишь тряпка, не стоит она ни твоих, ни моих нервов. Поставлю заплатку и всё, — устало сказала Лили и начала вставать, чтобы выбраться из домика.

Он не мог стерпеть разочарования в её голосе. Он чувствовал, что не оправдал надежд, не справился, облажался вконец — чего стоили все его разглагольствования о великом мире магии, чего стоили все умозрительные теории о собственном превосходстве и неведомых большинству талантах, если одна-единственная паршивая дырка способна победить его всухую?!

— Стой! — он дернул Лили за рукав грубее, чем собирался, и быстро добавил, — Пожалуйста.

Девочка послушно села и выжидательно посмотрела на него. Снейп думал. И вот уже и Лили стала смотреть на это не как на утрату любимой вещи, а как на интересную шараду, вызов для логики и сообразительности, вызов для них, как для волшебников.

Заговорили они одновременно:

— Смотри, а если…

— Надо попробовать…

— Ой, я тебя перебила.

— Да нет, давай ты первая говори!

— Лучше ты, а я потом… — И от бестолковости этого диалога оба внезапно рассмеялись — и сразу стало легко-легко, и назревавшая не то ссора, не то отчуждение, съежилась и затерялась в ворсинках ковра, где-то рядом со злополучным гвоздём.

— Я подумал, — отсмеявшись, начал Сев, — что не стоит пытаться беспалочковой магией повторять палочковую — херня выйдет. И вышла же. Даром мы тут размусоливали, что у них совершенно разные базовые принципы, а как до практики дошло, я по накатанной долбил, как дурак. Естественно, не получилось ни шиша! А ты что сказать хотела?

— Примерно то же самое, только другими словами, — с шуточной укоризной улыбнулась Лили. — Что, раз ты действуешь без палочки, надо как-то по-другому колдовать. Может, представить нужный результат?

— Точно! Разгладить края и представить, что они целые! Как бы мысленно срастить порванные нитки, одну за другой!

Она тут же, как могла, расправила и загладила отодранный лоскут, а он снова вытянул руку, на этот раз — открытой ладонью — над злополучной дыркой. Для верности, Лили положила свою руку поверх его.

— Ну что, вместе?

— Давай!

Они крепко зажмурились, сосредоточившись, и поэтому не могли видеть, как от их ладоней начал расходиться, постепенно разгораясь всё ярче, серебристый свет. Вот он вышел за пределы кистей, вот уже почти затмил робкий Люмос…

Минут через пять скованные напряжением руки стали мелко подрагивать, и занятие пришлось прервать, но, открыв глаза, они успели заметить быстро тускнеющее сияние.

На том месте, где оно только что цвело, была гладкая голубая ткань без малейших признаков повреждений.

— Вау… — шепотом выдохнула Лили.

— Получилось… — так же шепотом констатировал Сев. И добавил громче, — Один бы не справился — и так вон пальцы свело! — Он пошевелил ими, разминая.

— Ты же не один, — лучисто улыбнулась Лили и добавила с вдохновенной уверенностью, — Мы научимся. Всему, чему захотим! Вместе!.. — И тут же, словно сбивая пророческий пафос, деловито кивнула на снейпову бахрому, — Может, теперь тебе?

Щеки Северуса вспыхнули, когда он ответил:

— Бесполезно. Во-первых, там штук двадцать Репаро уже, а во-вторых — это их нарастить придётся на целую пядь. А этого мы не потянем пока — я, так точно.

А сам подумал, что пойти в субботу в этот балаган — не такая уж плохая идея. Ведь и правда холодно же становится, уж на что он закалённый. Да и позорить чистенькую, всегда нарядную Лили, ходя с ней этаким бундимуном, не дело — она, конечно, ничего ему не скажет, да и плевать ей, кажется, как он выглядит, но это уж дело рыцаря — заботиться о чести дамы. Этот её Д’Артаньян, поди, с Констанцией в драных портах гулять не ходил. А раздача — благотворительная, значит — без денег. Почти как нашёл. И если уж Лили не зазорно туда идти, то ему и подавно. Только, разумеется, ничего копать и искать он не будет — «как чайки», а так… если что-то само на него посмотрит… Найдется… То Северус позволит ему найтись. В конце концов, он будущий великий маг, а великому магу не пристало ходить дракклы знают в чём, верно?

Северус затравленно сглотнул, озираясь в огромном, заваленном вещами спортивном зале. Предполагалось, что рассортированная одежда, игрушки и школьные принадлежности будут аккуратно помещаться во множестве коробок и ящиков, где их легко смотреть и перебирать, но «чайки», налетевшие с самого открытия ярмарки, уже основательно всё переворошили, сняли сливки и упорхнули, оставив после себя хаос из перемешанных стопок и куч. Среди них бродили с десяток женщин, пара мужчин и несколько ребятишек плюс-минус их с Лили возраста. Против снейповых ожиданий, выглядели посетители очень по-разному: одна женщина была в довольно дорогой кожанке и с высокой причёской, а тот мужик, что постарше, был вылитый его папаша после недельного запоя.

Несколько раз повторив себе, что он будет помогать Лили искать джинсы, а сам — как-нибудь так, Северус воровато огляделся и, убедившись, что никому до них нет дела, потянул за торчащую из разноцветной кучи черную штанину…

Лили времени даром не теряла — она ни на минуту не забывала, что пришла сюда ради Сева, а значит, и отвлекаться от ответственной задачи нечего. Впрочем, рыться в разнокалиберных вещах оказалось на редкость увлекательно. Почти сразу ей попалась добротная, хоть и малость тёртая, куртка, подбитая овчиной. Если Лили и извлекла что-то полезное из ненавистных занятий по шитью, куда вместе с Петуньей ходила несколько показавшихся бесконечностью месяцев, то это прокачанный глазомер и способность прикидывать размер навскидку. Глазомер подсказывал, что куртка Северусу великовата, но далеко не так сильно, как тот лапсердак, в котором он щеголял сейчас. Лили сноровисто запихала куртку в холщовую торбу, предусмотрительно взятую с собой. Будет лучше, если свою добычу она покажет (и примерит) другу потом, когда они отсюда уйдут — тогда больше шансов, что он согласится на все находки: в самом деле, не нести же теперь назад?!

Порадовавшись столь удачному началу «охоты», она подвинула к себе одну из коробок и раскрыла рот…

— Сев! Сев, посмотри, что я нашла! — девочка прискакала к нему через завалы, держа в руках… — В ней можно играть в настоящих пиратов! Ты вылитый Питер Блад!

И с этими словами она напялила на него блестящую золотым галуном черную треуголку.

Вероятно, она осталась от какого-то маскарада, провалялась пару лет в коробке с ёлочной мишурой, чтобы потом, за ненужностью, попасть в гуманитарку. Пара «иголочек» блестящего дождика намертво уцепились за одну из пуговиц, но в целом, шляпа была вполне ничего, а уж посмотрев на себя в карманное зеркальце Лили, Снейп и вовсе вынужден был признать, что эта вещь его определенно «нашла». Про приключения бравого капитана Блада он прочитать ещё не успел, но собственный вид в пиратской шляпе ему неожиданно понравился. Длинные, нечесанные и не очень чистые волосы спадали из-под неё как-то залихватски, а не как обычно уныло. Горбинка на носу, с каждым годом становящаяся всё заметнее, выглядела теперь, в тени шляпы, значительно и породисто, да и вообще… Благо, в маленькое круглое зеркальце всего остального, помимо треуголки и его физиономии, было не разглядеть. Сев решил оставить её, где есть, мысленно оправдываясь тем, что руки-то занимать не резон.

Войдя в раж, Лили так дурачилась, то представая перед ним, аки привидение, в белом полосатом халате до пят, подозрительно смахивающем на смирительную рубашку, то наматывала ему на шею горжетку из полинявшей лисы, приобретшей разительное родственное сходство с кошкой, то корчила рожи, нацепив на голову чашку огромного бюстгальтера — наподобие лётчицкого шлема, что у Сева от смеха начал ныть пресс. Он внезапно подумал, что бесплатные ярмарки — это неплохое развлечение, если, разумеется, рядом Лили.

Его улов, между тем, был небогат. Он довольно быстро откопал ещё крепкие ботинки почти своего размера — на толстый носок как раз! — тут же в них переобулся, задвинув свои, полуразвалившиеся, поглубже под шведскую стенку, но на этом удача его покинула. Ему очень хотелось самому найти вожделенные джинсы для Лили — тогда получилось бы, как будто он их ей подарил, но все, попадавшиеся ему, были или явно неподходящего размера, или откровенным рваньём. О том, что дырки на определенных местах джинсовых штанов — это буквально последний писк американской молодежно-бунтарской моды, Северус, разумеется, понятия не имел.

Отчаяшись, он брел вдоль стены, лениво попинывая попадающиеся под ноги коробки, как вдруг заметил что-то столь выбивающееся из общей массы, что-то, настолько откровенно рыжее и яркое, что невольно протянул руку. Плюшевый длиннохвостый лисёнок взглянул на него своими пластмассовыми глазами так хитро и, в то же время, доверчиво, что он автоматически обернулся, ища глазами Лили. Та, хвала Мерлину, не смотрела в его сторону, азартно разгребая очередной завал. Шерсть лисенка была гораздо светлее темно-рыже-каштановой гривы его подруги, но оттенок был тот же — тёплый, словно напитанный солнцем, с золотыми искорками, взблёскивавшими на свету. Сев поспешно, пока девочка не заметила, засунул игрушку за пазуху, где лис, щекотнув плюшевым мехом голый живот, тепло угнездился. Да, ради одного этого стоило сюда тащиться! Немного смекалки — и у него будет самый настоящий подарок для Лили... А потом его взгляд упал правее, и он, забыв обо всем, закричал, зовя девочку и размахивая своей находкой.

— Вот! — распираемый гордостью, он продемонстрировал ей глубоко-синее джинсовое платье с нелепо-милыми здоровенными накладными карманами, отороченными нитяной бахромой. — Ты же ведь такое хотела?!

Лили неверяще перевела взгляд с Северуса на платье, потом назад, потом ещё раз, а потом сделала невообразимую, невозможную, невероятную вещь: обняла его и чмокнула в щеку.

И, конечно, окрыленный, ошеломленный и мало что соображающий Сев и не подумал отказаться от овчинной куртки, двух пар брюк, толстенного черно-синего свитера с горлом, трёх футболок и аж пяти рубашек разного окраса и фасона, тем более, что ни у одной из них не было жабо.

Облегчённо сбагрив ему переполненную торбу, на дне которой сиротливо приютились-таки искомые чёрные джинсы, а сверху торжественно возлежало найденное Снейпом большекарманное платье (которое, в общем-то, было упомянуто для красного словца, но он так радостно его ей вручил!..), Лили поправила ему съехавшую на нос треуголку и констатировала:

— Ну что, теперь к моим — обедать и мерить!

Сев обреченно вздохнул и взялся за тканевые лямки.

Осень щёлкала дни, как из пулемёта. Отвыкшая от уроков Лили с мрачным остервенением грызла гранит науки, Снейп варил Перечное, ставил простейшие физические опыты из её учебника и одолевал «Виконта де Бражелона». Он не сказал этого подруге, но иные трактаты на староанглийском читались легче и интереснее этой трехтомной нудятины.

Чтобы передохнуть, он пересматривал всю материну библиотеку на предмет любых упоминаний лекарского искусства и, заодно, ментальных практик. Чем дальше, тем больше он осознавал, что в книгах Эйлин Снейп хранится далеко не вся магическая премудрость вселенной.

Видеться детям теперь удавалось только по выходным, да и то, в основном, дома у Лили, поскольку погода стабильно не радовала. «Наутилус» пустовал, заброшенный, что очень волновало девочку. Просто так Снейп этого оставить не мог. Во вторую субботу сентября, придя к Лили и, конечно, не избежав обеда в исполнении миссис Эванс, он изложил свои соображения:

— Я, кажется, придумал, как спасти наш «штаб», чтоб не отсырел за зиму. Во время варки зелий часто накладывается заклинание стазиса — и в процессе, если нужно прерваться, и иногда на готовые. Надо попробовать что-то подобное навесить и на него.

— А ты умеешь? — Лили откровенно любовалась тем, как здорово на Снейпе смотрится тот самый свитер с синей полосой, который привела в порядок, отстирала и отпарила ее мама. Строгие тона оттеняли его всегдашнюю бледность, придавая ей не болезненный, а какой-то романтический оттенок, а фасон под горло делал его старше и солиднее.

— А смысл? Мама-то всё равно его палочкой колдует, так что всяко переделывать бы пришлось, как Репаро. Надо только так же представить конечный результат — и должно получиться.

— Хммм… с этим посложнее будет, мне кажется. Представить, что вместо дырки целая штанина — это одно, а представить, что в «Наутилусе» замерло время — так ведь действует стазис? — это вообще как? Что представлять-то?

— Мда… Это я как-то из виду упустил. И что ты предлагаешь? — он вскинул бровь совершенно неповторимым движением (Лили честно пыталась перед зеркалом — и тщетно: по одной они никак не поднимались), совсем как Эйлин, о чём, конечно, девочка не знала, да и Сев никогда не задумывался.

— А что, если представить, как всё внутри окутывает как бы такая плёнка? Невидимая, неощутимая, но которая сможет защитить наш домик от непогоды?

Северус аж зажмурился от удовольствия, вслушиваясь в эти слова — «наш домик»… можно взять и на минуточку поверить в то, что у них и правда есть общий дом, только для них двоих, куда не доберутся ни вредная Петунья, ни Тобиас, и никто другой…

Лили, между тем, продолжала:

— Представить её можно сначала какой-нибудь светящейся, чтобы легче было, а потом, когда мы закончим, она бы стала не видна… Сев, ты слушаешь?

— А? Да, думаю, можно попробовать. Но я бы хотел вместе. Я не уверен, что один потяну такое.

— Да что за разговор вообще! — возмутилась девочка. — Конечно, вместе! Сейчас отпрошусь, погоди.

Через полчаса они стояли у тополя, сцепив ладони и протянув вторые руки к дощатому домику. На этот раз глаз они не закрывали и видели, как серебристое свечение сначала зарождается на кончиках пальцев, потом охватывает кисти, а потом устремляется сияющим потоком к «рубке» и обволакивает, будто красит её светом. На фоне ярко-желтых березок, ещё зеленой травы и темно-серого, сумеречно-пасмурного неба это было невероятно красиво.

Теперь волшебство удавалось и легче, и труднее одновременно: действия были уже знакомыми, что упрощало задачу, а объект воздействия — неизмеримо большим, что требовало значительного расхода сил. Когда они закончили, оба были мокрые, как мыши и на тряских от слабости ногах. Но всё равно улыбались — лучистая плёнка плотно окутала строеньице, прильнула к доскам, обняла крышу и, моргнув, погасла, словно растворилась. Но они знали, чувствовали, что она там, бережёт и сохраняет их пристанище.

— Я буду забегать раз в недельку, проверять и подновлять, если нужно.

— Один? Справишься?

— Главное-то сделано уже, а подпитать чуток — много силы не уйдёт.

— Ну смотри. Если что, не выкладывайся в одиночку, зови меня.

— Позову, — он серьезно кивнул, весь такой собранный, такой взрослый в длинногорлом свитере и великоватой куртке.

Лили пронзило нежностью, как бамбуковым ростком:

— Как твой живот, кстати? Не болел больше с тех пор?

Северус оживился, ясно глянул на неё, снова став совершенным мальчишкой с вороньим гнездом на голове.

— Не-а! Раньше частенько накрывало — ну, раз в месяц — так точно. А тут — сколько времени прошло, и ничего. Может, ты меня насовсем вылечила?

«Может, ты есть стал чаще?» — в ответ подумала Лили, но вслух сказала совсем другое:

— Хорошо бы, если так. Ты как, не выяснил, что я тогда натворила?

— Нет пока. Ни о чём подобном упоминаний не нашёл. Но у мамы же не очень большая библиотека, я в Хогвартсе ещё посмотрю — там-то, небось, про что угодно книги найти можно!

— Скорей бы в Хогвартс!.. — Лили мечтательно прижмурилась и тут же напряглась. — Сев, как ты думаешь, я справлюсь?

— Ты? Ты с чем угодно справишься, зуб даю! Мы такого натворим — все ещё закачаются! И прославимся как великие ученые, обязательно!

— А как быть, если там все колдуют палочками? Нам же тоже придётся их осваивать, без этого никак — и вдруг мы забудем всё то, чему научились без них? Разучимся, как те левши?

— Тут один выход, — усмехнулся Снейп, — становиться амбидекстрами! — И лукаво ей подмигнул.

— Чтобы мочь и так, и так?

— Ага! И тогда мы точно будем самыми крутыми!

— Надо будет постоянно тренироваться, чтобы удержать всё это…

— И не только удержать, но и развить! Говорю тебе, зря волнуешься — всё будет замечательно! Хогвартс — отличное место, и мы со всем справимся!

— Обещаешь? — Она взглянула на него исподлобья с надеждой и сомнением. От влаги медные волосы потемнели и закрутились вокруг лица колечками, что несказанно ей шло.

— Чтоб мне провалиться!

Лили рассмеялась, и этот звук далеко разнесся во влажном прохладном воздухе, отразился от березовых стволов на том конце полянки и вернулся к ним, приглушённым и искажённым, будто призрачным.

— Поосторожнее с такими заявлениями, сэр волшебник! — Её пальцы привычно нашарили его руку, далеко не такую холодную, как раньше. — Пошли пить чай?

Погруженный в безвременье, как замок Спящей красавицы, «Наутилус» доверчиво смотрел своими окнами-проёмами вслед уходящим детям, словно обещая ждать их, сколько потребуется. Хоть до весны.

Им не было грустно уходить — они знали, что непременно вернутся.

Накануне Самайна Северус заскочил к подруге, чтоб позвать её вечером в парк. Точнее — в лес, но нервировать её родителей было совершенно ни к чему. Дверь открыла не Лили и не кто-то из старших Эвансов, а кислая и недовольная Петунья.

— Опять притащился… — презрительно протянула она, холодно глядя ему в лицо и не спеша отступать с порога.

— Я пришёл к Лили, — стараясь сохранять спокойствие — ведь Лилс расстроится, если они снова поцапаются с её сестрицей, в тон последней процедил Снейп.

— А её, представляешь себе, нет дома! — злорадство так и сочилось из Петуньи, маленький зельевар даже невольно подумал, сколько же ценного змеиного яда пропадает зазря.

— У вас же уроки до двух, — мысленно выдыхая и считая лукотрусов, едва не по слогам произнёс Северус.

— И в остальное время у нормального человека бывают дела! Или, по-твоему, она должна целыми днями сидеть и ждать, пока ваше немытое высочество снизойдёт, как ясно солнышко? Ей что, делать больше нечего, кроме как возиться с необразованным маргиналом? Даже у её нездоровой жалости есть пределы!

Снейп захлебнулся воздухом, открыл рот, то ли задыхаясь, как рыба на берегу, то ли собираясь что-то сказать, и яростно уставился на долговязую девчонку полыхающими глазами. Его буквально разрывало от переполняющих эмоций — умела же, змеища, бить ниже пояса! Но, прежде, чем он выхватил из толпящихся в горле слов хоть одно, его взгляд замер на её глазах — почти таких же, как у Лили, больших и светлых, только невнятно-серых — и Снейп провалился в водоворот, завяз, прилип, как муха к намазанной клеем ленте. Ему оставалось только смотреть.

Вот в комнату — небольшую и светлую, с обоями в цветочек — врывается Лили. Она младше, чем сейчас, ей примерно лет восемь — волосы собраны в два смешных хвоста, клетчатое платье с неизменными оборками летает вокруг острых коленок. Петунья — да-да, именно сквозь неё глядит ошарашенный и завороженный Северус — поднимает глаза от кукольного платья, которое она шила, вовсе не обрадованная, что её спокойное занятие прервали. Лили рыжим ураганом подлетает к сестре и бесцеремонно тянет её за руку:

— Тунья, Тунья, пошли скорей, пошли! Я тебе кое-что покажу!

— Что такое, Лили? — пытаясь подражать маминому голосу спрашивает старшая, не спеша подниматься.

— Это надо показывать! У меня получилось! Такое… такое!!! Пошли же быстрей, ну, Тунья!

Она вытягивает Петунью за руку из-за стола и тащит вниз, в такую знакомую уютную гостиную, к большому пухлому креслу у журнального столика. Полный странных предчувствий, Снейп ощущает, как в животе — его ли, Петуньином — ворочается что-то ледяное.

Лили сбрасывает сандалики, вскарабкивается на спинку кресла, секунду-другую балансирует там, нашупывая равновесие…

— И это ты мне хотела показать? — ворчливо бросает Петунья, очень по-взрослому вздыхая. — Не порти обивку, слезай.

— Погоди, сейчас! — Лили взбудоражена, взъерошена и не обращает внимания на сестрину буркотню. Она узнаваемо вытягивается вверх журавликом, а потом прыгает, сильно оттолкнувшись. Петунью охватывает страх, что она сейчас поранится или расшибется, но ноги Лили так и не касаются пола. Она взмывает под потолок и кружит там вокруг люстры, радостно крича:

— Смотри! Смотри, Тунья! Я могу летать! Я по-взаправдашнему могу летать!

Петунья застывает изваянием, и Снейп слышит её голос не изнутри, как до этого, а как бы со стороны:

— Спускайся немедленно! Ещё не хватало, чтоб ты свалила люстру! Господи, что скажет мама…

Лили мягко опускается на ковёр и, всё так же сияя, снова хватает сестру за руку, волоча к креслу:

— Попробуй тоже, Тунья! Как здорово будет летать вместе! Ну же!

Петунья медлит, потом всё же забирается — не на спинку, на сиденье — и выжидательно смотрит на рыжий комок эмоций.

— И что же, по-твоему, нужно делать?

— Нужно очень-очень захотеть и прыгнуть, я захотела, больше всего на свете захотела — и вот, ты же видела! — тараторит Лили, сверкая глазищами.

Петунья минутку стоит на кресле, потом сжимает кулаки, стискивает зубы — и прыгает. И оказывается на полу.

— Ничего! Ничего, Тунья! Я тоже не сразу смогла!

Петунья прыгает ещё дважды, прежде чем холодно и отстраненно сказать сестре:

— Вечно ты со своими глупостями.

И уйти к себе. Гордо подняв голову — сердце Сева сжалось, когда он узнал этот жест.

Картина сменилась, явив ту же гостиную, только глубоким вечером. Полумрак. Все уже разошлись по спальням. Только Петунья тихо и упорно, сняв домашние туфельки и накидав на пол диванных подушек, чтоб заглушить звуки, прыгает с кресла. Раз за разом, молча, сначала с надеждой, потом — глотая злые слезы. Безуспешно и безнадежно, прыгает едва ли не до полуночи, а оставшиеся полночи рыдает в том же кресле, свернувшись клубком и закусив белесую косу, и только под утро засыпает от изнеможения, всё так же скорчившись на плюшевом сиденье.

Снова перемена декораций: Петунья стоит перед зеркалом в ванной и придирчиво рассматривает свое лицо. Свое бледное длинноватое лицо — как у папы, но напрочь лишённое его обаяния. Её губы алеют яркой маминой помадой, нелепо и неуместно перечеркивающей лицо длинной тонкой полосой. Петунья под разными углами поворачивает и приподнимает голову, ловя особо выгодный ракурс, прищуривает глаза, то искусственно улыбается, то скромно опускает длинные, но белобрысые ресницы. В глубине дома хлопает дверь, раздаются веселые оживлённые голоса — их с Лили голоса! — соображает Сев. Петунья досадливо и как-то испуганно дергает углом накрашенного рта и прямо рукой проводит по губам, стирая помаду. Несколько раз, сильнее, чем нужно, оставляя розовые неровные полосы — то ли от размазавшейся косметики, то ли от трения.

Ещё одна картинка. Семейство Эвансов сидит за столом, солнце жизнерадостно бьет в окна, играет на столовых приборах и фарфоре. Белоснежная скатерть, цветы в керамической вазе — всё, как из книжки по домоводству, глава «Сервировка стола к обеду». Петунье не нужна книжка, у нее чутьё на такие вещи: где именно поставить вазу, на каком расстоянии друг от друга и от края стола разместить тарелки, как скомпоновать солонки-перечницы-соусники и прочее. И посреди всей этой идеальной, созданной ею композиции — бельмом на глазу, дворнягой посреди Букингемского дворца, треснутым горшком в ряду хрустальных бокалов — сидит он, Северус Снейп, собственной персоной. Он смотрит на себя её глазами и видит непромытые кудлатые волосы, неряшливыми прядями падающие на шею, желтоватое ненавистное жабо, острый птичий нос, чересчур крупный для его узкого лица. Вот он спешно что-то проглатывает, чтобы ответить на вопрос миссис Эванс, по тощей шее прокатывается комок, руки непозволительно бурно жестикулируют, попирая все законы этикета. И голос… какой же мерзкий, сиплый, каркающий голос у него в восприятии Петуньи. Какой же мерзкий, отвратительный, неуместный он сам…

Северус зажмуривается, разрывая зрительный контакт, его вышвыривает обратно в себя, как кутенка за шиворот на середину озера. Слепо, наугад, спотыкаясь, он скатывается со ступенек и как-то боком, по крабьи, удирает к обрамляющим край парка деревьям.

Петунья недоумевающе и разочарованно смотрит вслед — надо же, перепалка не состоялась, этот паршивец оставил поле боя за ней без единого слова, лишив удовольствия с ним поругаться.

С лестницы позади неё раздается звонкий голос Лили:

— Тунья, что там? Кто-то приходил? Это Сев?

Не оборачиваясь, Петунья бросает в сердцах:

— Сколько этот ненормальный отщепенец будет шляться в наш дом?

— Так это был Сев, да? — Говоря это, Лили слетает с лестницы почти так же, как до этого Снейп. — Что ты ему сказала?

Сестра поджимает свои тонкие губы и молчит. Лили несется к двери, по дороге срывая с крючка куртку и на бегу буквально впрыгивая в сапоги. Уже в дверях, оттирая плечом всё так же стоящую столбом Петунью, с горечью бросает:

— За что ты так, Тунья? За что ты так — со мной?!..

Петунья молчит. Провожает взглядом метнувшуюся под деревья, в том же направлении, что и Снейп, стремительную рыжую молнию.

__________________________

Примечание

Вот примерно такого Сева видела Петунья:

https://postimg.cc/PCDvSz1g

https://postimg.cc/qzhN7XDN

Как ополоумевшая, Лили металась по парку. Что такого наговорила Севу Тунья, что он сбежал, даже не повидавшись? Что он успел себе накрутить сверху на сказанное, как он умеет? Не перенесет ли он обиду, причинённую Туньей, и на неё, Лили — ведь они сёстры, мало ли — вдруг решит, что они одного поля ягоды? Или подумает, что она специально спряталась от него и натравила сестру, чтоб избавиться от надоевшего приятеля и вдоволь над ним похихикать? Другая половина Лили, более спокойная и рассудительная, не поддающаяся этой сумятице, как могла, развенчивала все бредовые теории, но паникующая часть лидировала с большим отрывом. И обе половины были солидарны в главном вопросе: где искать Сева?

Она оббежала все аллейки, сделала круг почета около клумбы — одного из их мест встречи, дошла до моста, соединяющего два городских района — не того дощатого мостика среди зарослей, недалеко от их дерева, а нормального, полноценного моста — и заколебалась. Он мог пойти к «Наутилусу». Он мог пойти домой. Если домой, то Лили нужно догнать его, как можно раньше, ведь она знает только улицу, а сколько на той улице зданий!.. Если к «штабу», то она может с ним разминуться, коль скоро оттуда он решит вернуться к себе по маленькому мосту. Поэтому она не успеет проверить оба места, надо выбрать что-то одно — и быстрее.

Лили, благополучная, обласканная жизнью Лили, которая всегда с любыми бедами и невзгодами — и не только своими — мчалась домой, как в спасительную крепость, не могла и представить, насколько может быть неохота лишнюю минуту проводить в этих стенах. Последним аргументом стало воспоминание о замороженном в безвременье домике — подушки не греют, с места их не сдвинуть, — что там делать и зачем? Ещё и заклинание можно порушить, если туда залезть…

Приняв решение, девочка больше не колебалась и, решительно преодолев мост, оказалась на доселе неизведанной территории. Гром не грянул, черти из-за заборов не полезли — может, мама преувеличивала, когда говорила о небезопасности «нижнего» города? Сев же тут как-то живет…

Сев! Его ещё надо найти! Лили побежала наугад, высматривая таблички на домах. Таблички были не везде, а сами улицы — столь запутанны и неприветливы, что Лили побоялась заблудиться. Высмотрев одинокую и с виду нестрашную женщину, она кинулась к ней:

— Простите, вы не подскажете, как пройти в Паучий тупик?

Женщина окинула её странным взглядом и как бы нехотя указала:

— Туда вон. Всё время вдоль речки, а как длинный забор увидишь — направо.

Спешно поблагодарив, Лили побежала по улице, стараясь не особо глядеть по сторонам. Ибо то, что она видела, ужасало: выбитые и просто отсутствующие окна; оборванные чумазые дети, играющие среди обломков кирпичей; трепещущее на верёвках между домами, почти на головах у прохожих, дырявое и выцветшее белье; очень молодые парень с девушкой у одного из парадных, катающие обшарпанную коляску с безучастной лысой девочкой, выглядящей слишком большой для такого способа передвижения. Как она могла подумать, что мама преувеличивает?.. Как Сев смог вырасти среди этого таким… таким нормальным?! Как вообще живут здесь люди?! Как это в принципе возможно — всё, что здесь есть?!.. Быстрее, быстрее дальше, мимо, бегом! Вот и забор — и правда бесконечный, ржавый, с обрывками каких-то плакатов. Перед ним направо уходила узкая улица с неопрятными домами и кучами мусора возле стен.

Знакомой фигуры нигде не виднелось. Как теперь здесь искать Сева, Лили не имела ни малейшего понятия, но решила действовать по интуиции. Углубившись в улочку, она принялась рассматривать дома, стараясь угадать нужный.

Вдруг её буквально парализовало ужасом: навстречу ей шаркающей неестественной походкой двигался человек, страшнее которого она в жизни не видела: длинные, темные, едва не по пояс, волосы были распущены и змеились по голым татуированным плечам, по полосатой майке-тельняшке, обрамляли лицо… при взгляде на его лицо, Лили сразу вспомнила прочитанную весной книжку про чудовище Франкенштейна, после которой несколько ночей не могла нормально заснуть. Оно было бугристым, неровного цвета, с более светлыми пятнами вокруг глаз, будто страшный незнакомец носил очки. «Спокойно! — шикнула на себя Лили. — Наверное, это просто ожог. Может, он бывший моряк, может, что-то взорвалось на корабле, где он работал. Его пожалеть надо, а не пугаться, глупая ты девчонка!». Человек, между тем, заметил её и, перебросив авоську с пустыми бутылками в другую руку, направился к ней.

Лили почувствовала себя загнанным зайцем, сердце провалилось куда-то значительно ниже пяток, а мозг, видимо, отключился, отдавая управление инстинктам, потому что девочка внезапно обнаружила себя на крыльце одного из домов, исступленно колотящей в дверь.

Через показавшуюся вечностью минуту замок щёлкнул, и на пороге появилась высокая неприветливая женщина, которой Лили обрадовалась, как родной.

— Что нужно? — надменно спросила женщина, и Лили обернулась через плечо, разыскивая взглядом страшного незнакомца. Тот словно сквозь землю провалился — видимо, зашёл в один из домов, потому что ни впереди, ни позади на улице его не было.

— Простите, я… — начала было оправдываться Лили и тут взглянула на свою собеседницу внимательнее.

Больше всего она походила на ворону. Большую тощую нахохленную ворону, у которых ещё всегда такой важный вид… Чёрные пронзительные глаза, худое смугло-бледное лицо с острым носом и выдающимися скулами, смоляные волосы с редкими взблесками седины, собранные в небрежный пучок, высокая худая фигура с гордыми плечами, на которой заношенное бесцветное платье смотрелось королевской мантией, тонкие сухопарые руки с несколько огрубевшими, но сохранившими изящество кистями… Даже голос, точнее, его интонации…

Женщине, между тем, надоело затянувшееся молчание, и она, не склоняя царственной головы, поторопила:

— Что — ты? Язык проглотила или ты ущербная? — при этих словах бровь её взлетела высоко под чёлку, и последние сомнения рассеялись.

— Ой, скажите, а вы мама Северуса? — неожиданно для себя самой выпалила Лили.

Брови поменялись — теперь поднялась вторая. Так Сев на ее памяти не делал — но какие его годы!..

— А ты-то кто?

— Знакомая… — смешалась девочка и растерянно потупилась.

Женщина фыркнула и, уже закрывая дверь, бросила:

— В любом случае, его нет дома.

Замок щелкнул, изнутри до Лили донеслось насмешливое: «Знакомая!..» — и всё стихло.

Короткий день конца октября исподволь сменялся сумерками, сначала прозрачными, но с каждой минутой они всё густели. Лили брела вдоль реки, потеряв надежду найти Северуса, да и сама почти потерявшись. На некоторых подоконниках горели свечными глазами тыквы, пару раз мимо проскакивали стайки мелких ребятишек с вымазанными сажей щеками, хвостами из веревок и прилаженными к волосам разнокалиберными рожками. «Ну да, Хэллоуин…» — сообразила Лили как-то мимоходом.

Потом дома почти кончились, потянулись глухие заборы, мертвая громада фабрики, выплывая из сумрака, наползала всё ближе. А потом ее окликнули:

— Лили?! Что ты здесь делаешь?!

— Сев!.. — совершенно детским голосом вскрикнула она, и в следующую секунду Снейп уже растерянно и неловко обнимал горько рыдающую у него на плече Лили.

Отрыдавшись, Лили замолчала резко, будто ее выключили, и, взяв за плечи, отстранила от себя Сева, вглядываясь в того, как после долгой разлуки.

— Ты где был?

— «Наутилус» проведывал. — Опуская глаза ответил Северус. Не говорить же, что прибежал туда в растрёпанных чувствах, просто на автомате, как раненый зверь приползает в свою нору. — Заодно чары подновил, истончились уже. Ну и полетал немножко.

— А сейчас куда? — Лили казалась наэлектризованной — так была взбудоражена. Сев очень хотел знать, что произошло, но понимал, что лучше будет сначала ответить ей на всё, что она так настойчиво выспрашивала, а потом уже самому лезть с вопросами. В конце концов, ничего страшного же не случилось, вот она, здесь, смотрит на него — а что странно смотрит, так кто их, девчонок, разберёт!

— Домой. За тыквой…

— За тыквой?! Ах, ну да… — В очередной раз вспомнила Лили. — Хэллоуин!

— Самхэйн. — Рискнул поправить Северус. — Хэллоуин потом уже маглы придумали и к этому дню присобачили. А Самхэйн — большой праздник у волшебников. Вот я и хотел тебя позвать отметить, но тебя не было, я и решил зайти попозже…

— Я была! У себя уроки делала. Услышала, что Тунья с кем-то разговаривает, вышла — а тебя уже нет… — Снейп нахмурился и сжал и без того тонкие губы в линию. Лили с болью продолжала, — Скажи, что она тебе такого наговорила? Мне нужно знать. Пожалуйста.

— Да ничего особенного! Во всяком случае, совершенно ничего нового, правда! — Он не соврал ни единым словом, ведь и правда, всё сказанное Петуньей вполне вписывалось в обычную ее манеру общения со Снейпом — да и не только. Так что не так важно было, что она ему сказала, куда важнее было то, что она подумала. — Только, разве, что ты не дома.

— Когда я поняла, что ты приходил, — в глазах Лили серебрились слёзы, едва различимые в полумраке, — я побежала тебя искать! И не нашла…

— Сюда? В «нижний» город? Зачем, Лили? Это небезопасно — во-первых, а во-вторых, ты же обещала маме!

Девочка теперь и сама толком не смогла бы объяснить, зачем ей так срочно — буквально, жизненно важно — было найти Северуса. Чтобы он не подумал про неё плохо? Так он и не подумал и, судя по всему, не собирался. Сейчас все её заполошные теории казались страшной глупостью, и говорить о них было стыдно. А зачем ещё? Потому что Петунья его обидела? Потому что ему могло быть плохо, а она не оказалась рядом? Но ведь и не обижен он, кажется. Вон, как спокойно рассказывает, даже ни разу не выругался в сестрин адрес. Зачем же тогда?

— Мне необходимо было тебя увидеть, — Лили собрала все причины в кучу и озвучила как можно более общо.

— Ох, Мерлин, и что с тобой делать?!.. — скорбно, но польщенно выдохнул Северус. — Если б я знал, что ты меня ищешь! — А про себя поставил галочку придумать какое-нибудь средство для экстренной связи. — Пойдём, провожу тебя.

— А за тыквой? — слезы высохли, и Лили казалось, что теперь всё на свете чудесно: Сев рядом, сегодня праздник, впереди — только хорошее…

— А за тыквой потом схожу, пока ты поужинаешь и родителей спать отправишь.

— То есть — спать отпавлю? А отмечать когда?

— Тогда и отмечать! Думаешь, мама отпустит тебя со мной в лес ночью?

— А мы ночью пойдём?! — Задохнулась от восторга Лили.

— А когда ж ещё! Самхэйн — ночной праздник.

— Вот здорово!.. Но как же я тогда выйду? Мало ли — проснется кто-нибудь, пока я в прихожей шуршать буду…

— Ты незаметно куртку и сапоги в комнату к себе унеси с вечера, а потом, когда все заснут, открой окошко и вылетай. Ночь темная будет, никто тебя не заметит.

— Вылетать?! В окно?! Вау!.. — Послушная и правильная Лили никогда не думала применять свои таланты таким образом.

— Для чего же ещё нужно волшебство! Чтобы жизнь делать легче и интереснее! — Усмехнулся её восторгам Сев. И тут же снова нахмурился, — Что маме говорить будешь? Ну, про то, где ты была.

— Ничего. — Легкомысленно пожала плечом девочка. — Надеюсь, она не задаст вопрос, вроде «Была ли ты в «нижнем» городе, дочь?», значит — и врать не придётся. Скажу просто, что мы гуляли с тобой, и всё. Это же правда!

Северус, как и всегда в таких случаях, только покачал головой — полувосхищенно, полувозмущенно:

— Тебе очень повезло с мамой.

— Ой, Сев! А я твою маму видела! Случайно… Она на крыльцо вышла… — Решив недоговорить и тут, сократила историю Лили. — Я сразу поняла, что это она — вы с ней так похожи!

— Что она тебе сказала? — нешуточно напрягся мальчик.

— Да ничего, — удивлённо взглянула подруга. — То есть, как и Петунья про меня — что тебя дома нет.

— Меня и не было… — удрученно вздохнул Снейп.

— Ага… — разом вспомнив о необъяснимом вранье сестры, эхом откликнулась Лили.

— В общем, ты не спеши особо, — перевел он тему, — но часам к одиннадцати я буду тебя ждать.

— У клумбы? Или у «Наутилуса»?

— Ещё не хватало тебе ночью одной шарахаться! Под деревьями напротив дома. Увижу, как вылетать будешь.

Над отскобленным по такому случаю столом трепетало магическое пламя, ничего не опаляя и не сжигая. Эйлин раскладывала вокруг него чёрные камни, комки сушёных трав и другие ритуальные предметы, аккуратно выстраивая сакральную форму пятиугольника. Заслышав за спиной шаги сына, она, не отрываясь от своего занятия, иронично сказала:

— Тебя тут искали.

— Знаю, — досадуя, что не удалось проскочить к себе незамеченным, ответил Сев. — Нашли.

— Эта «знакомая», — подбавила яда Эйлин, — из «верхнего» города, верно?

— Ну, верно, а какое это имеет… — но она не дала сыну договорить.

— Банкирская дочка?

— Адвокатская, — насупившись, буркнул Северус.

Мать наконец повернулась к нему лицом, и мальчик невольно всмотрелся в него как-то по-новому. Лили сказала, что они очень похожи, значит — он выглядит вот так? Холоднокровным, надменным и ядовитым? Или она имела в виду что-то другое?

— Ты понимаешь, что они рады будут случаю вытереть об нас ноги, эти богатеи из-за реки? Почесать за твой счёт свое самолюбие? Ты станешь посмешищем в их глазах!

— Эвансы не такие! — Не выдержал Снейп, хоть и решил отвечать коротко и односложно. — Мы дружим уже четыре месяца, я у них постоянно бываю!

— Подбираешь объедки с барского стола? Это они тебе от щедрот всучили тот мешок тряпок летом? — Эйлин проехалась взглядом по его одежде сверху донизу.

— Нет! — распаляясь крикнул Сев, мучительно жалея, что не взлетел на крышу и не пробрался в дом через слуховое окно. Котлы и тарелки начали мелко позвякивать на полках. — Я же говорил, это была благотворительная ярмарка!

— Допустим. — Бровь матери совершила кульбит под куполом цирка. — Но о безопасности-то ты должен помнить! Ты шатаешься к ним в гости — а вдруг у тебя случится выброс? — и она качнула подбородком в сторону дребезжащей посуды.

— Они всё знают! Лили тоже волшебница, мы будем вместе учиться в Хогвартсе!

Мать выдерживала паузу и смотрела на него. От этого взгляда пробирал мороз вдоль позвоночника, а в голове начинался звон. «Да она же меня читает!» — внезапное озарение пронзило, как молния. Он не знал, как защищаться от ментального воздействия — точнее, знал в теории и с палочкой, но и позволить матери потрошить его воспоминания, встретить там Лили он не мог. Он представил себе черную железную заслонку и потянул её вниз, отсекая свою личную территорию от вторжения. Эйлин едва заметно покачнулась, и взгляд ее стал внимательным и — неужели?! — одобрительным.

— Магловская семейка и их маглокровная дочурка… — Протянула Эйлин, отворачиваясь назад к незаконченной пентаграмме, каким-то новым, незнакомым сыну тоном. Всё ещё ядовито, но… как к равному? — Я этого не одобряю, Северус Тобиас Снейп. — И снова в голосе не было ни приказных интонаций, ни истеричных ноток. Просто сухая констатация.

— Знаю, — ответил Сев как можно сдержаннее и направился к лестнице.

— И всё равно сделаешь по-своему? — Донеслось ему в спину, когда он уже взлетал по скрипучим рассохшимся ступеням в свою мансарду. Он не ответил — да вопрос, если по-честному, и не требовал ответа.

Эйлин кусала губы, невидяще глядя на магическое пламя. Что такое идти наперекор всему и вся ради своих сиюминутных желаний, она знала слишком хорошо. Идти с силой, только увеличивающейся от препятствий. С упорством, достойным лучшего применения. И в её случае получить в итоге только горе и разочарование. Но, может, с сыном ещё и образуется — ему так мало лет, тысячу раз всё успеет измениться.

Северус спустился только через полчаса, в застегнутой под горло куртке и с тыквой, над которой они вместе просидели вчера весь вечер.

— Буду поздно, — бросил он в спину матери, заканчивавшей у стола подготовку к ритуалу. И, не дожидаясь ответа, вышел из дома.

Весь ужин Лили просидела как на иголках. Легко сказать — отправь родителей спать! А если они решат посидеть в гостиной с книгами или газетами? Ведь завтра воскресенье, папе не надо рано на службу, могут и задержаться с отходом ко сну. А если Тунья вздумает зайти к ней среди ночи? Это вряд ли, конечно, так они обе делали только в раннем детстве, когда кого-то из них тревожил дурной сон. Да и сегодня сестра тише воды ниже травы после дневного происшествия, ни словом с ней не перекинулась. Боится, что Лили нажалуется маме, или проснулась-таки совесть? В любом случае, это на руку. Но вдруг она захочет прийти помириться? Да и вообще, тысяча и одна мелочь могут пойти не так! Хорошо хоть, удалось без проблем перенести одежду в комнату, пока все не собрались к ужину.

Лили так издёргалась, что почти не могла есть. А потом сделала самое глупое из возможного — сказалась уставшей и ушла к себе, вместо того, чтобы наоборот оставаться в гостиной до последнего и проследить, кто куда и во сколько пошёл. Мама, потрогав её лоб и убедившись, что девочка здорова, всучила ей тарелку с кусками тыквенного пирога — чтоб не поужинавшая толком дщерь сгрызла хоть что-нибудь перед сном, пусть даже и в кровати. «Здорово, отнесу Севу!» — подумала Лили, поблагодарив и унося добычу, наперед зная, что тот, небось, снова придёт голодным.

Наверху она села на кровать и стала думать. Если можно захотеть — и зажечь свет, захотеть — и взлететь, захотеть — и заделать дыру, как и не было, то, может быть, удастся сделать так, чтобы трое людей взяли и резко захотели спать? Все её прошлые колдовские опыты касались либо неодушевлённых предметов, либо её самой, тут же имелось принципиальное отличие, но ведь попробовать-то можно!.. И она, закрыв глаза и сосредоточившись, изо всех сил стала представлять, как волнами накатывает усталость, как папа зевает, прикрываясь газетой, как мама устало проводит рукой по лицу, как всхрапывает над книгой Петунья… нет, это, пожалуй, лишнее…

Лили так увлеклась, во всех аспектах представляя сонное состояние, что чуть не заснула сама, очнувшись от того, что дёрнулась затёкшая нога. Будильник на тумбочке показывал половину одиннадцатого, в доме стояла тишина. Осторожно выглянув из комнаты, она убедилась, что снизу, из гостиной, не пробивается свет, темно так же и под дверью Петуньиной спальни. Что же это — у неё получилось? Или просто совпадение, ведь Эвансы в принципе обычно ложились не поздно? Как бы то ни было, всё складывалось так, как ей было нужно. Оставалось ещё одно… Лили аккуратно, без щелчка, прикрыла дверь и представила, как язычок замка сливается, срастается, становится одним целым с гнездом в косяке. Теперь, если даже сестре взбредёт в голову среди ночи наведаться к ней, то попасть в комнату и обнаружить её отсутствие она не сможет.

Затем девочка тепло оделась, натянула куртку, шапку и сапоги, завернула в листы от старой тетради пирог и по миллиметру, чтоб не скрипнула старая рама, открыла окно…

Впервые Лили летала вот так — как во снах — из окна, прямо в ночной необъятный простор. Это было упоительно и немного жутко — ровно настолько, чтобы сердце замирало в каком-то волнующем предвкушении. Да и дальше всё было, как во сне: встречавший её напротив дома Сев, его холодная ладонь, сжавшая её пальцы, дорога через тёмный, скрипящий деревьями на разыгравшемся к ночи ветру, парк, стремительно проносящиеся над головой облака, то открывающие, то прячущие ровную половинку луны…

Даже если бы на этом отмечание неведомого волшебного праздника с завораживающим названием и закончилось, Лили бы сказала, что это было лучшее приключение в её жизни. Но они пришли на полянку, и Сев — очень ловко и быстро — развел костер из сухих веток и сучьев, и выдолбленная тыква с забавно-жутковатой рожицей засияла поселенным внутрь Люмосом — и всё это было так чудесно, что у неё кончились все слова, она только смотрела, как пляшут рыжие отсветы на худом лице друга, делая его серьёзнее и старше, как-то значительнее и необычнее, похожим на настоящего волшебника из книжки, слушала гул ветра в кронах — тоже очень таинственный и торжественный, и счастливо вздыхала от переполнявших её чувств.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Северус, убедившись, что костерок разгорелся как следует и не нуждается больше в раздувании, — Костер у нас есть, не хватает только праздничного пира — но это ничего. — Он устроился на бревне напротив Лили и протянул руки к огню. Бревна он, напрягая все силы, притащил сюда из леса днём, готовя полянку к празднику, пока Лили металась по его району.

— Как это нет пира? — очнулась девочка и полезла за пазуху за ароматным свёртком. — Вот, мамин пирог! Надеюсь, не сильно помялся…

— Ого! Здорово! Тыквенный! — Сев незамедлительно снял пробу и вернул остальное Лили.

— Нет, это всё тебе, я поужинала! — попыталась было настаивать она, но Сев очень серьезно объяснил, что в такую ночь, как эта, еда — это не просто еда, а «восполнение ресурса, во всех смыслах этого слова». Пришлось тоже взять кусок — и только тут понять, что он был отнюдь не лишним.

— Это, конечно, не лепешки на костре, как положено, но тоже вполне сойдёт. И надо обязательно поделиться со стихиями и с духами…

— С духами?! Так это правда, что Хэллоуин — Ночь всех святых?

— Нет! — Сев поморщился, как и всегда при упоминании магловской религии. — При чем тут святые. В Самхэйн истончается грань между материальным миром и волшебным — настолько, что даже маглы это чувствуют и боятся.

— А есть чего бояться?

— Нам — точно нет. Привидения уважают волшебников и никогда им не навредят, а Дикий Гон в этих местах уже пару сотен лет как не видели… — Лили завороженно слушала, не всё понимая, но просто наслаждаясь звуками таких необычных названий, глуховатым голосом Сева, атмосферой страшноватой сказки, которая обязательно закончится хорошо… — У древних кельтов когда-то с этого момента начиналась зима и наступал новый год. А для магов Самхэйн — ночь силы, её сегодня столько разлито везде: в земле, в воздухе, что бери да черпай, сколько влезет. Если умеешь, конечно.

— А ты умеешь? — с замиранием спросила Лили.

— Немножко. Давай попробуем? Только сначала жертву!

От слова «жертва» внутри у девочки что-то ёкнуло, но оказалось, что имелся в виду всего лишь пирог. Северус раскрошил кусочек и часть крошек просыпал на землю, часть скормил огню, несколько подкинул в воздух, а оставшиеся они сходили и отдали реке.

Возвращаться впотьмах было неуютно, и Лили нешуточно обрадовалась, увидев впереди ласковое зарево их костра.

— Ну что, теперь будем ловить силу?

— Сейчас. Надо сначала очиститься самим — иначе проку не будет. Избавиться от всех дурных мыслей и простить всё непрощенное. Ты вот, например, на меня ни за что не обижена?

— На тебя?! Да что ты, Сев! Если бы и была, то сказала бы сразу.

— Это хорошо. Я тоже сразу скажу, если что… Но мне есть, в чём тебе признаться сегодня…

— Что случилось? — разом взволновалась Лили.

— Да ничего страшного, просто… Скажи, только честно, Лилс, я — отвратительный?

— Что?! — она опешила и растерянно захлопала глазами, как кукла. — С чего ты… Откуда?!

— Петунья так думает. Я случайно прочитал её сегодня. Она меня ненавидит — не просто недолюбливает, а прямо до жути. А тебе — завидует. Тоже ужасно.

— Завидует? Мне?! Да чему же? Она старше, она такая примерная, её все хвалят, она отличница и столько всего умеет…

— Тому, что ты волшебница. И тому, что ты красивая… — Сев потупился, и к жару пламени на его щеках добавился жар крови.

Лили никогда не думала, что она красивая. Точнее — она, как и большинство детей, всегда воспринимала свою внешность безоценочно, как данность. Равно как и чужую — внешность для неё была неотделима от человека, а какие-то черты — от образа в целом. Тунья выглядела, как Тунья, мама была, как мама, папа — как папа, Сев — как Сев. Все единственные и неповторимые. Мысль о том, что ей могут завидовать из-за красоты — и кто! родная сестра! — была сродни изгнанию из Эдема. Мысль о том, что Сев, в общем-то, согласен с Туньей и тоже считает её красивой, заставила вспыхнуть почище сухой ветки в костерке. Но гораздо больше её взволновала мысль, что сестра завидует не только этому.

— Сев, ты что-то путаешь, — всё ещё пламенея щеками заспорила Лили. — Тунья не любит волшебство, оно её пугает, она считает — это как болезнь…

— Я не путаю. Я видел её мысли, её воспоминания. Больше всего она хочет быть, как ты. А поскольку не может, то и окрестила всё магическое ненормальным.

— Но это же… это ужасно! Надо же что-то сделать, как-то помочь ей! Научить… — Лили смотрела на него так беспомощно и, одновременно, с такой надеждой, что Сев лично готов был побежать учить Петунью, если бы не знал, что это бесполезно. О чем и сказал подруге.

— Она не научится. Волшебником надо родиться, а она — не волшебница. В ней нет силы. Помнишь, ты сравнивала колдовской дар с талантом к музыке? Так вот, чтобы стать музыкантом, нужно иметь слух.

— Знаменитым — да. А чтобы просто научиться бренчать «Собачий вальс» на пианино — слух не нужен! Можно просто запомнить, что и когда нажимать.

— В случае с магией она даже не увидит, что и куда нажимать, не почувствует. Она магла, Лилс. Ты ничего с этим не сделаешь.

— Но вдруг в ней просто ещё не проснулась сила? Может, нужно немного подтолкнуть?

— Ей сколько лет — двенадцать?

— Тринадцать в феврале будет.

— Магия просыпается гораздо раньше. Ты помнишь, когда у тебя был первый выброс?

— Ннет… Давно… В первом классе или во втором… Не помню. Но бывают же исключения — вон Дейв, сын Марджори, маминой подруги, до трёх лет молчал, ни слова не говорил, а сейчас — болтает без умолку. Вдруг так и с волшебством бывает?

— Если бы она была волшебницей, ей ещё в прошлом году пришло бы письмо из Хогватса. Я же рассказывал тебе: когда рождается волшебник, об этом узнают в Министерстве и заранее предоставляют место в Хогвартсе. О тебе вот у них наверняка есть запись!

— Да откуда им знать, кто и где родился? Они что — за всеми следят? Такого просто не может быть!

— Не знаю, — задумался Сев. — Вряд ли следят, конечно. Может, магический фон меняется, может, по первым выбросам находят. Но это факт, и они никогда не ошибаются.

— Откуда тебе знать, ошибаются они или нет! — звенящим от обиды голосом крикнула Лили. — Тебе сказали — ты и веришь, как маленький! Ненавижу это ваше Министерство, которое суёт нос в чужие жизни и решает, кому и кем быть!

— Это не они решают, Лилс… — успокаивающим тоном вещал Снейп, пытаясь достучаться до подруги. — Может, они и крутят там что-то своё, но магия и правда — или есть в человеке, или нет…

— Я всё равно буду учить Петунью! — Лили упрямо стукнула кулаком по колену. — Буду и всё!

— Конечно, будешь, — устало сказал Северус, понимая, что иначе Лили была бы не Лили — если бы не попыталась, если бы не кидалась грудью на любую кажущуюся ей несправедливость. И так же понимая, что её попытка обречена на неудачу, что никакие учителя не сделают из магла мага. И что, когда ничего не выйдет, Петунья ещё больше возненавидит и магию, и Лили, и его впридачу. И если на её отношение к себе ему было плевать, то Лили будет очень больно, когда это случится. И он должен быть рядом.

Девочка же, приняв решение, казалось, совершенно успокоилась. Она провела пальцем по макушке тыквенного фонарика и сказала с улыбкой:

— Красивая!

— Ага, — обрадовался перемене в её настроении Сев. — Мама её заклинанием вычистила изнутри — так что шкура вся целая осталась. А я морду ей два часа вчера вырезал!

— Здорово вышло… Так что там с ночью силы? Мы достаточно очистились? Уже можно?

— Через костёр надо бы прыгнуть ещё… — Сев привстал было с бревна, но представил, как будет сейчас, пыхтя и отдуваясь на глазах у Лили, откатывать здоровенные деревяшки подальше, освобождая место для прыжка, и сел обратно. — Ну да дракклы с ним, в мае прыгнем!

Лили выжидательно смотрела на него:

— Что надо делать?

— Просто руки подними ладонями кверху, чтоб как чашечки были, и постарайся ни о чём не думать.

— И всё? Так просто? Это все так делают?

— Это я так делаю. Не самый эффективный способ, зато и правда просто.

— А мама твоя — она так же?

— Нет, она каждый раз сложный ритуал исполняет, там одной подготовки часа на три. Аж стены трясутся порой!

— А… папа ничего не говорит про это? — осторожно спросила Лили.

— Отец никогда не приходит домой в эту ночь, — отрезал Северус и, словно подавая пример, первый поднял руки к беспокойному небу.

Сначала Лили не чувствовала ничего и, если бы Сев не сидел напротив с точно так же нелепо задранными руками, готова была бы подумать, что он разыграл её. Но вот по пальцам словно прошлась толпа ежей — сотни мелких иголочек приятно покалывали, давая рукам необычайную легкость. А потом эта легкость буквально затопила её с головой, захлестнула, переполнила — и Лили обнаружила себя в воздухе. И рядом Сева. Внизу рассыпался углями костер, вверху ныряла из тучи в тучу луна, а они носились над поляной, то вместе, то друг за другом, хохоча, как сумасшедшие — или как колдуны. Если бы какого-нибудь случайного прохожего занесло этой ночью в окраинную часть парка, что у реки, он подумал бы, что попал на настоящий ведьминский шабаш.

Лили вернулась глубоко заполночь и обнаружила, что дома всё спокойно. Хотела было сразу повалиться спать, но в замкнутом пространстве комнаты резко запахло копчёностями — и девочка поняла, что главная копчёность тут она. Относить вещи на место было практически равнозначно признанию в несанкционированной прогулке. Запускать стиральную машину среди ночи — тоже. Девочка попыталась колдовством убрать дымный аромат, но силы Самхэйна хватило только на шапку и штаны, ну и свитер, который не очень-то и пах. Куртка и сапоги оказались слишком большими для маленькой усталой Лили. Тогда она грудой свалила вещи в угол, чтобы, в лучших традициях блистательной Скарлетт О’Хара, о бурной жизни которой как раз начала читать, подумать об этом завтра, и, даже не переодевшись в пижаму, упала спать.

Позднее утро встретило её неожиданным и оттого особенно прекрасным солнцем. Вчерашний ветер разогнал все остатки туч, и веселые лучи заливали городок, словно смеясь над всеми календарями: погода совершенно не походила ни на кельтское начало зимы, ни даже на английский промозглый ноябрь.

После завтрака, когда все домашние были заняты своими делами, Лили натянула «копченые» вещи и рванула к выходу, на бегу крикнув маме, возившейся на кухне:

— Мы с Севом идем жечь костёр! Сегодня волшебный праздник!

— Захвати Северусу кексов, — предложила мама, как раз загружавшая в духовку вторую партию. Первая на столе благоухала так, что даже у сытой Лили текли слюнки.

Мамино предложение было заманчивым — Лили всегда радовало, если удавалось лишний раз угостить друга вкусненьким, да и мамины кексы были выше всяческих похвал. Но это значило заявиться за ними на кухню — и прощай вся конспирация! Поэтому Лили пришлось проявить стойкость:

— Не могу, мамочка, жутко опаздываю уже! — и вылететь за дверь.

Сев сидел на полу кухни в обнимку с большим корытом, когда в дом, шатаясь и путаясь в ногах, ввалился Тобиас.

— Т-ты чё делаешь? Чё лохань облапил?

Сев смерил его взглядом исподлобья и промолчал. Вода, которую он медленно и печально нагревал руками уже минут пятнадцать, разом ощутимо потеплела.

— Говори, к-когда отец спрашивает, п-паршивец! Кой чёрт ты делаешь?! — Тобиас сделал большой, но неверный шаг от двери к мальчику.

— Грею воду, — тихо и раздельно сказал тот.

— Нахуя?!

— Мыться.

— Мыться в чет-тверг будешь! Как все! Ишь удумал — нехер в-воду переводить!

— Это не твоя вода, — всё так же четко произнёс Сев. От содержимого лоханки повалил густой белый пар. — Я сам её сделал.

— Ах т-ты ж! Как ты отцу от-твечаешь, говна к-кусок! Гнилая пор-рода! — он качнулся вперёд, но со стола, опережая мужчину, взлетела тяжелая разделочная доска, на которой Эйлин вчера готовила ингредиенты для ритуала, и с размаху прицельно опустилась на начавшую редеть макушку. Тобиас икнул и не упал, а, мягко сложившись, улёгся, где стоял.

«Везёт дуракам и пьяницам, — подумал Сев, без тени жалости глядя на фигуру на полу. — А хорошо всё-таки, что ночью черпанул силы — вон как пригодилась». Сев поднялся с затекших коленок и, торопясь, чтоб не успеть сильно замерзнуть, начал раздеваться.

Дешёвое мыло ело глаза и отвратительно мылилось, размазываясь по волосам. Северус извел едва не пол-куска, пока промыл их до скрипа. Выспавшаяся после ночных бдений Эйлин застала его уже спешно вытирающимся и полязгивающим зубами в стылой нетопленной кухне. Она обвела взглядом всю картину, остановившись на начавшем похрапывать Тобиасе и своей доске, покоившейся рядом.

— Это он сам свалился, или?..

— Или, — мрачно подтвердил сын.

Эйлин взяла со стола свою палочку и отлевитировала мужа на продавленный диван в углу, а доску — на вбитый для неё гвоздь.

— Воду моей палочкой творил?

— Ага, — Северус запрыгал на одной ноге, пытаясь попасть влажноватой ногой в штанину. — А с доской… это выброс был.

Мать кивнула, одновременно принимая его ответ и спрашивая дальше:

— Грел тоже моей?

Мальчик неопределенно дернул тощим плечом, что можно было расценить как угодно, в том числе и как что-то вроде «а чем же ещё?». Эйлин расценила именно так и продолжила:

— Ради своей рыжей стараешься? Напрасно — адвокатским сынком ты от этого не станешь.

— Я по лесу шатался вчера, дымом пропах, — не вступая в дискуссии, пробурчал Сев. Не говорить же, что перед внутренним взором неотрывно стояла картинка из памяти Петуньи с его грязными и жирными волосами.

— Ну-ну, — мать шевельнула бровью и перевела взгляд на корыто. — Сам сделал, сам и убери.

Сын взял у неё палочку и взмахнул над мутной водой:

— Эванеско!

Набранной в лесу силы хватило едва на половину. Остальное всколыхнулось чуть не до краев и издевательски замерло. Эйлин хмыкнула и, вернув свое имущество, в один взмах довершила начатое, высушила лохань и отправила её в отведенный ей угол. Вторым движением растрепала волосы сына тёплым, мгновенно забравшим остатки влаги, дуновением.

— Иди уж, поборник чистоты… Расчесаться не забудь, — В уголке губ затрепетала едва уловимая улыбка.

Сегодня у клумбы первой оказалась Лили. Впрочем, Северус появился практически сразу после неё. Он шёл против света, и что-то в знакомом облике удивило её ещё издалека. Когда Сев приблизился, стало понятно, что необычно выглядит его голова — вместо тяжёлых, всегда будто склеенных прядей, вокруг лица трепетали на угомонившемся, но так и не утихшем до конца ветру лёгкие и блестящие шелковинки.

— Ой, Сев, какой ты пушистый! — засмеялась она и несколько раз провела по его волосам, убирая от лица и приглаживая на макушке.

Это было вдвойне приятно — нежданная, какая-то очень интимная ласка для не избалованного подобными жестами Снейпа была как мёд на душу. К тому же, от кусачего и едкого мыла пересушенная голова неприятно зудела, а лилины прикосновения как будто облегчали это навязчивое ощущение.

«И всё-таки не зря!.. Ей нравится… Но с этим мылом недолго и обысеть нафиг, — подумал Северус, жмурясь, как котенок. — Надо бы сварганить какое-нибудь моющее средство, взамен этой жути. Из чего попроще. Корень мыльнянки, зола, крапивный экстракт…» Мозг юного зельевара составил и утвердил рецепт ещё до того, как они дошли до скамейки.

Скамейку, впрочем, выбирали долго — чтоб подальше от всяких прогуливающихся, которых в каких-то неимоверных количествах натянуло сегодня в парк — видимо, солнце в сочетании с воскресеньем мало кого оставило равнодушным. А им, как обычно, лишние уши были ни к чему.

— Сев, я же не шутила, когда сказала, что хочу учить Тунью, — заглядывая другу в глаза серьезно сказала Лили, когда они наконец уселись.

— Да я понял, — усмехнулся мальчик, уже зная Лили достаточно, чтобы не сомневаться.

— Покажи мне что-то самое простое, с чего можно начать. Что-то, что не может не получиться.

— Лилс, ну я же уже говорил тебе… — начал Северус, а потом махнул рукой — всё равно же эта упрямица сделает по-своему. — А, ладно! Покажи ей вот это… — он выгнул ладони куполом и почти соединил между собой. Лили тут же в точности повторила. — Покрути теперь руками, как будто снежок лепишь. Чувствуешь, будто между ними шарик? Только смотри, чтоб не касались, а то всё пропадёт!

— Чувствую… — прошептала Лили, от усердия морща лоб. — Тёплый такой и колется немножко, как вчера на поляне…

— Ага, правильно! А теперь зажги его!

— Зажечь?

— Да, представь, что он светится! Вот тебе и будет Люмос. Давно же, кстати, обещал тебя научить.

Между ладоней Лили, сначала робко, а потом всё ярче затеплился комочек света.

— Как здорово, Сев…

— Да что там «здорово» — самый элементарный уровень, — притворно скромничая, пожал плечами он. — Даже странно, что ты, такая сильная колдунья, этого раньше не делала. Летать она, значит, сама научилась, а Люмос ей — «здорово»…

— Так уж и сильная, — теперь пришла очередь скромничать Лили.

— Очень, — серьезно сказал друг.

— Отстань, Лили, я так и знала, что всё это — бред и глупости! И зачем я только тебя послушала?

— Тунья, ну погоди ты, давай ещё разочек! Ведь шарик же ты почувствовала!

— Не знаю я, что я почувствовала! Может, это ты меня убедила, а там и не было ничего! Тоже придумала — шарики какие-то!

— Нет, не придумала! Тунья, почти же получилось!

— Отстань, говорю! Ничего не получилось и не получится — потому что нечему получаться! Выдумали себе с этим бомжонком игру — и балуетесь, как маленькие! Нет никаких шариков! Нет никакого вашего волшебства!

— Нет, есть! И Хогвартс есть! И нам скоро придёт письмо оттуда — а если ты сейчас научишься, то и тебе! И мы поедем туда вместе, Тунья! Представь, как будет здорово всем нам учиться там!..

— Это твой дружок тебе понарассказывал? Надо же, такая большая, а в сказки веришь. Вашего Хогвартса не существует! Он просто больной на голову, и ты вслед за ним повторяешь! И я бы ни за какие коврижки не согласилась ехать в школу, куда берут подобное отребье!

Петунья убежала, наверху грохнула дверь. Лили сидела, глотая слёзы и, как заклинание, твердила: «Есть Хогвартс, есть! Мы обязательно туда поедем!..» У неё ещё достаточно времени, чтобы достучаться до Петуньи. А когда она поверит, у неё всё получится — просто не может не получиться. Она же её сестра…

Весь декабрь Лили вязала. Месяц выдался снежным и холодным, и ей больно было смотреть, как Северус ёжится, втягивает голову в плечи и прячет нос в куртку. Руки на улице он практически не вынимал из карманов, но они всё равно моментально покрылись цыпками и наверняка болели. Сам он, правда, окрестил это «хернёй» и потребовал «не брать в голову», но не на ту напал! Единожды обнаружив что-то новенькое в своей рыжей упрямой голове, Лили без боя не сдавалась.

Пришлось вспоминать покрытые пылью и младенческой присыпкой навыки — когда-то давным-давно, в глубоком детстве, ещё чуть ли не в дошкольные времена, мама учила её обращаться со спицами и крючком. Крючку была дана отставка сразу, спицы продержались немного дольше, явив лилиными стараниями на свет два вязаных квадратика: изнаночной петлёй и «резиночкой». На этом приобщение ребёнка к полезному, развивающему мелкую моторику занятию и кончилось, как оставленный наедине с котёнком клубок. Чтоб ребенковы старания не пропали зря, мама сшила оба квадратика в некое подобие безрукавки для куклы, хотя все понимали, что на самом деле — это памятник Лили-рукодельнице: вершина покорена, и новых высот ожидать не стоит.

Теперь же Лили усердно вязала, забравшись с ногами в кресло в гостиной — то самое, откуда начинались её полеты, являя собой поразительно мирную, уютную и домашнюю картину. Вязала, распускала, снова вязала, напрочь запутывалась, и тогда её глаза начинали метать молнии, в серванте позвякивала посуда, а картина переставала быть мирной. И снова вязала.

Наконец, натренировавшись на кошках распущенной специально для этих целей старой кофте и сочтя результат хоть сколько-то приемлемым, она отправилась в магазин и на все свои карманные деньги купила шерстяной пряжи — очень красивой, сочно-чёрной и глубоко-синей. С ней тоже вышло не сразу, но всего с третьей попытки и всего за неделю (школу-то никто не отменял, как и полугодовые контрольные) длинный пушистый шарф в цветах Севова свитера был готов. Лили удовлетворенно оглядела творение рук своих, но перфекционистка в ней тут же пригасила её радость, потребовав в комплект к шарфу ещё шапку и варежки.

План был прекрасен, но явно превосходил скромные лилины возможности. Взглянув на календарь, она чуть не взвыла — до Рождества десять дней, а с какого конца браться за дело, было совершенно непонятно. Миссис Эванс, конечно, с радостью помогла бы дочери, но ее благотворительное общество перед праздником требовало практически безвылазного её присутствия — концерт и подарки для детей-сирот сами себя не подготовят. Лили поколебалась денёк-другой и ринулась в пещеру к дракону:

— Тунья, ты мне не поможешь?

С тех неудачных попыток магических уроков Петунья почти не общалась с Лили, кроме необходимого в быту минимума. И теперь, когда младшая сестра робко поскреблась к ней в дверь, даже не стала изображать радушие. Но Лили так горела энтузиазмом и так умильно заглядывала в глаза…

— Ты же в этом мастерица, Тунья! Никто не объяснит мне лучше, чем ты!

Польщенная, хоть и старающаяся этого не показывать, сестра вздохнула и взялась за спицы:

— Для дружка своего стараешься?

— Ага… на улице такая холодина, а тут и праздник на носу…

— Ну, может, хоть на человека станет похож. Немножко. Смотри…

Спицы мелькали в ловких руках Петуньи, потом натужно шевелились в лилиных, потом снова, и снова… каждый вечер. Итогом этого совместного проекта за два дня до Рождества стали смешная милая шапка с ушами-косичками и рябым черно-сине-белым помпоном на макушке (Тунья поделилась своими нитками, кто бы мог подумать!) и пара рукавиц с откидывающимся кармашком для пальцев, превращавшим их в митенки. Такого Лили не только связать самостоятельно, но даже представить раньше не могла. Лили расцеловала сестру и умчалась упаковывать подарок, а Петунья осталась довольно улыбаться: вот они, хвалёные маги, как понадобилось что-то, действительно важное в жизни, прискакали за помощью не к кому-то, а к ней!..

Весь декабрь Северус колдовал. Рыжий плюшевый лисёнок, найденный ещё летом на ярмарке, сидел перед ним, хитро уставившись пластмассовыми глазами, и в упор не желал делать то, что от него требовалось. Снейпу удалось только хорошенько почистить его магией и расчесать вполне магловской расческой. Все прочие эффекты были либо непродолжительными, либо не теми, что задумывались. Зелье он, конечно, сварил, а вот применить его правильно тоже не выходило.

Промучившись неделю и окончательно убедившись, что собственными силами ему не справиться, Сев пошёл к матери.

— Мам, дашь палочку?

— Зачем тебе? — дернула бровью Эйлин, разливавшая очередную партию готовых зелий по флаконам.

— Вот… это подарок на Йоль, я хочу его доработать, — мальчик, краснея, достал из-за пазухи лисёнка и показал матери.

— И я даже знаю, для кого! — усмехнулась Эйлин. — Не великовата твоя подружка, чтобы играть в куклы?

— Он не для того, чтобы играть, он для того, чтобы был…

— Ну на, побалуйся, — пожала плечом женщина, заканчивая работу, закупоривая последнюю пробку и протягивая артефакт сыну. — Через час изволь вернуть, мне обед готовить.

С палочкой дело пошло легче, но не то чтобы намного. Лис, названный Локи, научился отзываться на свое имя, смешно наклоняя голову и приподнимая одно ухо, но на этом и всё.

Пришлось вечером снова идти за помощью, и Эйлин, на удивление, не отказала. А дальше — за несколько дней, когда Тобиаса не бывало дома, они довели подарок до ума, и Северус сам, хоть и с маминой подсказкой закрепил все наложенные заклинания «до скончания веков». Он понимал, что плюшевый лисёнок вряд ли проживёт так долго, но формулировка ему очень импонировала.

Он не намеревался идти к Эвансам в праздничный вечер. Во-первых, Рождество маги не отмечают, а маглы, в большинстве своём, не в курсе про Йоль, во-вторых, не хотелось навязываться в чужой семейный круг — обеды обедами, но он знал, что этот вечер принято проводить с самыми близкими. Эйлин была чужда подобных предрассудков и на Йоль собиралась ритуалить в гордом одиночестве. Тобиас собирался протирать штаны в кабаке — как и большую часть других вечеров, но на этот раз — по вескому поводу. Северус собирался вручить подарок — ещё днём, разумеется — и провести ночь в обнимку с книжкой, забившись в свою мансарду, но от задумавшей своё Лили ещё никто не уходил.

Они встретились, как обычно, у клумбы, и замерли оба, застенчиво спрятав за спину свёртки — один в шуршащей красной бумаге с золотыми снежинками, перевязанный красной же лентой, второй — во вчерашней газете, прихваченный бечёвкой. Ни один не мог решиться быть первым и не хотел быть вторым. Попереглядывались с полминуты, потом Лили прыснула, а Сев, сдерживая улыбку, солидно выдал вариант решения:

— Давай на раз-два-три?

Отсчет был произведён, подарки перекочевали из рук в руки, градус неловкости зашкаливал: открывать ли сейчас? Не покажется ли это невежливым нетерпением? Унести завернутыми — не станет ли это обидным пренебрежением? Особенно нервничал Северус, ему впервые довелось дарить что-то, не считая детских каракулей на мамины дни рождения. Да и принимать случалось нечасто, в последние годы — так и вовсе. Он бескоился абсолютно обо всём. Но и у Лили были поводы для беспокойства — как отнесется Сев к её подарку? Не сочтёт ли заботу чрезмерной? Не откажется ли из-за явной дороговизны пряжи? Вдруг он принципиально не носит шапки?! Неизвестность была сочтена худшей альтернативной, и Лили предложила:

— Открой, он пригодится тебе прямо сейчас.

Северус не заставил себя долго просить, не разорвав, а развернув, впрочем, красивую бумагу без малейших повреждений. Черный хвост шарфа вальяжно свесился из своего вскрытого обиталища. Мальчик сначала погладил крупные пушистые столбцы петель, потом осторожно, как боа-констриктора, извлёк длиннющий аксессуар. Под ним показалась шапка, и Лили прикусила губу. Но Сев посмотрел на подругу, как какой-нибудь отшельник на явившуюся ему Богородицу, и на вдохе спросил:

— Это ты сама?.. Для меня?!

Лили поспешно кивнула, и Снейп тут же неловко намотал шарф в три оборота и натянул шапку. Обнаружившиеся на самом дне варежки он просто схватил и так и замер с ними. Девочка стянула свою перчатку и расправила небрежные витки, поправила бахромчатые концы, чтоб висели ровно, и счастливо улыбнулась:

— С Рождеством, Сев!

— Спасибо… — выдохнул он и поспешно добавил, — Ты тоже давай открывай, тебе нужно кое с кем познакомиться!

Увидев выглянувшего из газетных слоёв лукавого лисёнка, Лили радостно запищала, но Снейп прервал её восторги:

— Это не просто игрушка. Посади его на бордюр! — и смахнул снежную шапку с каменного ограждения клумбы. Лили послушалась и замерла — ей показалось, что плюшевый зверёк проводил её взглядом. — Его зовут Локи. Позови его!

— Локи?.. — неверяще повторила девочка, обращаясь к лисёнку. Тот совершенно явственно блестнул на неё глазками и уморительно уронил головенку набок, дернув ушами, будто прислушиваясь.

Лили, не в силах удержаться, запрыгала на месте и захлопала варежками.

— Он пропитан зельем Радости, если обнимешь его, когда тебе станет грустно, то должно полегчать. А ещё посмотришь, что он будет делать, как стемнеет… С Йолем, Лили!

— Сев… это самый чудесный подарок на свете! — горячо прошептала Лили и порывисто обняла мальчика, ткнувшись носом в вязаную косичку шапки.

Северус считал, что лучший на свете подарок сейчас греет его замёрзшие уши и шею, но спорить, разумеется, не стал.

После столь бурного обмена подарками, убедить друга остаться с Эвансами в этот вечер было нетрудно. Да он не особо и возражал — так, разве что для приличия.

Примечания:

Не совсем такая картинка — и шарф традиционно зеленый, и Сев недовольный, и Лили свой, похоже, комплект разделила тут… Но пусть будет)

https://ibb.co/P6wCbnW

Воспоминания о том вечере Снейп, если б мог, закатал бы в стазис, чтоб не трепать почем зря, и положил на полочку до поры — когда понадобится вызывать патронуса. Потому что это было самое настоящее рождественское чудо, хоть он и не верил в «иудейскую мифологию», как отзывалась об официальной религии мама, и всё, с ней связанное. Бога нет, а чудо есть, как-то так вышло. К тому же, вынужден был признать Северус, перебирая на следующий день мгновения вчерашнего вечера, как золотые чётки, многих традиций он попросту не знал (и сильно подозревал, что их источником является семья Эвансов лично), а о половине имел весьма отдаленное и искажённое представление. Начитанная Лили бы, узнав о его теперешних размышлениях, добавила б, что Севовы нелюбовь и презрение к Рождеству имели ту же природу, что и критика винограда одной рыжей особой в лафонтеновской басне, но Лили была дома и в голове его не копалась, Снейпово же знакомство с магловской литературой не простиралось ещё так далеко.

Для начала оказалось, что смотреть через витрины на разукрашенные в пух и прах ёлки — совсем не то, что увидеть и даже потрогать в живую. Витринные ёлки казались глупыми и чересчур блестящими, легко укладываясь в мамино понятие «магловские финтифлюшки». Двухметровая пышная ель в гостиной Эвансов пахла лесом, сказкой и волей, походила на гнездовье огневиц многочисленными мерцающими огоньками и совершенно не походила на финтифлюшку. А уж когда оказалось, что процесс украшения ещё не завершен, и нужно брать из большой коробки с ватой переливающиеся разноцветные шары и фигурки, такие тонкие, что, кажется, сейчас раскрошатся под пальцами, и передавать их, осторожно, как величайшую магическую реликвию, мистеру Эвансу — он развешивал на верхних ветвях — или Лили — она трудилась над нижними, и в какой-то момент Лили спросила «Хочешь повесить?», кивнув на огромный фиолетовый шар с зимним пейзажем в его руках, — у Северуса создалось впечатление, что он — они все — участвует в некоем мощнейшем магическом ритуале, результатом которого будет вечное всеобщее счастье, не меньше.

Потом мистера Эванса позвала жена, взывая к его помощи на кухне, где они с Петуньей буквально жили с самого утра, и он, оставив коробку с ёлочной верхушкой, умчался на зов. А Лили открыла её и показала Северусу ангела. Про ангелов он знал, что это таки крылатые толстые дети и иногда крылатые непонятного пола взрослые, с благостными до тошноты лицами и белоснежными до неприличия одёжками, которых магловский бог использует как почтовых сов, домовых эльфов и следящие заклятия. Никакого пиетета они, мягко говоря, у него не вызывали. Пока он не взглянул внутрь коробки.

Покоившаяся на атласной ткани вещица была совсем непохожа на прочие игрушки, что они развешивали. Это была фигурка девочки в шубке, с задумчивым и очень живым лицом, сидящая на снежном холмике, с обратной стороны которого имелось отверстие для верхней вертикальной ветки. Девочка показалась ему невероятно похожей на Лили — несмотря на то, что волосы у неё были куда светлее, а лицо выглядело значительно более детским и округлым, именно таким взглядом, сияющим и исполненным непередаваемой, незаслуженной, по его мнению, нежности, с затаившимися смешинками на дне, Лили порой смотрела на своего друга. Сев замер над коробкой, не смея прикоснуться к этому сокровищу. Лили же, расценив его восторг по-своему, шепотом сказала:

— Красивый, правда? Это бабушкин ещё, старинный, из костяного фарфора. Мама говорит, такой бы сейчас кучу денег стоил!.. — и, видя, что Северус не отвечает, завороженно уставившись на ангела, продолжила, затеплив в глазах те самые лукавые искорки и, сама того не зная, ещё больше усилив сходство с бабушкиным наследством, — Давай закончим без папы?

— То есть, сами её наденем?! — взгляд Снейпа метнулся от коробки на двухметровую высоту.

— Её? — удивилась Лили.*

— Её, — уверенно подтвердил Северус. И, предотвращая дальнейшие вопросы, добавил, — Высоко же! И стул не поможет — вон ёлка какая пышная, не дотянемся.

— А мы подлетим, — заговорщицки улыбнулась девочка и подала пример, запустив руки в коробку.

Снейпу ничего не оставалось, как, кинув настороженный взгляд за окно и в сторону кухни, обхватить ладонями, как бы страхуя, ладони Лили, державшие фигурку, и вместе с нею плавно подняться почти к самому потолку. Так они и посадили крылатую девочку на верхушку — в четыре руки, паря по сторонам ёлки, сами как рождественские ангелы.

Праздничный ужин был, как всегда, на высоте. Северус чуть не проглотил язык, но всё же нашел в себе силы периодически на минутку переставать жевать и хвалить все новые блюда, с которых снимал пробу, а так же благодарить умелых хозяек. Да-да, и Петунью тоже! Когда Лили, садясь за стол, шепотом попросила его постараться не ссориться сегодня с Петуньей, он посмотрел на подругу укоризненно и пробурчал, что она о нём плохо думает и он как-нибудь догадался бы и сам. Тем более, что желание начинать ругаться первым и даже отвечать на нападки сильно приугасло после того, как Лили, стесняясь и осторожничая, призналась ему, что не кто иной как Петунья много часов возилась с бестолковой в этом плане младшей, обучая, а в особо сложных случаях и помогая той в изготовлении вязаного комплекта. Снейп так и не решил, стоит ли поблагодарить её за это, или лучше сделать вид, что он по-прежнему не в курсе, но вести себя стал гораздо сдержаннее, и в целом к рождественскому застолью их отношения с Петуньей стали походить на вежливый военный нейтралитет.

К слову, и Петунья теперь находила куда меньше причин раздражаться на сестриного приятеля. Магия, этот камень преткновения, конечно, никуда не делся, но при ней он не выпендривался, вел себя, почти как нормальный человек, да и выглядеть стал её с Лили стараниями куда как приличнее. Даже, кажется, с мытой головой ходит, по крайней мере, сегодня. Так что за праздничным столом царила практически идиллия.

Когда дело дошло до подарков, началось вообще что-то невообразимое. Северус знал, что подарки должны располагаться под ёлкой или — кто поймёт фантазию этих маглов?! — в вязаных носках.

Но теперь обе дочки Эвансов бродили по дому в поисках записок, запрятанных в самые неожиданные места, каждая из которых вела либо к подарку, либо к следующей записке. Северусу, составлявшему компанию Лили, та объяснила, что это папа так развлекается — каждый год придумывает целое приключение и почти никогда не повторяется.

Мальчик в упор не понимал, зачем такие сложности, пока они с Лили не нашли первый подарок: подвешенный к люстре в её собственной комнате, таинственный свёрток слегка покачивался на блестящей веревочке. Лили умилённо улыбнулась:

— Папа помнит, что я люблю летать!.. И, кстати, в отличие от мамы, ему это нравится!

Она подлетела к свёртку и отцепила его. Видимо, мистер Эванс тайком возился с подарками прямо перед ужином, потому что под яркой бумагой обнаружились целых две книги: красивый золоченый том со странными буквами на обложке, подписанный «Лили» и «Занимательная физика», подписанная… нет, правда?!.. Сев потянул за вложенный под обложку листок, чтобы убедиться, что глаза ему не врут. На листке чётким угловатым почерком было выведено: «Северусу».

— Я же говорила, что у папы прекрасная память! Ещё осенью я рассказывала ему, что ты увлёкся опытами из моих учебников, и вот… Люблю папочку!

Северус же стоял, прижимая к себе книжку одной рукой, держа теплую лапку Лили другой, и был отчаянно, до краев счастлив.

Он был счастлив и тогда, когда ел шоколадный пудинг, хрустел имбирным печеньем и пил ароматный, на травах, чай, переглядываясь с Лили поверх чашек. Он был счастлив, когда миссис Эванс села к фортепиано и всё семейство весело распевало совершенно незнакомые ему, но такие душевные песни. Он был счастлив, когда, хором посчитав двенадцать ударов маятника, все высыпали во двор, на хрусткий голубой снег, под морозное звездное небо, и мистер Эванс зажег римскую свечу, а Лили всучила другу хлопушку и оглушительно взорвала её у него в руках, усыпав его куртку, новую шапку и ещё два метра вокруг смешными цветными кругляшками. Он был безостановочно, безоговорочно счастлив весь этот долгий-долгий, практически нескончаемый вечер, во что, расскажи ему кто полгода назад, ни в жизнь не поверил бы.

А потом пришла пора идти домой.

Примечания:

*Тут я постаралась обыграть английское «it», переводимое обычно как средний род. В общем, говоря «красивый», Лили употребляет именно это «it», что глупо звучало бы как <s>кросивое</s> «красивое», поэтому я заменила на мужской. А Снейп употребляет по отношению к статуэтке местоимение she, как к одушевленной, поэтому Лили так и удивилась.

Праздничные дни пролетали один за другим, наполненные смехом, снегом, горячими мамиными пончиками, паром жаркого дыхания и мокрыми варежками. Приближался конец каникул, а с ним — день, которого Лили одновременно очень ждала и немного побаивалась. Девятого числа Севу должно было исполниться одиннадцать лет — знаковая цифра для волшебника, не какая-нибудь проходная дата. Да и вообще, это первый день рождения за время их дружбы, надо бы не ударить в грязь лицом, но все подарочные идеи исчерпались на Рождестве: шапку с шарфом мальчик гордо носил, подаренную папой книгу штудировал с энтузиазмом. А что ещё презентовать юному магу из способных его порадовать магловских вещей? Кроме того, очень желательно, за недорого, а лучше — вовсе не измеряющееся в денежном эквиваленте. Без доступа в волшебный мир это была практически неразрешимая задача.

Лили с грустью посмотрела на прикроватную тумбочку, где, как и всегда в тёмное время суток (это значит, зимой почти постоянно), спал, свернувшись клубочком, лисёнок Локи. Уши его забавно подергивались, как будто ему что-то снилось, и иногда он очень натурально сопел и вздыхал. Нет, никогда ей не суметь сотворить нечто подобное — уж всяко не до школы! У неё же нет мамы-волшебницы с палочкой и целой магической библиотекой, а сама она никак не справится с таким сложным колдовством — вон, даже Севу с лисёнком помогала мать.

Вспомнив ещё кое-какие свойства плюшевого зверька, Лили сгребла его в охапку, зарывшись носом в пыльноватую рыжую шерсть — самое время опробовать действие зелья Радости, а то она что-то совсем скисла. Лисенок смешно зевнул мягкой пастью и пристроил голову у девочки на плече, продолжая сонно сопеть, а Лили внезапно пронзило молнией идеи. Может быть, мысль только и ждала, когда же эта голова перестанет хандрить и прислушается к ней, а может, это был побочный, неучтенный эффект снадобья, сваренного, безусловно, талантливым, но очень молодым зельеваром — так или иначе, Лили внезапно вытаращила глаза, вскочила и закружилась по комнате, обнимая затихшего по такому случаю Локи. А накружившись, бережно ссадила его на тумбочку и закопалась в ящик стола в поисках заветной тетрадки.

Мало кто знал, что Лили порой пишет стихи. Тунья так точно и не догадывалась, а мама, если и была в курсе, то не придавала детскому рифмоплетству особого значения. Только папа всячески поддерживал её в, поначалу неумелых, попытках складывать слова в подобие виршей, а когда получалось что-нибудь приличное, достойное быть ему показанным, никогда не скупился на похвалу. На прошлый день рождения она даже подарила папе поэму собственного сочинения — в отдельной тетрадке, с собственными иллюстрациями, и он был чрезвычайно доволен, хоть и пообещал сохранить подарок в тайне. Конечно, ту поэму сложно было назвать настоящими стихами, ей бы только папа и обрадовался, как радовался любой, самой примитивненькой и аляповатой картинке, что дочки сызмальства дарили ему на все праздники. Но ведь с тех пор она выросла, поумнела, много что прочла — а главное, если раньше хотелось просто что-нибудь эдакое сочинить, чтоб как настоящий писатель, а о чём — было дело десятое, то теперь у неё есть, что сказать! У неё появился лучший друг, и уж для него-то слова найдутся!

Целый вечер Лили строчила и чёркала в тетради, специально отведённой для черновиков своих творений. Дважды даже с треском выдирала лист, раздраженно комкала и запускала в угол, заставляя Локи усерднее шевелить рыжим ухом. Потом, видимо, дело пошло на лад, и спать девочка ложилась, вполне довольная собой и миром. Впрочем, не прошло и получаса, как свет в комнате снова вспыхнул, а Лили, в белой ночной рубашке, похожая то ли на русалку, то ли на моль-переростка, порхнула назад к столу, спешно что-то дописывая и исправляя.

В первый учебный день, едва сбросив дома сумку с учебниками, Лили, схватив заранее приготовленный в прихожей большой конверт, умчалась в сторону парка.

Северус вообще не ждал в этот день никаких подарков — тем более, от Лили, которой он и обмолвился о дате всего один раз — давным-давно, ещё летом, когда рассказывал ей о нумерологии и на собственном примере объяснял, как высчитывать Число судьбы. Не сказать, чтоб он сильно верил в эту науку, но её преподавали в Хогвартсе, а значит, все книги, что попались ему под руку на эту тему, также были прилежно изучены, а информация разложена по полочкам в его необъятной памяти. Лили же интересовало буквально всё, что касалось будущих школьных предметов, и Снейп, радуясь возможности лишний раз произвести на неё впечатление, усердно перетряхивал свои познания, выдавая на гора всё без разбору. Он и не предполагал, что Лили запомнит эту деталь в потоке новой информации. А Лили запомнила. И теперь спешила к нему, радостно размахивая красивым запечатанным конвертом.

Впрочем, открывать его немедля, как собирался Северус, ему строго-настрого заказали, «а то я буду смущаться», и велели смотреть подарок исключительно в одиночестве. Сев и не думал трясти лилиным презентом и обнародовать его содержимое перед Эйлин и, уж тем более, посвящать в их с подругой дела Тобиаса, но после такого настоятельного предупреждения, дважды проверил хлипкую щеколду на двери, когда поднялся вечером в свою мансарду.

В комнате было зябко, и Северус не стал пока снимать варежки, а только откинул у них клапаны, чтобы высвободить пальцы. За эту зиму он в совершенстве отточил беспалочковое согревающее, но, чтобы прогреть выстывшую комнату, требовалось время, пока же изо рта у него шел пар, когда он, сосредоточенно сопя, аккуратно, чтобы не повредить подарок (да и сам конверт по минимуму), взрезал плотную бумагу.

Внутри оказался лист акварельной бумаги, разрисованный по краям травяным узором и сбрызнутый разноцветными цветочками. А наверху листа большими круглыми буквами значилось:

ДРУГУ

Северус перевел дыхание и стал читать ровные, выписанные по линеечке строчки.

Если грустно станет вдруг,

Вспомни — у тебя есть друг.

Позови — и я приду,

Отведу от нас беду.

Если мнится в час ночной,

Что один ты под луной,

То подумай обо мне,

Улыбнись в лицо луне, -

Пусть не скалится она,

Далека и холодна.

Если сердце рвётся вдаль,

Но крепки засовы,

В молот перекуй печаль

И разбей решёток сталь,

Цепи и оковы.

Если ты, назло судьбе,

Правды тащишь бремя,

Знай, что кто-то о тебе

Думает всё время.

Звёзды гаснут… Погляди:

Скоро солнце встанет.

Нам с тобою впереди

Путь предсказан дальний.

Вот взлететь бы в облака,

Крикнуть всей планете:

— Это друг мой на века,

Наша дружба так крепка,

Крепче нет на свете!

Стылая комната нагрелась до нормальной температуры к пятой строчке, к десятой — на лбу у Северуса выступили капельки пота, а к концу стихотворения от его щек можно было прикуривать. Разумеется, от жары. И соленая капля, бухнувшаяся на край листа и размывшая старательно выведенную чернильную «Е», сорвалась со взмокшего виска, не иначе. Честное волшебное.

Примечания:

Этот стишок я написала в двенадцать, адресовав «Воображаемому другу». Пусть Лили будет талантливей меня и сочинит его на год раньше)

Иногда, особенно в долгие зимние вечера, когда за окном темень, и мокрый снег залепляет стекло, Лили казалось, что Петунья права, что никакого Хогвартса нет, они всё это выдумали, как дети выдумывают свои Неверленды. И письмо, написанное на пергаменте, не принесёт сова, и не будет длиннобородого директора Дамблдора, похожего на Гэндальфа из книжки про хоббита, которую папа подарил на Рождество, и уроков на Астрономической башне, о которых рассказывал Сев — ничего не будет, кроме Коукворта на веки вечные, торчащей над ним трубы, как памятника «сдувшемуся» прогрессу, недалёких одноклассников, дёргающих за косы, и череды одинаковых, как близнецы, лет, состоящих из рутинных, обыденных и бесконечно повторяющихся дел…

В такие минуты Лили откладывала учебники, зарывалась в колючий шерстяной плед, прижимала к себе рыжее плюшевое тельце, пропитанное зельем Радости, и читала Историю Хогвартса, одолженную ей Северусом. И становилось легче.

Как-то она обмолвилась другу о своих настроениях, и он, как ни странно, её понял — ведь и ему Хогвартс был знаком только по рассказам, и, хоть в его существовании он и не сомневался, черная меланхолия подчас нашептывала, что такое чудесное место не может быть для подобных ему — нищих полукровок из умирающего района. Что письмо не придёт, ведь сколько на свете куда более достойных юных волшебников, которым нужны места в самой замечательной школе. Что его предназначение — прожить пустую и унылую жизнь на задворках магического мира, как его мать, или убиться на заводе или упиться вусмерть, как его отец. В такие минуты Северус доставал из тайника под кроватью большой плотный конверт и перечитывал строки, выведенные чернилами по линеечке, с расплывшейся в кляксу первой «Е». И становилось легче.

Но, если у него, Северуса, всегда под рукой было это спасительное средство, то книга, помогавшая его подруге рассеивать тревогу, не принадлежала ей, она была заёмной, и от осознания этого ей должно было быть тяжелее. Ведь рано или поздно книгу придётся вернуть хозяйке, коей была Эйлин Снейп. Северус решался неделю, прежде чем подойти к матери с разговором. А когда Лили позвала его на день рождения в грядущую субботу, понял, что откладывать дальше некуда.

В этот же день, помогая Эйлин разливать партию Костероста по флаконам, он, не поднимая на неё глаз, заговорил — как прыгнул в омут.

— Лили исполняется одиннадцать…

Мать искоса глянула на него, не прекращая своего занятия и явственно ожидая продолжения.

— Она пригласила меня на праздник…

Видя, что отпрыск так и собирается цедить слова по чайной ложке, она, коронным движением вскинув бровь, нетерпеливо поторопила:

— И?

— Нужен подарок.

— Тебе опять лису заколдовать? — фыркнула Эйлин.

— Нет. В этом году мы с ней отправимся в Хогвартс…

— Как неожиданно! — если бы флакон в ее руках уже не был укупорен, то зелье непременно испортилось бы от передозировки змеиного яда, так и сочившегося из её слов.

— Она маглорожденная, мам. Ей там будет нелегко. Столько всего нового, непонятного — совершенно другая жизнь! — в голосе разговорившегося Сева прибыло горячности.

— Что-то я не улавливаю связи — и при чём же здесь я?

— Твоя книга, что я давал ей почитать… — Дойдя до точки невозврата, он продолжал всё быстрее, пока мать не успела его прервать. — История Хогвартса… Вот если бы ты разрешила подарить ей насовсем… Там столько полезной информации, ей было бы куда проще…

— Что. — именно так прозвучал ответ Эйлин, о который вся пылкая сбивчивая речь Северуса разбилась, как волна о рифы — с точкой на конце. Не предвещающей ничего хорошего точкой. — Ты хочешь отдать мою книгу, из моей личной магической библиотеки, какой-то грязнокровке?!

— Не говори о ней так! — сам удивившись своей смелости, воскликнул Северус.

— А как мне о ней говорить, если так оно и есть? Выскочки, не знающие, с какой стороны браться за палочку, лезущие в благородное и древнее искусство своими сивыми лапами, не уважающие традиций, не признающие авторитетов!..

— Да ваши традиции давно мхом поросли! — раскрасневшийся и позабывший всякую осторожность, Северус кричал, сверкая глазами и сжав кулаки. — Делаете из века в век одно и то же, а сами и позабыли уже, зачем это нужно и с чего всё началось!

— Вот как, — Эйлин казалась совершенно спокойной, только во взгляде сверкали молнии. — Делаете, значит. А ты — не такой, ты великий новатор и первопроходец, любитель магловских книжонок и магловского отродья. Ты, значит, против — меня, своего наследия, самой магии…

— Нет, я не против магии, я как раз за! А если вот это — моё наследие, — он широким жестом обвёл убогое убранство кухни, — то и правда, ну его в жопу!

Он ещё кричал, а внутри головы кто-то спокойный и мудрый сокрушенно нашептывал: «Ну вот и всё. Поздравляю. Ты сделал только хуже. Не видать теперь Лили книги, как своих ушей. И мать, и так не шибко к ней расположенная, после этого всего её возненавидит. И тебя впридачу, долбоёб». И для него не стала неожиданностью следующая фраза Эйлин, как гильотина обрубающая разговор:

— Чтобы завтра книга была у меня. Закончи тут, — бросила она и вышла.

Сев был зол на мать, но куда больше — на себя. Впрочем, злиться и самоедствовать было некогда. Разум его работал на предельной скорости, как и всегда, когда перед ним появлялась якобы неразрешимая задача. Что ни говори, а это состояние — максимальной собранности, чёткости и одновременно лихорадочного полета мысли — он любил. И пока что по-настоящему неразрешимых задач ему не попадалось.

«Значит, пришла пора снова похерить традиции, расшатать авторитеты и накласть на наследие» — с мрачным юмором подумал Снейп, натягивая шапку и уже по привычке ровно расправляя концы шарфа. А после захлопнул облезлую входную дверь и припустил в сторону «верхнего» города.

Северус очень редко сам приходил к Лили в гости. Обычно — вместе с подругой за компанию, или забегал за ней и ждал её в прихожей. Ему всё ещё казалось, что дом Эвансов слишком хорош для него, хотя и Лили, и её мама неоднократно говорили, что он может приходить в любое время. Но сегодня было не до надуманных приличий — Сев протрезвонил в звонок, наспех поздоровался с миссис Эванс и унёсся вверх по лестнице.

Подруга, корпевшая над сочинением, удивленно и обрадованно подняла на ворвавшегося Снейпа глаза, но тут же забеспокоилась, вглядевшись в его лицо.

— Что-то случилось, Сев?

— Мать требует назад свою книгу, — скороговоркой начал он, — но не волнуйся, я всё придумал!

Девочка явно огорчилась, но сразу достала с полки тяжеленный том и вручила другу — она понимала, что рано или поздно это произойдёт, просто не думала, что так скоро.

— Не переживай, пожалуйста! — глотая слоги, частил Сев. — Всё будет в порядке!

— Да ладно, Сев, чего там… — Лили старалась выглядеть беззаботной, но это не шибко ей удавалось. — Я всё понимаю. И так я держала её у себя слишком долго.

— Слушай… — Снейп заглянул в глаза цвета лета, сейчас подозрительно поблёскивающие. — Ты мне веришь?

— Конечно! — сразу ответила Лили, про себя подумав: «Кому, как не тебе!»

— Тогда очень прошу, не расстраивайся! Я обещаю, что всё решу. Увидимся в субботу, ладно? — и, махнув на прощанье одной рукой и обхватив внушительный томище другой, он исчез так же быстро и суматошно, как появился.

Лили вернулась к сочинению, но мысль не шла, а на душе было препогано. Севу, она, разумеется, верила, но что он, одиннадцатилетний волшебник, мог придумать и предпринять?..

Вернувшись домой, Северус пробрался в родительскую комнату, настороженно прислушиваясь к повышенным голосам из кухни: отец был дома. На сына, мышкой шмыгнувшего вдоль стены, ни он, ни Эйлин не обратили внимания.

Книги Тобиаса в спальне валялись безо всякого порядка и системы, в отличие от аккуратно расставленной библиотеки Эйлин, занимавшей два книжных шкафа.

Не сомневаясь, что отец не ведёт им учет и не помнит каждый бульварный роман, единожды прочитанный и заброшенный в угол, Сев выбрал среди пестрых корешков самое толстое издание с полуголой девицей на обложке, томно сжимавшей пухлую пачку банкнот. Книжка была потрёпанной и неровной, явно купленная Тобиасом с букинистического лотка — в те времена, когда он ещё покупал книги, но для целей Сева вполне годилась. Воровато оглянувшись, он с добычей покинул «вражескую территорию» и заспешил в мансарду.

Как магически скопировать книгу, он не имел ни малейшего понятия, нигде о подобной технике не слышав и не читав. Поэтому он положился на беспалочковый авось и просто раскрыл оба тома на первой странице, приложив один к другому, понадеявшись про себя, что несовпадением размеров (История Хогвартса была раза в полтора больше) можно пренебречь. А затем сосредоточился до боли в висках и представил себе, как старинные буквы и заглавная миниатюра отпечатываются с пергамента на дешевую бумагу, замещая, вытесняя собой её прошлое наполнение, располагаются там полноправными хозяевами и впитываются в структуру волокон на веки вечные.

С первой страницей он провозился минут двадцать, взмокнув до подштанников, несмотря на отсутствующие сегодня согревающие — нечего было распылять силу на ерунду. Когда результат его наконец устроил, голоса в кухне уже стихли, переместившись в комнату, а дорожка пота на спине стала неприятно холодить. Шрифт получился гораздо мельче, чем в оригинале, строчки теснились одна к другой, а миниатюра вышла бледноватой и слегка расплывчатой. Но буквы вполне читались, а значит, дело за малым. За ещё пятьюстами страницами. Впрочем, дальше пошло легче и быстрее, но всё равно поздний зимний рассвет застал его, красноглазого от недосыпа, скрючившимся над столом.

Исходная книга давно перевалила за середину, «родные» страницы «донора» кончились ещё двадцать номеров назад — ибо криминальные триллеры такого размера встречаются ещё реже, чем Гигантский Кальмар. Теперь в ход шли всевозможные листки и обрывки пергамента, даже старые газеты — всё в комнате, на чём можно было писать. Эти разрозненые составляющие ещё нужно было приживлять под обложку и хоть немного приводить «к общему знаменателю», делая их хоть с виду однообразными. Обложку же постоянно приходилось магически расширять, и на сколько её ещё хватит, Сев предпочитал не думать. На сколько хватит его самого он не думал честно и напрочь — это надо Лили, значит, он должен это сделать, какие могут быть вопросы.

Когда обрывки вышли все и полностью, он заметался, обшаривая все углы, а потом хлопнул себя по лбу и хрипло рассмеялся. Из закромов был извлечен старый учебник латыни, который он помнил практически наизусть, освобожден от обложки и рачительно пущен в дело.

Оставалась последняя страница текста и оглавление, которым, в принципе, можно было и пренебречь, но конец книги же не откусишь… Бумаги в комнате не осталось, за исключением… Сев долго гнал эту мысль, но переутомленный мозг не мог родить никакой альтернативы и жаждал поскорее закончить с утомительной работой и уйти в отпуск — желательно, суток на двое.

Сдавшись, мальчик стукнул острыми коленками по полу и полез под кровать, к своему тайнику.

Конверта хватило ровно на две страницы. Обнаженный альбомный лист в цветочек со всеми предосторожностями был помещен обратно под кровать — расстаться с ним Снейп не согласился бы и под угрозой Авады.

Когда за покрытым морозными узорами окошком вовсю раскаркались вороны, возвещая полноправное наступление нового дня, Северус спал без задних ног, уронив голову на стол и расплескав пряди волос по двум совершенно одинаковым на вид книгам — только одна по формату была раза в полтора больше другой.

Наступивший день именовался пятницей. Снейп спал спокойным сном исполнившего долг человека: у Лили будет праздник.

Примечания:

Я тут подумала: Мародёры в свои 13-15 лет осилили создать свою Карту — артефакт, тянущий, как минимум, на Мастерство, где был «отпечатан» весь огромный Хогвартс и все «энергетические слепки» находящихся в нём — ещё и постоянно меняющиеся. И ни один из Мародёров не тянул на гения, тащемта, что в школе, что после. А уж талантливый Севочка чем хуже? Что он — не смог бы «отпечатать» всего лишь пятьсот неизменных, неподвижных страниц в свои одиннадцать?..

Зима долго не хотела сдавать позиции — март уже разменял первую декаду, а ночные заморозки всё не отступали, да и снег шёл ничуть не реже, чем дождь. Иногда они переставали делить сферы влияния и шли вместе. Среди всего этого погодного хаоса Лили выискивала проявления весны с маниакальным упорством.

— Весна — это начало, — говорила она. В марте у тебя ещё все лето впереди, всё тепло, все листочки-цветочки — они все ещё в будущем, как бы ожидают тебя. Поэтому я больше всего люблю весну.

— А я — лето, — отвечал Северус, шлепая по лужам — не то чтобы специально, просто лужи были везде. — Ненавижу холод, от него мозги смерзаются, и не получается нормально думать.

— Лето — это прекрасно, я его тоже люблю, но летом каждый день приближает тебя к осени. Оно уже началось и стремительно уходит, понимаешь? Это как воскресенье — вроде, и выходной ещё, а с каждым часом ты всё ближе к понедельнику. За это мне не нравятся ни воскресенье, ни август, ни окончания праздников, ни срезанные цветы.

— А с цветами-то что не так? — удивился Северус, в тайне лелеявший надежду первым отыскать в лесопарке подснежники и притащить Лили целую охапку, раз она так радуется весенним признакам.

— Потому что, когда их срываешь, они сразу же начинают медленно умирать. Ты несешь их домой, ставишь в вазу, любуешься, а они с каждой минутой всё вянут и вянут. Даже если это совсем незаметно поначалу. Это как с августом, точь-в-точь. Я странное говорю, да?

— Да нет, — помолчав и подумав, согласился Сев. — Я, кажется, понял. Но ведь тогда и жизнь нужно не любить — ведь с каждым днём она всё короче и короче, — начинает кончаться, как ты говоришь.

— Жизнь гораздо длиннее августа! — улыбнулась Лили. — И мы — в самом её начале, вот в этом сыром холодном марте, а дальше — только лето и сплошные приключения!

— Философ ты, — хмыкнул друг, — о таких вещах думаешь! Ну, а раз уже весна — пора «Наутилус» расчехлять, как считаешь?

— Мне кажется, рановато. Вон сыро как… Давай, как шторма пройдут — к началу апреля?

— Как скажешь, — легко согласился Сев. — А пока что делать будем?

— А пока… Знаешь, тут в кинотеатре такой фильм идёт с прошлой недели! Про ковбоев! Давай сходим?

— Пфф — магловские развлечения! — презрительно скривился мальчик, не столько по причине острой нелюбви к оным (ведь он уже успел оценить художественную литературу и даже праздники маглов), сколько потому, что знал — это удовольствие стоит денег. Которых у него нет и не предвидится. Значит, надо убедить не только себя, но и Лили туда не ходить. Вот только взялся он за дело явно не с того конца. — Подумаешь — картинка движется! У волшебников вон все портреты живые, в газетах колдографии тоже, даже иллюстрации в дорогих книгах — и то!..

— Сев! — в голосе Лили послышалась укоризна. — Ну сколько можно? Я же не говорю, например, что волшебные портреты — ерунда, правда? Так чего же ты ругаешь магловское кино? У тех — так, у этих — этак, это же не значит, что одно непременно хуже.

— Вот именно что значит! В Хогвартсе, ты же читала — все-все картины живые! Все люди на них! И в гости друг к другу ходят!

— Это безумно здорово, я серьезно. Но мы-то пока не там! А про фильм этот у меня в классе только и разговаривают! Там Клинт Иствуд в главной роли — а он самый ковбоистый ковбой на свете!*

— Ты так сильно хочешь его посмотреть? — мрачно проговорил Снейп, обращаясь к луже под своими ногами. Кажется, всё же придётся позориться и признаваться в полной финансовой несостоятельности.

— Ага! — в глазах Лили засверкали искорки, непонятно откуда взявшиеся — ведь небо было сплошняком затянуто низкими линялыми тучами. — Пойдём, а? Пожалуйста, Сев!..

Ну не мог же он ей отказать! Особенно — когда она смотрела вот так, склонив голову набок, искрила глазами и говорила «Пожалуйста, Сев»! Кем он будет, если лишит её этой маленькой радости??

— Ну, если ты так хочешь… — пробормотал он, лихорадочно думая, где достать денег — и сколько вообще стоит эта магловская хрень?!

— Спасибо! Вот здорово! Пошли прямо сейчас?! — решила ковать Снейпа, не отходя от кассы, подруга.

К такому он был не готов. Пришлось, краснея и заминаясь, пояснять, что ему не на что купить билет.

— Это не проблема! — легкомысленно отмахнулась Лили, уже загоревшаяся предстоящим мероприятием. — У меня есть карманные, хватит на обоих!

Северус остановился посреди дороги, как ослик, которого одолел приступ упрямства, опустил голову и завёл руки за спину:

— Нет, так не пойдёт. Я так не хочу.

— Но что тут такого? — искренне недоумевала простодушная Лили, никогда не знавшая нужды, а, соответственно, и преувеличенной гордости бедных. — Мы же друзья!

— Нет, — мучительно заливаясь краской до самого воротника куртки, упорствовал Северус, не в силах выразить понятными словами, что творилось у него на душе. — Это неправильно. Друзья — это когда сегодня ты, а завтра я. А я не смогу ответить тем же. Поэтому так не пойдёт.

— Оххх… — прерывисто вздохнула Лили, досадуя, как же порой с этим Севом — самым лучшим, самым умным, самым вредным и самым упрямым — сложно. — Ладно! Давай, знаешь, что? Пошли к кинотеатру и на месте что-нибудь придумаем!

— Что — беспалочковый Конфундус тренировать будем? — вскинул бровь своим фирменным жестом друг, и Лили поняла, что шутит он лишь отчасти.

— Думаю, обойдёмся без таких крайностей! — поспешила его заверить она.

Когда они подошли к старому зданию со следами былого величия, Сев попытался ещё раз затормозить, но подруга сцапала его за руку и уверенно поволокла внутрь. В помпезном фойе, среди лепнины, колонн и огромных, хоть и не движущихся, плакатов в пол-стены, мальчик явственно оробел и затравленно заозирался. Тут и выяснилось, что в храме братьев Люмьеров ему доселе бывать не приходилось. Лили не стала ни ехидничать, что, мол, не зная, о чём речь, не стоит и осуждать, ни жалеть его бездарно потраченное детство, чего он, признаться, опасался, а просто и естественно взяла на себя роль проводника в этом лабиринте культуры и повлекла его к расписанию. Там выяснилось, что сеанс только что начался, а пожилая билетёрша, кудрявостью готовая поспорить с пуделем, высунувшись из окошечка кассы, поинтересовалась, чего хотят молодые люди.

Прежде чем Сев, уже настойчиво дёргавший её за руку в попытках увести отсюда подальше — ведь явно же всё против них, ничего не получилось, так зачем нарываться? — успел сказать что-нибудь, что стопроцентно испортило бы дело, Лили очаровательно улыбнулась женщине, напустила на себя вид потерявшегося в каменных джунглях эльфийского детёныша и, тряхнув рыжим хвостом, прожурчала:

— Ой, мы опоздали!.. Такая жалость — мой друг просто мечтал посмотреть этот фильм… А следующий сеанс будет уже так поздно!.. — и добавила с доверительно-опечаленными нотками, — И на него у нас не хватит денег, ведь вечерние показы дороже… — выдержав паузу, она душераздирающе вздохнула и удрученно констатировала, — Видимо, не судьба…

Затем она, не выпуская руки Сева, медленно повернулась и побрела к выходу, и он уже обрадовался, что этот позор сейчас закончится и до стылой и промозглой воли осталось всего каких-нибудь три шага, как позади раздался голос билетёрши:

— Бедняжки… да куда же вы? И там, как назло, опять с неба посыпало… Идите сюда, я вас проведу!

И она, покинув свою каморку, подошла к плотно закрытой двери, откуда как раз зазвучали первые аккорды музыки.

Снейп напрягся:

— А билеты?

— Да бог с ними, с билетами, деточка! Фильм-то уже начался, мы не продаём билетов, когда картина уже идёт. А мест в зале полно — и то сказать, будний день…

— Ой, спасибо вам огромное! — залучилась солнышком Лили и с Севом на буксире поспешила к заветной двери. — Вы такая замечательная! Мой друг очень вам благодарен!

Сжатая чуть не в гармошку кисть сигнализировала Северусу, что сейчас его выход. Он честно тоже попытался залучиться, но в результате был не особенно уверен:

— Спасибо! — выдавил он, как раз когда дверь растворилась.

Северус сделал шаг в темноту, посмотрел вперёд, на яркий прямоугольник экрана, где две лошади, вздымая клубы пыли, скакали по очень солнечной, очень контрастной и очень нездешней местности, а жёлтый, огромный и невероятно прекрасный хищник наблюдал за ними с высоты… — и пропал.

Примечания:

*Ребятки пошли на фильм «Два мула для сестры Сары», вышедший в Америке в 1970-м году и добравшийся до Коукворта к началу 71-го.

Примечания:

Мне всегда было удивительно, чтО же Сев целый год рассказывал Лили о Хогвартсе, если факультеты и поступление они начали обсуждать чуть ли не в последний момент. И так толком ничего и не обсудили. Моя параллельная реальность не допустит такой неправильности)

— Стоп машина! — кричал Снейп, поправляя съехавшую на ухо треуголку.

— Есть, стоп машина! — звонко отвечала Лили, дёргая за короткий сучок, торчащий из пологого ствола.

— Пополнить запасы воздуха! Задраить люки! Начать погружение! — Северус, как и положено командиру судна, последним покидал палубу, окидывая напоследок горизонт пристальным взглядом. За зиму он сильно вытянулся, однозначно обогнав девочку на пяток сантиметров, так, что специально взятые подругой «на вырост» брюки оказались теперь едва-едва в пору, а любимый черно-синий свитер стал коротковат в рукавах, открывая косточки на запястьях. Спасало то, что в горизонтальной плоскости его фигура по-прежнему практически не претерпела изменений.

— Есть, капитан! — Лили бурный рост тоже не обошёл стороной, превратив из очаровательного ребёнка в длинно-руко-ногого лемурёнка с огромными яркими глазищами на изросшемся похудевшем лице.

— Держим курс на Северный Полюс!.. — мордашка Снейпа за этот год ещё больше заострилась и утратила все следы детской округлости. На ней всё более явственно доминировал нос, хотя глаза изо всех сил стремились составить ему конкуренцию. Больше на узком пространстве лица словно бы ничего и не помещалось.

Май выдался хоть и прохладным из-за постоянных северных ветров, но солнечным. «Наутилус», сбросивший с себя оковы морозов и безвременья, жизнерадостно зеленел, в рубке было тепло и сухо, а, стараниями лилиной мамы, ещё и сытно — в дальнее плавание детям передали с собой пакет со свежим овсяным печеньем. Поджав под себя ноги, друзья восседали на подушках, облаченных в выстиранные наперники, и хрустели упоительно вкусной сдобой.

— А почему письма в июле приходят? — не унималась Лили даже сквозь печенье. Чем ближе подходил момент Х, тем меньше она могла говорить о чём-то другом.

— А когда ж ещё? — спешно сглотнул Северус, чтоб нормально ответить. Его тема предстоящего поступления тоже весьма волновала, но Лили необходимо было видеть в нём опору, некий незыблемый столп в стремительно меняющемся мире, и он старался вовсю. — Половину июня у старшекурсников экзамены, с результатами которых потом разбираются вторую половину. Не до новичков однозначно. А август нужен, чтобы подготовиться к учебному году: профессорам в замке, а ученикам и родителям — дома. Кучу ж всего покупать придётся! — озвучил-таки свое потаенное беспокойство мальчишка.

— Это же ещё два месяца!.. — забавно всплеснула руками Лили, а Северус откровенно залюбовался малахитово мерцающими в полутьме глазами. Для него никакой подростковой нескладности попросту не существовало: Лили была идеальна всегда, просто потому, что она Лили.

— Опять сомневаться вздумала? — раскусил он подругу. — Придёт письмо, обязательно придёт. Чем хочешь могу поклясться — хоть змеей Слизерина, хоть мечом Гриффиндора, хоть бородой Дамблдора!

— А на какой факультет ты хотел бы попасть?

— Смысл гадать — ты ж читала, там всё от Шляпы зависит. Она заглядывает в душу каждого и распределяет, кто куда подходит.

— Я вот так и не поняла — она разумная всё-таки, или как?

— А дракклы её знают! Может, и разумная — за тысячу-то лет! А может, просто очень крутой артефакт.

— И что, она никогда не ошибается?

— Считается, что нет. По крайней мере, о переводах после распределения я не читал.

— Странно, вообще-то… В моей обычной школе сколько раз бывало, что ученики переводились из класса в класс, а тут, получается, нельзя? Один раз решил — и то не сам, а за тебя — и всё, до конца? Люди же меняются, особенно, когда не взрослые. Петунья вон за два года четыре раза передумывала, кем хочет быть.

— Шляпа-то не с потолка решает, она в глубь человека зрит. И, наверное, знает, куда тебе надо, лучше тебя самого.

— Всё равно странно. И неправильно как-то… — нахмурилась Лили, позабыв о зажатом в руке печенье.

— Да не беспокойся — куда бы мы ни попали — это же Хогвартс!..

— Ты не понимаешь? А если она распределит нас на разные факультеты?! — залпом выдала своей затаённый страх Лили.

Северус чуть не подавился:

— Быть такого не может! Если она читает в душах, то должна увидеть, что я без тебя никуда!

— Мало ли, что она там увидит… Потому и спрашиваю, куда бы ты хотел.

— Вообще, самый лучший факультет, конечно, Слизерин!

— Это где самые хитрые и ушлые? — с сомнением прищурилась Лили.

— Ага! А ещё — умные, гордые и амбициозные! Мы же хотели с тобой стать великими учёными?!

— Сев, я три раза прочитала «Историю Хогвартса»… Как ты себе представляешь меня на Слизерине?

— А что такого? Ты же такая хитруля — настоящая… эммм… лиса!

— А ещё маглорожденная! — почти с отчаянием втолковывала другу Лили.

— Ну и что! Они все обалдеют, какая ты талантливая, и сразу тебя зауважают, вот увидишь! — по излишней горячности Сева даже менее проницательная собеседница догадалась бы, что убеждает он сейчас в том, в чём сам не до конца уверен.

— Нет, Сев. Я не сильно много знаю о Хогвартсе, да и о жизни в целом, но чутьё у меня хорошее. Я его «барометром» зову — оно всегда срабатывает, когда мне врут. Ты сам не веришь в то, что говоришь. И прекрасно знаешь, что таким, как я, на Слизерине не место. Там все думают так же, как ты, когда мы только познакомились.

— Мы бы их переубедили… — упрямо, но куда менее твердо, чем ему самому бы хотелось, гнул свое Северус. — И в любом случае, я б тебя в обиду не дал бы!

— А ты-то сам почему туда так рвёшься? — внимательно взглянула на него Лили.

— Там моя мама училась — она столько всего рассказывала! И какая гостиная у них красивая, и спальни все в зелёном бархате, и все ученики — как на подбор, умные, воспитанные, желающие найти своё место в жизни…

— Только это место у них готово уже, от рождения. Они ещё и чистокровные там все, и богатые, ты об этом упомянуть забыл. И то, что там было хорошо твоей маме — чистокровной, заметь, колдунье! — совершенно не значит, что эти аристократишки так же отнеслись бы к тебе…

Сева слегка перекосило:

— Всё из-за него! Из-за магловской его поганой крови! Но я бы им всем показал! Доказал!..

— Сев… Дело не в магловской крови, а в том, что твой отец — мудак.

Северус настолько не ожидал устышать от Лили что-либо подобное, что раза три открыл и закрыл рот, прежде, чем продолжить.

— Так я про то и говорю…

— Нет, ты говоришь, что он магл, и ставишь между этими понятиями знак равенства. А это не так. Очень грустно, что мы вечно спотыкаемся об эту тему… — Лили и верно выглядела не сердитой, а расстроенной и печальной.

— Но он же и правда… — Северус неожиданно замялся.

— Да, но не потому что магл, а потому что мудак! Или ты думаешь, что среди магов их нет? Что все они благородные и безупречные? Готова поспорить, что на этом твоём Слизерине хоть парочка, а наберется. Ты почему-то судишь всех маглов по своему отцу, но это же не так! Все же разные! Я, например…

— Ты не магла! — поспешно воскликнул Снейп.

— Но я выросла среди них! — настаивала Лили и, видя, что аргумент недостаточен, продолжала, — Хорошо, а мои родители, которые так тепло к тебе относятся?

— Не, ну они, нет, конечно…

— А Марджори, которая всегда готова помочь? А тетушка, пустившая нас в кино бесплатно? А дед-мороженщик, который всегда так приветливо улыбается, когда мы приходим? Да даже Тунья, наконец, научившая меня вязать — для тебя! Они же все не мудаки?!

На Северуса жалко было смотреть, так он смешался. Впитанная с детства парадигма трещала по швам, но сдаваться не спешила. Память услужливо подкинула образы полудиких мальчишек с его улицы, травивших и гонявших странного заморыша.

— Но среди маглов их больше…

— Да потому что маглов больше самих по себе! Это называется статистика, Сев! — Лемурьи глаза полыхали, и ему страшновато было сейчас в них глядеть. Но и не глядеть он не мог. — Везде есть плохие и хорошие люди, примерно одинаково. Глупо думать, что в магическом мире все сплошь овечки! Просто среди тысячи маглов тебе встретится, допустим, сотня поганцев, а среди — сколько там учеников на каждом курсе? — сотни магов — десяток. Волшебников просто в принципе меньше, вот и всё. — завершила свою мысль Лили и поднялась с подушки, чтобы выбраться наружу.

Уже в проёме она обернулась и добавила:

— Да и скольких волшебников ты знаешь лично, Сев, чтобы судить о большинстве?

Она просидела в одиночестве, угнездившись в высокой развилке, не больше десяти минут. Сверху ей было видно, как из домика, придерживая всё время норовящую сползти шляпу, вылез Северус и стал встревоженно оглядываться. Заметив её почти у верхушки — как ни полого лежало наполовину вывороченное дерево, к концу уклон получался значительным — он облегченно вздохнул — так, что под свитером заходили костлявые плечи, и подлетел к ней, устроившись на той же ветке, только чуть подальше.

Лили молчала, Сев тоже молчал, старательно отколупывая нарост застывшей смолы. Сломал щепку, потом ноготь, матюкнулся и, ещё немного помедлив, спросил:

— А куда бы ты хотела поступить?

Лили больше не стала выдерживать паузу и сразу охотно ответила:

— Мне всё равно, по большому счёту, главное — с тобой. Если мы окажемся порознь — брр! Жуть! Все незнакомые кругом, все в курсе о каких-то элементарных вещах, одна я, как дура… А с тобой мы и видеться почти не сможем!

— Так уж и не сможем, — чисто для проформы заспорил Снейп. Его перспектива оказаться на факультете без подруги тоже, мягко говоря, не радовала. — Есть же и совместные уроки, и перемены, вечера, в конце концов…

— Много ли это — за целый-то день! Плакали тогда все наши исследования. Будем встречаться за обедом, мило здороваться и разбегаться, кто куда. Как Барби и Гейл из моего класса — они с самого начала были не разлей вода, сидели вместе, ходили, как приклеенные, а в этом учебном году Гейл перевели в параллель — недотянула она что-то там по баллам. И сейчас, к концу года, они почти перестали общаться, хотя тоже говорили поначалу, что есть же перемены и прочее…

— У нас так не будет! — воскликнул Северус. — Я так не хочу!

— И я так не хочу… Я вообще не хочу в эту школу, если не вместе с тобой! Что мне там делать — я для них чужая, а они все — для меня. Я попросту не справлюсь без тебя! — добила она друга запрещенным приемом, лишь слегка, впрочем, преувеличив свои эмоции по этому поводу.

— Ты бы справилась, конечно! — Северус верил в Лили едва ли не больше, чем в себя самого, поэтому «эльфья хитрость» чуть не пропала втуне. — Но я тебя не оставлю, клянусь! Что бы ни пришлось сделать!

Северным ветром нагнало-таки циклон, и следующие несколько дней с неба лило, не переставая — беспощадно и безысходно. Казалось, дождь решил отомстить за каждый солнечный лучик, что до него пробился к земле, как минимум ведром воды, и конца этому не предвиделось. В такую погоду высовываться наружу без крайней на то необходимости (коей была, например, школа) не хотелось совершенно, так что у будущих первокурсников было время поразмыслить о животрепещущих вопросах по одиночке.

Развиднелось — и то не полностью — только к субботе, но лес напитался влагой, как губка, поэтому друзья, наконец встретившись, сидели у Лили в комнате. Окно было распахнуто, и с улицы доносился упоительный запах мокрой молодой травы, цветущих деревьев, сырой свежести — весны…

— Сев, ты ноги промочил! — заметила Лили мокрые следы на полу.

— Ерунда, сейчас высохнут — не зима же… — смутился мальчик.

— Ничего не ерунда — ещё простынешь, и что мне прикажешь делать одной, пока ты дома все платки засморкаешь? Вытяни ноги, я попробую высушить.

Северус не стал признаваться, что платков у него сроду не водилось, да и болел он исключительно редко — то ли сказывалась волшебная крепость здоровья, то ли закалка трудным детством. Но забота Лили, пусть и облеченная в шутливую форму, была приятна, и он послушно распрямил промокшие конечности, про себя радуясь, что не зря позашивал вчера — частично магией, частично иголкой — все дырки на носках. Лили, как раз недавно освоившая согревающие чары, решила применить их и тут — протянула руки над Севовыми ногами и стала усиленно посылать лучи тепла. Вскоре от влажной ткани заклубился пар, а Сев, не выдержав, отдёрнулся, стараясь не морщиться.

— Горячо, да? Прости, я перестаралась…

— Фигня! Зато теперь тепло и почти сухо, — разулыбался мальчишка, и Лили в очередной раз поразилась, как же меняет улыбка его обычно настороженное лицо. — Спасибо!

— Не за что. Ещё тренироваться и тренироваться…

— Хочешь, я пойду снова промокну? — вроде бы шутя спросил Снейп, но девочка почему-то не сомневалась, что за делом у него бы не заржавело.

— Успеешь ещё! — рассмеялась она и поправила ему отросшую до самого плеча смоляную прядку.

Теперь, когда Сев регулярно намывался сваренным самолично шампунем, она делала это часто и с явным удовольствием, и Сев готов был поставить Петунье с её мыслеобразами памятник — за своевременность и эффективность.

— Знаешь, я тут думала… Наверное, я не совсем правильно сказала, что мне всё равно, куда поступать…

— Угу, — кивнул мгновенно напрягшийся Снейп, который тоже много думал и теперь боялся, не надумали ли они разного. — И куда же?

— Я ещё раз перечитала главу про факультеты, попыталась представить нас на каждом из них, — мальчик откровенно выдохнул, услышав «нас», и стал слушать с куда большей заинтересованностью, — И поняла, что, может, ты и прав был, мы бы на любом из них смогли прижиться, если бы постарались. Но, как ты сам напомнил, у нас был план стать учеными, а с этим бы лучше всего попасть на Рейвенкло.

Снейп чуть не сполз с дивана от облегчения, потому что именно к этому же выводу пришёл самолично за время дождливых раздумий.

— Правильно! Если мы отбраковываем Слизерин — а ты права, тебе там делать нечего, да и мне не факт, что будет сахар, то факультет Воронов подошёл бы идеально. Гриффы повёрнутые все, им бы только выпендриваться, Хаффы тупые…

— Сев, ну зачем ты так? Это наверняка неправда и предрассудки! В Истории Хогвартса ни слова об этом нет!

— Ещё бы оно там было! Так и вижу, как составители спорят между собой: «вычеркни про Барсуков, у меня дедушка там учился, за дедушку я тебе пасть порву!..» — он так карикатурно изобразил гипотетических составителей, что Лили буквально заржала — совершенно неподобающим юной леди образом. Хорошо, что и ей, и Севу на это было наплевать, а Петуньи рядом не оказалось. Глядя на неё, развеселился и Сев, а отсмеявшись, продолжил, — Ладно, пусть не тупые, но… недалекие? И очень правильные, как мне показалось. А мы тут вовсю это… устои рушим и традиции попираем! — он пошевелил пальцами в беспалочково высушенных носках, вольно процитировав давнишние слова Эйлин.

— Ну, тут согласна, к ним нам не стоит. А что не так с Гриффиндорцами? Судя по книге, они храбрые все такие и как раз не боятся идти против привычного.

— Ага, слабоумие и отвага — точнее не скажешь! Так их мама чихвостила, когда вспоминала. Чтобы быть храбрым, много ума не надо — представь, если все вокруг нас постоянно будут лезть на рожон и совать всюду нос почем зря?

— Думаю, твоя мама в очередной раз преувеличивает, — дипломатично возразила Лили, — но, в целом, ты, наверное, прав.

— А у Воронов все малость тронутые, все в какой-то своей зауми, так что нам там затеряться и не отсвечивать — раз плюнуть. А я бы с нашими экспериментами не отсвечивал особо — хотя бы поначалу. Кто его знает…

— Вот я тоже подумала, что они-то уж точно не будут нам мешать — у них каждый первый что-то там, небось, изобретает!

— Так что, значит, решено? — радостно подытожил Снейп. — Летим в воронью стаю? — и тут же сник ниже прежнего. — Только вот Шляпа… Вряд ли её берёт Конфундус…

— Слушай, а нельзя её… ну, попросить? — вскинула на него глаза Лили.

— В смысле — попросить? Её на тебя надели — и привет, она оглашает вердикт…

— Ну, она же тратит хоть какое-то время на копание в головах учеников. А думать — куда быстрее, чем говорить, так? Что, если, как только она окажется у кого-то из нас на голове, сразу громко подумать о том, куда мы хотим попасть? Думаешь, не услышит? Она же и песни поёт, и разговаривает, должна же она хоть что-то соображать.

— Услышать-то, может, и услышит, да вот послушает ли…

— А почему нет? Это же тоже своего рода «читать в душах учеников» — мы будем изо всех сил думать, что хотим на конкретный факультет и непременно вместе, а она пусть читает!

— Тебе точно место на Рейвенкло — тысячу лет все сидели с этой Шляпой на макушке и ждали, пока она решит их судьбу, а ты такая раз — и придумала её уговорить! Чем не шатание устоев, а? — закончив хвалебно-юморную тираду (хвалебную — абсолютно искренне, юморную — чтобы немножко «припудрить» хвалебность), Снейп сразу же приуныл, — Но вот про «вместе» я что-то парюсь. Как бы не напортачить. Что ей там взбредёт — поди ещё угадай…

— Надо обязательно её попросить об этом! Не просто про факультет, а и не разлучать нас! Кто первый пойдёт её примерять, тот про второго и скажет. Кстати, а кому из нас идти раньше?

— А вот не знаю. Мама про это ничего не говорила — скорее всего, уже и сама не помнит. А в книге тоже что-то я такого не находил.

— Да, в книге нету, я б запомнила. Но тут не так уж много вариантов: либо по алфавиту, и тогда я первая, либо по старшинству, по дате рождения — и тогда первый ты.

— Хорошо бы по рождению — я бы уж постарался быть убедительным! — дернул бровью Северус, искренне надеясь, что его способностей к менталистике на тысячелетний драный кусок фетра хватит с лихвой.

— Ты, уж пожалуйста, не вздумай обкладывать матом артефакт одного из Основателей! — прыснула подруга, всерьёз рассчитывая, что, окажись она впереди, сможет уболтать говорящий аксессуар Годрика не хуже тётеньки из кинотеатра.

На том и порешили. А решив, успокоились — когда есть план действий, гораздо легче переносится ожидание и неизвестность. И ни один, ни вторая ни в жизнь не согласились бы, что их план больше тяготеет к красно-золотому восприятию мира, нежели к бронзово-синему, явственно отдавая «слабоумием и отвагой».

Постепенно, крадучись, оскользаясь в лужах и зябко поёживаясь на северном ветру, наступало лето — последнее лето их детства. Первое — перед началом нового, неизведанного пути.

Экскурсия вдоль реки оказалась на редкость утомительной — неровные дикие берега, отсутствие нормальных тропинок, да ещё и жара, буквально упавшая на город чугунной гирей. Близость реки не приносила облегчения, скорее наоборот, вносила тонкую нотку садизма — а как ещё это назвать, если, вместо ожидаемого свежего дуновения от воды, получаешь волну сложно идентифицируемых, но однозначно несвежих запахов.

Но когда это временные трудности останавливали будущих великих учёных?! Пока настоящие открытия были недоступны, ребята играли в Дэвида Ливингстона, исследующего Африку. Автором идеи, конечно, была Лили, недавно прочитавшая книгу о его путешествиях, а исполнительным продюсером — Северус, который должен был найти максимально дикие места, желательно, неподалёку от дома. Выбор пал на окраины лесопарка, севернее их дерева. Раньше Лили не забиралась выше по течению и теперь чувствовала себя подлинным первопроходцем.

Несколько раз им пришлось перебираться через ручьи, стремившиеся к основному руслу — порой по скользким камням, а однажды — по замшелому бревну, удачно лежащему поперёк. Сев всегда проходил первым, а потом с грубоватой заботливостью подавал девочке руку, помогая преодолеть преграду. Она принимала её, всякий раз почему-то смущаясь. И неизменно радуясь своим трофейным чёрным джинсам — во что за время этой прогулки превратилось бы любое из её платьев, страшно было представить. Под сенью деревьев жарко и душно было, как в настоящей африканской гилее.

На небольшом плёсе, куда они внезапно вышли, покрытом мелким песочком и обломками ракушек, сделали привал, давая отдых ногам и утирая взопревшие лбы. Река здесь, выше фабрики и городских стоков, была почище и вполне нормально пахла, весело переливаясь по камням. Северус неожиданно махнул за неё рукой, указывая на какие-то сараи и заборы:

— А вон там — мой дом.

— Как?! — удивилась Лили. — Когда я там бродила, то не видела рядом никакой реки! И разве она не должна быть левее твоей улицы?

— Там излучина, она почти петлю делает и оказывается прямо за домами Паучьего. Ты не видела, потому что там сплошь заборы и глухие стены. А из моего окна как раз это место видать. Вооон, смотри, дощатая изгородь, а рядом крыша острая виднеется, а под ней окошко блестит — это моё!

— Ух ты! Ты, небось, здесь всё облазил уже, получается?

— Ну да. Я так впервые нашу полянку и нашел — с чёрного хода вышел к речке, наткнулся на мостик — он вооон там, — указал Сев за изгиб реки ниже по течению, — А за ним и поляна. Только «Наутилуса» тогда ещё не было.

— Но это же совсем недалеко получается, а мы лазили больше часа…

— Это потому, что река петляет. Мы же вдоль неё шли, вот и намотали порядочно. А по прямой тут — рукой подать. Но тебе же надо было диких тропических лесов, — улыбнулся Сев.

— Спасибо! Леса удались — что надо! — совершенно искренне поблагодарила подруга, отцепляя от штанины очередную колючку. На этот раз — от своей, прошлую — от Сева. — Жаль, что мы на Бельтайн сюда не выбрались… Ты же мне прыжки через костёр обещал, помнишь?

— Вспомни, какая буря была! Нас бы сдуло нафиг вместе с костром. Ничего, не последний Бельтайн в нашей жизни, попрыгаем ещё — обещаю!

Лили кивнула, как бы принимая обещание, и перевела взгляд на небо:

— Смотри, как небо быстро хмурится, а ведь с утра ни облачка не было!

— Так пАрило — неудивительно! Явно к грозе дело шло. Если сейчас подорвёмся, успеем до штаба добежать, пока не началось, — он вопросительно взглянул на девочку.

— Ой, я что-то так устала — а ещё бежать куда-то… Может, тут пересидим, заодно бы потренировались «зонтик» держать…

«Зонтиком» дети назвали собственноручно сконструированную магию щита, который очень выручал их во время многочисленных дождиков начала лета. Морось ему уже была не страшна, а настоящим ливнем испытать ещё не доводилось. Сегодня же, по-видимому, такой случай готов был представиться.

Полило резко и без «предупредительных выстрелов» в виде редких крупных капель — сразу стеной, взбурлив речку и мгновенно вытемнив песок. Светлыми оставались только два кругляшка, на которых, скрестив ноги, упоённо наблюдали за разгулявшейся стихией два юных волшебника. Невидимые и неощутимые «зонтики» пока успешно справлялись, не пропуская ни капли. Впрочем, Северус сразу углядел, чтО нуждается в доработке: будучи очень эластичными, щиты выгибались под тяжестью воды, принимая форму чаши, опасно углублявшейся над головой. Приходилось время от времени посылать в их донышки импульс силы, чтобы вытолкнуть скопившуюся воду и распрямить щит.

Дождь постепенно начал стихать, превратившись из сплошных потоков в частые, но отдельные капли, за рекой, как раз над домом Снейпов, показался подол сизо-черной тучи, оставлявшей после себя умытую голубизну, ребята немного расслабились, предвкушая конец непогоды, как вдруг прямо над их головами прощальной мощной кодой раскатился одинокий и потому совершенно неожиданный удар грома. Северус вздрогнул, но контроль над щитом не потерял, а вот Лили аж подпрыгнула, купол, который давно надо было вылить, не удержался, и вместе с первым солнечным лучом, скользнувшим из-за края тучи, на девочку обрушились примерно ведра этак два воды, смешав плеск, писк и визг.

Так и получилось, что Лили оказалась в гостях у Сева. Сушить настолько промокшие вещи (а ещё и волосы, что было куда сложнее) в одиночку, потому что ассистентка усиленно клацает зубами на посвежевшем после дождя воздухе, да ещё и быстро (потому что ассистентка клацает зубами и, не дай Мерлин, простудится и заболеет вот прямо сейчас), Северус бы не взялся. А дальше — простой расчёт: до штаба далековато, не лететь же посреди дня, до лилиного дома — ещё дальше, а своё обиталище — вот оно, только реку перепорхнуть. Беспокойство за подругу мгновенно вытеснило из головы всякую чушь, вроде стеснения, смущения, неловкости за бедность и неустроенность своего быта, что неизменно останавливала его раньше от того, чтобы позвать её к себе. Но сейчас это всё показалось жуткими глупостями в сравнении с несчастной, мокрой насквозь, замерзшей и зарёванной Лили. Не на светский раут, в конце концов, он ее приглашает, а принимает быстрое решение в экстренной ситуации.

Прокрутив весь этот ералаш в голове за пару секунд, Снейп вскочил, поднял с песка за руку расстроенную Лили и повёл к берегу. Той было хородно и мокро, но больше всего — стыдно и противно, что она оказалась в таком жалком положении, в такой невыгодной ситуации — и всё это видит Сев. Если бы два ведра воды случились с ней летним днём в гордом одиночестве, она и не подумала бы плакать, а сама, потихоньку, высушила бы одежду или, на крайний случай, прихлюпала бы домой так. Но на глазах у своего рыцаря, который явно видит в ней Прекрасную Даму, так опозориться, по своей же глупости и несдержанности, сидеть тут, как мокрая курица, с облепившими лицо волосами, в промокшем белье, мерзко липнущем к телу, жалкой, смешной и беспомощной — нет, это оказалось выше её сил, и она разревелась от отчаяния, коря себя теперь ещё и за это.

Погруженная в пучины самоедства, она не сопротивлялась, ни когда он подвёл её к самой кромке воды, ни когда велел лететь через неё над самыми камнями — чтобы случайный зритель, буде таковой случится, подумал, что они по ним идут, ни когда перед ними оказалась деревянная рассохшаяся дверь с проржавевшей ручкой.

Включилась она, только оказавшись в тесных полутемных сенях, заваленных всяким хламом, но Сев уже тащил её дальше, через маленький коридорчик в большую, но очень запущенную и плохо обставленную кухню. И вот они оба стоят, взявшись за руки, на полпути к спасительной лестнице в мансарду, пригвожденные взглядами двух пар глаз и недовольным окриком высокой чёрной женщины, похожей на ворону:

— Северус Тобиас, ты забываешься! В моём доме!..

Примечания:

Немножко неточных и не очень правильных, но харАктерных картинок

https://ibb.co/6HmXGj1

https://ibb.co/mCH7xxj

Лили готова была провалиться сквозь землю, глядя на мать Сева, поднявшуюся из-за стола и застывшую античной статуей. Северус побледнел, покраснел, выступил перед Лили, словно закрывая собой девочку и ломким и каким-то чужим голосом произнёс:

— Я тоже тут живу. Это и мой дом тоже! И она пришла ко мне!

Эйлин вспыхнула, вскинула брови, откашлявшись, открыла рот и готова была уже ответить — то, что явно не понравилось бы ни своевольному сыну, ни его грязнокровной подружке… Но тут внезапно вступил Тобиас, будучи всего лишь в лёгком подпитии и потому неожиданно благодушным:

— Да ладно, мать! — развязно сказал он, не вставая, а просто развернувшись к вошедшим вместе со стулом. — Ты смотри, каков шельмец — чиксу притащил! Ишь — молодой да ранний! — и противно захехекал, масляно оглядывая Лили.

— Что ты несёшь, Тобиас?! Ты слышал, что он сказал? — драматическим жестом вскинув руки, повернулась к мужу Эйлин, а Сев, воспользовавшись моментом, быстро-быстро потащил Лили к лестнице и дальше, наверх. Та, пламенея ушами и сгорая от стыда, успела услышать ответ Тобиаса:

— А что! Растёт, паршивец — может, ещё и человеком будет! Вот я в его годы…

— Какие «его годы», ты думай, что говоришь! — напустилась на него жена. — Ему одиннадцать лет, окстись! И дело вообще не в этом — девчонка с той стороны реки да ещё и из обычной семьи!

— Да вот и слава богу! Хватит с меня уже всей этой забубённой херни и вашей чокнутой братии! Может, хоть у парня всё выгорит — а то с некоторых ни денег, ни толку!..

Дальнейший диалог, всё повышающийся в тонах, сначала приглушила захлопнутая и запертая Севом дверь, а потом какое-то заклинание, которое превратило все звуки снизу в размытый неразборчивый гул. Но и того, что она успела услышать, ей вполне хватило.

Сев не знал, куда девать глаза:

— Прости, пожалуйста!.. Я не думал, что мать так взбеленится — раньше она спокойно реагировала на разговоры о тебе… — он вспомнил самый первый разговор и поправился, — Ну, почти спокойно… Наверное, это из-за книги, зимой. Я, болван, тогда всё испортил! Прости!

— Ну что ты, Сев! Перестань! — разрываясь от жалости и неловкости, зачастила Лили. — Ты не должен оправдываться за своих родителей! К тому же, она права… это я ворвалась в чужой дом без приглашения…

— Не без приглашения! Я тебя пригласил! — гордо полыхнул глазами друг.

— Тебе не попадёт потом? Из-за меня? — меньше всего она хотела бы стать причиной его неприятностей, следы которых он нередко потом старательно скрывал — но не от её внимательных глаз.

— От мамы-то? Да нет, поорёт разве только. Не бери в голову. Тем более, она сейчас на Тобиаса собак спустит, они снова сцепятся — ей вообще не до меня будет… За отца отдельно извини… — Снейп мучительно краснел, не зная, куда девать руки. — Хотя от него и была польза, если честно. Но — лучше б не было… — Лили тоже покраснела, вспомнив мерзости, что наговорил нетрезвый мужчина, и его оценивающий взгляд. — Надеюсь, он ещё поддаст, забудет, что плёл и никогда больше это не повторит. А то ему же хуже…

Последнюю фразу мальчишка произнёс шёпотом на грани слышимости и, словно одернув себя, развил бурную деятельность: порывшись в сундуке, заменявшем ему и шкаф, и прикроватную тумбочку, вытащил футболку, джинсы, потом ещё одну футболку.

— На, переоденься, — смущенно сунул ей в руки первые две вещи, — А этим, — протянул третью, — вытри волосы, а то все полотенца внизу…

Договаривал он, уже развернувшись к двери и для убедительности упершись лбом в согнутые и прижатые к доскам руки. Хотя Лили и не сомневалась, что он не будет подглядывать — это же Сев!

Футболка — одна из тех, что она сама подобрала ему прошлым летом — была чистой и мягкой, пахла мылом и какими-то травами, мешочек с которыми она заметила в сундуке, пока там рылся Снейп. Джинсы — жестковатыми, как всегда бывает при стирке без кондиционера и сушке на воздухе, но они были сухими — и это искупало все их недостатки. Поколебавшись минутку, Лили натянула их прямо на голое тело, чтобы не промочить и эти. Пока она воевала с тугими болтами, нашлось время спросить:

— А что это за колдовство, из-за которого почти ничего не слышно?

— Муффлиато, — откликнулся Сев от двери. — Я зимой придумал, когда они особенно шумели. Надо же как-то спать, — он с видимой небрежностью дёрнул плечом. — Работает в обе стороны, как захочешь — можно глушить то, что снаружи, можно изнутри, а можно — и так, и так.

— То есть, они нас тоже не услышат? — в очередной раз поразившись талантам друга, спросила девочка.

— Только гул, как сейчас, и то, если сильно орать.

— Полезная штука! Научишь? — и не дожидаясь ответа, без сомнения, положительного, — Я всё, можешь поворачиваться!

Северус отлепился от двери, окинул взглядом Лили, такую непривычную в его вещах, с высоким тюрбаном из футболки на голове, покраснел при виде горки мокрой одежды, увенчанной трусиками в горошек, и наконец улыбнулся:

— Тебе идёт!

— Да ну тебя, не издевайся!

— Да правда! Тебе всё идёт, что ни надень!

Теперь пришла очередь краснеть Лили, которая в смущении обернулась к окну, и увидела там…

Они все стояли на подоконнике рядком, красивой линией от большей к меньшей, все — даже та розовая, с отколотым уголком, которую она оставила исключительно из-за необычного цвета и ещё потому, что она была единственная такой разновидности. В отличие от прочих поверхностей, включая пол, ни вокруг них, ни сверху, ни — Лили готова была поклясться — под ними не было ни пылинки. А венчал эту композицию тщательно высушенный и засунутый в самый лихо закрученный экземпляр — цветок хризантемы, который она воткнула ему в треуголку по дороге с ярмарки.

Больше всего это было похоже на алтарь, или на языческое капище, или на… комнату Бэкингема имени Анны Австрийской. «Только портрета не хватает» — подумала она и тут же устыдилась этой мысли, потому что — ну кто она такая, чтобы ей возводили алтари?! Пусть даже и из ракушек. И, наверное, от стыда, не иначе, кончики ушей стали нагреваться всё больше, пока не разгорелись пламенем, перекинув жар на шею, на щёки, на лоб, подернув влажной пеленой глаза. Потому что — не от счастья же, не может такого быть.

Как бы там ни было, Лили очень порадовалась, что стоит лицом к окну, а предательские уши плотно обхватывает тюрбан. Хотя ей казалось, что свечение, а то и дым должны быть заметны даже сквозь него. Изменившимся, севшим голосом она произнесла — как можно более беспечно:

— А что это ты ракушки не использовал? Они же для зелий, разве нет?

— А… э… это… — начал было тянуть что-то Снейп, тоже очень радуясь, что Лили стоит лицом к окну и, соответственно, его лица видеть не может, и одновременно ругая себя на чём свет стоит за то, что, таща её сюда, напрочь забыл про эту инсталляцию.

Но его мучения были прерваны чем-то большим и тёмным, на миг застившим немытое окно, и криком Лили, разглядевшей это что-то гораздо лучше:

— Смотри, сова!!! Сев, сова! Сова принесла письмо!!!..

Сова нетерпеливо приплясывала с лапы на лапу, пока Северус подрагивающими от волнения руками отвязывал письмо. Едва освободившись от последнего витка бечёвки, птица недовольно ухнула, встопорщилась и вылетела в окно. А дети остались завороженно смотреть на большой красивый конверт с каллиграфически выведенным адресом: «Мидлендс, город Коукворт, дом 10 по Паучьему тупику, мансарда под крышей, Северусу Тобиасу Снейпу». На обороте с внушительной сургучной печати скалился дикий кабан, над которым чернел оттиск витиеватого герба магической школы. Диковато взглянув на подругу, Сев решительно сломал печать. Внутри оказался лист плотного пергамента, исписанный убористым угловатым почерком:

Дорогой мистер Снейп!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс».Занятия начинаются 1 сентября. Транспортировка студентов осуществляется специальным поездом «Хогвартс-экспресс», отбывающим с вокзала Кингс-кросс, Лондон, в 11.00 am 1.09.1971 года.

Список необходимых учебников и инвентаря, а также расписание предметов находятся в приложении. Убедительно просим Вас ознакомиться с ними и не опаздывать к отправлению.

С наилучшими пожеланиями, заместитель директора

Филиус Флитвик

Северус ждал этого письма, он знал, что оно придёт, много раз представлял себе, как это будет, но и вообразить не мог, как разволнуется, по-настоящему взяв его в руки. Этот лист пергамента был билетом в новую жизнь, путевкой в неизведанное и непременно светлое будущее, где не будет грязного, пропитавшегося фабричным чадом Паучьего тупика, унылого, насквозь магловского Коукворта, нищего, неуютного дома, не будет вечно пьяного Тобиаса, не будет холодной, словно замороженной матери — ничего этого не будет, только море волшебства, он и Лили. Лили!.. Дракклы дери!

— Лилс! — так резко воскликнул он, что девочка подскочила. — Письмо же и тебе наверняка пришло! Или вот-вот придёт!

— Ой!.. — кровь разом отхлынула от её лица, превратив веснушки в чёткие графичные крапинки. — А меня дома нет! А если сова не дождётся и улетит? А если письмо возьмёт Тунья и… и испортит его?! А если сова решит, что ошиблась?!!..

Северус был уверен, что ничего из этого не произойдёт — ну, разве что, кроме петуньиной вредности, и то вряд ли, больно мирно они сосуществовали последние полгода, но, как известно, береженого Мерлин бережет, да и пропустить такой эпохальный момент было бы попросту обидно.

Лили заполошно заметалась по комнатке, схватилась за свои джинсы и со стоном уронила их обратно: за всеми этими волнениями они совершенно забыли про мокрый тряпичный холм на полу. Сев подхватил тяжелые от влаги штаны и перекинул их через спинку стула со словами:

— Иди так, а я твоё тебе потом занесу, как высохнет.

Лили кивнула, берясь за футболку на голове. Развесить и разложить прочие вещи по сундуку, столу и стулу заняло у них две минуты — в четыре-то руки. Наскоро и не до конца подсушить магией носки и кеды — ещё пять. На исходе шестой друзья выстрелились из комнаты, как из арбалета и горохом посыпались по лестнице.

Тут Лили кое-что вспомнила:

— А Муффлиато, Сев?

— Само отвалится, как я уйду! — на бегу крикнул он, вместе с подругой вылетая в кухню.

Эйлин там уже не было, только на стуле висел её фартук. А вот Тобиас был — и в куда более ушатанном состоянии, чем час назад, о чём красноречиво свидетельствовала почти пустая бутылка дешевого виски посреди стола. Он поднял покрасневшее лицо с налитыми глазами, окинул мутным взором Лили с ног до головы и гаденько ухмыльнулся. Различить одни черные джинсы и другие черные джинсы он вряд ли бы смог, а вот мешковатую пацанячью футболку вместо ярко-голубой в ромашки отметил. Переведя взгляд на Северуса, он, всё ещё скалясь, поднял вверх большой палец, но, прежде, чем успел как-то прокомментировать свои выводы, мальчишка с Лили за руку выскочил наружу и захлопнул дверь.

К своему крыльцу Лили примчалась с дырой в груди. По крайней мере, именно так ощущались горящие от сумасшедшего бега легкие. Судорожно сглотнув, чтобы потушить их, она — уже не торопясь — вошла в дом. Там всё было, как обычно: мирно тикали ходики на стене в гостиной, алели розы в большой хрустальной вазе на столе, небрежно перекинутая через подлокотник, болталась папина утренняя Daily Mirror. Никаких сов, никакой чертовщины, никакого волшебства… Не успела Лили понять, выдохнуть ей — успели, ещё не пришло! — или наоборот запаниковать пуще прежнего — а вдруг вообще не придёт?! — как на лестнице показалась Петунья с чем-то в руке, что она как бы ненароком скрывала за подолом.

— Что это за кошмар на тебе надет, Лили?!

— Я промокла под дождем, — как о чём-то совершенно неважном, само собой разумеющемся и вообще неуместном, ответила, отмахнувшись, младшая. — Сова прилетала?!

— Лили, сколько раз и я, и мама просили тебя не выпячивать свои эммм… фокусы. И вот пожалуйста! — сумасшедшая птица чуть не разбила окно, натоптала на подоконнике, а потом, когда я — я! вместо тебя! пока ты шаталась неизвестно где! портила одежду! мокла, как бездомная кошка! — попыталась забрать посылку, клюнула меня в палец! — в голосе сестры сквозь привычные раздраженные нотки слышалась необычная настораживающая нервозность, и в обычное время «барометр» Лили ухнул бы стрелку с размаху на деление «Что-то скрывает», но сейчас она будто ничего не замечала.

Петунья выпростала из-за платья руку и продемонстрировала отставленный и толсто обмотанный бинтом указательный, но Лили смотрела только на большой конверт, который сжимали остальные пальцы.

— Туни! Ты приняла моё письмо!.. Спасибо тебе огромное! И извини, пожалуйста — сову я никак не могу контролировать, они сами по себе…

— Развели ненормальный зверинец и умыли ручки — вот всё, что нужно знать о волшебниках… — проворчала Петунья, но как-то удивительно беззлобно, скорее — для порядка. И протянула Лили письмо, с тем, чтобы тут же оказаться облапленной со всех сторон длинными лемурьими конечностями.

— Тунечка, сестричка моя любимая, спасибо! Ты у меня такая хорошая! — облегченно ластилась Лили, но старшая, стыдившаяся всевозможных телячьих нежностей, ещё и на людях (если сынка Снейпов можно за них счесть), ловко выкрутилась и отступила.

— Идите хоть руки вымойте, прежде чем за еду хвататься, — маминым голосом произнесла Петунья. — Обед вы пропустили, суп на плите, салат в холодильнике, кексы — под салфеткой. — и сбежала в свою комнату прежде, чем дети успели её поблагодарить или предложить посидеть с ними. Ведь они бы не предложили.

Лили, несмотря на давно и настойчиво урчащий желудок, было не до кексов, не до сестры и вообще ни до чего. Желтый пергаментный конверт жег ей руки, глаза сами собой наполнились слезами, мысли пульсировали отдельными сполохами: «Это правда. Я волшебница. Меня пригласили в Хогвартс. Это правда. Всё существует. Я буду изучать магию. Вместе с Севом. Это правда…»

Примечания:

Нигде не сказано, кто был заместителем директора во времена учебы наших героев. Почему бы им не быть Флитвику? Он мудр, справедлив, лоялен, руководит дружественным факультетом. К тому же, явно старше Минервы, которой мог передать потом свои полномочия с рук, так сказать, на руки.

В общем, почему бы и да?..)

— Сев, это просто нечто! — восхищенно тараторила Лили после визита настоящей преподавательницы волшебства в дом Эвансов. — Я хочу так же!!!

— Что — так же? — вскинул бровь Северус, знавший о предстоящем визите профессора из лилиного письма. — И кто приходил?

— Её зовут Минерва — представляешь?! Как римскую богиню. И фамилия такая длинная, шотландская… я забыла, у мамы в блокноте записано. Такая чопорная дама, ух! Она ведёт в школе это… когда одно в другое превращают…

— Трансфигурацию, — подсказал Сев.

— Точно! Оказывается, ко всем маглорожденным приходит преподаватель, чтобы морально подготовить родителей.

— Твои-то, поди, уже нормально были тобой подготовлены, — усмехнулся друг, немного завидуя, что ему учительского визита не полагалось.

— Да, но, кажется, они только теперь до конца поверили, хоть и ни разу мне ничего такого не говорили. Вот тебе и пример, что всё, исходящее от детей, на полном серьезе не воспринимается, помнишь? Когда она сначала налила всем чаю, не прикасаясь к посуде, а потом превратила поднос в модель фрегата и обратно, родители сидели с такими лицами!

— А тебя она чем сумела удивить? Не летающим чайником же… — Снейп реально не понимал, что же такого могла увидеть не очень уважающая волшебные палочки Лили, что в корне изменило её мнение.

— Она превратилась в кошку! Просто раз — и перетекла как будто. И смотрела, как человек! А потом назад — раз! И вот уже сидит в мантии и шляпе, как ни в чем не бывало! Это тебе не поднос, это как-то по-настоящему было, что ли… И самое главное — она при этом не прикасалась к палочке! Когда до этого колдовала — то с ней в руках, а тут — руки на коленях!

— Это анимагия, — понимающе кивнул Северус. — Редкий дар. Правда, никаких подробностей мне не попадалось, но в Хогвартсе я непременно найду. Интересно, что превращение происходит беспалочково. Над этим стоит подумать.

— Я хочу так же! — повторила Лили, заглядывая мальчишке в глаза своими зелёными прожекторами.

— Кто же нам помешает!.. — пожал плечами тот. Рассказывать подруге о том, что вычитал про анимагию в главе о высших магических искусствах он не торопился. В конце концов, Лили летала, не зная, что это в принципе невозможно, а теперь и ему ничего не стоит взмыть над землёй в любой момент. Кто может сказать, сколько ещё невозможного они освоят до школьного выпускного?..

Перед уходом строгая профессорша назначила Эвансам встречу в Лондоне в ближайшую субботу, чтобы провести их в скрытую от маглов улочку, где можно приобрести всё необходимое для учёбы. Накануне миссис Эванс, посоветовавшись с мужем, передала с Северусом записку для Эйлин, где любезно предложила подвезти Снейпов до Лондона на машине. Заодно добрая женщина хотела поближе познакомиться с родительницей лучшего друга дочери, с которым та вот уже второй год проводила всё свободное время. Сев в успехе задуманного сильно сомневался, но записку взял и матери передал, а там — будь что будет.

Наутро все Эвансы, за исключением Петуньи, объявившей во всеуслышание, что шляться по сомнительным местам, полным психов, не для неё, и гордо удалившейся к себе с «Грозовым перевалом» под мышкой, погрузились в красненький Mini и стартовали в Лондон. Предварительно зарулив в «нижний город», как было оговорено в записке. Перед домом Снейпов Лили выскочила с заднего сиденья и осторожно постучала в дверь. Мама вышла тоже и остановилась у машины. Видеться лишний раз с родителями Сева Лили не сильно хотелось, но она утешала себя тем, что в присутствии её собственных мамы с папой ей никто ничего нехорошего не скажет. Да и поехать в настоящий магический город, как матрёшка, прячущийся посреди столицы, вместе с Севом было бы просто чудесно. Ради этого можно и Эйлин потерпеть.

Но Эйлин, видимо, считала иначе. Дверь отворил Северус и быстро-быстро стал говорить подруге, чтоб они ехали сами, без них, и вообще поскорей ехали. Но буквально сразу за его спиной возникла высокая черная фигура и, не удостоив младшую Эванс даже взглядом, обратилась сразу к старшей:

— Я премного благодарна за оказанную мне честь, но, в отличие от некоторых, у меня есть дела. И способы добраться туда, куда мне необходимо, не прибегая к помощи желающих нас, несчастных, облагодетельствовать.

Лили очень гордилась своей мамой в следующие минуты: прекрасно представляя по рассказам своих товарок-ативисток и по обмолвкам-недомолвкам дочери и её приятеля, с чем ей предстоит столкнуться, Морин Эванс выбрала тактику, которой бы позавидовал любой буддистский монах.

— Добрый день, миссис Снейп! — лучезарно улыбнулась женщина, словно бы и не заметив, что приветствия от собеседницы не прозвучало. Ни Лили, ни ее мать не могли в полной мере оценить это, но от Сева не ускользнуло, как разительно они похожи, когда улыбаются вот так. — Я понимаю, что вы — занятая женщина и наверняка можете с помощью своих способностей сами справиться с транспортировкой, но прокатиться за компанию было бы веселее, вы не находите?

— Не нахожу, — отрезала Эйлин. — У меня срочный заказ, и мы с сыном аппарируем в Лондон, когда закончим, не раньше.

— Извините, не хотела отвлекать вас от работы, — всё так же улыбалась миссис Эванс, — но, может, тогда отпустите с нами Северуса? Обещаем, что вернём вам ребёнка в целости и сохранности.

— Он нужен мне здесь, — Эйлин всё так же цедила слова сквозь сжатые губы, но чувствовалось, что лучащееся добродушие рыжей визави потихоньку выбивает её из образа. — Он не бездельничает, в отличие от прочих, а помогает матери в важном деле.

— Если вы позволите, он мог бы закончить, когда вернется. Ведь сегодня такой важный день для детей!..

Потом Эйлин и сама не могла понять, что заставило её согласиться. Не иначе, как эта насквозь магловская конопатая жёнушка адвоката была скрытой ведьмой. Вздор, конечно, но ведь смогла же она её уболтать! Она помнила, как выдала сыну пухлый кошель, сберегаемый вдали от Тобиаса и неизменно пополняемый все эти годы, как строго напутствовала не тратить ни кната сверх необходимого, как поправила ему съехавший ворот футболки и даже пригладила магией растрепавшиеся отросшие вихры. Помнила восторженно-ошарашенный взгляд сына — восторженный в сторону миссис Эванс, ошарашенный — в её собственную. Помнила с шорохом отъезжающий от крыльца Mini, под колесами которого рассыпалась кирпичная крошка, а из окна выглядывали две цветущие улыбками детские мордашки… Раз она всё это помнила, значит, ни о каком тайном заклятии не могло быть и речи. Но тогда какого драккла?!

Северус, высунувшись в окно споро катящегося по шоссе автомобиля, подставлял лицо швыряющему в рот волосы ветру, жмурился от слепящих глаза лучей, сжимал в одной руке кошель со сбережениями — как взрослый! — а в другой теплую чуть обветренную лапку Лили и был самым счастливым человеком во всей магической Британии.

Примечания:

Вообще, я намеревалась выложить этот кусочек куда позже. И, может быть, я совершаю сейчас ошибку, раскрывая интригу и персонажей раньше, чем следует. Но, мне показалось, вопрос назрел, а значит, пора объясниться)

Возможно, эта глава впоследствии будет-таки передвинута куда-нибудь, возможно, дописана или вовсе удалена, потому что фик-то не про них, а про молодёжь. В любом случае, что сделано, то сделано, держите…

И кидайте тапки помягче)

Зарю своего двадцать первого года Эйлин Принц встречала не только незамужней, но и не помолвленной. Немного находилось желающих связать себя с наследницей пусть и древнего, но в конец обедневшего рода, впридачу не блещущей красотой. Нет, уродлива она не была, но те крупицы обаяния, шарма и «изюма», что могли сыграть в её пользу, пропадали втуне, придавленные её мрачностью, а от осознания, что она не пользуется популярностью, мрачность только возрастала, усиливая непривлекательность и замыкая порочный круг.

Отец исписал сотни футов пергамента в попытках устроить будущее дочери — сначала среди близких знакомых, потом — всё более дальних, но тут уже в игру вмешивалась Эйлин, не желая выступать в роли призовой кобылы для нелюбящего и нелюбимого жениха. Количество претендентов на руку, кроме всего прочего, скандальной и несговорчивой невесты таяло на глазах. К концу третьего семиричного цикла своей жизни Эйлин смирилась с тем, что никто никогда не полюбит её. И тем более была возмущена, застав отца за написанием очередного матримониального опуса — на этот раз пятиюродному родственнику во Францию, у которого, кажется, был какой-то неженатый сын.

Темпераментом не обижены были оба Принца, и через полчаса, после содержательной и эмоциональной беседы, Эйлин, вся в слезах, аппарировала из родительского дома наугад, на какую-то магловскую улицу, сжимая в качестве трофея изорванное в лохмотья письмо.

Там её и настиг низкий бархатный голос из темноты за спиной:

— Негоже такой дЕвице шататься по этим местам одной.

Она рывком обернулась, готовая запустить хоть Обливиэйтом, хоть Авадой, и увидела высокую плечистую фигуру в клетчатой рубашке, выгодно облекавшей мускулистый торс, а затем разглядела и открытое загорелое горбоносое лицо в обрамлении буйных темно-каштаново-рыжих кудрей. И поняла, что пропала.

Эйлин не знала этого, но, плавясь в его сильных шершавых руках, она становилась почти хорошенькой — огромные сияющие глаза, расплескавшийся по щекам румянец… Счастье красит любую женщину, а она была счастлива, что её любят просто так, за то, что она Эйлин, а не за фамилию, титул или происхождение.

Свадьбу отметили куда как скромно: расписались в мэрии, а потом до утра гуляли в кабаке в компании таких же улыбчивых, белозубых, молодых рабочих. Она сидела у Тобиаса на коленях, обнимала его за могучую шею и представляла себе долгие годы радости впереди.

Радость закончилась через две недели, когда пришёл ответ от отца, которого она уведомила о своём изменившемся статусе совой с почтовой открыткой. Ответом являлся вопиллер, голосом лорда Принца сотрясающий стены с использованием такого лексикона, что все трудяги с фабрики бы обзавидовались и полезли за блокнотами. В переводе на цензурный, отец уведомлял, что лишает недостойную дочь наследства, отлучает от рода и желает утратить силу и превратиться в магла, с которыми ей так любо кувыркаться. Как раз к финалу этого бенефиса подоспел явившийся с работы Тобиас, выразивший свое удивление по поводу происходящего кратким и ёмким:

— Это что за нахуй?!

Объяснить наличие в кухне висящего в воздухе и орущего почем зря конверта, не затрагивая магию, было невозможно, и Эйлин начала с самой неудачной фразы, какую только можно придумать:

— Я давно хотела тебе сказать…

Тогда Тобиас впервые ударил её, обозвав чертовой ведьмой и впервые напился дома и в одиночку. А она снесла и то, и другое, потому что и правда считала себя виноватой. Ведь между мужем и женой не должно быть тайн. Утром, едва разлепив глаза, опухшие от пролитых слез, она только-только успела добежать до умывальника, а потом снова рыдала над туманным знаком диагностических чар, покачивающимся над её животом. Рыдала и не могла себе ответить, от чего же больше — от разочарования или от надежды.

Как ни странно, известию Тобиас был рад. Он даже попросил прощения, растрогав молодую жену букетом нарциссов, собственноручно надранных на городской клумбе.

И казалось, всё стало хорошо. Она обживалась в доме, он закрывал глаза на сами собой моющиеся тарелки и взбивающиеся подушки. Она шила распашонки и чепчики, он добился повышения в цеху, заняв должность старшего мастера. По вечерам, когда спадала влажно-душная городская жара, они гуляли под руку в парке, и Тобиас заботливо подстилал на жесткие лавки свою куртку, если всё быстрее утомлявшаяся Эйлин хотела присесть. Нет, трезвенником он не стал, но пил нечасто и немного — по его меркам: не больше пары-тройки пинт по вечерам, не чаще раза в неделю до упаду. Как прочие ребята с фабрики. Как все. Эйлин, никогда не пившей ничего, крепче вина, и не переносившей даже запаха алкоголя в теперешнем своем состоянии, оставалось смириться, ведь негоже молодой жене заявлять своему нареченному «или я, или твои дружки». Да и были это мелочи, по большому счёту, тернии на пути к звёздам, имя которым — любовь.

Вспыльчивый весельчак Тобиас с ослепительной улыбкой, сильными руками и глубоким, завораживающим, бархатным голосом, простой работяга Тобиас, не окончивший и средней школы, магл Тобиас, кривившийся всякий раз, когда она бралась за палочку, стал её жизнью, её проклятием, её счастьем и болью, её Always…

И никто и никогда не сумел потеснить его с места, занимаемого им в душе замкнутой черноволосой волшебницы — даже родившийся в первую декаду января малыш, с первой минуты так трогательно похожий на мать.

Пунктуальная Макгонагалл уже поджидала Эвансов в условленном месте в компании коренастой и загорелой пары с белобрысой широкоскулой девочкой. Заметив рядом с ними неучтенного Снейпа, профессорша только дёрнула углом рта, но ничего не сказала. Мужчины пожали друг другу руки, женщины обменялись кивками. Выяснилось, что вторая семья — это Макдональды, родители маглорожденной Мэри.

А дальше был путь через Дырявый Котёл и погружение в мир магов. Взрослые держались собранно и по-деловому, Северус вообще норовил взять на себя роль проводника, неплохо изучив Косой переулок во время вылазок сюда с матерью, а вот девчонки ходили натурально раскрыв рты.

Первой остановкой в этом забеге был банк, где нужно было обменять фунты на галеоны всем, кроме Снейпа — предусмотрительная Эйлин собирала свою заначку сразу в нужной валюте. Гоблины Лили не понравились — пронырливые, хитроглазые, заставляющие «барометр» беспрестанно колебаться от каждого слова. Мэри их и вовсе откровенно испугалась.

После Гринготтса семьи разбрелись, Макгонагалл же, дав подопечным свободу и время, назначила встречу в кафе Фортескью через три часа.

В каждой лавке Эвансы, покупая всё в удвоенном количестве, умудрялись сэкономить Севу немного денег — озвучивая ему его половину суммы, постоянно округляли в его пользу пару десятков кнатов, а то и сикль-другой. На покупке мантий удалось выгадать даже галлеон, пока мальчишка отвлекся на Лили, просившую оценить, который из примеряемых костюмов сидит на ней лучше. Благодаря острому уму и обширной юридической практике, мистер Эванс быстро разобрался в непростой системе счисления местных денег и мог легко проворачивать подобные авантюры, ибо Северус от обилия впечатлений был не особо внимателен, да и подвоха от зарекомендовавших себя «своими» взрослых не ожидал. Правда, стоило труда убедить парня не брать школьные мантии в магазинчике подержанной одежды, как настоятельно напутствовала мать, а пойти вместе с ними к мадам Малкин, аргументировав тем, что в первый раз важно произвести хорошее впечатление, а качественной новой мантии потом вполне хватит и на следующий год, особенно, учитывая их безразмерность.

Северус очень боялся, что денег не достанет на палочку, но и тут миссис Эванс сумела его ловко и ненавязчиво успокоить. Лили тоже побаивалась похода к Олливандеру, но несколько по другой причине: ей казалось, что, стоит взять в руки палочку, и все её волшебные достижения испарятся, как и не было. Она отдавала себе отчёт в безосновательности этих страхов, но от этого они никуда не девались.

Но когда, наконец, палочка из пятой по счёту коробки разродилась снопом золотых искр, она не почувствовала ничего — ни так пугавшей её пустоты в солнечном сплетении, ни какого-либо невероятного прилива силы. Всё было, как обычно, за исключением нервничающего полуседого волшебника, всегда гордившегося своим чутьём и умением подобрать необходимое максимум с третьей попытки. Подошедший Лили артефакт был из гибкой ивовой древесины и содержал в себе волос единорога — Олливандер прокомментировал, что такая палочка идеально подходит для хрупкой девушки и особо чувствительна к светлым заклинаниям. «Берегите её, мисс, и она никогда не предаст вас» — добавил мастер, а Лили сразу задумалась, что включается в понятие «беречь» и каковы будут последствия пренебрежения советом.

С Севом дело шло ещё туже. После пятой пробы у почтенного Олливандера тряслись руки, после седьмой — явственно дергался глаз. При виде золотистого фейерверка, исторгнутого восьмой палочкой — чуть изогнутой, вырезанной из капризной виноградной лозы и начинённой сердечной жилой дракона — в тот момент, когда мальчик только протянул к ней руку, пожилой артефактер многоступенчато выдохнул и предложил обоим ребятам неплохую скидку — за технические накладки. Откуда ему было знать, что дело вовсе не в его отказавшей интуиции и не в качестве его продукции, а в двух носах — конопатом и хищно изогнутом, — сунутых туда, куда много столетий не совались и большинство взрослых магов, не говоря уж о недорослях-дошкольниках.

Покидая магазинчик с очередными свёртками под мышками, друзья успели увидеть, как пришедшая им на смену Мэри легко и непринужденно высекла искры первой же предложенной палочкой, чем повергла Олливандера в настоящую экзальтацию.

Основная программа была выполнена: книги, писчие принадлежности и котлы стоически тащил мистер Эванс, пакеты с мантиями взяли на себя Северус и лилина мама, обе коробки с палочками же торжественно несла сама Лили. Сев было завернул к виднеющемуся в другом конце улицы навесу кафе-мороженого, но миссис Эванс остановила его:

— Погоди немного, Северус. Зайдём ещё в зоомагазин, — профессор говорила, что личная сова значительно облегчает связь с родными.

— Мне не надо сову! — моментально откликнулся парнишка, зная, что оставшихся в кошеле денег — пары галлеонов и десятка сиклей, не считая россыпи медяшек, хватит, разве что, на какую-нибудь жабу или бестолкового кота нечисто-низзловых кровей, которые, увы, при пересылке писем абсолютно бесполезны. — Я и школьной прекрасно обойдусь!

— Пойдём с нами за компанию, поможешь Лили выбрать, — поддержал жену мистер Эванс, а Лили радостно закивала, так что Снейпу пришлось согласиться.

— Бери вот эту, — уверенно порекомендовал Сев, указывая на крупную неприметного цвета сову с огромными кругами перьев вокруг глаз. Лили неохотно отлепилась от клетки с филином и с явным сомнением поглядела на протеже друга.

— Какой-то у неё вид туповатый… — скривилась она.

— Это только кажется, из-за лицевого диска. На самом деле, все совы очень умные.

— А филин ещё и красивый! — поджала губы девочка.

— И стоит, как золотой котёл! — Сев умел экономить не только свои деньги. — Смотри, эта совсем на чуть-чуть меньше, зато они неприхотливые и могут жить в снежных горах. А Хогвартс, если ты помнишь, находится на севере Шотландии. Филин там разболеется и сдохнет зимой. Сравни, какие у них перья, у этой — как броня! Гладкие и прилегающие.

— Вон те тоже гладкие… — уже не так уверенно указала Лили на воробьиных сычиков, хорошеньких, как игрушки.

— Его твое письмо перевесит, — Сев был неумолим. — Говорю ж, бородатая неясыть — самый лучший выбор.

— А это мальчик или девочка? — сдалась Лили, обращаясь к продавщице, сухонькой маленькой ведьме весьма классического вида.

— Девочка, — разулыбалась старушка, сразу перестав походить на книжную каргу. — Совсем молодая совушка, которой тут очень неуютно. И она так на тебя смотрит…

На этом Лили сломалась. Несчастная юная сова, страдающая в переполненной птицами лавке, которую она, Лили, может осчастливить… Механизм спасения всего и вся запустился с полпинка.

— Мам, пап, я хочу вот эту!

— Прекрасный выбор помог сделать друг вашей дочери! — отметила продавщица и юркнула в подсобку за клеткой.

— Интересно, у неё есть имя?.. — запоздало спросила девочка ей в спину.

— Фамильяра называет хозяин, такое правило, — вместо ведьмы ответил Сев. — Так что можешь начинать думать над именем!

— Вот вместе и подумаете, — неожиданно вступил мистер Эванс, доставая деньги. — Это подарок вам с Лили на двоих. Благо, адреса наши рядом, что облегчит совиную задачу.

— Наша общая сова?! — воскликнула девочка и с писком повисла у отца на шее. — Спасибо, папочка, ты самый лучший!

— Право, не стоило, сэр… — покраснев до выреза футболки пробормотал Северус, которого не смущало иметь что-то на двоих с Лили — был же у них «Наутилус», но продолжал тревожить финансовый вопрос. Подошедшая миссис Эванс потрепала его по макушке и прервала его излияния:

— Стоило-стоило! Нам так будет спокойней.

— Как тебе имя Нимуэ? — спросила рыжая, на пару с другом таща объемную клетку к вожделенным столикам под навесом.

— Вполне, — серьезно кивнул мальчик, стараясь незаметно перенести на свою сторону побольше веса.

Примечания:

Вот Нимуэ))

https://ibb.co/QJYF837

Каждый год девочки Эвансов навещали бабушку в Дорчестере. Это лето — последнее перед школой — не явилось исключением, и буквально через пару дней после посещения Косого переулка красный Mini стартовал в сторону побережья. На сей раз это не было трагедией ни для Лили, ни для Северуса — их дружба была проверена временем, впереди ждало множество интересного, так что значат какие-то две недели?!

Разумеется, они оба скучали, но одну отвлекала от грустных мыслей любимая бабушка, неутомимая выдумщица всевозможных развлечений для ненаглядных внучек, а второму не давала в конец затосковать оставленная на его попечение Нимуэ. Практически сразу Северус оценил, что сова не только крупна, сильна и сообразительна, но и весьма прожорлива. В тёмные ночи он выпускал её полетать и поохотиться, а в ясные, когда силуэт огромной совы слишком уж выделялся на фоне коуквортского пейзажа, оставлял в клетке, и тогда недовольная заточением птица милостиво принимала из рук мальчишки свежепойманных им мышей. Для ловли оных пришлось срочно осваивать — а сначала изобретать — специальные манящие чары, заставлявшие потерявших волю грызунов идти на неслышимый маглам зов юного волшебника. Хватая поперёк тушки очередную серую пленницу, Северус задумался, не отсюда ли берут начало чары Империуса, как и многое другое, приспособленные впоследствии отнюдь не для благих целей.

Кроме сугубо прикладной магии, его занимали и другие эксперименты, благо, в доме взрослой ведьмы можно было безнаказанно размахивать недавно приобретенной палочкой, не боясь санкций от Министерства. Да и заказные зелья никто не отменял — словно стараясь напоследок получить от бесплатного помощника как можно больше, Эйлин загружала его по самые уши. Сев не сильно переживал об этом — его грела мысль, что с каждым днём Хогвартс всё ближе и ближе. На собственные изыскания оставалось не так уж много времени, но и его хватило, чтобы по приезде было что рассказать Лили.

Девочка вернулась с выгоревшими в лисий цвет волосами — почти тон в тон с хвостом Локи, сопровождавшего хозяйку в этом путешествии, с загоревшими в шоколадное руками и с огромным красивым бакланьим пером — в подарок Севу.

— Хочешь, можешь его в треуголку воткнуть, а хочешь — заострить и писать в школе!

Сев бы с бОльшим удовольствием воткнул его в одну из ракушек на окне, превратив в часть монумента, но, если он не будет использовать её подарок, Лили может обидеться, поэтому он сделал выбор в пользу писчей принадлежности. Всё равно скоро уезжать, какая в Хогвартсе треуголка!

Когда радость встречи немного улеглась, а коржики миссис Эванс были съедены, настал черёд делиться своими наработками.

— Я тут поэкспериментировал маленько — с палочкой и без. Стандартные заклинания — типа Акцио, Левиосы или того же Люмоса в первом случае выходят быстрее и чётче, как будто по готовым лекалам. Но и контролировать их сложнее — Люмос получается всегда одного размера, держится всегда одинаковое количество времени, а призыв игнорирует преграды. Я тут книжкой чуть стол не сломал — она в ящике лежала, когда я её приманивать стал, так она напролом попёрла, чуть всё не разворотила. Нет тонкости, пространства для манёвра, понимаешь?

— Понимаю! — кивнула Лили. — Примерно так я и думала. Это можно сравнить, знаешь, с чем? Колдовство палочкой — как поездка на трамвае или поезде: быстро, удобно, из точки А в точку Б без проволочек. Но и в сторону не свернуть, не заглянуть вон в тот проулочек — а что там? И остановиться по дороге нельзя, только на станциях. А без неё — как верховая езда: ты сам решаешь, с какой скоростью побежит твоя лошадь, где она остановится, куда повернёт, но просто так, с нуля, не сядешь и не поскачешь — это сложно, этому надо обучаться, и не факт, что из тебя выйдет заправский наездник. Ну и нужны сила, ловкость, реакция…

— Офигенно сравнила! — хлопнул в лодоши парнишка. — Точно! И получается, что палочкой колдовать — как и в поезд сесть — особого ума не надо, любой остолоп справится, будь в нём хоть капля магии. Дошёл до вокзала — уже молодец, считай, поехал. А ту лошадь ещё объездить надо, приручить, научиться из седла не падать, не говоря уж о всяких верховых фокусах.

— То есть, палочки как бы уравнивают возможности всех волшебников?

— Ага! Но и ограничивают тоже. Сможет любой, но выше головы не прыгнешь. Я вот думал — как Основатели вообще сумели отгрохать Хог — огромный, насквозь пропитанный магией замок? Сейчас никто бы и не замахнулся на такой уровень, даже близко. Выходит, что маги древности были сильнее, а мы тут деградируем потихоньку? Или всё же дело в чём-то другом? А вот и ответ, как мне кажется.

— Вполне вероятно, да… То есть, не маги были сильнее, а силой своей распоряжались свободнее. Неужели оно того стоило — чтобы уравнять всех?

— Зато получилась система, которую хоть как-то можно упорядочить и передать. Ведь о беспалочковой магии как писать учебник? Сосредоточтесь и представьте? Не вышло? Значит, неправильно представили, сосредотачивайтесь дальше, до посинения? А тут — всё понятно — круговое движение, рассечь воздух, сказать «Левиосу» — и опа! книжечка и полетела. Когда маги древности лично набирали учеников и передавали своё искусство от человека к человеку, это ещё прокатывало, а в школе, с кучей студентов — шиш.

— И в угоду массовости пожертвовали великими свершениями…

— Наверное, отдельные волшебники допетривают до этого всего — в каждом поколении. И совершают что-то грандиозное. Но так-то, да. Пожертвовали. Ну и контроль, конечно. Поездами управлять проще, чем конницей — рельсы перегородил, все и остановились. Правда, какая причина была первее, мы вряд ли когда узнаем.

— А может, и обе разом.

— А может, и так.

— Ну и что — будем великими свершателями? — улыбнулась подруга.

— Всяко постараемся. А для этого все виды транспорта освоить надо, так хорошо, как только сможем.

— А ещё, как ты говоришь, не светиться особо…

— Угу. По крайней мере — поначалу, пока во всём не разберёмся.

Для проверки своих теорий — да и просто для забавы — ребята придумали соорудить воздушного змея и загнать в небо как можно выше — с помощью стандартной Левиосы и по их собственной методе. Пускать змея решено было на заднем дворе дома Снейпов — чтобы беспрепятственно использовать палочки, а вот делать его удобнее — и спокойнее — было у Лили.

— Нитки нужны, прочные. Есть? — снова сдул постоянно падавшую на глаза длинную прядь Северус.

— У Туньи есть точно. Но она на своих курсах, придёт ещё через час.

— Может, зайти и взять? Или у неё заперто?

— Нет, у нас не запираются двери в комнаты, — девочка явственно колебалась.

— Ты не знаешь, где они лежат? — не очень понимал проблему Сев.

— Да знаю, просто… А, пошли! — она решительно встала. — Быстренько заскочим, возьмём, а я ей потом катушку верну.

В комнате Петуньи было кристально чисто и настолько прибрано, что она казалась нежилой. Поэтому большое письмо с такой знакомой красной печатью, лежащее посреди пустого стола, бросилось в глаза сразу, едва Лили протянула руку к шкафчику с рукодельными принадлежностями. За её плечом поражённо засопел Северус:

— Это что — письмо из Хогвартса?! Ей? Магле?!..

— Сев! Мы не должны его читать! — одернула девочка уже протянувшего было руку друга.

— Оно же вскрыто уже, она и не заметит! Мы аккуратно посмотрим и всё, — начал возражать мальчишка, но руку убрал.

— Какая разница — вскрыто или нет! Это же чужое письмо, неужели ты не понимаешь? Нас оно не касается!

— Но оно же из Хогвартса, как оно может нас не касаться? Это какая-то ошибка — не может магл получить письмо из школы магии!

— Ой… а вдруг… а вдруг Тунья всё-таки волшебница, а?! — Лили прижала ладони к щекам. — И ей пришло приглашение на учебу?..

— Ерунда! Подумай, Лилс — ей лет уже дофига — какое приглашение? Да и не может она быть волшебницей, никак не может.

— Ну а вдруг?! — не унималась девочка.

— Не вдруг. Во-первых, возраст — ни одного выброса за тринадцать лет? Так не бывает! Во-вторых, она не почуяла, когда я ей в голову влез — помнишь? Ну тогда, случайно… Я вот сразу понял, когда мать попыталась мне мозги пролистать — буквально в первую секунду, хоть она и очень так себе легиллимент. В-третьих — сколько ты билась, чтоб её чему-то научить, забыла? И что — и хрен с маслом! В-четвертых…

— Может, это из меня учитель никакой. Ты же сам вчера говорил, что невербальной магии обучить очень сложно. А она же всё-таки почувствовала шарик…

— Нет, Лилс, ты прекрасный учитель — меня же летать выучила! А начальный этап в виде шарика все чувствуют, там сплошная физика и ничего больше. Зажечь же не смогла? То-то и оно. Так вот, а в-четвёртых, будь она колдуньей, об этом знали бы — в Министерстве и в школе, я ж говорил. И уже давным-давно бы с ней связались.

— Как будто маги непогрешимы и не могут ошибаться! Мало ли, проворонили все сроки и вот, связались только теперь!..

Северус внезапно понял, что, споря с Лили и разубеждая её, он только удаляется от своей цели, а нужно бы наоборот — подыграть и подначить. Червячок сомнений точил его, но голос любопытства был сильнее, поэтому он сказал:

— Ну, может, и так. Но мы же этого никогда не узнаем, потому что ты не хочешь читать письмо… — и притворно тяжело вздохнул. — А могли бы уже десять раз на место положить и быть в курсе!

Если бы Сев продолжал с ней препираться, настаивать, уговаривать, Лили стояла бы насмерть. Но он равнодушно скользнул напоследок по письму взглядом, вынул у неё из руки катушку ниток, что она рефлекторно сжимала всё это время, и едва не вразвалочку направился к двери, всем своим видом демонстрируя, насколько ему неинтересно. Ах, если б хотя бы речь шла о личном дневнике Петуньи или письме от поклонника, или тайной тетрадке её стихов, буде таковые случились бы, но ведь этот конверт с печатью и гербом — официальный документ, там не может быть никакой постыдной тайны, а вот что-то важное и судьбоносное — очень даже. Лили практически не сомневалась, что там — извещение о зачислении Петуньи в школу, ей так хотелось утереть нос Севу, доказав, что это возможно, она уже так ясно представила их всех троих под высокими сводами Хогвартса, что…

— Ладно, будь по твоему, — услышала она свой голос как будто со стороны.

Когда Северус обернулся почти в дверях, она стояла у стола, держа в одной руке конверт, а в другой — освобожденное от него письмо. Ему бы радоваться, что его желание вот-вот исполнится, но по спине почему-то поползли мурашки.

— Может, всё же не надо, Лилс?.. Ты же сама говорила…

— А ты говорил, что нас это касается тоже. Мы, волшебники, имеем право знать, что в волшебном письме. Но прежде, — она подняла пергамент повыше, хотя Сев и не пытался его забирать, просто вернулся к столу, — поклянись. Поклянись, что всё, что мы сейчас узнаем, останется между нами. И если Тунью и правда приняли в Хогвартс, то ты удивишься и поздравишь её, как ни в чём не бывало, когда она об этом расскажет. Как будто это для тебя новость.

— Я поклянусь, Лилс, не проблема. И наплету ей, что хочешь, а надо — буду молчать до гроба. Мне не сложно. Но ты же сама себя съешь, если сейчас прочтёшь это ёбаное письмо, я же тебя знаю. Сейчас ты мне хочешь доказать, что ты права, а ещё хочешь, чтобы твоя сестрица тоже поехала с нами. Но этого не будет, в этом я тоже могу поклясться. И там — что угодно, но только не приказ о зачислении. И ты тут же пожалеешь, что прочла, и будешь мучиться, и от вранья будешь тоже мучиться, а я буду мучиться, глядя на тебя. И потом всё равно не выдержишь и расскажешь ей, а она с тобой расплюется за это, а ты её любишь, хоть она и стерва. Вот. Если я не прав, то забудь, что я тут нагородил, и давай прочитаем, потому что мне и правда очень охота знать. Но если нет… Так мне клясться?

Лили уронила руки вдоль туловища, беспомощно посмотрела на Сева и разрыдалась. Он подошёл, осторожно вынул из ослабевших пальцев пергаментный компромат, вложил в конверт и разместил на столе, как было, и только потом вздохнул и сгрёб подругу в охапку, неуклюже гладя по вздрагивающей спине.

Когда Петунья вернулась, письмо, со злости брошенное ею прямо на столе, встретило её на прежнем месте, а дома никого не было. Она, кусая губы, ещё раз перечитала его, а потом сделала движение, будто собираясь скомкать, но возведенная в степень аккуратность возобладала, и злосчастный конверт отправился в нижний ящих стола, где хранился, пусть и в идеальном порядке, но всякий хлам. Шмыгнув носом и вытерев глаза, девочка отправилась на кухню — ничто так не помогало бороться со стрессом, как шоколадные кексы. Сначала выпечка шоколадных кексов, а потом их употребление. Оба процесса были медитативны, приятны и умиротворяющи — безотказное средство.

Змей удался на славу — хоть и выйдя несколько кривобоким, но зато большой и с хвостом, всем котам на зависть. Выяснилось, что Левиоса, даже сдвоенная, «в два ствола», как обозвала это увлеченная вестернами Лили, имеет предел дальности — выше телеграфного столба змей не поднимался, хоть тресни. Залезание на забор прибавило ещё метр — значит, дело было не в волшебной силе, а на самом деле в расстоянии до заклинаемого предмета. По отдельности результаты их были схожи — лишь чуточку ниже совместного. Зато приступив к беспалочковой части, юные натуралисты так увлеклись, что потеряли змея из виду, когда он превратился в точку на августовском небе.

— Ничего, — утешал Сев расстроенную подругу, которой жалко было трудов и самого змея. — Может, он теперь улетит в космос — как настоящая ракета! Ведь никто не знает, насколько ему хватит заряда магии, которым мы его пнули. Представляешь, какие-нибудь астронавты выглянут в окошко из своего корабля — а мимо них как раз наш змей пролетит!

— В иллюминатор, — поправила Лили, уже улыбаясь во весь рот. А Севу только того и надо было.

Вечером Лили с некоторым замиранием под ложечкой стукнулась в комнату к сестре:

— Тунья, чудесные кексы, спасибо! — и без паузы продолжила. — Я у тебя нитки брала, нам очень нужно было…

Она протянула на ладони катушку, а Петунью словно подбросило током:

— Ты заходила ко мне сегодня?!

— Да, часа в два, — затораторила Лили, краем глаза отмечая, что письма на столе больше нет. — Ты как раз на занятии была, а мы змея делали, а без ниток…

— Какого змея?! — страдальчески изломила бесцветные брови Петунья. В ее голосе явно читалось «какого чёрта?!».

— Воздушного… — смешалась под её напором Лили и возблагодарила всех богов и Сева, что не прочитала то проклятое письмо. Иначе сейчас бы ей было в сто раз хуже.

— Детский сад!.. — всплеснула руками сестра и тут же недобро прищурилась. — И, конечно, конверт на столе видела. — Лили так смутилась и покраснела, что у Петуньи возникло страшное подозрение. — Что… Неужели ты читала?! Признавайся — ты совала туда свой нос, или… — тут её совсем перекосило, — этот твой дружок?!

— Нет! — звонко выкрикнула Лили, снова и снова радуясь, что Сев её удержал. — Ни я, ни он ничего не читали, честное слово!

Зная, что для мелкой эти слова — почти как заклинание, и, способная юлить по мелочи, на откровенную ложь Лили бы не пошла, Петунья немного успокоилась и даже не заорала снова, когда сестра продолжила:

— Хотя я очень удивилась. — она изо всех сил старалась избегать местоимения «мы», чтобы не злить Петунью ещё больше. — Это ведь из Хогвартса, правда? Скажи мне, Тунья… — и она посмотрела совсем, как в детстве, когда выспрашивала, есть ли взаправду зубная фея. — Ты всё-таки волшебница?

И вместо готовой сорваться ругани, внезапно для самой себя, Петунья, как и тогда, почти пять лет назад, обняла свою младшую, уткнувшись ей в макушку. Только на этот раз не засмеялась, а заплакала.

Сёстры прорыдали в обнимку весь вечер, но уходила Лили не с тяжёлым сердцем, как можно было ожидать, а с переполняющей её легкостью, как будто с души скатилась гранитная глыба, или её дуплетом ударили Левиосой, или она стала, как мыльный пузырь — радужная и невесомая. Петунья тоже, хоть ещё и изредка всхлипывала — судорожно, но всё реже и реже — уже слабо улыбалась, рассматривая свои руки, которые сестрёнка только что окрестила золотыми.

Севу в сухом остатке и после торжественного обещания молчать, как покойник, было передано следующее: Петунья заранее приготовила прошение к директору, даже имя подслушала из их разговоров, и когда прилетела сова с лилиным письмом, всучила ей своё, за что и была клюнута возмущенной нарушением правил птицей. И вот сегодня утром пришёл ответ…

— Может, сова и раньше прилетала, — рассказывала Лили другу, — но нас же не было, мы только вчера вернулись. И сегодня она её застала.

— Дамблдор отказал? — полуутвердительно спросил Сев.

— Ага… — Лили казалась огорчённой едва ли не больше сестры. — Очень вежливо написал, что это не в его власти и всё такое. Ещё и успехов пожелал…

— Ну а что он мог сделать, Лилс… — Северус, страдая от её расстроенного вида, взял её ладошку в свои. — Она и правда не увидит Хогвартса, не то что в нём учиться. Никто не в силах этого изменить.

— Наверное, ты прав. Знаешь, после нашего с ней разговора она как будто успокоилась немного на этот счёт. Надеюсь, у неё всё будет хорошо!

— Непременно будет! Человек, способный печь такие кексы, в жизни не пропадёт!

Последний летний вечер золотил предзакатными лучами полянку, а чахлые берёзки по её краям заметно золотились сами по себе — сказалось контрастное лето. На поваленном стволе тополя-исполина сидели мальчик и девочка. У девочки был длинный медно-рыжий хвост и россыпь задорных веснушек на чуть вздернутом у самого кончика носу. Блестящие черные волосы мальчика шевелил по плечам слабый ветерок, а его носу впору было украшать медали. На мальчишечьей голове гордо красовалась пиратская треуголка. Между пальцами девочки красовалась сложная плетенка из веревочки, которую она ловко крутила туда-сюда.

— Это «колыбель для кошки», меня бабушка научила, — сказала она, опутывая этим странным макраме и руки друга.

— Странная конструкция, — с сомнением протянул он, и не думая сопротивляться. — Бабушка твоя что — в игры играет?

— С нами — постоянно, она знаешь, какая выдумщица! — Лили вдруг задумалась и остановилась, не доплетя веревочную фигуру. — Сев, а у тебя есть бабушка?

— Где-то есть, наверное, — пожал плечами паренёк. — Мама о своих родителях никогда не говорила, так что с её стороны — не знаю. А по отцовой линии точно была, мы пару раз ездили к ним куда-то в Уэллс, когда я совсем мелкий был.

— А потом что? Почему перестали?

— А они переругались все. Я толком не помню, говорю ж — давно было очень. Помню только, что Тобиас орал и дед орал, оба пьяные. А бабка всё повторяла «байстрюк, байстрюк, байстрюка прижили» — я хрен его знает, что это. Потом у мамы попытался спросить — она ругаться начала. Ты случайно не знаешь?

— Мммм… — замялась подруга, не в силах определиться, что лучше — просветить друга или оставить его в неведении, и в результате выбрав срединный путь. — Это по-простому значит «бастард». — И она умолкла, решив, что, если Сев в курсе значения этого слова, то дальше можно ничего не объяснять.

— А… — только и ответил он и тоже замолчал надолго. Видимо, книжный вариант понятия был ему знаком. — То-то меня Тобиас ублюдком кличет. Запало, видать, в душу-то, — продолжил он в конце концов.

Лили не отвечала, не представляя, что на это можно ответить. Только сжала его пальцы прямо так, через веревочные узоры. Северус внезапно встрепенулся:

— А может, я и правда не его сын, а? — с надеждой взглянул он на подругу.

— Вряд ли… — тихо проговорила та, старательно рассматривая нахохленную ворону на березовой макушке. — Ты на него похож.

— Да где?! — искренне возмутился Сев. — Я же полностью в мать! Чем я могу быть на него похож?!

— Носом, — смущенно сказала она, — Формой, — умолчав о том, что длина оного явно перешла от Эйлин, только у той он был прямой. Снейп, по закону подлости, собрал от родителей всё «лучшее». — Но тебе идёт! — поспешно и искренне заверила Лили, запереживав, что друг обиделся. — Правда!

Мальчишка фыркнул и потер вышеназванную часть тела:

— Ну, если тебе нравится, то и дракклы с ним — и с носом, и с Тобиасом! Отдохнула? Попробуем ещё раз?

— Ага, — вздохнула девочка, которая вот уже битый час старалась освоить основы менталистики — пока практически безуспешно.

— Я загадал, лови! — уставился ей в глаза Северус.

Лили, наморщив лоб, долго вглядывалась в широко распахнутые глазищи цвета горького шоколада и, наконец, неуверенно произнесла:

— Бирюзовый?..

— Почти! — обрадовался юный учитель. — Изумрудный! — это было не совсем точное название оттенка лилиных глаз на закате, но его словарного запаса на большее не хватило. — А говорила — не получится! Теперь ты посылай!..

Когда солнце окончательно спряталось за растрепанными макушками деревьев и полянку прочертили длинные, густеющие с каждой минутой тени, ребята, традиционно взявшись за руки, погрузили свой штабик, ставший им буквально вторым домом, в глубокий стазис, чтобы «Наутилус» без помех дождался их следующим летом. И хотя теперь каждый из них мог осилить подобное волшебство в одиночку, ни один не подумал разнять ладони — вместе колдовалось как-то привычнее и — правильнее?..

Несмотря на угасающий вместе с закатом август, стремительно заканчивающий лето последний день каникул, ни Лили, ни Северусу не было грустно.

Дома ждали собранные чемоданы, нервничающая, словно чующая перемены, Нимуэ, заранее приготовленная на утро одежда. Назавтра предстояла поездка на вокзал — и дальше, к суровым шотландским горам, к величественному и древнему замку.

Конец первой части.

Примечания:

Вот и пришла пора нашим ребятишкам отправиться в лучшую школу во всей Британии. А мой нежданный фанфик давно перерос заявленный размер миди. Как думаете, что лучше: изменить шапку на «макси» и вторую часть писать тут же, или школьную эпопею начать описывать отдельным фанфом?

Открытое голосование объявляется открытым)

* Как и обещала, название второй части будет другим, но тоже, по традиции (уже), связанным с фильмом. Чем Хогвартс не дом — просто очень большой? И ведь у озера же, не поспоришь!)

Примечания:

Количество лайков под комментариями о продолжении писанины тут же, в этом фанфике, совпало с моим тайным желанием не плодить сущности. Так что… мы продолжаем КНВ!)

Северус едва дождался, пока Лили наобнимается и напрощается со своими. Его прощание с матерью было коротким и сухим — Эйлин на секунду прижала его к груди, коснулась тонкими губами виска и, проговорив в качестве напутствия «Надеюсь, мне не придётся краснеть за тебя», аппарировала. И вот теперь он в нетерпении наблюдал настоящий эпизод из мелодрамы в исполнении семейства подруги. Миссис Эванс пустила растроганную слезу, мистер Эванс то и дело взволнованно приглаживал редеющие надо лбом пшеничные кудри, оба они уже третий раз брали с Лили — а заодно и с Сева — торжественное обещание писать как минимум через день. Северус кивал, переминался с ноги на ногу и поминутно косился на пыхтящий у перрона алый паровоз.

Петунья не поднимала глаз от вымощенного плитками пола на протяжении всей этой сцены, и только когда поезд шумно развел пары, словно вздохнул, и школьники заторопились по вагонам, внезапно поймала Лили за руку — за вторую её уже тянул к дверям Сев — порывисто обняла и сунула какой-то небольшой пакетик. Состав дёрнулся, над платформой прокатился зычный гудок, Лили взлетела по ступенькам, боясь опоздать и так и не успев толком проститься с сестрой. Осталось лишь махать им всем из коридорного окна, через чьи-то головы и плечи, в то время как поезд всё набирал ход, оставляя платформу, родителей, Лондон, прежнюю жизнь всё дальше и дальше.

Когда здание вокзала окончательно скрылось из глаз, Лили смогла наконец отлепиться от запотевшего стекла, и они с Севом, громыхая чемоданами, под клекотание недовольной Нимуэ, отправились искать купе.

Свободных, естественно, уже не осталось, и друзьям пришлось довольствоваться тем, где уже расположились двое мальчишек примерно их возраста. Они явно покончили с посадочно-прощательной суетой раньше и теперь вынужденно оторвались от созерцания заоконных видов, глядя, как Северус, пыхтя и чертыхаясь, пытается затолкать оба их чемодана на высокую багажную полку.

— Помочь? — снисходительно предложил один из них, доставая палочку. Лили, до этого страховавшая друга, оглянулась.

Говорил тот, что сидел ближе к окну, тощий и нескладный, как Сев, но явно из совершенно другой семьи и окружения. Это сквозило в его жестах, взгляде, интонации голоса, это читалось по его нарядной антрацитово-черной мантии, ткань которой явно отличалась в лучшую сторону, по нарочито небрежной причёске, по благородно золотящейся оправе очков — в общем, бросалось в глаза с первого взгляда. И почему-то заставляло девочку чувствовать глухое раздражение. И, видимо, не только её.

— Сам справлюсь, — прошипел Сев, когда отвлекшаяся на «помощника» Лили перестала поддерживать незаметной со стороны магией чемодан, который он таким же манером старался вписать в узкое пространство полки — да ещё так, чтобы их маленькое волшебное хулиганство оставалось незаметным со стороны.

Тяжеленный баул, съехав вниз из полузасунутого состояния, едва не треснул его уголком по лбу, но, привлеченная его шипением, Лили ойкнула и поспешно возобновила поддержку, а злой и запыхавшийся Сев в одно движение довершил начатое. Второй багажный монстр — кстати, его собственный — оказал меньше сопротивления, а может, это Северус со злости приложил его бОльшим выплеском силы, и через минуту с погрузкой было покончено.

Стараясь отдуваться потише, Сев плюхнулся на сиденье напротив попутчиков, положив на колени свернутую мантию, заранее извлеченную из багажа, и мучаясь неразрешимой дилеммой: сидеть в магловских шмотках, как идиот, когда эти хлыщи красуются в новенькой форме, или бросить Лили с ними наедине? Дилемму аннулировала сама Лили, тоже взявшаяся за черную форменную хламиду и застывшая в растерянности:

— А где тут переодеваются? — вопросила она в пространство, но ответить первым успел всё тот же «помощник», словно так и ждавший случая с ней заговорить:

— В туалете в конце коридора. В любом из концов — их там два.

— Но в любой из них очередь! — ехидно добавил второй паренёк, до сих пор хранивший молчание.

Этот тоже выглядел весьма небедно, но почему-то, несмотря на язвительный тон, так не раздражал. Быть может, потому, что чем-то совершенно неуловимым чуточку напоминал Северуса. Не внешностью, не манерами, не взглядом, а чем-то… изнутри? Лили не смогла бы сказать точнее.

Стоять в очереди в тряском коридоре ей вовсе не улыбалось, и она, в поисках решения, вспомнила опыт детской поездки на поезде в те времена, когда у них ещё не было машины. Тогда сначала выставили за дверь папу, а потом они с Туньей прогулялись в коридор.

— Мальчики, почему бы вам не выйти всем на минутку? Я выгляну, как закончу, и позову вас, — будь здесь только Сев, она бы и не подумала выгонять его — он бы просто честно отвернулся, как уже бывало раньше. Но доверять гипотетической порядочности незнакомых и не самых приятных мальчишек Лили не собиралась.

— Э, а с какого перепугу?.. — начал было синеглазый «молчун», сразу перестав чем бы то ни было походить на Северуса, но «помощник» дёрнул его за рукав, поднимаясь:

— Дама просит, — со значением проговорил он, выразительно приподнимая брови над оправой, и в его голосе Лили послышалась насмешка.

Уже в дверях Сев встретился глазами с подругой и внезапно прочитал в них громко транслируемую мысль: «Пожалуйста, спокойней!..», дополненную умоляющим взглядом. Не полагаясь на менталистские успехи девочки, Сев просто коротко кивнул — то ли подтверждая получение сообщения, то ли соглащаясь с его содержанием, и защелка купе тихо клацнула.

Выныривая из свитера, Лили услышала с той стороны двери голос «помощника», даже не пытавшегося говорить тише:

— Ты гляди, какая!..

Ответ «молчуна» ей разобрать не удалось, но она приложила все усилия, чтобы переодеться как можно быстрее. Пожарные могли бы ей гордиться, когда всего через минуту с небольшим она высунулась из купе, приглашающе махнув Севу рукой. Тот стоял поодаль от лощеной парочки и смотрел на них даже не волком, а василиском, но отчаянную мысленную просьбу Лили выполнял изо всех сил — молчал, сжав губы в линию и свесив волосы на лицо. На её жест он отлепился от поручня и прошёл внутрь, ринувшихся же следом мальчишек остановила буквально грудью Лили, сама выходя в коридор и прикрывая за собой дверь.

— Теперь его очередь, — твердо сказала она, ставя ногу на край деревянной панели под окном и зашнуровывая кеды, намеренно оставленные напоследок в виду спешки.

— Нет, ну какая!.. — в притворном восхищении закатил глаза «помощник», обращаясь по-прежнему к «молчуну». — Характер!..

— Хочешь, с маменькой познакомлю? — буркнул тот, не включаясь в игру, — У неё тоже характер, тебе понравится.

— Да для начала с собой познакомь, — белозубо улыбнулся очкастый. — А потом по очереди представим друг друга леди, — и он отвесил в её сторону шутовской поклон. — Я Джеймс Поттер, — сказал он всё так же своему собеседнику.

«Вот же мерзкий! — кипела про себя Лили, яростно дергая шнурок второго кеда и всеми силами стараясь соблюдать собственную заповедь. — Говорит обо мне, как будто меня тут нет! Или, хуже того, как будто я есть, но я — вещь, навроде чемодана! Не думала я, доказывая Севу, что среди магов тоже есть мудаки, встретить одного из них в первые же минуты в волшебном мире. А то и двух!»

Неизвестно, выдержал ли бы шнурок ещё хоть пару рывков разъяренной волшебницы, но тут дверь купе отъехала, явив Сева в черной мантии до пят, которую он оправлял прямо на ходу — он тоже очень торопился с переодеванием.

Несмотря на бурлившее в ней негодование, Лили не могла не отметить, как идёт это одеяние её другу, делая его выше, старше, солиднее и… опаснее. Впрочем, любоваться им всяко лучше было изнутри купе, и девочка быстренько юркнула к окну, успокоившись только тогда, когда Сев занял место рядом с ней.

«Молчун» тем временем продолжил процедуру знакомства — уже на всех присутствующих и без всякого фиглярства. При прозвучавшем имени «Сириус Блэк» второй парень, назвавшийся Джеймсом, присвистнул:

— Мерлине правый, это которые потомственные слизеринцы? А ты мне показался таким приличным человеком!..

Сириус усмехнулся:

— Возможно, я нарушу семейную традицию. А ты куда хотел бы поступить?

Очкарик поднял над головой невидимый меч.

— Гриффиндор, славный тем, что учатся там храбрецы. Все Поттеры учились на факультете великого Годрика!

Северус не сдержался и презрительно фыркнул. Джеймс моментально обернулся к нему:

— Ты что-то имеешь против?

— Да нет, почему? — ответил Снейп, хотя его фырканье говорило само за себя. — Если кто предпочитает быть храбрецом, нежели умником…

— А ты-то куда пойдёшь, если ты ни то, ни другое? — вмешался Сириус.

Джеймс расхохотался. Лили сидела прямо, вся красная, с растрепавшимися волосами, и переводила неприязненный взгляд с Джеймса на Сириуса.

— Северус, пойдём поищем другое купе, — проговорила она неестественно высоким голосом.

— Оооо… — многозначительно протянул Джеймс, передразнивая её высокомерный тон, и Сириус на середине долгого звука к нему присоединился. — Сеееверууус!

Снейп дернулся было к ним, но Лили сжала его руку отчаянным жестом, подхватила со столика клетку с совой и петуньин свёрток и потянула его к выходу.

— Пошли, вещи потом заберём, как приедем.

Джеймс попытался поставить ему подножку, но то ли поезд дёрнулся в этот момент, то ли очкастый переоценил устойчивость своей позы, только он вдруг полетел лицом в стол, едва успев выставить руку, чтобы уберечь свою оптику. Сев уже выходил прочь, поэтому ни Джеймс, ни Сириус не могли видеть вспышку мрачного торжества в его глазах.

— До скорого, Снивеллус! — раздалось из купе, когда дверь захлопывалась.

Размашисто идя по коридору, Лили всё не могла успокоиться:

— До чего же противные, напыщенные, гадкие…

— Мудаки? — подсказал ей Сев, забирая у нее клетку. — Да, ты права, в мире волшебников они тоже нередки.

Почти пустое купе нашлось в самом конце, у двери в тамбур и туалет, где как раз рассосалась очередь из желающих переоблачиться. В уголке у окна сидел мальчик в потёртой, явно маловатой мантии и смотрел на пробегающий мимо пейзаж. Увидев заглянувших ребят, он широко и открыто, как-то совершенно обезоруживающе улыбнулся и сказал чуть хрипловатым, но очень располагающим голосом:

— Не нашлось пустого купе, да? Входите, пожалуйста, тут полно места! — и, привстав, протянул руку сначала зашедшему первым Снейпу, а потом и Лили. — Я Ремус Люпин. Какая у вас красивая сова! Хотите шоколадных лягушек?..

Когда угнездившаяся и успокоившаяся Лили, разжевывая удивительно вкусный шоколад, развернула наконец передачку от сестры, там обнаружилась стопка аккуратно сложенных накрахмаленных носовых платков с вышитыми в уголках инициалами: у половины «Л.Э», у второй — «С.С.». Стопку венчала записка, выведенная округлым каллиграфическим почерком Петуньи: «В Шотландии холодно, так что держите ноги в тепле. Надеюсь, платки вам не понадобятся, но лучше пусть они будут. Удачного пути и приятного аппетита!» На дне пакета обнаружился, тщательно завернутый в несколько салфеток, десяток маленьких шоколадных кексиков.

— Угощайся, Ремус! — Лили, сияя улыбкой, выложила гостинец на стол. — Не стесняйся, тут на всех хватит! Это пекла моя сестра…

— И, поверь мне, — важно добавил Северус с видом знатока, — эти кексы стоят того, чтобы их попробовать!

Примечания:

В главе использованы фрагменты оригинального текста Роулинг. Кое-какие — в первозданном виде, некоторые — после обработки напильником. Курсивом выделять цитаты не стала как раз по этой причине — напильник сильно усложнил бы задачу. Надеюсь, все их узнают и так)

Когда Северус и Лили, пропустив лавину ринувшихся наперегонки к выходу школьников, пришли за своими чемоданами, противных мальчишек в купе уже не было. Зашторив окно, друзья быстренько слевитировали поклажу с полки — дело шло куда проще, когда не нужно было изображать пантомиму «беспомощные первоклашки». Из поезда они ожидаемо выбрались одними из последних, но вот чего не ожидали, так это ожидающего их у вагона Ремуса.

И не только. Не успели ребята обменяться ни словом, как над перроном пророкотал густой зычный бас, исходящий, казалось, из огромной мохнатой горы:

— Эгей, детишечки-первогодки! Все ко мне! Все к Хагриду! Вы ж не хотите опоздать на праздничный ужин?

При ближайшем рассмотрении оказалось, что обладателем баса был как минимум восьмифутовый детина, до глаз заросший тёмной кудлатой бородой, плавно переходящей по бокам в волосы, а снизу — в огромную меховую шубу. Вняв призыву, «детишечки» потянулись к нему, не осталась в стороне и наша троица. Не слушая возражений, Люпин подцепил лилин чемодан — во второй он тащил свой собственный, правда, бывший вдвое меньше. Северус смерил его ревнивым взглядом, но препираться было некогда, колосс, назвавшийся Хагридом, уже уводил вереницу ребят к поблёскивающей в сумерках воде, где толпилась целая орда маленьких лодочек. Радовало, что Лили теперь несравнимо легче — колдовать в такой толпе они не решались, а багаж вышел внушительным, — у неё свободна одна рука, и этой рукой она цепко держится за локоть Северуса. Да и не утащил бы он, признал Сев, без магии оба баула разом, а так хоть Лили не будет надрываться. Но тут Хагрид, обернувшись, возвестил на всю окрестность:

— А пожитки все оставляйте здесь, у причала. Не бойтеся — ничего не затеряется! Как с ужина придёте в спальни — так они и ждать вас будут.

Дети радостно побросали надоевшую поклажу и налегке устремились к лодкам. С Нимуэ, впрочем, ни Лили, ни Северус расставаться не захотели, взяв клетку с собой. В толпе девочка заметила Мэри Макдональд, с которой они летом познакомились в Косом переулке, окликнула ее, и та, протолкавшись против течения, примкнула к компании.

Громогласный Хагрид руководил посадкой:

— По четыре в одну лодку, по четыре! Больше нельзя, а то потопнет! Не толкайтесь, местов хватит на всех.

Так и вышло, что они все четверо уселись в маленькой, на вид очень лёгкой лодочке, и завороженно смотрели, как между ними и берегом всё ширится тёмная полоса воды. Лили почувствовала, что Ремус, касавшийся её бока локтем, мелко вздрагивает.

— Тебе холодно? — участливо поинтересовалась она, за что бедняга Люпин получил ещё один неоднозначный взгляд от сидящего наискосок от него Снейпа.

— Нет, мне жарко, просто волнуюсь перед распределением, — в подтверждение своих слов лязгнул зубами мальчик.

— И куда собрался? — переключил Северус внимание Ремуса на себя.

— Думал о Гриффиндоре… если возьмут, — улыбнулся тот, так искренне и одновременно застенчиво, что Сев аж устыдился своих не самых добрых мыслей.

— Ой, мы сегодня встретили в поезде не самых приятных личностей, они очень рвались как раз на Гриффиндор… — воскликнула Лили и продолжила, бросив взгляд на мантию Люпина, явно не бывшую даже предпоследним писком моды, — я бы не советовала тебе туда… Там, кажется, учиться спокойно не получится.

Как же она была рада, что они с родителями уговорили-таки Сева одеться не в сэконд-хэнде — Лили представила его на месте Люпина, потерянного и оборванного, и внутренне поёжилась. Такие, как Поттер с Блеком не преминули бы прицепиться ещё и к этому.

— А куда советовала бы? Мне-то, по большому счёту, неважно, лишь бы в Хогвартс… — с непонятной ребятам тоской пробормотал парень.

— Ты такой хороший, дружелюбный, — начала Лили, а Ремус почему-то грустно усмехнулся, — может, попробовать на Хаффлпафф? Думаю, ты бы там прижился.

— Или, как мы планируем, на Рейвенкло — если мозгами вышел, — вскинув бровь добавил Северус. Лили, побоявшись, что новый знакомый, не привычный к манере Снейпа общаться, может обидеться, незаметно пихнула друга ногой, но Люпин только кивнул, благодаря за совет.

А вот Мэри не смолчала:

— На Рейвенкло? К этим занудам и ботаникам? Которые ничего вокруг не видят, кроме зубрёжки? Фи, скукота! — сморщила она свой курносый нос.

В свете озаряющего нос лодки факела гримаска вышла до смешного похожей на обезьянью. Лили скривила половину рта, обращенную к Севу, и подумала, что они с этой девочкой вряд ли бы смогли стать подругами. Но тут картина, представшая перед её глазами, разом выбила из неё и дух, и все посторонние мысли. Забыв, как дышать, она застыла с вытянутой вперёд рукой, словно немая пророчица или носовая статуя на корабле. Ремус, подняв голову и проследив её взгляд, открыл рот и тоже замер, как поражённый Петрификусом. Сидевшие против движения Сев и Мэри обернулись последними — и дополнили музейное собрание скульптур. Мальчик вслепую нашарил ладонь Лили и судорожно сжал, чувствуя, как на глазах закипают слёзы, а горло сдавливает непередаваемый комок эмоций.

Перед ними, сияя тысячей огней, возвышался замок, чьи контуры — тёмные на тёмном — размывались в ночном небе, отчего он казался ещё больше, ещё величественнее, ещё волшебнее.

Это невероятное видение всё наплывало, приближалось, нависало над крошечными лодочками с учениками-лилипутиками, наконец заполнило весь обзор, и в этот момент нос их лодки мягко уткнулся в песок, слегка развернув лёгкое судёнышко. Картинка сбилась, вышибив их из транса на грешную землю, на которую как раз с плеском и возбужденными смешками выбирались их будущие однокашники.

Они добрались. Хогвартс ждал их.

Примечания:

Дорогие мои читатели, у меня вилка — из-за неё-то я так долго и тормозила с главой, а, наконец написанная, она вышла настолько маленькой. Я, как тот витязь на распутье — в раздумьях, куда мне всё же отправить Люпина. От обеих веток есть дальнейшие намётки, а во что оно выльется по итогу, неясно и там, и там.

Что скажете?

- Джиффорд Абботт!

Голос крошечного седобородого профессора, усиленный Сонорусом, прокатился по огромному залу, перешептывавшиеся ученики за столами притихли, а толпа первокурсников и вовсе торжественно затаила дыхание.

Высокий белобрысый мальчик, заплетаясь в ногах от волнения, вышел вперёд — и вот он уже сидит на тяжелой старинной табуретке перед учительским помостом, а Флитвик, привстав на цыпочки, водружает ему на голову неопределенного цвета кожаный широкополый колпак. Лицо мальчика почти наполовину скрывается под явно большим для него головным убором, и через несколько секунд громкий пронзительный голос древней шляпы возвещает:

- Хаффлпафф!

Зал взрывается аплодисментами, первый распределенный, чуть не падая, спешит к черно-желтому столу, где его тут же усаживают, жмут руки, хлопают по плечу…

- Значит, таки по алфавиту, — шепчет Сев в самое ухо Лили, и от его дыхания взлетает и опускается ему на нос лёгкая медная прядка, колечком выбившаяся из пышного хвоста.

- Тогда мне идти первой… — Лили старается выглядеть спокойной, но друг слишком хорошо её изучил, чтобы поверить в этот нарочито безмятежный вид. Он сжимает руку девочки почти до боли — но это как раз то, что ей сейчас нужно.

- Сириус Блэк!

Распределение, между тем, продолжается, к табурету подходит один из их давешних печально знакомых попутчиков. Он непривычно собран, между красиво очерченными бровями темнеет недетская морщинка. Шляпа думает в несколько раз дольше, чем с первым мальчишкой, наконец выдавая долгожданный вердикт:

- Гриффиндор!

Блэк, не таясь, длинно выдыхает от облегчения и твердой летящей походкой направляется к красно-золотым, где его удивлённо, но очень радостно приветствуют.

- Ты справишься, — шепчет Сев, прядка предательски лезет в нос, щекоча его, но он не отодвигается ни на миллиметр, стараясь своим теплом поддержать взвинченную подругу. — Ты не можешь не справиться!..

Как бы он хотел оказаться на её месте, пойти и самому разобраться с этой дурацкой шляпой, по чьей-то прихоти вершащей чужие судьбы. Но всё, что он может — это сжимать её руку и горячо шептать на ухо все ободряющие слова, какие только приходят ему на ум.

- Даниэлла Дальгани — продолжал, между тем, выкликать имена маленький профессор, и Лили внутренне сжималась в комок, понимая, что её очередь всё ближе и ближе.

- Слизерин! — объявила Шляпа, и красивая девочка с вороными волосами и глазами серны с достоинством прошествовала к своему новому месту.

«Слизерин здесь не жалуют, — подытожила свои наблюдения из поезда и из зала Лили, отметив, что от души аплодировали только учителя и зелено-серебряные. Прочие ограничились вялыми вежливыми хлопками. — Хорошо, что Сев передумал насчёт него! Хотя… ещё ничего не закончилось…»

- Лили Эванс! — ей показалось, что призыв прозвучал сверху, из-под волшебных облаков, прикрывающих невидимые своды Большого зала. Она качнулась вперёд, до последнего не выпуская прохладные тонкие пальцы.

«Удачи!..» — всколыхнулась от выдоха прядка, и вот она уже опускается на растрескавшееся деревянное сиденье, а крошка-замдиректора опускает ей на голову прославленный артефакт.

Это было и похоже, и непохоже на их занятия с Севом. Чужое присутствие в голове она определила сразу и, хоть оно и было долгожданным и весьма ненавязчивым, автоматически, рефлекторно поставила блок: представила и потянула вниз железную заслонку, как учил Сев. Заслонка продержалась не больше секунды, но Шляпа успела впечатлиться:

- Так-тааак… — прозвучало в её разуме слишком саркастично для заколдованного куска кожи, пусть и основательских времен. — Такая маленькая, а уже менталистка?

- Ты всё-таки живая? — не удержалась Лили, но тут же поспешила продумать то, ради чего всё затевалось. — Погоди, не оглашай ничего, я хочу с тобой поговорить!

- Ну надо же, экая умница! Куда ж тебя, как не к воронам! Или ты желаешь иного? Может быть, Слизерин?..

- Нет-нет, тут всё верно, я хочу на Рейвенкло, но дело не только во мне, но и в моём друге!..

- Я говорю с каждым только о нём самом! — важно ответила Шляпа, и девочке четко представилось, что, будь у той губы, они бы сейчас неприступно и пафосно поджались.

- А кто-то пытался раньше говорить с тобой о других? — упрямо гнула свое Лили.

- Мммм… Признаться, нет, — пожевала Шляпа воображаемыми губами, и тут в их диалог тараном ворвался третий. Это Сев, не выдержав затянувшегося молчания со стороны помоста, вложил все свои силы в ментальный удар. Пробить защиту тысячелетнего артефакта ему не удалось, но свое присутствие он обозначил более чем конкретно. Лили в ужасе зажмурилась, представляя Шляпу в гневе и костеря друга на все корки.

- Ого, какой борзый! — в мысленном голосе Шляпы, вместо ожидаемого негодования, сквозили явственные нотки уважения. — Это о нём ты хотела говорить? Не волнуйся, такого самородка я выслушаю крайне внимательно. Ишь, развелось легиллиментов — от горшка два вершка, а туда же… Рыцарь, дракклов хвост, без страха и упрёка… — и одновременно с этим монотонным бубнежом, через который Лили не могла пробиться, чтоб вставить ещё хоть слово в защиту своего непутёвого друга, по залу прокатился несколько припозднившийся вердикт:

- Рейвенкло!

Лили сползла с табуретки и на ватных ногах побрела к вороньей стае, как сквозь сон слыша облегченные овации и выкрики, воспринимая пожатия и кивки. Глаза её были прикованы к двум черным колодцам на белом снегу — именно так виделось ей сейчас лицо побледневшего от переживаний Северуса. «Что же ты наделал, Сев?! — отчаянно думала-говорила она, — Что же ты наделал?..»

Как сквозь вату, до Северуса доносились имена и итоги распределения, всё новые ребята выходили к помосту, толпа вокруг него стремительно редела.

— Хуалинг Линь!

Миниатюрная китаянка едва не бегом устремляется к Шляпе, и та тоже не медлит с ответом:

— Рейвенкло!

— Ремус Люпин!

Парнишка сглотнул, попытался встретиться глазами со Снейпом, но, увидев, что тот полностью погружен в себя, ссутулился и двинулся навстречу своей судьбе. Больше всего он боялся, что Шляпа скажет: «Как ты посмел переступить порог Хогвартса, несчастный?! Тёмным тварям не место под этой крышей!», но Шляпа сказала совсем другое:

- Сегодня какой-то вечер сюрпризов! И чем, прости Нимуэ, думает Дамблдор?.. — затем она обратила-таки внимание на притихшего первокурсника, и тон её был вовсе не так суров, как он опасался. — В Гриффиндор метишь?

- Метил, — быстро поправил Ремус. — Меня разубедили.

- Правильно сделали — льва в тебе маловато, — скептически хмыкнул годриков набалдашник.

- А кого много? Барсука? — вспомнил мальчик слова новой знакомой, показавшейся такой участливой.

- Пожалуй. Ты усерден, трудолюбив и не подвержен гордыне. Барсучий факультет по тебе.

- А может… — внезапно решился Люпин, загоревшись надеждой оказаться вместе с ребятами из поезда, — на Рейвенкло?.. — ему вдруг показалось, что, разминувшись с ними в распределении, он потеряет нечто безумно важное.

- У тебя неплохие мозги, это верно. Но исследовательской жилки недостаёт. Тебе там пришлось бы нелегко.

- И пусть! Я бы смог… маячивший перед ним призрак дружбы придавал уверенности словам.

- Стоит ли, следуя сиюминутным желаниям, наступать на горло собственной песне? — раздумчиво протянула Шляпа, но в её «голосе» Ремусу почувствовалось колебание.

- Пожалуйста! - горячо воззвал он, едва удержавшись, чтобы просительно не сжать руки.

- Да мне-то что, — вздохнул артефакт с какой-то непонятной мальчишке грустью и переключился на «внешнюю волну»:

— Рейвенкло!

Северус выхода Люпина практически не заметил, а вот Лили, хоть и до дрожи волновалась за предстоящий другу разговор, хлопала новому товарищу изо всех сил, горячо поздравив его, когда тот, смущенный и красный, плюхнулся на скамью рядом с ней.

— Сядь пошире, чтобы Севу место сберечь, — попросила его девочка и снова, как по щелчку выключателя, вся погрузилась в созерцание действа в центре зала.

Оно, словно назло, двигалось без дальнейших проволочек, как на конвейере, и чем меньше оставалось людей вокруг Северуса, тем неудобнее Лили было сидеть, дышать и вообще жить.

— Мэри Макдональд!

— Гриффиндор!

— Валентайн Мальсибер!

— Слизерин!

— Слоан О’Фарелл!

— Хаффлпафф!

— Питер Петтигрю!

— Слизерин!

— Джеймс Поттер!

— Гриффиндор!..

Ей казалось, что Сев чувствует себя ужасно одиноко, стоя в томительном ожидании в числе последних нескольких человек, чьи фамилии болтались в конце алфавита. Но Сев вообще не замечал, кто и что рядом с ним, он чувствовал себя одиноко совсем не поэтому, а потому что Лили была за бронзово-синим столом, так далеко от него, и, если он не постарается как следует, то так оно может оказаться и в дальнейшем. От этой мысли его передернуло, а ещё — от того, что этот Люпин, всё ещё пламенея ушами, разложил локти своей задрипанной мантии по столешнице рядом с Лили — его Лили!.. Но эти мысли выбивали из равновесия, нарушали так старательно взращиваемую сосредоточенность, и он тщательно очистил разум и от них, и от всех прочих, как учил старый фамильный талмуд по менталистике.

Поэтому, когда наконец со стороны малость охрипшего Флитвика прозвучало «Северус Снейп!», в голове его была хрустальная звенящая пустота и чистота, как на мамином зельеварческом столе. С этими-то чистотой и пустотой он и надел Распределяющую Шляпу, оставив посреди сияющего белоснежного ничто единственный мыслеобраз «Рейвенкло».

- Хе-хе, — скрипучий смех прокатился по его идеально вычищенному ментальному чертогу, как клубок перекати-поля, оставляя за собой пылинки, соринки и хвосты неясных мыслей. — А вот и наш рыцарь на белой метле! Приятно познакомиться, юное дарование!

- Отправь меня к ней! — сжав зубы, процедил Снейп, изо всех сил цементируя расползающееся по швам сосредоточение.

- Знаешь, такая преданность — и особенно методы, которыми ты её демонстрируешь — достойны Гриффиндора! - ехидно, но при этом серьезно заметила Шляпа.

- Сброшусь с Астрономической, если засунешь меня туда, — пригрозил Сев, вызвав ещё один шершавый, катающийся смешок:

- Не дури! Ты не из тех, кто творит подобные глупости. А меня пугать — и вовсе сплошное гриффиндорство. Или слизеринство, это как посмотреть… Тебе что больше нравится?

- Ёб твою Мерлин в душу мать! — осколки чертогов разлетелись, как упавший на каменные плиты бокал, но Севу уже было до Полярной звезды.

- Юноша, моя мать — шляпная болванка, не думаю, чтобы Мерлин по достоинству оценил подобное приключение, — по тону артефакта было невозможно понять, сердится он или смеётся.

- Просто. Отправь. Меня. К ней! - буквально прорычал Северус, собираясь в комок перед решительным и безнадёжным ментальным ударом, неэффективность которого уже успел испытать.

- Вы были бы украшением любого факультета, мистер, — спокойно проговорила Шляпа, словно и не замечая его воинственных настроений. — И я надеюсь когда-нибудь встретить вас, объявляющим распределение, а не проходящим его.

Голос в голове стих, перекати-поле исчезло.

— Рейвенкло! — прокатилось по залу, и Северус буквально стёк с табурета, обессиленный и опустошенный, как сдутый воздушный шар.

По лицу искусавшей все губы в кровь Лили, когда она стоя отбивала ладоши яростными хлопками, текли слёзы.

__________________________________

Примечание:

Два Сева в Шляпе и один растерянный Ремус

https://ibb.co/WDCQ6Hf

https://ibb.co/b1kHgM9

https://ibb.co/WDnXHZm

Хоть Эвансы в своё время и убедили Снейпа закупить для школы всё новое, а не бывшее в употреблении, двух учебников это не коснулось: «Истории магии», старой книги, которую он считал едва ли не другом, потому что она, отчасти, привела их с Лили к беспалочковой магии, и зачитанных почти до дыр «Начал зелий», которые он знал вдоль и поперёк.

Если первый учебник был соратником и практически заговорщиком вместе с ними, то второй — учителем, наставником, которого Сев, как и полагается хорошему ученику, со временем перерос, превзошёл и теперь вносил свои коррективы в тысячелетнюю премудрость. Все свои наблюдения, замечания и выкладки он записывал бисерным почерком на полях и между строк, отчего почтенный том выглядел внутри практически блокнотном или дневником исследователя.

На одном из первых уроков зельеварения, создавая по заданию моржеусого смешливого Слагхорна Зелье чихания, Северус тихонько говорил Лили:

- За что люблю Зелья — так это за то, что тут не нужно тупое махание палочкой, как на Чарах. Они куда больше сохранили от древней науки, чем прочие дисциплины. Но и с ними не всё ладно — ты заметила, как составлена программа?

Лили, которая впервые взялась за котёл неделю назад, конечно, не могла оценить учебный план и только вопросительно посмотрела на него, не переставая равномерно помешивать варево.

- Никакой же системы, ну! — распалялся Сев, не повышая, тем не менее, голоса. — Рецепты накиданы в учебник как попало, даже по сложности распределены очень прибизительно, не говоря уж о прочих характеристиках!

- А ты знаешь эту систему? — шепотом поинтересовалась подруга, косясь на профессора, с важным видом несущего свой живот по соседнему ряду.

- Пока нащупываю. Но я ее выстрою — и тогда зельеварение изменится в корне! Подумай, какое огромное спасибо скажут нам следующие поколения школьников, если им не придётся долдонить рецепты, как попугаям, а можно будет выстроить его в голове, даже не зная, но понимая закономерность!

- Как аккорд? — вспомнила Лили мамины фортепианные экзерсисы и её попытки усадить непоседливую дочь за клавиши.

- Наверное, в музыке я не силён. Или, скорее, как формулу, когда знаешь, что, откуда и почему, — привел более понятную ему аналогию начитавшийся «Занимательной физики» Снейп. — Вот хотя бы элементарное: зелья делятся на «горячие» и «холодные» — которые должны закипать и которые не должны. И у них вообще разный принцип готовки, а где об этом написано? А нигде!

- Это ты сам, получается, их так назвал?

- Ну да, для себя пока. А там ещё работать и работать!..

- А это зелье — какое? — полюбопытствовала Лили.

- Чихательное-то? «Холодное», его нужно снимать с огня, как только первый пузырик со дна поднимется. А если упустить момент — всё, можно выливать.

- Ой, Сев, ты три капли перечного экстракта добавил, а надо две! — запереживала педантичная Лили, глядя в свой учебник и опасаясь, что увлекшийся мечтами о будущем величии — своём и науки — друг допустил оплошность.

- Нужно три, — уверенно кивнул Сев, подчеркивая ногтем строку в своём исписанном пособии, где над печатным текстом чернела мушиными крапочками пометка «Капай три, не ошибёшься».

- Это ты сам написал? — недоверчиво прошептала девочка.

- Ага, после пятого раза, когда вышло так себе. А с тремя каплями мы с мамой чихали, даже просто закрывая бутыльки.

- Так тебе самому пора учебник писать! — восхищенно заметила Лили, пролистнув книгу по краю и оценив количество рукописных замечаний.

- Успеется. Сначала выстрою систему, а то новые рецепты по старой схеме — это, как ты говоришь, костыли!

Тут Слагхорн дошёл-таки до их парты и, привлеченный болтовнёй, навис над ней:

- Ну что же, молодые люди, готовы ли вы поделиться результатами своей работы? Надеюсь, в ней вы были столь же усердны, как и в разговорах?

Сев набычился, устремив глаза в котёл. Он терпеть не мог, когда его подозревали в некомпетентности, а ещё — когда с ним говорили снисходительным тоном. То, что в школе всё это было в порядке вещей, давалось ему с трудом. Лили, спасая положение, включила эльфийскую улыбку и прощебетала:

- Готовы, сэр! Как раз показался первый пузырёк! — незаметно выставив щит перед своими с Севом носами, она сняла котёл с огня и, зачерпнув специальным половничком зелья, протянула его Слагхорну.

- Хмм, хмммм… Вроде неплохо… не-пло…оооохх… ааапчхиии! — от громового чиха по содержимому котла пошли волны, а из половничка оно попросту разлетелось мелким осенним дождиком.

Через минуту в классе чихали уже все — за исключением покатывающейся со смеху Лили и недоверчиво глядящего на всё это светопреставление Сева. Ещё более недоверчиво он посмотрел на оценку «првсх» на их пергаменте с заданием, которую прочихавшийся Слагхорн, утирая покрасневшие глаза, начертал со словами:

- По пять баллов мисс Эванс и мистеру Снейпу. У вас лёгкая рука, мисс, такого эффективного зелья я не видел годы!..

Люпин Сева бесил. Он при любой возможности улыбался Лили, вежливо здоровался, старался подсесть к ним за едой… И самое страшное, что Лили тоже улыбалась ему, участливо интересовалась его делами, вчера дала списать трансфигурацию, а сегодня позвала его с ними в библиотеку после занятий!

- И чего он к тебе цепляется, Лилс? — кипятился Снейп, жалея, что вообще зашёл в то купе, а не скоротал вместе с подругой время в коридоре.

- В смысле, цепляется? — непонимающе вскинула глаза рыжая. — Ремус хороший, вежливый мальчик, он не цепляется ни к кому!

- Ну, лыбится тебе постоянно, под ногами крутится…

- Сев… — в голосе подруги звучало осуждение. — Не надо так говорить! Он просто хочет дружить, — и, прежде, чем парень успел выдать глупое и обиженное «у тебя уже есть друг!», она продолжила, — И потом, почему сразу мне? Он и тебе точно так же улыбается, а ещё эссе он просил у тебя, только ты сделал вид, что не слышишь! Мне кажется, он очень одинокий и потерянный, ему плохо без компании. А ещё Флитвик обмолвился, что он чем-то неизлечимо болен — ну, когда просил всех быть с ним поделикатнее, помнишь?

- Так тебе его что — жалко, что ли? — с непонятной Лили радостью вопросил Сев.

- Ну конечно, жалко!.. — собралась было развернуть знамя сердобольная Лили, но Снейпу информации вполне хватило.

В его понимании — жалость и любовь были антонимами, взаимоотталкивающимися магнитами, а значит — раз Лили жалеет этого болезного, то он ему не соперник. Она и котиков со всей улицы жалеет, и тополь поваленный, так что — одним больше, одним меньше.

Если бы Сев лучше разбирался в женской психологии, он, конечно, не был бы так спокоен, а уж узнай он, что лилино отношение к нему зародилось из тех же жалости и сочувствия, и вовсе бы разочаровался в мире. Но он не знал, поэтому с облегченным смешком перебил её:

- Ну ладно, пусть приходит в библиотеку. И, если ещё попросит, дам ему скатать, так уж и быть.

А вот кто цеплялся, так это Поттер. Совместных уроков с Гриффиндором было мало, но наглый очкарик умудрялся натыкаться на них в коридорах, на лестницах, во дворе…

- Хэхей, леди! — кричал он Лили при очередной встрече. — Понести вашу сумку? А то, я смотрю, ваш унылый спутник слишком слабосилен для этого!

- Эй, черный ворон, что ж ты вьёшься-то, а? Сгинь, нечистая сила! — разорялся он в адрес Снейпа. — А то дышать темно, воздуха не видно!

- Слышишь, кицунэ, — подтявкивал им в спину звездоименный Блэк, — если тебе надоест этот упырь, то учти — мой друг к твоим услугам!

Всякий раз Лили чуть не волоком утягивала друга с места событий, не давая ввязяться в неравную, баллоснимательную, отработкополучательную, а то и грозящую отчислением драку.

Всякий раз, когда бравые гриффиндорцы падали на ровном месте, едва воронята заворачивали за угол, разбивали лбы о невидимые стены, теряли голос или обретали поросячьи хвосты, они списывали эти неприятности на происки Пивза, срикошетившие чужие заклинания или неведомую магию Хогвартса. Связать их с парочкой трусливо смывающихся от честной схватки рейвенкловцев им и в голову не приходило — как, не доставая палочек, да ещё и один Снивеллус, а вторая девчонка!

_______________________________

Примечание:

Те же и Сохатый

https://ibb.co/8YvjYmr

Сев очень жалел, что сутки нельзя растянуть каким-нибудь специальным Заклятием расширения. Помимо учёбы и домашних заданий, каждый день ребята выкраивали час-другой, чтобы потренировать беспалочковую магию. Не забыть старое и освоить новое: всякое изученное у Флитвика на занятиях заклинание они старались адаптировать под свой метод. Не всё выходило в принципе — некоторые заклинания были с таким странным эффектом и не менее загадочным исполнением, что непонятно было, зачем их вообще придумали. Не всё выходило именно так, как в оригинале — всё-таки столь разные подходы к использованию силы не всегда оказывались взаимозаменяемы. Но всё было безумно интересно и увлекательно, лучше любой из известных им игр.

Лили иногда думала, что, пожалуйся она кому на нехватку времени для дополнительных занятий, большинство учеников других факультетов покрутили бы пальцем у виска: тут пожить по-человечески между уроками некогда, а им ещё в нагрузку подавай! Но на то рейвенкловцы и были рейвенкловцами.

Когда их староста — длинный нескладный и, кажется, малость тронутый Ксено Лавгуд — пару раз встретил их в коридорах в предотбойное время, то, услышав в качестве объяснения, что они ходят заниматься чарами в пустые классы, только кивнул и выбил им разрешение от декана возвращаться в спальни на час позже. Флитвик в толковой и мозговитой парочке души не чаял, поэтому разрешение подмахнул, почти не глядя. Сев посмеивался, что, будь они гриффиндорцами, спокойно и с высочайшего разрешения могли бы в эти часы делать подкоп в Сладкое королевство, а будь они слизеринцами — заниматься прикладной некромантией на подземельных крысах. Но они были с Рейвенкло, а здесь нехватка часов для освоения новых знаний была вполне уважительной и неудивительной причиной. И ещё — рейвенкловцы полностью доверяли своим, полагая, что у каждого студента вороньего факультета хватит ума не делать ничего запрещенного, не убиться самому, не угробить других, а у этих других — хватит своих дел, чтобы не лезть в чужие.

Сложнее было с трансфигурацией. Прекрасно подкованный в теории — потому что в основе оной, весьма, к слову, куцей, лежали выжимки из элементарной физики, обработанные магическим «напильником» — Сев чувствовал себя буквально идиотом на уроках Макгонагалл, не в силах превратить иголку в булавку. И буквально всемогущим Мерлином — наедине с Лили, в очередном заброшенном классе, отложив в сторону палочки и превращая что-нибудь силой мысли. Причём, на какой угодно срок — после полутысячи страниц «Истории Хогвартса» его вряд ли чем-то можно было напугать. Сев злился, психовал, ругался, что, конечно, сказывалось на «официальных» результатах — в худшую сторону.

- А ты представь, что между ними нет разницы, — пыталась помочь другу Лили, одинаково ловко управлявшаяся и с палочкой, и без.

- Да как же я могу это представить, если они разные!! — бушевал Сев, швыряя с досады палочку в пыльный угол. — Диаметрально противоположные принципы! Палочковая трансфигурация ограничена временем, объемом, составом и кучей всего ещё, а беспалочковая… кажется, вообще ничем не ограничена!

- Ну, ты просто наплюй на это… Как я! — точнее девочка, пропускавшая через себя магическую науку на интуитивном уровне, объяснить попросту не могла.

Сев подумал — вечера два, посчитал что-то на пергаменте — минут сорок, потом превратил пергамент в копию своей любимой треуголки, так и не взятой в школу, сунул в неё бакланье перо, подаренное подругой, и сделал самое лучшее, что мог: забил.

Если гора отказывалась идти на зов волшебника, волшебник, не будучи гордецом, топал к ней сам. Отныне он доставал палочку на уроках гриффиндорского декана только для вида, не пуская через неё поток силы, а наоборот, блокируя его. Сам же работал руками и силой мысли — и уже к концу сентября Железная Леди стала поглядывать на него благосклонно, а к Самайну и вовсе начала считать его своим педагогическим триумфом — с нуля ведь раскачала такой самородок!

Самородок пыхтел, но сомнительные лавры стойко носил — он надеялся выведать у так проникшейся к нему профессорши что-нибудь про анимагию, которой не переставала бредить Лили. А ещё за самородком закрепились прозвища: Капитан Куэрво среди своих и Чудо в шляпе среди всяких несознательных элементов.

А обрывки, ошмётки, крохи оставшегося времени Сев тратил на библиотечные раскопки в надежде наткнуться на информацию по целительскому дару Лили. Он очень спешил — ему казалось, что в любой момент она способна кинуться кого-нибудь от чего-нибудь спасать — да вон хоть того же Люпина с его неизвестной магической болячкой или Линь с её страшенными мигренями — и всё, и он может не успеть! Он же так и не выяснил природу этой способности и степень отката, а значит, ожидать нужно чего угодно — по закону подлости, самого худшего.

Лили он об этих изысканиях особо не рассказывал — после первого раза, когда он из-за библиотеки пропустил обед, и она напустилась на него, что, нарушая режим, он сам себя вгонит в гроб, его болезнь вернётся, и она просто вынуждена будет снова его спасать, а так, вообще-то, он брал с неё слово, и, если он об этом забыл, то она-то помнит, поэтому всё это глупости, не стоит тратить на них силы, и потом оно как-нибудь всё само прояснится. Северуса этот вариант не устраивал, и он методично просматривал все хоть как-то соприкасающиеся с темой целительства книги в любую подвернувшуюся минуту.

Вот и сейчас, пока Лили с девчонками оккупировали душевую, он успел пролистать одну рукопись и два колдомедицинских журнала за 1890 год, а теперь спокойно возвращался, чтобы перенять у подруги эстафету.

И, проходя мимо темного узкого коридорчика, похожего на оттиск скрюченного великаньего мизинца, услышал оттуда плаксивый незнакомый голос:

- Ну, чего вы?.. Чего вы, ребят?..

- Нортумберлендский волк тебе «ребята», паршивый слизеришка! — а вот голос отвечавшего показался до сжатых кулаков знакомым. Снейп втянул воздух и свернул в первую фалангу «мизинца».

- Ну ладно вам… Ну что я вам сделал? — всё нудел и нудел тонкий голос с плачущими интонациями.

- Ещё не хватало дожидаться, пока ты нам что-то сделаешь, змееныш! — второй говоривший тоже не остался для Сева неузнанным. — Достаточно самого факта твоего существования, если ты понимаешь, о чём речь.

Конец этой пафосной фразы вышел несколько скомканным, ибо из неприметного угла с густой, скрывающей проход, тенью, в двух шагах от не рассчитывавших на такую компанию Поттера с Блеком выбрался Снивеллус собственной персоной и, даже не думая доставать палочку, скрестил на груди руки.

- Так-так… это таковы на Гриффиндоре понятия о чести и отваге?

Сморщенное личико прижавшегося к стенке пухлого маленького слизеринца — кажется, Петтигрю или как-то так — воссияло надеждой, и он бочком, бочком начал продвигаться поближе к этому странному, но, несомненно, очень вовремя появившемуся Чуду в шляпе.

Поттер, взблеснув очками, смерил Снейпа неприязненным взглядом:

- Чего тебе, ворон? Шёл бы себе…

- Да вот пришёл уже. Отвалите от парня, — не меняя позы проговорил тот.

- Ты чего, защищаешь его?! Он же слизеринская морда, будущий Тёмный маг, как все они там!

- А ещё вас двое, а он один и вполовину меньше каждого из вас.

- Сила мага не в росте, а во владении палочкой! — пафосно воскликнул Поттер, а Блэк недобро ощерился:

- Раз ты так за него вписываешься, то и сам, поди, не дурак запрещенными искусствами побаловаться!

- Где уж мне тягаться в этом с древним и благородным родом Блэков! — фыркнул Северус, во время своих библиотечных изысканий вычитавший немало интересного об одном из самых многочисленных и богатых семейств.

Наследника перекосило, а его дружок недвусмысленно прокрутил в пальцах палочку:

- Слышь, Чудо в перьях, уходи по-хорошему, пока мы нормально просим.

- А если, допустим, не уйду? — вскинул бровь под треуголку Снейп.

- Да что с ним рассусоливать! — взорвался Блэк, очень болезненно воспринимавший любые намёки на увлечения своей родни. Он взмахнул палочкой, но красный луч, сорвавшийся с её кончика, напоролся на невидимый щит и, срикошетив, улетел куда-то под потолок, сшибив изрядный клок паутины. — Джейми, да он точно Тёмный!

- А может, у кого-то просто руки из задницы? — невозмутимо вопросил Сев, и на секунду его взгляд расфокусировался, чего в полутемном коридоре никто не заметил. Когда он снова взглянул на своих противников, рядом с ним и чуть впереди серебристо переливалась дымчатая полупрозрачная фигура. — Знакомьтесь, это лорд Верум*, один из рейвенкловских призраков. Он моментально выходит из себя, если видит несправедливость.

- Испугал василиска голой жопой! Что нам сделает твой призрак?! — презрительно крикнул Поттер, а Блэк попытался совершенно по-магловски достать Северуса ногой с разворота, но тот уклонился, а в следующее мгновение привидение надвинулось на хулиганов, и на них обрушилась серия вполне себе ощутимых ударов.

- Пойдём отсюда, — бросил Северус, не глядя на всё это время старательно сливавшегося с каменной кладкой Петтигрю. Из головы упорно не шла ассоциация с одноухим котенком, которого по весне они с Лили таскали к ветеринару.

Закрывающие головы, сжавшиеся под стеной, наследнички и не заметили, когда лупивший их призрак исчез.

Выбравшись из «мизинца», Сев первым делом увидел Лили. С растрепанными после магической сушки волосами, она шла им навстречу, непрестанно оглядываясь.

- Лилс! — окликнул он как раз обернувшуюся подругу.

- Сев! Где ты был? — обрадовалась она. — Мы с девочками вышли, мальчишки стоят, тебя нет, я уже до библиотеки сбегала, мадам Пинс сказала, что ты ушёл минут двадцать как…

- Отвлекся на одного… котика, — кивнул он на следующего за ним Петтигрю, глядящего на своего избавителя с подобострастным обожанием, и бросил уже ему, — Иди к себе, сегодня они точно больше не полезут.

- Что случилось?.. — ахнула Лили.

- Со мной — ровным счётом ничего. С ним, — треуголка снова качнулась в сторону слизеринца, — случились наши любимые гриффиндорцы. А с ними, в свою очередь, случился разгневанный призрак мщения.

- Какой призрак?.. — растерянно проговорила девочка, как и все в школе знавшая, что остаточная протоплазма навредить человеку не способна.

- О, он был великолепен! — вдохновенно встрял Петтигрю. — Ваш друг, леди, — тут он церемонно шаркнул ножкой, — призвал его из небытия, и он так потрясающе отделал мистера Поттера и мистера Блэка!..

- Сев, ты всё-таки ввязался в драку? — закусив палец, прошептала Лили, вычленив из велеречивости слизеринчика самое важное.

- Нет, ты что — как я мог! — если бы Лили знала друга хоть капельку хуже, ирония в его словах сошла бы за чистую монету. — В драку ввязался призрак, как совершенно правильно сказал… как тебя звать?

- Питер Петтигрю, — с готовностью ответил мальчишка, снова шаркнув ножкой.

- Вот, он самый.

Даже в коридорном полумраке было видно, как в сузившихся глазах Лили заплясали искорки.

- Нам надо поговорить, Сев!.. А ты и правда, иди к себе, Питер. А если кто-то будет снова тебя обижать, скажи нам… скажи Северусу!

- Обязательно! Всенепременно! Спасибо! — выкрики мальца стихли по направлению к лестнице в подземелье.

- А теперь, Сев, объясни мне, Мерлина ради, что там стряслось с этим призраком, — попросила Лили, когда они остались одни.

- Да какой призрак, Лилс, что ты — не знаешь, из чего они сделаны? Я трансфигурировал из клочка паутины подобие привидения, навроде иллюзии, а потом сквозь него надавал им тумаков силовыми выплесками.

- И они ничего не поняли? — брови Лили взлетели под рыжее облако на лбу. Северус внутренне выдохнул — его со всех сторон сомнительная эскапада не вызвала осуждения с её стороны. Вот что значит — лучшая подруга!

- Им было несколько не до того, чтобы разбираться, — не без гордости заметил он, поправив треуголку. — К тому же, они и подумать не могут, что без палочки я способен представлять для них угрозу. А палочку я не доставал, так что алиби у меня железное, — немного покривил душой Снейп, умолчав об отбитом Ступефае.

- Что они сделали Питеру? — Лили перескочила на своего любимого конька.

- Судя по распухшему уху, съездили разок — уж не знаю, чем. Блэк и конечностями размахивать не гнушается, как последний магл. А дальше я подключился.

- Ты такой молодец, Северус! — в голосе растроганной Лили звучала неприкрытая нежность, которая стоила сотни Поттеров и стольких же Блэков. — Но бедному мальчику наверняка ещё достанется… Он же был свидетелем их позора, они это так не оставят! А он такой… беспомощный!..

- Что, ты и этого хочешь подобрать в коллекцию?! — ужаснулся Снейп, представив, как к концу года за ними с Лили будет ходит толпа жалобно мяукающих котиков.

- Но мы же не можем его отдать на растерзание этим хулиганам! — горячо возразила девочка, и Сев неожиданно для себя понял, что да, не могут. Он уже не смог, когда завернул в тот коридорчик, а теперь, как говорил странный Лис в очередной, подсунутой ему Лили, книжке, получается в ответе за тех, кого приручил.

Тяжело вздохнув, он подал руку подруге, ознаменовывая окончание дискусии, и пошёл по направлению к вороньей башне. Близился отбой.

______________________________

Примечание:

*По-латыни это значит «справедливость»

После Самайна почти сразу выпал снег. Первый — растаял наутро, второй — устоял, но был затоптан радостно ринувшимися во двор студентами, третий — во второй половине ноября — остался лежать пухлым ватным одеялом, спрямив все изгибы крыш, сровняв все выбоины мостовой, подвесив в воздухе ожидание праздника.

До праздников было ещё долго, но старшие курсы уже носились с выпученными глазами, озабоченные выбором нарядов и поиском пары к Святочному балу. Северус только фыркал, заслышав подобные разговоры в общей гостиной — предпраздничное безумие не миновало даже умников, какой мог бы выйти каламбур! Лили тайком вздыхала, поглядывая через плечо какой-нибудь пятикурсницы в журнал колдомоды с движущимися моделями в потрясающих мантиях.

На заре первой декабрьской недели Люпин снова не пришёл ночевать.

После первого раза, случившегося в самом начале учебного года, когда он, помятый, измотанный и с кругами под глазами, появился в Большом зале к ужину, Лили осторожно поинтересовалась, что с ним и не нужна ли помощь. Ремус, вымученно улыбаясь, пояснил, что у него — волшебная системная волчанка, редкое аутоимунное заболевание, периодически дающее рецидивы.

- Это не заразно, если что, — опустил глаза он. — И никакой помощи не нужно, спасибо! Мадам Помфри прекрасно справляется — завтра утром буду, как новенький! — и набросился на еду так, словно голодал неделю.

Тогда Лили — и Снейп с ней за компанию — проторчала в библиотеке до отбоя, пытаясь найти что-то об этой хвори — и не преуспела. Зато Сев нашёл невесть как затесавшийся в магическом книгохранилище магловский медицинский справочник. Обнаруженная там волчанка имела совершенно другие симптомы и крайне неаппетитные фотографии, пусть неподвижные и чёрно-белые. Сошлись на том, что волшебные недуги с неволшебными имеют мало общего и отложили в долгий ящик.

- Он же говорит, что Помфри помогает ему, а она — профессиональный колдомедик. Значит, всё с ним будет нормально. — старался успокоить подругу Северус и заодно отвлечь от мыслей об этом страдальце.

- Это так несправедливо, Сев! Маги могут практически что угодно — и всё равно болеют и мучаются, даже умирают от болезней! — говорила Лили, впечатленная статьёй про драконью оспу, попавшейся ей при поисках.

- Очень редко. Мы, всё-таки, умеем лечить почти всё, а магловские болезни и вовсе для магов как комариные укусы.

- А вон плохое зрение магия лечить не может! Если уж Дамблдор в очках…

- Может, ему просто нравится? Очки добавляют ему солидности…

- А колокольчики её убавляют! — прыснула Лили. — Вряд ли дело в этом. И гриффиндорская деканша тоже в очках, и наша староста Фрейя, и этот Поттер. А уж он-то, думаю, избавился бы от них, если бы мог. Ему солидность даром не нужна…

- Может, тут как с палочковой трансфигурацией — вылезают какие-то дурацкие ограничения, о которых раньше и слыхом не слыхали?

- Может, конечно… Ох, Сев, нам же жизни не хватит, чтобы разобраться во всех тонкостях магической науки! У меня иногда такое ощущение, что мы ложкой пытаемся вычерпать море…

- Ну что ж, зато наша жизнь вряд ли будет скучной! Море обмелеет едва ли, а вот баклажку морской воды мы точно наберём!

Всякий раз, когда Сев начинал говорить или даже думать о возможностях магии, о лежащих впереди горизонтах, Лили им натурально любовалась: устремлённые вдаль глаза ещё больше темнели, взгляд приобретал необыкновенную губину, тонкие ноздри взволнованно трепетали — и весь он походил на аллегорию вдохновения и дерзкого поиска.

Девочка не раз задумывалась, что было бы, если бы она тоже была настолько одержима этой страстью, и что будет, если Сев поймёт, что для неё научные изыскания — не самоцель, а всего лишь один из аспектов сияющей многогранной жизни, и посвятить всю её какому-то одному из них, пусть и невероятно увлекательному, она не готова. Ей было даже жаль и немного совестно, что она не способна так отдаваться любимому делу, что любимого дела, которое бы стало для неё вселенским смыслом и захватило без остатка, у неё, как такового, и нет. Ей было интересно всё — до какой-то степени. И удавалось всё — в той или иной мере. А что не удавалось, то просто переставало входить в сферу её интересов. Она восхищалась Севом, его увлеченностью, цельностью и упорством, но понимала, что сама так никогда не сможет. Но, конечно, никогда не заговаривала об этом.

Во второй раз они навестили его в Больничном крыле, в окна которого с ночи стучался унылый октябрьский дождь. Ремус лежал на подушках, не сильно отличаясь цветом от наволочек, его русые волосы надо лбом слиплись от испарины. Через всю щёку тянулся свежезакрывшийся глубокий порез.

- Очень плохо, да? — сочувственно спросила Лили, присаживаясь на краешек постели.

- Не беспокойтесь, ребята, всё в порядке, — улыбался одним углом рта Люпин, стараясь не тревожить рану, обильно смазанную заживляющим бальзамом. — Я очень рад, что вы пришли, но, правда, не стоило. К вечеру вернусь в гостиную, как ни в чем не бывало.

Снейп, уже зачисливший его к тому времени в ранг лилиных подопечных, вполне благосклонно и даже с некоторой гордостью за подругу глядел, как она поправляет больному подушку, подаёт с тумбочки кубок с укрепляющим зельем и промокает салфеткой лоб.

- Как это ты? — спросил он, кивая на царапину.

- Упал неудачно, приступ оказался внезапным… — шаря глазами по одеялу, проговорил Ремус и старательно, маленькими глотками стал пить зелье, почти полностью спрятавшись за кубком.

- Принести тебе что-нибудь? — Лили очень хотелось помочь ему хоть чем-то.

- Шоколадных лягушек, если можно, — краснея, как маков цвет, попросил Люпин, глядя при этом на Сева. — Они в моей тумбочке, открой и увидишь… А то у меня тут кончились, а жутко охота сладкого…

Северус скользнул взглядом по обёрткам как минимум от пяти лягушек, но ничего не сказал по поводу столь странной диеты. В конце концов, будь он в таком возрасте неисправимым сладкоежкой, он бы тоже, наверное, стеснялся бы.

- Прикинь, Лилс, у него вся тумбочка забита шоколадом! — поделился он с подругой наблюдением после визита в спальню. — И как у него задница не слипнется!..

- Ну, Сев! Человек болеет, а ты такие шутки шутишь! Я вот, когда простужаюсь, могу килограмм мандаринов съесть — мало ли, какие у кого привычки!

- Ладно, мандарины, а столько шоколада трескать и быть таким тощим — вот это высшая магия! — хмыкнул Сев, впрочем, совершенно беззлобно.

- Кто бы говорил! — от тычка в рёбра он чуть не рассыпал лягушек по гостиной. — Даже моей маме не удалось тебя хоть немного откормить!

- У меня просто быстрый метаболизм! — задрал подбородок Сев, одновременно прижимая локти к бокам, чтоб защититься от повторного нападения.

- Может, и у него тоже. Пошли скорей, там бедный ребёнок ждёт шоколада!

«Бедный ребёнок», бывший почти на голову выше Лили и на пядь шире в плечах, чем Сев, встретил с восторгом и их, и сладости, тут же начав угощать своих посетителей, не забыв, впрочем, запихать в рот сразу две штуки. К вечеру, как и обещал, он вернулся в строй и выглядел вполне здоровым. От пореза осталась только тонкая белая ниточка, поперёк нескольких таких же, практически незаметных уже под не сошедшим ещё летним загаром.

Ещё один рецидив случился как раз после явления лорда Верума, когда Сев ходил напряженный и нервный, ежеминутно ожидая вызова пред директорские очи. Тогда Лили бегала навещать болящего одна, ибо мрачный друг окопался в библиотеке и на все попытки его оттуда извлечь только огрызался. К концу недели стало ясно, что никаких санкций не последует, бравые гриффиндорцы обходили его — и, заодно, видимо, Петтигрю, раз не прибегал жаловаться — по широкой дуге, а мелкие слизеринцы косились на показавшуюся в коридоре треуголку со смесью суеверного ужаса и восторга.

Представив, чтО мог им понарассказать этот фонтан красноречия, Сев было взгрустнул, но тут как раз выпал снежок — и они вместе с Лили до самого отбоя строили свой белоснежный Хогвартс — похожий, но очень маленький, потому что снега случилось мало, а стосковавшихся по нему ребят — много. Северуса попустило, дни шли, всё, казалось, вошло в свою колею, даже змейкам надоело на него пялиться, раз за ним толпами не следуют духи и призраки, девчонки в гостиной трепались о нарядах, маленький Хогвартс, стараниями друзей и радостно подключившегося Ремуса, давно превратился в полутораметровую снежную крепость под лёгким невидимым стазисом, уроков и дополнительных занятий было выше не просто крыши, а башенного шпиля, и вот в один из первых дней последнего месяца года Люпин снова не явился в спальню.

За окном высоко вознесенного обиталища воронов была ясная холодная ночь, колючие звёздочки пронзали бархатную темноту иголками белошвейки, вокруг голубой полной луны мерцал радужный морозный ореол. Сев посмотрел на задернутый полог люпиновой кровати, потом за окно, на серебрящийся под ярким ледяным светом Запретный лес, потом снова на полог и снова на лунный пейзаж. А потом схватил пергамент и стал быстро что-то высчитывать, шевеля губами.

Спать Северус не мог: в горле перекатывался комок, сердце трепыхалось в ушах, по рукам пробегали искорки мурашек. Хотелось вскочить и что-то делать вот прямо сейчас, немедленно, безотлагательно… Но это было невозможно, оставалось только пялиться сквозь раздвинутый полог на постепенно склоняющуюся за лес луну, слушать безмятежное сопение Итана и Дэниэла и ждать-ждать-ждать рассвета…

Что же предпринять первым делом, когда он наконец настанет? Бежать к Дамблдору? Точить колья? Паковать чемоданы?.. Предупредить Лили! Северуса облило холодным потом от воспоминания, как тонкая лилина рука — такая знакомая изящная нежная ручка с косточкой на запястье и родинкой-веснушкой возле неё — поправляет подушку в дюйме от головы, из которой ещё несколько часов назад росли клыки длиной с палец. Заразно ли это между полнолуниями? Какова скорость его реакции? Что можно ему противопоставить? Предупредить Лили, предупредить Лили, предупредить…

Он заснул под утро, буквально провалился в бездонный омут, вырубился на полумысли, и ни будильные заклинания соседей, ни их шумные сборы, ни попытки докричаться до него не помогли вынырнуть обратно в бодрствующий мир. Поскольку свою кровать (и заодно тумбочку) он ещё по приезде окружил чарами непроницаемости для всех, кроме себя, — на всякий случай, — то однокашники, не добудившись его криками, просто ушли на занятия, Северуса же толчком выкинуло в реальность ближе к концу первого урока. Безотказный обычно внутренний будильник взял тайм-аут, дав хозяину хоть немного восстановить силы, но всё же сработал, хоть и на полтора часа позже. Проморгавшись и наконец поняв, на каком он свете, мальчишка вскочил, как подброшенный пружиной, и заметался по спальне, ставя рекорды по скоростным сборам. История магии была пропущена, ну да и дракклы с ней, надо скорее предупредить Лили — неотвязно билось в голове, словно и не было этих нескольких часов сна.

Но претворить планы в жизнь незамедлительно не удалось — он влетел в класс следом за Макгонагалл, после звонка, и она, не став засчитывать ему опоздание, тем не менее, постоянно держала в поле зрения их парту, сводя на нет все возможности объясниться. Ещё и после урока задержала — не его одного, а весь курс, подводя итоги полугодовой контрольной работы. Браслет из чернильницы вышел у Сева кривоватым и всё время норовил вернуться в первоначальный вид — нервничающий парень просто не мог достаточно контролировать нужный мыслеорбаз и творящий его поток силы, но, учитывая его прошлые заслуги, львиная деканша сжалилась и удостоила рябящее по краю украшение «выше ожидаемого». Северусу было не до того, он сидел как на иголках, невысказанное откровение буквально обжигало лёгкие, но возможности всё не было — на сдвоенные зелья первокурсники примчались ровно к началу.

Немного смиряло с положением вещей только, что сам предмет беспокойства пока не появлялся, видимо, традиционно отлёживаясь в Больничном крыле, а Лили была тут, на глазах, живая и здоровая, только очень уж встревоженная — после того, как Сев чуть не взорвал котёл под простейшим зельем, она всерьёз опасалась, не заболел ли её друг. В итоге, Слагхорн их рассадил, чтобы не портить результат своей любимице неудачной парной работой, а Севу ещё и пришлось убирать последствия дурацкой оплошности часть обеденного перерыва.

Примчавшись в Большой зал, он с облегчением отметил, что Люпин по-прежнему отсутствует, а Лили сидит за столом — значит, не рванула навещать страждущего до обеда, уф! Рухнув на скамью рядом с ней, Снейп навесил Муффлиато и приготовился говорить, но подруга успела раньше:

- Сев, что с тобой? Ты нездоров? — её рука потянулась пощупать лоб, но мальчишка, в другое время радовавшийся каждому прикосновению, сейчас лишь нетерпеливо мотнул головой:

- Лили, Люпин — оборотень!

- Чтоооо?! — недонесенная до него рука упала на колени — та самая тонкая изящная рука с косточкой и золотистым пятнышком, родная до боли. Сева окатило волной облегчения: он успел! Сейчас он ей всё объяснит, растолкует… — Сев?! — вернул его на землю присвистывающий окрик. — Ты точно в порядке? Ты же пропустил урок — впервые! Может, сходим к мадам Помфри?..

- Нет! — как она не понимает, там же сейчас этот… это… — Я абсолютно в порядке! И я говорю правду! Смотри, всё сходится! — он зашуршал пергаментом, который ночью испещрил толпящимися, наползающими друг на друга строчками. — Все его «рецидивы» совпадают с plenilunium, я сверялся с таблицей. И этот его зверский аппетит после…

- Так он же сутки без пищи, получается! Любой бы ел, как не в себя! А периодичность… Может, его болезнь тоже связана с лунным циклом — мало, что ли, подобных? Вон, даже регулы у девушек… — она мимолётно смутилась, но тут же упорно продолжила, — Какой оборотень в школе, Сев?! Кто б его сюда пустил!

- Не знаю! Обманул всех, скрыл от Дамблдора! — кувшин тыквенного сока от бурной севовой жестикуляции спасало пока только чудо. — Лили, подумай, всё говорит за это! Как он назвал свою хворь — волшебная волчанка? Нет такой болезни, ты же помнишь, мы искали! Он просто смеялся нам в лицо! Волшебная, блядь, волчанка, ты понимаешь?! Каждое полнолуние! После которого он выглядит, как жмурик! И рана эта в октябре — он тогда отмазался, что упал, а я, кретин, и поверил! Нельзя так упасть, Лили! Если только не на волчий коготь — как раз прямой, незагнутый, не как у тигра или там льва! Ты видела у него зажившие такие же следы? Зажило, как на собаке, да?! Как на оборотне! Мазь с бадьяном не зарастит рану так быстро, как минимум до утра бы красовался! И жарко ему всё время — как мы замок лепили, помнишь? У нас аж носы заледенели, а он без шапки, без рукавиц — и хоть бы хрен! Аж пар от него валил! Знаешь, сколько у волков температура тела? У нормальных волков!.. И два чемодана ему тащить — раз плюнуть, потому что в нём сидит зверь, Тёмная тварь!..

Сев испугался, не переборщил ли он со своей разоблачительной тирадой, потому что Лили вскинула руки к щекам и, глядя на него круглыми и огромными, как блюда на обеденном столе, глазищами, зелень которых враз подернулась паводком, прошептала:

- Какой ужас!..

Он уже открыл рот, чтобы заверить девочку, что всё будет хорошо, что он отстоит её от любой напасти, что готов умереть, защищая её… Но Лили отняла ладони от лица, клещом вцепилась в локоть Северуса и твердым, убеждённым, хоть и звенящим от сдерживаемых слёз голосом добавила:

- Бедный мальчик! Сев, мы непременно должны помочь ему!

Снейп поперхнулся непроизнесенными словами и закашлялся, ошеломленно глядя на подругу:

- Кххххшшчто?! Помочь кому?.. Ему?!

Поняв, что, даже несмотря на Муффлиато, их более чем оживленный диалог привлекает излишнее внимание, Лили вскочила из-за стола и вытащила всё ещё ошеломлённого Северуса из зала в пустой коридор. Там, стоя в нише у окна, он несколько оклемался, обновил заклинание и предпринял новую попытку достучаться до разума подруги, затуманенного, как он считал, благотворительностью. Он изо всех сил старался говорить взвешенно и спокойно.

- Лили, всё очень серьезно, как ты не понимаешь! С нами на курсе учится Тёмное создание, чудовище, монстр! Может произойти что угодно, — он едва удержался, чтобы не начать эту фразу со слов «с тобой».

- Ну какой же он монстр, Сев! Рем не выбирал такой судьбы, это ясно! Оборотнем становятся от укуса, ведь так? Разве он виноват, что кто-то когда-то заразил его этой дрянью — укусил ребёнка?! Это теперь и правда как неизлечимая болезнь, и тут он ни капельки не соврал!

- Ты знаешь, что творят оборотни? — сорвался на крик Северус, — Он может разорвать любого, кто подвернется под клыки: друга, брата, мать родную! И ещё повезёт после этого умереть сразу!

- Творят не по своей воле и один день в месяц! Он прячется в этот день — точнее, ночь, чтоб никому не навредить! Хуже всего от оборотничества приходится ему самому, заметь — за четыре полнолуния никто не пострадал. Значит, он очень осторожен.

- Пока не пострадал! Чудом! Оборотни сбиваются в стаи, ведут себя, как дикое зверьё, я читал! Они и есть дикое зверьё! Нужно поскорее бежать к Дамблдору, чтоб он выгнал его к лысым дракклам!

- Ты думаешь, Дамблдор не в курсе?! — Лили тоже давно кричала. Исполненная праведного гнева, разрумянившаяся, с полыхающими глазами, она походила сейчас не на эльфёнка, а на какую-нибудь валькирию. Она была великолепна. — Если уж тебе, первокурснику, хватило трёх месяцев, чтобы догадаться, то что, ты думаешь, знаменитый маг, директор школы бы не понял на раз-два?!

- Что он, присматривается ко всем?.. — уверенность Сева дрогнула, — В школе больше полутысячи учеников…

- А Шляпа?! Она же видит тебя насквозь! А Рем не менталист даже близко, чтоб хоть попытаться что-то от неё скрыть! Если бы он приехал в Хогвартс без ведома Дамблдора, Шляпа бы тут же доложила директору! И Флитвик наверняка обо всём знает, и мадам Помфри — она же выхаживает его после превращений!

- Значит, это заговор, или они все сошли с ума! Оборотни — порождение Темной магии, им не место среди нормальных людей!

- Вот пока все будут так думать, оборотни не перестанут сбиваться в стаи и творить беспредел! Что им остаётся?! В школу их не берут, работы не дают, никто не протянет им руки, не даст кров!..

- Ты что, оправдываешь их?! — снова взвился Сев.

- Не оправдываю, а понимаю! Понимаю, почему они могут так себя вести! Если весь мир против тебя, то поневоле станешь против мира!

- Вот! Сама говоришь — против мира! Против природы! Он — Темная тварь! — гнул свое Снейп.

- Он человек. Хороший, добрый человек. Триста пятьдесят три дня в году. А остальные двенадцать — мучается, страдает и скрывается ото всех!

- И врет! Всем вокруг врет твой хороший человек!

- А что ему ещё остаётся делать, если все вокруг настроены, как ты?! Прочие оборотни, может, и озлоблены, одичали и постепенно потеряли человеческий облик, но Рему Дамблдор дал шанс! На образование, на нормальную жизнь! И всё равно ему страшно одиноко даже в лучшей школе в мире! Он никому не может довериться, открыться, подпустить к себе ближе. Потому что, стоило ему с кем-то сойтись — и всё, его тайна раскрыта, его же друзьями!

- Друзьями?! У оборотня не может быть друзей!

- У Рема могут! Это всё тот же Рем, Северус, ничего не изменилось! Он не изменился от того, что ты узнал правду! Это по-прежнему наш Рем — славный малый, который угощал нас шоколадом и строил с нами замок, которому ты давал конспекты и который подсказывал тебе на Уходе за магическими существами, который ждал нас у поезда и тащил мой чемодан! Он наш друг — по крайней мере, мой. И сейчас я пойду в Больничное крыло и навещу его. А ты, если и ты мне друг, мой лучший друг, мой Сев, которого я знаю и люблю, не будешь хотя бы мне мешать и никому никогда не расскажешь о нём.

Лили последний раз обожгла его глазами, резко развернулась, взмахнув рыжим хвостом, и решительно направилась в сторону лазарета.

Северус никогда ещё не видел подругу такой. Даже тогда, когда они ругались прошлым летом — отстаивая себя, она была куда менее жестка и категорична, чем сегодня, отстаивая Люпина. Напор и уверенность Лили… завораживали? Увлекали?.. Убеждали?..

В любом случае, что-то они с ним явно творили, потому что не прошло и четверти часа, как двери Больничного крыла распахнулись, словно от пинка, явив за створками Сева в странной комплектации. Он левитировал перед собой одну огромную тарелку, обеими руками нёс другую, а пальцами удерживал на весу пакет с шоколадными лягушками из люпинового загашника.

Обе тарелки, на которых оказались бутерброды и куски пирога из Большого зала, он приземлил прямо Люпину на ноги, замотанные одеялом, пакет плюхнул на тумбочку, а сам сел на самый дальний край кровати, заняв такой крошечный уголок, что непонятно было, как он на нём удерживается. На удивленно-обрадованный взгляд оборотня и на неверяще-восторженный лилин он дёрнул плечом и обратился исключительно к первому, избегая смотреть на подругу:

- Ты же, небось, жрать хочешь? Причем, зверски? — он кривовато усмехнулся этой «шутке с намеком». — Да и Лили сорвалась к тебе, не пообедав… Так что вот, что добыл, тем и питайтесь… И скажи уже, заради Мерлина, на кой ляд тебе столько шоколада?..

Праздничное настроение ощущалось во всём: в шушукающихся девчонках, гадающих в перемены на чём под руку подвернулось, в усталых, но весёлых преподавателях, завышающих оценки и закрывающих глаза на болтунов, в запахе хвои и мёда, пропитавших, соответственно, Большой зал и кухонный этаж…

Флитвик первым подал пример, явившись на очередной урок в красном колпаке, отороченном мишурой, вместо традиционной черной остроконечной шляпы. За ним в подобную же вырядился Слагхорн, шутя, что в ней он выглядит моложе, так как нарядный аксессуар скрывает его ширящуюся плешь. Дамблдор звенел колокольцами в утроенном количестве, заставив свою более чем достойную бороду сиять наподобие гирлянды. Даже суровая гриффиндорская деканша поддалась всеобщему безумию и трансфигурировала оправу своих очков в золотистую, с еловыми лапами по углам. Естественно, ученики в стороне не оставались и старались кто во что горазд.

Сев намотать мишуру на треуголку отказывался наотрез и вообще с приближением каникул всё больше мрачнел и замыкался. Когда до отъезда младшекурсников (старшие уезжали на день позже, после Святочного бала) осталось два дня, он, глядя в сторону и вертя в пальцах перо, выдал:

- Я, наверное, останусь на Йоль в Хогвартсе.

Сказать, что Лили огорчилась — ничего не сказать. Она уже напредставляла себе, как весело они вместе отметят праздник, — не хуже, чем в прошлом году! — как будут дурачиться в снегу, кататься по замёрзшей речке и потом, красными с мороза пальцами, хватать горячие кружки с маминым пуншем…

- Это из-за отца, да? — сочувственно спросила она. — Я думала, раз он нашёл работу, у вас станет получше…

Эйлин и правда в одном из ноябрьских писем сообщила, что Тобиас устроился разнорабочим к владельцу нового большого магазина в центре, и на какое-то время даже Сев поверил, что всё если не наладится, то хотя бы выровняется.

- Мама не стала бы жаловаться даже под прицелом палочки, я её знаю. Она и не жалуется. Просто так пишет, что… Ну, в общем, понятно, что нихрена там не получше. Так что я, пожалуй, останусь.

- Мне очень жаль, Сев! — страдальчески сморщилась Лили, положив руку поверх его, всё ещё сжимающей перо. — Понятно, что тебе не особо хочется домой… И я никак не могу остаться тоже — родители не поймут, если я не приеду на Рождество, они так соскучились, чуть не дни в письмах считают…

- Да понятно, о чём ты! Я и не собирался просить тебя торчать тут со мной, — Северус изо всех сил старался не выглядеть расстроенным.

- Да, остаться я не могу, — повторила Лили, и в её глазах внезапно засияли искорки на зависть любой наряженной ёлке. — Но, может… Может, ты проведёшь праздники у нас?

- И как я потом попаду назад в Хогвартс после Йоля? — буркнул Сев, которому тоже до смерти хотелось повторения прошлогодней сказки в обществе Лили.

- Нет, я имела в виду все праздничные дни, все каникулы! — чувствовалось, что идея уже захватила девочку, и в её голове прокручиваются варианты исполнения оной.

- То есть — две с лишним недели?! — опешил Сев. — Я слишком уважаю твоих родителей, чтобы подложить им такой «подарочек»! Нет, об этом и не думай даже! Не проси их из-за меня, пожалуйста!

- А если они сами предложат? — хитро улыбнулась подруга.

- Делать им нечего — они соскучились по тебе, а не по мне! И тут, вместо того, чтобы провести время с любимой дочкой, им придётся терпеть в своём доме какого-то… меня, — с горечью закончил Сев явно не тем эпитетом, которым собирался.

- А это уже им решать, что и кого они согласны терпеть! — Лили склонила голову набок, совсем как плюшевый Локи, который, несмотря на смешки одноклассниц, не покидал её прикроватной тумбочки — Так что — если они, сами, без просьб с моей стороны, позовут тебя к нам на каникулы, ты поедешь со мной?

- Это настолько маловероятно, что моё обещание ничего не изменит, — начал друг, но Лили была непреклонна, — Ладно, ладно, обещаю… Но только если им и правда самим взбредёт в голову эта идея. Всем, включая Петунью!

Вот в Петунье, несмотря на довольно тёплое расставание и регулярные, хоть и короткие, письма, Лили была не уверена. Заручившись словом Сева, она умчалась в спальню писать сразу два письма — маме и сестре. В первом она, с охами, вздохами и тысячей извинений сообщала, что на праздник, наверное, не приедет, так как бросить друга в замке одного — выше её сил, а он, в силу некоторых причин, не рад был бы появляться дома. Над вторым она просидела втрое дольше, трижды использовала на пергаменте Эванеско, и в итоге не придумала ничего лучше, как написать Тунье всё как есть.

Уже затемно Нимуэ, отягощенная двумя конвертами, улетела на юго-восток, а назавтра к праздничному ужину вернулась — точно так же с двумя конвертами, большим и маленьким. Только маленький ответ был наоборот от Петуньи, а побольше — от четы Эванс.

Сев старательно делал вид, что ему неинтересно содержание писем, и смотрел исключительно в свою тарелку, чтобы ненароком не зацепиться взглядом за непрошенную строку. Ведь никакого приглашения там быть не может, а семейные дела Эвансов, поздравления с успешно оконченным семестром и прочие домашние благоглупости его совершенно не касаются.

В общем-то, догадываясь, что ждёт её в родительском письме, Лили первым делом открыла второе, за которое переживала больше. Туньин ответ был краток и незамысловат:

«А то я не знала, что все каникулы он и так проторчит у нас! Ночью же я очень надеюсь с ним не сталкиваться, так что для меня ровным счётом ничего бы не изменилось. И вообще, за это время тут вовсе не об кого было поточить зубы, так что, если не боишься, вези этого оглоеда сюда, так уж и быть. Будет на ком потренироваться, а то боюсь утратить навык.

P.S. Маме я тебя не сдала, так что в гостиной сейчас натуральный военный совет, но папа уже пошёл готовить гостевую»

Лили почувствовала, как расплывающаяся улыбка грозит сомкнуться на затылке, побив рекорд Чеширского кота. «Я тебя тоже люблю, сестричка!» — с нежностью подумала она и вскрыла второй конверт.

Как она и предполагала, родители предпочли увидеть на Рождество дочь вместе со Снейпом, нежели не увидеть вовсе. Мама писала, что давно предложила бы мальчику провести каникулы у них, если бы не думала, что того всё-таки ждут дома. А раз такое дело, то и обсуждать нечего, завтра они встречают на вокзале их обоих — и всё. В конце письма после отступа практически печатным почерком отца было выведено:

«Дорогой Северус! Мы рады пригласить тебя провести в нашем доме Рождество и зимние каникулы. Надеемся, что отказа не последует»

Далее шла уверенная, размашистая отцова подпись, мамина закорючка и даже петуньин росчерк с завитушкой. Лили не сомневалась, что именно сестра, знавшая всю подноготную, убедила родителей приложить к письму такое почти официальное приглашение. Под завитушкой, в самом углу страницы совершенно неофициально круглился Петуньин постскриптум:

«Только попробуй не приехать!»

- Зар-раза! — рыкнула Лили, в очередной раз дёрнув расчёской непослушную гриву. Её костюм викторианской дамы был в порядке — сложно быть не в порядке, если тебя трансфигурировали в четыре руки, пусть и из домашнего платья в клеточку. Образец был взят из очередного романа с исторически-романтически-приключенческим наполнением, только вот леди на картинке щеголяла не только фижмами, но и элегантной прической, а тут и начинались сложности. Густая рыжая копна и так-то расчесывалась с капризами, а уж высушенная магией, да с торопящейся хозяйкой… — Обстригу! — пригрозила копне последняя.

- Не надо! — испугался вместо первой Сев, заканчивавший заколдовывать подол, чтобы левитировал самостоятельно, не мешая непоседливой даме ходить и сидеть.

Лили моментально сменила тон — из него пропали рычаще-нетерпеливые нотки, сменившись едва ли не кокетливыми:

- А что, это бы сильно меня испортило?

Северус смотрел только и исключительно на атласный бант на широкой юбке, когда отвечал, завесившись волосами, скрывшими щёки:

- Тебя налысо побрить — и то не испортишь. Просто… ну… они очень красивые… жалко!

- Но это же каждый день такая пытка! — возразила смущенная и польщенная Лили — только чтоб возразить, свой лисий хвост она и сама очень любила.

- Погоди, я сейчас! — парень метнулся из комнаты и буквально тут же вернулся с подарочным свёртком. — Ещё, конечно, не время, но, думаю, тебе он пригодится прямо теперь.

Под шуршащей бумагой Лили обнаружила простой костяной гребень с резным растительным орнаментом. Точно такой остался с юности у Эйлин — едва ли не единственная вещь из «прошлой жизни», которая оказалась с ней в жизни новой — палочка, мантия, гребешок в кармане да пара побрякушек, давно заложенных в ломбард. Мать говаривала, что на гребешке чары — против спутывания волос и ещё какие-то косметические, Сев тогда не вдавался. Эйлин, с её прямыми, как дождь, гладкими волосами, эти чары были не то чтобы особо необходимы, но именно таков был стандартный набор заклятий на подобных аксессуарах, особенно старинных. И Северус вспомнил об этом, когда обдумывал идею йольского подарка. Создать знакомый с детства гребень из куриной косточки было раз плюнуть — он уже заметил, что постоянная беспалочковая трансфигурация удаётся особенно легко и надёжно, если исходный и конечный материалы

родственны или тождественны. Повторить чары, наложенные палочкой, да к тому же, частью ему неизвестные вовсе, он и не думал, изобрёл беспалочковый аналог — чтобы волосы не путались и не секлись. Это мальчишка и озвучил Лили, восторженно вертящей вещицу в руках.

- Надеюсь, с ним пойдёт легче, и ничего стричь не придётся! — закончил Сев. — С Йолем, Лилс!

Заколодованный гребень и правда справился с прической в два счёта, и образ великосветской дамы был завершён. Лили от души поблагодарила друга, сказала, что его подарок ждёт своего часа и взяла в оборот его собственный костюм. Тут всё было проще: кем же и быть на домашнем маскараде обладателю столь роскошной треулолки (точнее, теперь уже двух), как не отчаянным грозой морей! Прическа бравому пирату не полагалась — девочка просто хорошенько расчесала шелковистые чёрные пряди, чтобы они красиво струились из-под шляпы по плечам. Повязка на глаз, камзол, трансфигурированный из той самой зимней куртки с прошлогодней ярмарки, ботфорты из ботинок и здоровенная сабля на боку из металлической линейки. Как просто быть звездой вечеринки, если ты волшебник — шутила Лили, водружая парню на плечо попугая, сотворенного из плюшевого медведя — её младенческого товарища, который должен был придать образу дополнительную изюминку.

Семейство Эвансов, несмотря на отсутствие магических талантов, старалось не отставать и всячески соответствовать. Папа, собственно, и затеявший всю эту кутерьму с переодеваниями, изображал римского императора — в тоге из льняной простыни, плаще из алой бархатной шторы и с золотой мишурой вокруг русой англосаксонской головы, долженствующей заменять лавровый венок. Мама оделась прованской селянкой, словно сошедшей со страниц сказки о Красной Шапочке — именно так, по мнению всех читавших (то есть, за исключением Сева) полагалось выглядеть маме непослушной девчонки с пирожками. Умение шить оказалось ничуть не хуже умения колдовать — разве что времени создание костюма заняло в несколько раз больше. Петунья же нарядилась… Когда Северус, спустившись в гостиную, увидел сестру своей подруги, то совершенно невежливо разинул рот от удивления, Лили же ахнула и побежала (насколько позволяли пышные юбки) обниматься. Петунья нарядилась ведьмой. Классической, просто-таки хрестоматийной ведьмой, в черной хламиде до пола, остоверхой матерчатой шляпе, с метлой в обнимку и суковатой неструганной «палочкой» в другой руке. Умелый макияж, сделавший её и без того костлявое лицо ещё худее, глаза — словно запавшими, а цвет кожи — несколько зеленоватым, а также старательно всклокоченные и начёсанные за ушами волосы превращали аккуратистку Петунью в настоящую завсегдатайку Лютного переулка, коих Сев насмотрелся, не раз аппарируя туда с матерью и готовыми зельями — заказчиков Эйлин не перебирала.

- Что, нравлюсь? — ехидно прокаркала преображенная Петунья, высвобождаясь из сестриных объятий. — Гожусь на обложку какого там вашего журнала мод? Да отлепись ты от меня, пудру смажешь, — обратилась она к Лили. — А ты на-ка, подержи метлу, — приспособила «ведьма» к делу Снейпа.

Освободив руку, она порылась в складках своей необъятной хламиды и извлекла два маленьких одинаковых конвертика.

- Долго думала, что же вам, чокнутым, подарить, а это как раз по вашей части! — довольно прокомментировала Петунья, когда ребята почти синхронно достали из своих конвертов билеты в кинотеатр. — Новая лента, с пылу-с жару, про кровососов и всё такое прочее. Вам должно понравиться.

Потом было чудесное застолье, родительские подарки, невесть как обнаружившиеся на крыльце, хотя дети, казалось, ни на минуту не отвлекались и не отлучались из комнаты, танцы в костюмах «кто во что горазд» под патефонные пластинки, лилин сюрприз, вручённый Северусу с последним ударом старых часов — заговоренный на неразбиваемость набор химической посуды, изначально вполне себе магловский, но обзавёдшийся некоторыми новыми полезными свойствами, чай с медовиком, традиционные фейерверки во дворе…

Падая на кровать в отведенной ему комнате, атеист Сев трижды поблагодарил кого-то там, наверху, за то, что Лили смогла уговорить его поехать. Он представил себе этот вечер в практически пустом огромном замке, среди гулких стылых коридоров, покинутых спален, запертых классов — и передернул плечами в так и не снятом бархатном камзоле. Примерно на середине этой мысли он заснул.

_____________________________

Примечание

Фильм, билеты на который преподнесла Петунья, это «Дракула», вышедший на экраны, правда, только в 1972-м, но пусть на этот раз Коукворт будет впереди планеты всей ;)

- Сев, завтра мы уезжаем обратно… — они сидели в гостевой, где из света была только гирлянда вокруг окна, и смотрели, как снег на подоконнике становится то синим, то красным, то золотым. Заметенный до середины стволов парк создавал для этой картины совершенно сказочный задний план.

- Да, каникулы как-то незаметно пролетели, — вздохнул Северус.

Глядя на подсвеченный огоньками профиль друга, Лили думала, почему он не выключает их даже ночью, ложась спать — неужели это мельтешение ему не мешает?

- Всё так, но я не об этом. Завтра мы встретимся с Ремусом в поезде. Хорошо бы с ним поговорить, дать понять, что мы в курсе его эммм…

- Четвероногой проблемы? — профиль повернулся к ней, превратившись почти в фас, на каждой грани острого лица плясали отблески, глаза же и всё, что ниже носа, тонули в глубоких тенях, но Лили и без света знала, что друг усмехается.

- Типа того. И что он может на нас положиться. Он ведь может, да, Сев?

- Если ты обо мне, то я буду молчать, пока он будет осторожен. И не причиняет зла тебе… и никому другому.

- Он очень осторожен, я уверена! Этот вопрос надо прояснить с ним до следующего полнолуния — последнее пришлось как раз на Новый год…

- А ближайшее случится аккурат на твой день рождения, — профиль снова стал профилем, повернувшись к стеклу, глаза поймали зелёные искры — казалось, они светятся сами по себе, как у кота.

- Ой, и правда… тогда тем более! Для меня самым лучшим подарком станет, если вы поговорите с ним… хорошо поговорите!

Этой последней ночью Лили не спалось, она сходила сначала вниз попить воды, потом вернулась, потом поняла, что вода не прошла даром. По пути в туалет, что был в конце коридора, она притормозила у двери Северуса, из-под которой по-прежнему высверкивали разноцветные блики, а ещё слышался… она не ошиблась? За дверью плакали?

Ни разу за полтора года дружбы Лили не видела его слёз — ни когда он падал, порой расшибая колени, ни когда рассказывал о ссорах дома, ни когда случались неприятности в школе. Что же могло такого случиться — у неё в гостях, в безопасности? С минуту она колебалась, но, услышав новый всхлип, тихо и осторожно повернула ручку.

По полу и по кровати бегали цветные пятнышки, черноволосая голова покоилась на подушке, на щеках, выбегая из тени ресниц, переливались диамантами капли.

- Сев? — почти беззвучно позвала девочка, и растрепанная голова тут же поднялась, обернувшись к ней и погасив драгоценное сияние.

- Лилс? — заплетающимся со сна языком спросил друг, и Лили окатило пониманием, что секунду назад он спал, спал и плакал во сне. — Что случилось?

- Ничего-ничего, прости! Я просто ошиблась дверью! Спокойной ночи! — поспешила проговорить она и, неслышно притворив створку, закусила палец, сама в шаге от того, чтобы разрыдаться.

Ей вдруг стал понятен смысл неугасимой гирлянды, бликующей ночь напролёт. Она, словно светящийся мост, соединяла одну жизнь Северуса, где царили только холод и одиночество, с другой его жизнью — в которой были Рождество, горячий чай и горячие дружеские руки, ощущение сопричастности и дома, который, если хорошенько постараться, можно представить своим. Только вот мост работал в обе стороны, пропуская из стылой мансарды в Паучьем непрошенные горькие сны.

* * *

- И давно вы знаете? — Люпин напоминал забившуюся в угол мышь, готовую при первой возможности рвануть наутёк, а то и взвиться в самоубийственном отчаянном прыжке. Затравленный вид, в глазах плещется паника, руки сжимают палочку до побелевших костяшек.

- Уже больше месяца, — тон Лили был успокаивающим, как будто она говорила с ребёнком. Рука нырнула в сумочку, но, вместо ожидаемой Люпином палочки, извлекла большую плитку бельгийского шоколада, тут же ловко вскрытого, расчленённого на дольки и выложенного посреди столика в купе.

- Два полнолуния, если быть точным, — добавил Сев и придвинул угощение поближе к мальчишке.

- И вы… и вам — нормально?! — словно не замечая шоколада просипел Ремус, всё так же вжавшись в угол у окна, но руку с палочкой опустив на колени.

- Ты же в этом не виноват, Рем! — воскликнула Лили.

- И ты хороший товарищ, — серьезно кивнул Северус, словно ставя точку в этом бессмысленном обсуждении.

- Вы никому не говорили? — паника во взгляде начала сменяться ожиданием, а то — надеждой.

- Вряд ли тебе удастся долго водить за нос этих умников, наших однокурсников, но, если они что и узнают, то не от нас, можешь не сомневаться, — Сев первым подал пример и отправил себе в рот кусок шоколада, из-за чего последние слова вышли немного невнятными.

- Не стоит так уж сильно переживать, — мягко смотрела на Ремуса Лили. — Это Сев догадался, а он у нас гений, — по скулам Снейпа заплясал пожар, но он сделал вид, что его это не касается. — Если бы он мне не растолковал, я бы до сих пор ни о чём не догадывалась. Может, и прочие тебя не раскусят.

Северус, тем временем, внезапно вскочил, схватил свою мантию и, со значением глядя на подругу, взялся за ручку двери:

- Пошли переоденемся, Лилс?

Удивленная Лили сгребла школьную форму и поспешила за Севом, недоумевая, чего ему взбрело. Всё разъяснилось в коридоре, посреди которого парень остановился, словно позабыв о зажатой под мышкой мантии, и, невесть зачем, накинул вокруг Муффлиато.

- Как ты думаешь, может, рассказать ему, чем мы занимаемся?

- Ты про беспалочковую? — начала понимать Лили.

- Угу. И про всякое прочее, что у нас, так сказать, на повестке, — друг был взволнован, хоть и старался это скрыть.

- То есть, как бы, секрет за секрет? Мы будем в курсе о его оборотничестве, а он — о наших «шатаниях устоев», и все пообещаем хранить тайны друг друга! Вот здорово! Как настоящее тайное общество, какая-нибудь масонская ложа!..

- Не совсем, потому что он с нас обещания не требовал, — вскинул бровь мальчишка.

- А мы его дадим! — горячо воскликнула подруга. — Чтобы было честно! И Рему будет очень приятно, что мы ему доверяем, посвящаем его в наши дела!

- Значит, ты согласна? — подвёл итог Северус.

- Конечно! Это ты здорово придумал, Сев! — глаза Лили сияли гордостью за друга.

* * *

Разумеется, Люпин от «подпольной деятельности» ребят был в восторге — он был очень тронут доверием, как и предполагала Лили, и горел решимостью защищать и оберегать секрет и его носителей, на что надеялся Северус. На демонстрацию возможностей древней магии оборотень смотрел, как деревенский ребёнок на цирковое представление, на сжатых теоретических выкладках кивал с жаром и пониманием, но вот с практикой у него откровенно не задалось.

- Наверное, это потому, что я поздно попробовал, — сокрушенно вздохнул он после часа бесплодных попыток зажечь беспалочковый Люмос.

- Да мы сами только год назад за это всерьёз взялись! — попыталась обнадёжить его Лили, но Люпин грустно покачал головой.

- Отец говорит, что в нашем возрасте год — это очень много. Поэтому я так и рвался в Хогвартс. Пропусти я год-другой, потом было бы очень трудно нагнать.

- Слушай, ну Сев тоже едва ли не месяц летать учился! Не всё сразу…

- Я не расстроюсь, если у меня не получится, Лили, не переживай. У меня есть палочка, она меня слушается, и уже этим я доволен. Зато я порадуюсь, когда получится у вас — всё, что вы хотите. И буду гордиться, что знал вас в школе.

- Лили права, погоди складывать лапки, — неожиданно поддержал подругу Снейп. — Присмотрись пока, что и как мы делаем, а там, глядишь, и пойдёт.

- А сейчас — хочешь полетать? — вскочила Лили, протягивая к Ремусу руки. — Хочешь, мы тебя покатаем?!

____________________________

Примечание

Ремус наблюдает за изысканиями Ложи

https://ibb.co/tXJ5YmX

«Нам нужно убежище» — мысль билась внутри головы так же настырно, как муха о стекло. И так же безрезультатно. — «Нам нужно укромное место для занятий…»

Сев невидяще смотрел в задёрнутый полог, по которому бегали цветные огоньки гирлянды. И как только Лили узнала? Как додумалась подарить ему на день рождения это?.. Конечно, электричества в Хогвартсе не было, да и от его наличия толку бы не прибавилось — любые магловские приборы сложнее зажигалки не выдерживали такой концентрации магии, превращаясь в бесполезные куски железа и стекла. Но Лили не была бы Лили, если бы не придумала что-нибудь эдакое.

Вместо лампочек накаливания в разноцветных колпачках теперь перемигивались крошечные Люмосы, провод же служил только и исключительно для крепления всей конструкции. Вместо же переменного тока лампочки оживляла магическая сила его подруги.

Силы она вгрохала с избытком, не жалея, дракклы дери, ещё и извинялась потом, что, увы, подарок не вечен, как планировалось. «Но на месяц точно должно хватить!» — говорила эта сумасшедшая, еле шевеля губами после целой ночи колдовства. Знал бы, что она задумала — точно бы воспротивился, нечего изматывать себя из-за всякой ерунды!

Но как же хорошо было лежать так, как будто в своём личном домике, бункере, пещере, рубке «Наутилуса» — своём логове, отгородившись от всего мира, смотреть рассеянным взглядом на перемигивающиеся радужные сполохи, похожие на лилин смех, сотканные из её сути — словно она сама теперь всегда была рядом, словно каждый пробегающий по его подушке Люмос говорит «ты важен, ты нужен»… Словно этот полог и эта кровать — одно на двоих убежище, куда никому стороннему хода нет.

«Вот и для нашей внеклассной работы нам нужно такое же. Только настоящее» — продолжала жужжать в голове муха. Но, к сожалению, задернутого пыльного бархата и горстки живых искорок для этого было недостаточно.

Началось всё с того, что в вечно пустующий класс, который они облюбовали для своих тренировок, ввалился Петтигрю. Хорошо ещё, что Люпин, обладавший и между полнолуниями обостренным чутьём и практически звериным слухом, успел предупредить их, что кто-то идёт, до того, как дверь распахнулась. Поэтому запыхавшегося слизеринчика они встретили не болтаясь под потолком, а с палочками в руках и в дуэльных стойках. Все трое.

- Что тебе нужно? — не слишком приветливо обратился к пришельцу Люпин, и на дне его голоса прокатилось рычание.

- Кто тебя обидел? — ахнула Лили, опуская палочку, при виде его насквозь мокрой мантии, стоящих дыбом волос и здоровенной лиловой шишки над правой бровью.

- Как ты нас нашёл?! — задал главный вопрос Северус.

И именно ему, явно признавая в нём старшего, перво-наперво начал сбивчиво отвечать Питер, где-то по дороге растерявший всё своё красноречие.

- Я в вашу башню сначала!.. А там загадки… Я не угадал… И стоял там — вдруг вы появитесь… А тут ваш староста — блондинчик такой… Говорит, поищи их на пятом этаже, может, и найдёшь… Ну, я все двери и дёргал тут, подряд… Уже думал, он пошутил…

«Масонская ложа» со значением переглянулась, а Лили при этом ещё и уловила чёткую, будто по слогам проговоренную специально для неё мысль Снейпа: «Рейвенкловцы. Не только про оборотня они способны всё узнать».

Выяснилось, что слизеринчика в совершенно пустом коридоре настигло сначала мощное, словно сдвоенное Агуаменти, а потом и Петрификус, уже одинарный, судя по времени воздействия.

- Вот, грохнулся, как куль с мукой, лбом приложился — до сих пор в ушах звенит… А как попустило малость заклятие — поднялся и к вам…

- И что — так-таки в пустом коридоре? — уточнил, вздымая бровь, Северус, про себя отметив, что теперь понятно, почему сопляк стал вдруг так косноязычен.

- Портками Мерлина клянусь! — всплеснул мокрыми рукавами тот, пока Лили усаживала его за парту и заботливо подсовывала под спину наколдованную подушку. Разумеется, палочкой, и ей же принялась аккуратно его сушить.

- Ещё скажи, что заклинания невербальные были, — продолжал играть в «плохого полицейского» Сев, весьма раздражённый и на Петтигрю, что смешал все планы, и на себя — что допустил раскрытие их местопребывания, пустив всё на самотёк. Особенно в свете пустых коридоров, из которых прилетают Петрификусы.

- Шепотом, я даже понять не успел, с какой стороны. И голос не узнал… или голоса… Только вот… — и он умолк, скривившись, потому что Лили в это время как раз приложила к его синячищу наколдованного льда.

- Что — «вот»? Ты всё-таки что-то видел? — вступил Люпин, тщательно, но незаметно принюхивавшийся к пострадавшему — впрочем, безрезультатно. Пахло мокрой тканью, подземельями и страхом.

- Скорее, слышал, — к Петтигрю постепенно возвращалась как способность связно излагать мысли, так и обычная его трусоватая заискивающая наглость. Вот и сейчас — он окинул взглядом оборотня, самого высокого и сильного в компании, и, будто присвоив ему статус ничего не решающего телохранителя, отвечать на вопрос принялся по-прежнему Снейпу. — Когда я свалился, то, кажется, шаги прошуршали — словно кто-то убегал. И смех тихий, уже издалека. И вот его я помню — его трудно с чем-то перепутать!

Северус вспомнил резкий, сипловатый, похожий на лай смех, сопровождавший все дурацкие шуточки и идиотские нападки цвета гриффиндорского общества этой осенью.

- Блэк… — проговорил он, и хоть это и не было вопросом, слизеринчик мелко и часто закивал, чуть не скинув со лба холодную примочку. — А где Блэк, там и Поттер.

- Они опять взялись за Питера? Почему? — воскликнула Лили, как раз досушившая тому мантию и принявшаяся за ботинки. — Ведь столько времени прошло, казалось — всё уже забыто!.. Почему снова?

- А почему их теперь не видно? Мне кажется, ответы на эти вопросы неразрывно связаны, — задумчиво ответил Сев, мрачнея с каждой минутой.

- И эти ответы нам могут не понравиться, — подытожил Люпин. — Здесь больше собираться нельзя.

____________________________

Примечание

«Плохой полицейский» Северус

https://ibb.co/cQB3NSF

Дни без привычных вечерних занятий, без менталистики, без полётов казались пустыми, часы до отбоя тянулись бесконечно. Библиотека не радовала, посиделки в гостиной раздражали, Лили нервничала, Люпин озирался. Снейп думал.

Тогда же, после явления подмоченного Петтигрю, наша троица устроила импровизированный военный совет в пустой по случаю позднего времени гостиной. Впрочем, Северус, считающий, что предосторожностей много не бывает, всё равно накинул на их угол Муффлиато. Единогласно сошлись на том, что все подпольные занятия стоит приостановить до поры, пока не найдётся укромное место. И вот теперь Снейп думал, где же его искать. В Запретный лес не набегаешься, Визжащая хижина, дававшая приют юному оборотню, слишком далеко, Астрономическая башня продувается всеми ветрами и тоже не застрахована от вторжений. Казалось, ситуация патовая.

Однажды утром Сев вышел на лестницу, ожидая задержавшуюся со сборами Лили, чтоб идти на занятия. И тут в разреженном сероватом свете январского рассвета из стены выступила такая же разреженная сероватая фигура — мальчик моментально узнал её, это был их факультетский призрак, именуемый непосвящёнными Серой Дамой.

В отличие от прочих, не привыкших лишний раз напрягать мозги, рейвенкловцы ещё на заре времен дали себе труд ознакомиться с историей привидения, и передавали это знание от старшекурсников к новичкам. Поэтому Северус церемонно поклонился и приветствовал полупрозрачную женщину, как положено:

- Доброе утро, леди Хелена.

- И тебе удач на пути, воронёнок, — неожиданно ответила обычно молчаливая и погруженная в себя наследница Ровены. — Ты опечален, что не можешь постигать знания, как раньше, ибо ваше скрытое место больше таковым не является, — ровный тон её был, скорее, утверждающим, чем вопросительным.

- Откуда вы знаете?! — изумился Сев, никогда не обсуждавший дела «ложи» без заглушающего покрова.

- Твоё заклятие не подвело тебя, не тревожься. Оно крепко сработано и служит на совесть. Но мы, призраки, — тут туманные губы тронула грустная улыбка, — слышим не ушами, потому и преграды, созданные для оных, нам не помеха.

Северус дёрнулся было, открыл рот, но просвечивающий палец почти неощутимым холодком перечеркнул его губы.

- Призраки не болтливы. А вы и вовсе — названные дети моей матери, как же я могу пойти против вас! Мне ведомо, что ты стремишься отыскать надёжное укрытие, чтобы идти дальше по пути совершенствования магии и разума… — тут её голос стал глуше и одновременно напевнее, и Сев не сразу понял, что дальнейшие её слова — это стихи, странные рифмованные строки, которые складываются в… ребус? Шараду? Тайное послание?

Но тайну в тайном ты искал, поверь мне, не один.

Туда ведёт начало вод и царь морских глубин,

Туда ворота сторожит любитель танцевать.

Ты должен знать, чего желать — и снова, и опять.

Тот исполнения надежд познает благодать,

Кто все загадки на пути сумеет разгадать…

Конечная фраза прозвучала уже еле слышно, потому что, произнося её, Серая Дама развернулась и, колыхнув призрачным платьем, скрылась в стене. Если бы не феноменальная память Сева, зашифрованная подсказка пропала бы даром, но он успел, беспрестанно шевеля губами, записать непонятное послание слово в слово.

Выскочившая из гостиной встрепанная Лили застала его, стоящим на коленях прямо на каменных плитах и судорожно скрипящим полусухим пером по пергаменту.

- Сев, мы, кажется, опаздываем!.. Ой, а что это ты делаешь?!

Друг, как раз поставивший последнюю точку, выдохнул, вскинул на неё глаза и ответил:

- Если мы и вправду достойны зваться рейвенкловцами, то здесь — решение нашей проблемы!

Но заявить об этом и взаправду решить поставленную Серой Дамой задачку было совсем не одно и то же. Все последующие дни троица бездомных подпольщиков только и говорила, что о непонятном шифре — в коридорах и за обедом, в гостиной и на уроках. Из-за этого ребята постоянно ходили невыспавшимися, полуголодными, дружно завалили практическую по трансфигурации, Люпин схватил отработку по ЗОТИ, не сумев вовремя ответить на вопрос (потому что он его прослушал), Лили огорчила очарованного ею Слагхорна, перепутав мяту перечную с мятой кошачьей, а Сев лишил факультет пяти баллов, на автомате отмахнувшись от обратившегося к нему преподавателя Магловедения.

С первой строкой всё было ясно: тайное в тайном — это скрытое от всех помещение в скрытом от маглов волшебном замке. Стало быть, искать нужно в пределах школьных стен. Это, конечно, радовало, но где именно? Если они не раскусят этот орешек, то до скончания веков могут бродить по этажам и коридорам — столь велик и необъятен был Хогвартс. При чём тут начало вод, да ещё и царь глубин?!

- Ручей? Ключ? Исток реки? — без выражения бубнил Сев.

- Ещё водопровод скажи, — фыркала Лили. — Никаких царей там нет, да и ручьёв в Хогвартсе не водится.

- Может, это про Озеро? Начало вод — источник, его питающий, а царь глубин — Гигантский кальмар? — обхватив русую голову предполагал Люпин.

- Да ну, ты что, какой из Кальмара царь! — возражала Лили, перестав для этого кусать палец. — Да и Озеро — за пределами замка…

- Кальмар, конечно, не царь, но технически территория Хогвартса включает в себя и Озеро, и Запретный лес, — педантично замечал Северус, в сдвинутой на затылок треуголке напоминающий карикатуру на Наполеона.

- Сев! Ну ты опять! Решили же уже, что искать нужно в самой школе! — устало возмущалась Лили.

- Ладно-ладно, я не возражаю! Просто поправил неточность. Если мы хотим что-то найти, формулировки должны быть предельно четкими.

- Обалденная четкость — стишок с кучей непонятных образов! — хмыкал Люпин, и всё обсуждение начиналось по кругу…

Пока однажды Ремус, отчаявшись взять эту крепость силой разума, не предложил одолеть её силой ног:

- А если обходить весь замок — кабинет за кабинетом, этаж за этажом — может, оно случайно и найдется?

- Рем!.. — страдальчески поморщилась Лили, — да нам жизни не хватит планомерно проверить тут всё! Даже Дамблдор, готова спорить, не знает каждый закуток, а ведь он директор! Представь — восемь этажей, на каждом куча помещений… — и она внезапно умолкла, уставившись в какую-то невидимую никому точку.

- Что, Лилс? — разом обеспокоился Сев.

- Восемь этажей, — всё так же глядя в пространство, повторила Лили, но тут же встрепенулась, словно отбросив что-то неважное. — А, ерунда, не стоит внимания!

- Нет, погоди! — знавший подругу, а ещё знавший её феноменальную интуицию, Северус не позволил ей отмахнуться от проскользнувшей идеи. — Давай, выкладывай, что там у тебя!

- Да правда ерунда! Я даже не знаю, почему мне это пришло в голову — просто случайная ассоциация, ничего больше… — смутилась Лили, но друг был непреклонен.

- Ну, смотри, — сдалась наконец Лили, — в замке семь надземных этажей и подземелье, итого восемь — не считая башен, конечно. И вот эта цифра «восемь» меня чем-то зацепила, как будто я знаю, что-то важное, но не могу понять, что именно. И даже почему я это знаю — и то понять не могу. Просто внезапно закрутилось в голове: «царь морских глубин — Посейдон — Нептун — Солнечная система, восьмая планета — восьмой этаж». Ну ерунда же! При чём тут тогда начало вод?

- Может, и не ерунда! Если вторая часть строки отсылает нас к астрономии, то первая тоже должна соотноситься с какой-нибудь наукой. География? Физика? Химия?..

- Стой! — вскинулась Лили. — Химия! А если формула воды? Н2О?

- Ну и что это нам даёт? Водород в таблице первый…

- Зато кислород — восьмой!

- Так… уже теплее… Но если «начало вод», то не идёт ли речь всё же о первом знаке в формуле?

- Знак? В таблице? — непонимающе встрял Люпин, как и все, воспитанные в волшебных семьях, не посещавший общеобразовательную школу и не читавший, в отличие от Сева, магловских учебников.

- Таблица химических элементов, — коротко пояснил последний. — Там все вещества — газы, металлы и прочее — обозначены буквами и…

- Какими, говоришь, буквами? — Ремус пододвинул к себе пергамент, на котором Сев беспорядочно и торопливо конспектировал все мелькавшие идеи, чтобы, если что, ничего не забыть и не упустить. — Этими? — он ткнул в машинально обведённую в рамочку формулу воды. — Эйч, двойка и О? И «начало», выходит, первая? Ну так Эйч же восьмая буква в алфавите — или я не то что-то говорю?.. — смешался он под уставившимися на него двумя парами глаз.

- Нет, Рем, ты говоришь всё правильно! Это мы закопались и не смогли посмотреть шире — как бы с другой стороны! — очень серьезно сказала Лили, а потом уже запищала и полезла обнимать сначала одного, а потом второго.

- Ну что, на восьмой этаж? — стремясь поскорее прекратить её столь тесный контакт с Люпином, Северус скрепя сердце пожертвовал и своим тесным контактом. Тем более, что проверить новорожденную теорию и правда хотелось до зуда.

Ребята вскочили, но, перед тем, как вылететь из гостиной, Снейп не преминул аккуратно собрать и рассовать по карманам все заметки и наброски до последнего клочка пергамента.

Восьмой этаж был велик, но всё же значительно меньше целого замка. Пройдя его из конца в конец, ребята остановились у большого гобелена, на котором темноволосый волшебник безуспешно уворачивался от пинков и тумаков, щедро раздаваемых ему компанией горных троллей.

- Сев, это же Варнава Вздрюченный, так ведь? — припомнила Лили главу «Портреты» из прочитанной вдоль и поперёк «Истории Хогвартса».

- Вроде, он. А что? Нам же нужно найти кого-то танцующего, а этот бедолага, конечно, скачет, аки козлик, но танцем это вряд ли можно назвать.

- Если только тролли не исполняют тут какую-то ритуальную тролльскую пляску! — прыснул Люпин, впервые внимательно рассмотревший изображение.

- Мальчишки!.. — вздохнула Лили и терпеливо объяснила оным, что бедолага на гобелене вызвал гнев условно разумной расы как раз своей любовью к танцам и уверенностью, что все должны эту любовь разделить. — Он пытался выучить их балетной науке, представляете? А они не оценили!

- Мда? — вздернул бровь Северус. — Этот факт как-то ускользнул от моего внимания.

- Вот я и говорю — мальчишки никогда не запоминают подобные мелочи. Сомневаешься — сам спроси его!

- Мне кажется, он несколько занят, — хмыкнул Сев, но Ремус уже подошёл к тканой картине.

- Скажите, пожалуйста, вы и правда хотели обучить троллей балету? — вежливо спросил он, дождавшись паузы между двумя ударами.

- Ах! Ооох!.. — проскрипел Варнава, уворачиваясь от толстой тролльей ноги. — Эти создания ничего не смыслят в благородном искусстве танца!..

- Вы на самом деле так любите танцевать? — уточнил для очистки совести Снейп, но Варнаве снова стало не до того — тролль слева от него доглодал здоровенную, не иначе как бычью кость и принялся охаживать ею служителя муз по темечку. — Думаю, вопрос решен! — обернулся к друзьям мальчик.

- Получается, вход скрывается за этим гобеленом? — с сомнением протянул Люпин и попытался подковырнуть уголок плотной ткани.

Но она прилегала к стене без малейшего зазора, в чем убедились и остальные, тоже попытав счастья. Северус высказал предположение, что гобелен приращен к каменной кладке Заклятием вечного приклеивания — «иначе от него бы ничего не осталось за эти годы, мало тут, что ли, таких, как мы!». Все с ним согласились, но ситуация яснее от этого не стала.

- А как же тогда попадать внутрь, если гобелен приделан намертво? — Люпин явно был огорчен задержкой, ему казалось, что, поняв загадку про восьмой этаж, со всем прочим они справятся легко и быстро.

- Погодите, в стишке же было «туда ворота сторожит…» — а как можно сторожить то, чего не видишь? На это же нужно смотреть, охранять, правда? Так, может, проход не за гобеленом, а напротив? Тогда как раз бедняга Варнава будет обращен туда лицом…

- Даже если так — тут ни следа ворот и каких бы то ни было отверстий! — едва не бороздя носом стену, доложил Люпин. — Я даже простучал — сплошной камень везде! И понюхал!.. Что там дальше точно говорится в тексте?

- «Ты должен знать, чего желать, и снова, и опять», — с выражением по памяти процитировал Сев, выхаживая вдоль коридора. — Но я же знаю, чего желаю — я только об этом и думаю все последние дни! Может быть, чтобы проход открылся, нужно огласить желание вслу…

Договорить он не успел. Стена напротив тролльей идиллии внезапно дала трещину, которая за считаные секунды превратилась в контур двери. Недолго думая, рейвенкловец повернул ручку — пока дверь не передумала и не исчезла — и в открывшемся проёме дети увидели часть просторной пустоватой комнаты, с высоченным потолком, мягкими коврами на полу, парой столов в дальнем углу и ещё какими-то штуками, скрывавшимися от обзора в прочих.

- Оп-па! — только и смог произнести Сев, Лили же, обойдя вставшего столбом Люпина и змейкой извернувшись мимо заслонявшего проход Снейпа, бесстрашно вступила внутрь. — Лилс, погоди, вдруг там ловушка!

Парень рванул вслед за ней, Ремус не отстал — и вот они все трое уже озираются посреди странной комнаты. Сев, на всякий случай, крепко сжимает лилину ладонь. Позади них раздаётся мягкий щелчок — Выручай-комната, оберегая свои тайны, не любит стоять нараспашку.

* * *

Следующие недели троица посвятила исследованию найденного убежища, которое само по себе обладало уймой интереснейших свойств. Постепенно возвращались и к своим занятиям, вспоминая старенькое и пробуя новенькое. Все были на подъёме, но даже теперь не забывали об осторожности — по одному старались не ходить, перед открытием двери в Выручайку прокатывали по коридору в обе стороны Гоменум Ревелио, но всё равно опасения по поводу невидимых противников не оставляли их до конца.

Тем более, что Питер умудрился нарваться ещё раз — по дороге с урока Астрономии, общего с Гриффиндором, что только укрепило подозрения насчёт звёздного дуэта. На этот раз расправе помешал проходивший мимо слизеринский староста — лощёный и напыщенный Малфой, презиравший всех вокруг, не исключая мелюзгу с собственного факультета. Но, увидев неестественно заваливающегося набок «своего» первокурсника, он всё же решил вмешаться, наугад использовал Фините — и оказался прав. Освобождённый от оков Петрификуса малёк уцепился за его мантию и, прячась за ней, как за материной юбкой, добрался до подземелий. А утром за завтраком традиционно нажаловался Севу.

Так на повестке дня, точнее — пары вечеров конца января — встала задача сделать Петтигрю охранный амулет хотя бы против простейших младшекурсных заклинаний. Лили сильно тревожилась за Питера, Люпину была интересна артефакторика (тем более, что тут, используя палочку, он мог быть весьма полезен в общем деле), Северус же надеялся, что, получив защиту, «котик» перестанет таскаться к нему, как к жалобной книге.

Артефакт потребовал неожиданно больше сил и времени, чем они планировали, так что двадцать восьмого января Сев вынужден был покинуть подругу с оборотнем в Выручайке — его ждала пересдача запоротого ранее практикума у Макгонагалл.

Не всякий, схвативший «Т» на контрольной, удостаивался второго шанса, но талантливого воронёнка профессорша явно выделяла среди прочих и портить ему годовую отметку не хотела. Северусу на оценки, баллы и прочий официоз было плевать, он давно понял, что с реальным уровнем знаний, интеллекта и способностей они соотносятся зачастую как тролли с балетом, но подлизаться к гриффиндорской деканше ему было жизненно необходимо — и это был последний шанс. Послезавтра у Лили день рождения.

Пересдача прошла успешно — ещё бы она не удалась, ведь теперь Сев не отвлекался на посторонние мысли, а был всецело сосредоточен на результате. Макгонагалл скупо, но довольно улыбнулась, исправляя юной надежде трансфигуративной науки «Т» на «П», и Сев решил ковать деканшу, пока горячо.

Услышав об интересе своего любимчика к анимагии, та растаяла окончательно, но, прежде, чем поделиться хоть крупицей знаний, прочла получасовую лекцию об осторожности, своевременности и ответственности. Не преминула рассказать об ужасных последствиях неумелых трансформаций, постращала Министерством, заострив внимание на обязательной регистрации и учёте, поведала, что приступать к этой области знаний следует не раньше седьмого курса, и подсластила пилюлю обещанием, что, буде талантливый мальчик надумает, она готова лично курировать его занятия и даже зачесть их, в случае успеха, как выпускной экзамен.

Если бы не менталистика, позволившая очистить разум и отрешиться от слов учительницы, пустив их ручейком по самому краешку сознания, Сев непременно бы или взорвался, или заснул бы, и тем, и тем испортив всё дело. Но окклюменция позволила ему удержать самообладание, не упустив канвы напутственной речи, и поэтому в финале он был совершенно спокоен, говоря:

- Благодарю вас, профессор, за столь обстоятельный и насыщенный рассказ! Если к седьмому курсу я решусь освоить анимагию, я не хотел бы видеть куратором никого, кроме истинного знатока своего дела. А пока я всего лишь первокурсник, может, у вас найдётся, что почитать по теории этого предмета?

И, конечно, у Макгонагалл нашлось. Вопреки ожиданиям Северуса, чтиво оказалось не толстым фолиантом, как по прочим магическим отраслям, а тонкой книжицей — почти брошюркой, если бы издали её сегодня, а не двести лет назад. Впрочем, дарёному гиппогрифу под хвост не глядят, и Сев, поспешив поблагодарить, спрятал букинистическую редкость за пазуху.

Насчёт «дареного», однако, он просчитался. Профессорша, строго, но одобрительно глядя на парнишку, попросила вернуть книжонку к понедельнику, а лучше ещё раньше.

- При вашей любви к чтению, мистер Снейп, вам не составит труда прочесть это издание за пару дней, тем более, что впереди выходные. Мне же будет спокойнее, если оно не получит шанса попасть не в те руки.

Что ж, это вам не пятьсот страниц за ночь — это всего около восьмидесяти за полтора суток! Океан времени — да и в пергаменте теперь недостатка нет!

И Сев, ещё раз поблагодарив, отправился под покров мерцающего огоньками полога копировать двухсотлетнюю брошюрку.

Поскольку отбой уже миновал, вернуться к Лили в Выручайку нечего было и думать — подруга наверняка уже в гостиной, если не в постели.

Северус благополучно покинул Гриффиндорскую башню, миновал несколько переходов и уже видел впереди лестницу к вороньей гостиной, как позади ему послышались шаги. Даже не так — эхо шагов, тихих, приглушенных, если б не привычная настороженность выкормыша Паучьего тупика, вполне сошедших бы за фоновый шум старого замка. Сев резко обернулся, одновременно отклоняясь в сторону — и не зря: мимо плеча пролетел луч заклинания. Шепот, его сопровождавший, указал на расположение противника куда вернее искаженных отражениями звука шагов. Мальчишка кинулся к лестнице — но не чтобы удрать, а чтобы занять стратегически выгодную позицию на несколько ступеней выше, откуда, обезопасив спину, послать веером силовые удары было бы куда эффективнее.

Но невидимость скрадывала не только фигуры нападавших, но и расстояние до них, и направление возможной атаки не давала оценить точно. Северус не успел. Уже занося ногу на вторую ступеньку, он снова услышал быстрый неразборчивый шепот, рефлекторно пригнулся и тут же, неестественно вытянувшись, рухнул как подкошенный, сраженный Окаменением в район левой почки. Последнее, что он видел, были стремительно несущиеся навстречу каменные ступени, от которых было ни увернуться, ни выставить руки, ни сгруппироваться…

Удара он почти не почувствовал, только зрение затянуло мутной пеленой, в уши натолкали ваты, а с виска, через ухо, по шее потекло за ворот тёплое и щекотное. «Книга Лили! — глупо подумал он. — Не испачкать кровью её книгу» — и больше мыслей не было, а ваты стало так много, что он буквально тонул в ней, как ёлочная игрушка в коробке у Лили дома, качался на мягких волнах, как на качелях на детской площадке… Сквозь эту вату издалека доносились слова — откуда-то сбоку, со стороны коридора:

- Мерлиновы яйца! А вдруг он того?.. Помер?! — вся вата мира не заглушила бы паники в голосе Поттера, и от этого было приятно.

- Да какое там! Притворяется, гадёныш, ждёт, чтобы мы подошли, — Блэк изо всех сил старался говорить спокойно и равнодушно.

Сев хотел было подумать, что будет, если они подойдут, но думать было лень, мысли путались в мягких пухлых клубках, вязли в них, расползались. И когда сверху по лестнице застучали шаги, когда мимо пронеслись две молнии — одна с рычанием кинулась на невидимок, а вторая с горестным криком — к нему, он не удивился, просто фиксируя происходящее, насколько рыхлая масса, в которую, казалось, превратился мозг, была на это способна.

Люпин, безошибочно ведомый нюхом — истинно волчьим нюхом оборотня за сутки до полнолуния — не ошибся с броском, и вот уже клубок тел, вопя и размахивая конечностями, катится по коридору. Из него выскакивает Поттер, следом, наполовину невидимый, и от этого жуткий и смешной одновременно, вырывается Блэк, и все трое скрываются из ограниченного параличом поля зрения.

Руки Лили бережно касаются его головы, она шепчет Финиту, но сил шевелиться нет, правый глаз начинает слепить непонятный серебристый свет, виску становится сначала больно, потом горячо, потом прохладно, потом — мокро, и не только виску. Северус чуть поворачивает голову — лицо Лили совсем близко от его, почти касается, нависает сверху, она плачет, и слёзы блестящими лентами бегут вниз, капают на его щеки, стекают к губам.

- Лили… Ну что ты… Не плачь, — усилием воли выпихивает себя из ваты Сев, солёные от её слёз губы слушаются плохо, но она заходится пуще прежнего — на этот раз от облегчения. И, по-прежнему плача, принимается целовать его — быстро, неловко, куда попало: в лоб, в нос, в глаза, в волосы…

Северус замирает, готовый прикидываться умирающим до конца дней своих, лишь бы это не прекращалось, но Лили внезапно отстраняется, на её лице больше ни следа нежности, отчаяния, надежды, — только злость и решимость, когда она говорит:

- Я убью их! — если бы это реально было сделать взглядом, Северус не поставил бы на гриффиндорские шкуры и ломаного кната.

Он медленно приподнимается с её колен, всползает вверх по стене и садится, опираясь спиной о колонну в начале лестницы. Мозги теперь напоминают не вату, а желе, нашпигованное гвоздями, а перед глазами плавают разноцветные круги, но, если не шевелиться, то жить можно. А, вспоминая о прошедшей минуте, даже хорошо жить.

- Я, конечно, обещаю таскать тебе мандарины в Азкабан, но лучше всё же обойтись без этого, — если не поворачивать голову, а всего лишь скосить глаза, то и Лили видно, и круги почти не мешают.

- Этого так оставлять нельзя! Их нужно исключить из школы, они же творят беспредел! — начала Лили, но тут из-за поворота показался хромающий Люпин, и она перебила сама себя, — Божечки, а с тобой-то что?!

- Всё в порядке, — поспешил заверить оборотень, тяжело опустившись на пол рядом с Севом. — Просто кинули мне под ноги Скользкий пол, вот я и кувыркнулся. Иначе б не ушли — я и так гнал их до самой львиной гостиной! — с ноткой гордости признался он.

Северус, тем временем, превратил небьющуюся пробирку, постоянно обретающуюся на дне кармана, в зеркальце и принялся изучать висок, стараясь двигать руками, а не головой. Вид был страшноватый: волосы надо лбом слиплись, половину лица стягивала маска подсыхающей крови, но самой раны он не мог разглядеть, как ни поворачивал серебристую стекляшку. Прощупывание пальцами тоже не принесло результата: под ними всё было ровно, не больно и не кровавее, чем в других прилегающих местах.

- Ты что-то сделала?! — Когда он резко повернулся к Лили, круги зароились и пошли в наступление, желе всколыхнулось, а гвозди, по ощущениям, стали заострёнными с двух сторон. Пришлось не только вернуть голову обратно, но и опустить её к коленям, чтобы унять волнение внутри.

- Сев, не ругайся, — зачастила Лили, — когда я увидела, что ты лежишь тут, в крови, я… Я вообще не думала, что делаю — и видишь, всё же удалось, со мной всё прекрасно! А вот тебе плохо! Тебе надо к мадам Помфри!

- Не надо, — всё так же в колени ответил он.

- Но тебе же больно!

- Мне вообще не больно — твоими стараниями, только в башке муть и глаза в кучу. Но это банальное сотрясение, выпью в спальне Укрепляющего и Восстанавливающего — и к утру буду, как новенький. Расскажи лучше, что именно тебе удалось.

- Но мадам Помфри всё же медик, осмотр тебе бы не помешал, — поддержал девочку Ремус. — Давай, отведу!

- Сиди уж, гроза львов, — буркнул Сев и рискнул выпрямить шею — вроде, ничего. — Тебе только водить кого-то… На твою долю у меня тоже зелья найдутся.

- Он прав, Сев, в Больничном крыле… — начала Лили, но Сев, не в силах качать головой, поднял руку.

- В Больничном крыле мне могут предложить всё те же зелья, и не поручусь, что качество их будет лучше, чем у моих.

- Там бы за тобой понаблюдали хотя бы… — понимая, что переупрямить друга не удастся, всё же попыталась девочка.

- И непременно спросили бы, что случилось, — мрачно продолжил Северус.

- А мы бы рассказали! Мы всем бы рассказали, что случилось! — её взгляд снова едва не задымился.

- А ещё спросили бы, где же рана. Об этом мы тоже рассказали бы? — Лили смешалась, а Сев, подытожил, — Вот поэтому никто никуда не пойдёт. Точнее — мы все пойдём спать. Расскажи наконец, как ты меня вылечила, и по кроваткам! — Несмотря на желеобразное содержимое черепа, идти спать, не выяснив этот вопрос, он не собирался.

- Я, кажется… В общем, я поняла, как нужно делать. Теперь поняла, то есть, а когда делала — не думала вообще ни о чём. Просто на автомате вспомнила, как мы применяли Репаро — помнишь, с джинсами? И руки сами это повторили. Я представила, как соединяются сосуды, прекращается кровотечение, закрывается рана, заравнивается кожа — и всё становится, как было до…

- А откуда ты знала, что с чем соединять? Человек же устроен несколько сложнее, чем джинсы, — на этих словах Лили подумала, чтО надо сделать с Северусом, чтобы он перестал интересоваться новым. Сотрясения, по крайней мере, для этого было явно недостаточно.

- Я и не знала — говорю же, оно как-то само! Если бы я задумалась об этом, то наверняка бы сбилась, как та сороконожка, которую спросили, с какой ноги она начинает идти. А тут — словно разум отключился, а включилось… не знаю, что…

- Интуиция у тебя включилась! Целитель-интуит, ну надо же!.. Гениальный целитель-интуит, — поправил самого себя Сев и обратился к Люпину, в то время, как Лили заливалась краской по самые волосы. — Когда она говорит, что я у нас гений — не верь ей. Гений у нас — она…

Люпин улыбнулся, но тут же насторженно выпрямился — ему почудился какой-то посторонний звук.

- Я сейчас, проверю, — бросил он, с кряхтением поднимаясь и делая несколько шагов вглубь коридора.

Воровато глянув ему в спину, Сев взял лилину руку и бережно поднёс к губам:

- Спасибо…

Лили снова вспыхнула, жалея, что не может, по примеру друга, спрятаться за волосами, стянутыми в хвост. Рука дёрнулась, как будто желая вырваться, но осталась на месте, в прохладных тонких пальцах, а голос был глух и надтреснут, когда она сказала:

- Если бы они… Если бы тебя… Я не знаю, что бы я делала…

- Не дождутся, — хмыкнул Сев, чуть сжимая её ладонь. — Куда я от тебя денусь…

- Всё спокойно, — доложил вернувшийся Ремус и смутился, заметив их сцепленные руки, поняв, что невольно помешал чему-то важному. — Это Филч этажом ниже. Он ещё далеко, но идёт сюда, так что нам не стоит тут дальше рассиживаться, — голос его звучал виновато.

- Да-да, конечно! — сразу же вскочила Лили, не выпустив при этом севовой руки, но глядя только на Рема, — Вам обоим нужно скорей пить лекарства и ложиться спать!

Когда Снейп, проглотив двойную дозу зелий, аккуратно уместил голову на подушке, ему подумалось, что он долго ещё не заснёт — столько всего толпилось в потревоженном мозгу, требуя осмысления, упорядочивания или хотя бы перепросмотра. Но сон накрыл его моментально и утащил так глубоко, что ни рассвет, ни поздний субботний подъём соседей по комнате не смогли его потревожить.

- Эй, ну как ты? — раздался над ухом обеспокоенный голос Люпина. В щель полога заглядывал большой голубой глаз. Всё прочее обнаружилось снаружи с подносом, нагруженным снедью, наперевес.

«Надо же, не задвинул как следует, спал, как в проходном дворе» — посетовал на себя Сев. При незакрытом пологе охранные чары, обильно наложенные на оный, не работали. Он попробовал сесть — вроде, нигде ничего не болело, голова была ясная, но какая-то пустая и неуверенная, как будто чужая.

- Ты завтрак проспал, так что теперь моя очередь тебя кормить, — улыбнулся, меж тем, товарищ и сгрузил снедь на тумбочку.

При виде еды Северус ожидал ощутить тошноту, как обычно при сотрясении, но в организме всё было спокойно — видать, зелья сработали на совесть. Голода он не чувствовал, но от запахов желудок стянуло спазмой, и Сев поспешил чем-то его наполнить, чтобы не свалиться ещё и с этим недугом.

- Там Лили места себе не находит, — Люпин тоже взял с блюда жареную колбаску и смачно ею захрустел, жалея, что прожарена она, как следует.

- А чего не зашла? — смутился Сев, вспомнив завершение вчерашнего вечера.

- Я отговорил. Вот поэтому как раз — мотнул Рем русыми вихрами на запылавшие уши Снейпа, выглядывающие из повисших прядями немытых волос. — Чтоб не стеснять тебя, чтоб успел прийти в себя и это… умыться.

Вчера Сев завалился спать, едва мазнув на ощупь Очищающим, лишь бы не тянуло кожу. Глянув на свое отражение в блестящем блюде, он хмыкнул, вспомнив вампирский фильм, на который они ходили в Коукворте. Сейчас он прошёл бы кастинг даже без грима: красно-бурые разводы по всей физиономии, ресницы слиплись, на голове форменный кошмар.

- Она, конечно, не из пугливых, но спасибо, — серьезно поблагодарил оборотня Северус и впервые протянул тому руку, которую мальчишка так же серьезно, почти торжественно пожал.

Едва спустившись полчаса спустя в синюю, пронизанную яростным зимним солнцем, гостиную, Сев оказался в объятиях Лили, секунду спустя, впрочем, отскочившей куда дальше, чем требовалось для дружеского разговора, и оттуда спросившей, глядя в пол:

- Как ты себя чувствуешь?

- Прекрасно! Благодая тебе! — лишь слегка покривил душой мальчик, как раз с досадой думавший, что неустойчивое равновесие внутри черепа не сменилось устойчивым ни после еды, ни после тройного Агуаменти над тазиком. Болтать головой, равно как и колдовать, не стоило как минимум до вечера — а это значило, что на изготовление подарка снова оставалась одна ночь. «Традиция, однако» — внутренне усмехнулся он, увлекая подругу к мягким креслам у камина.

Угнездившись, Лили и Ремус наперебой поведали Севу о том, чем они занимались, пока он спал. Перед завтраком ребята попытались прорваться к директору — Лили не оставила идею разоблачить хулиганов и добиться для них карательных санкций. Но Дамблдор отлучился в Министерство, Макгонагалл же по случаю субботы была в Хогсмиде. Всё это они узнали от Флитвика, который очень внимательно их выслушал и пообещал донести информацию до директора. Северус был настроен скептически, но расстраивать друзей раньше времени не стал.

- Меня куда больше интересует, что у них такое, что даёт им невидимость, — перевёл он тему. — Дезиллюминационное заклинание им ещё всяко не по силам, да и работает оно не так.

- Какая-то тряпка, как я понял, — пожал плечами Ремус. — Когда поймал их тогда, в начале, она прямо заскользила под пальцами — потому они и вырвались.

- Интересная, однако, тряпка, — задумчиво произнёс Северус. — Я ведь успел кинуть Гоменум Ревелио, когда к лестнице побежал, и знаете, что оно показало?

Собеседники, уже догадываясь об ответе, всё же в ожидании воззрились на него.

- Ровным счётом ничего, — подтвердил их предположения Сев. — Совершенно пустой коридор в обе стороны. Мне как-то довелось видеть мантию-невидимку у Боргина в Лютном — с матерью заходил, — пояснил он для Люпина, не посвящённого в его семейные дела, — Так, пока мать зелья сдавала, мне его помощник рассказал немного, увидев, что я возле неё залип. Эти мантии не укрывают от Ревелио и прочих поисковых. Только от глаз — и то на ярком свету тень будет видна.

- Так что же это тогда, если не мантия-невидимка? — вопросила Лили, ожидая, что Сев уже раскусил эту загадку и просто дразнится, перед тем, как поделиться с ними.

- Понятия не имею, — бровь Снейпа улетела вверх. — Но, если мы хотим жить и учиться спокойно, это понятие нам непременно надо заиметь…

- Да их, может, и выгонят ещё! — кровожадно оскалилась подруга.

- Я бы на это не надеялся, — буркнул Сев и переключился на ещё один занимавший его вопрос. — А как вы поняли, что со мной неладно?

- Это всё Лили, — тепло посмотрел на подругу Рем. — Мы сидели у камина, ждали тебя, уже начали шутить, что Маккошка тебя съела, как вдруг Лили аж подпрыгнула, крикнула «Сев!» и понеслась из гостиной. Ну и я за ней, конечно.

- Меня как будто толкнуло что-то, — смущённо проговорила девочка. — Ясно-ясно услышала твой голос, как будто прямо за спиной. Ты позвал меня по имени.

«Но я не звал» — хотел было возразить Сев и тут вспомнил свою дурацкую мысль про лилину книгу. Точнее, ещё даже не лилину, а Макгонагалл. Тогда казалось очень важным сберечь её в целости, как будто Эванеско с Экскуро для него пустой звук. И да, думая о книге, он четко представил лилин образ — или он сам всплыл из подсознания и встал перед внутренним взором.

- Я пока не возьмусь обещать, но, сдаётся мне, способ связи напрямую, без всяких подручных средств, у нас в кармане, — вместо этого сказал Сев.

- Передача мысли на расстояние? Как телефон?

- Только без телефона. — примерный принцип действия этой магловской звонилки Северус представлял — видел, как Петунья висела на проводе, болтая с одноклассницами.

- Я слышал о сквозных зеркалах, — заметил Ремус. — Редкая штука, дорогая. А так Патронусом же общаются…

- А представь — потерял ты зеркало, и всё. Или лежит оно на тумбочке, а ты и не знаешь, что кому-то срочно надо с тобой связаться. — об этих артефактах Сев тоже читал. — Для Патронуса же нужна палочка.

- Ну, так-то, да, ваш способ удобнее, кто же спорит.

- Не спеши делить шкуру неубитого бумсланга — способа пока ещё нет, одна случайная удача ещё не значит работающая методика. Но какие она открывает возможности!.. — мечтательно прикрыл глаза Северус и тут же посерьёзнел, — Если б не это, Мордред знает, чем бы всё вчера закончилось.

- Как подумаю, чем оно могло закончиться!.. — Лили, побледнев, схватилась за щёки.

- Ты бы меня и оттуда вернула, ты ж упрямая, — смешок Сева лишь прикрывал его растроганность.

- Но это же невозможно! — вставил пять кнатов Люпин. — Нет способа оживить человека, ушедшего за грань! Если ты не некромант, конечно…

- А Лили — с детства спец по невозможному, — всё так же, с весёлой нежностью, сказал Сев, глядя на подругу. — Иногда я думаю, что для неё просто не существует этого слова — не научили с пелёнок, ну и вот…

Проводив после обеда Ремуса к мадам Помфри, которая должна была отконвоировать его в Визжащую хижину, Сев, наконец, засел за копирование книги. Дело шло медленно, должный уровень сосредоточения давался ещё с трудом, каждая страница требовала куда больше времени, чем он рассчитывал. Поэтому, естественно, ему некогда было читать копируемое — тут с основной работой бы успеть! Закончил он заполночь, умотавшись, как в первый раз, и сделав вывод, что на будущее голову нужно беречь не меньше, чем руки — беспалочковая огрехов в мыслительных процессах не прощает.

Так и получилось, что читали они дарёную премудрость вместе на следующий день: Лили в кресле у камина, он — примостившись за её плечом. И, если девочка в любом случае радовалась подарку и возможности листать свою собственную магическую книгу («История Хогвартса» была, конечно, хороша, но немного не о том, учебники же, при всей их полезности, вызывали куда меньше пиетета), то Сев, скользя глазами по строчкам, всё больше убеждался, что ничего путного в этом научпопе не сыщется.

С десяток первых страниц были заняты привычными уже пугалками и стращалками: о невероятно малом количестве удачных превращений среди тех, кто брался осваивать анимагию; о долге этих счастливчиков перед Министерством в частности и магсообществом в целом; о героических деяниях (и, как водится, геройских смертях) прославленных анимагов прошлого, обычно выступавших в роли шпионов, связных, а то и ударной силы в былых магических войнах; о жалком и безрадостном существовании тех, кто, нарушив технологию, навсегда застрял в химерном, двойственном образе получеловека-полузверя (эти душераздирающие описания сопровождались такими гравюрами, что Лили, хоть и не произнесла ни слова, передернула плечами и вцепилась зубами в палец); о долге всех законопослушных граждан Магбритании, одолевших миллион препятствий на пути к заветной цели, зарегистрировать свою ани-форму в специальном отделе (и быть готовыми, что тебя, при случае, кинут на амбразуру)…

В общем, та же пафосная речь гриффиндорской деканши, только в сильно расширенной версии, да ещё и сдобренная картинками. Сев не ожидал великих откровений с первой страницы, поэтому дал книжице шанс реабилитироваться на последующих, но надежда на это стремительно таяла. Лили была явно впечатлена — и не в лучшем смысле этого слова. Тем не менее, Сев не зря называл её упрямой — переведя дух после столь пессимистического введения, девочка взглянула на друга, кивнула, как бы отвечая на незаданный вопрос, и перелистнула на «Процесс превращения».

По мере прочтения, брови Сева взбирались всё выше и выше, пока не замерли на максимальной отметке, не в силах вернуться в задуманное природой положение. Он ожидал долгих медитативных практик, сложных ритуалов, зубодробительных заклинаний, возможно даже — кровавых жертв. Но это?!.. Оказывается, по Англии не бегают толпы анимагов только потому, что не в силах месяц продержать во рту кусок травы и не сожрать его?! Лили на этом месте тоже остановилась и с сомнением посмотрела на друга.

- Кажется, какой-то грек постоянно ходил с камнями во рту… И ничего, стал великим человеком. Думаешь, мы не справились бы?

- А какого драккла он ходил с камнями?

- Точно не помню, но у него что-то было с речью — то ли заикался, то ли картавил, а мечтал он о вершинах ораторского искусства. И так, через камни, тренировался произносить речи. Типа, раз с ними смог, то без них — и вовсе.

- Не думаю, что твой грек с этими камнями ел, спал и учился по пять дней в неделю. Как мы будем объяснять Флитвику, почему мямлим и путаем заклятия на его уроках? Вряд ли он оценит байку про нашу заветную мечту стать ораторами…

- Но раз это необходимо…

- Погоди, давай дочитаем до конца. Пока что мне хочется только спросить у авторов этого опуса «Что?!!»…

Дальше было не лучше. Со всё возрастающим изумлением Сев читал через лилино плечо о плевках в хрустальный фиал, дохлых бабочках и прочих «шедеврах» колдовской науки. На сороковой странице он не выдержал и забегал по Выручайке, принявшей сегодня вид уютной маленькой библиотеки в обеспеченном частном доме.

- И это называется наукой?! Это — дисциплина, доступная не всякому уму?! Что же тут требует ума, а?! Хоть какого-то, не говоря уж о выдающемся! Плевать в пробирку? Годами ждать грозы? Долдонить, как попугай, простейшее заклинание — главное, в одно и то же время? Или вот эта пародия на зельеварение с бражниками и росой называется здесь наукой?! Что здесь вообще зависит от самого волшебника, кроме умения выставлять будильник? Даже магловский сойдёт, с пружинками!.. Нееет, я, признаться, ждал какой-нибудь засады — всё-таки древнее знание, не для всех, и всё такое, но чтоб такая галиматья!..

- То есть, не мне одной кажется, что это мммм… похоже на неправду? — дипломатично вставила Лили, дождавшись, пока Сев остановится, чтобы набрать воздуху.

- А если ещё и тебе кажется, то и вовсе говорить не о чем! С твоим-то магическим чутьём! — завёлся снова Северус, но уже не гневно, а, скорее, ворчливо.

- Эта книга у тебя от Макгонагалл же, да? — безошибочно догадалась Лили. — Вряд ли она стала бы тебя обманывать…

- Она — вряд ли. А вот те, кто писал эту книжонку…

- Но она же сама анимаг — значит, как минимум, у неё получилось превратиться этим способом!

- Я не говорю, что так нельзя превратиться. Наверное, можно — уж за столько-то времени, талдыча всю эту чушь, — Сев буквально выплюнул это слово, — тыча себя в грудь палкой и сторожа совершенно не зависящую от тебя молнию, можно создать в голове образ и подкрепить его дОлжным уровнем духовного усилия. Количество, так сказать, перейдёт в качество. Но, знаешь, такое впечатление, что кто-то намеренно до невозможности усложнил процесс и обвесил его кучей нелепых… завитушек. Чтобы те, кому таки удалось, превращались не благодаря, а вопреки.

- Кто-то? Думаешь, кому-то нужно было скрывать это знание от большинства? Кому?..

- Тем же, кому нужно было, чтоб беспалочковая магия оказалась забыта. Тем же, кому выгодно растить послушных, легко контролируемых волшебников. Если бы каждый третий становился анимагом, не докладывался бы властям и обретал возможности, даваемые этой способностью, как бы с ними управлялось Министерство?! Если бы для достижения результата нужны были личные таланты и могущество, многие бы дерзали попробовать себя — а так, жевать мандрагору месяцами, да ещё и насмотревшись всех этих гравюр, а потом идти на поклон к чиновникам — дураков мало. Ты же помнишь, мы читали, что в нашем веке легальных анимагов насчитывается всего семеро. Семеро! Из нескольких поколений! И никаких хлопот, тайное знание бережёт само себя!.. Прости, Лилс, — после небольшой паузы совсем другим тоном заговорил Снейп. — Кажется, мой подарок оказался форменной хернёй. Я тебя подвёл…

- Нет, Сев! Это не так! Ты старался, ты добыл эту книжку у Макгонагалл! И теперь мы имеем отправную точку — почему бы не пойти от неё в другую сторону?

- В другую?.. — непонимающе воззрился на неё Северус.

- Ну да, от противного. Это же тоже вполне себе научный метод. Разберёмся, что в руководстве наносное, как ты говоришь — «завитушки», а где рациональное зерно. И сделаем всё по-своему!

- Где зерно — и так ясно. Нужна энергетическая матрица звериного образа. Не конкретного зверя, а как бы… его идеи, в общем… — Сев мучительно подбирал слова.

- Архетипа? — подсказала начитанная Лили. — Такого узнаваемого образа, когда неважно, как выглядит тот или иной объект, ты смотришь и знаешь, что это он?

- Точно! У тебя не голова, а склад всевозможной информации, — в устах друга это был весомый комплимент.

- Кто бы говорил, — улыбнулась Лили. — И что потом? Возьмём этот архетип за образец и трансфигурируем сами себя?

- Ага! Это, конечно, будет непросто, но всяко интереснее, чем играть в этого твоего оратора с мандрагорой вместо камней.

- А где мы добудем этот образ, матрицу, по которой будем превращаться?

- Теоретически — у любого анимага, — несколько скис Северус, вспомнив свое же напоминание о семи кандидатурах во всей Англии, не скрывающихся от закона.

- Не думаю, что Макгонагалл позволит нам медитировать на неё с этой целью, — грустно улыбнулась Лили. — А других мы вряд ли встретим, пока учимся в школе.

- А что, если… — снова вскочил усевшийся было в кресло Северус. — Что, если матрицу скопировать с оборотня? Там же должен быть тот же самый принцип — временная трансфигурация человека в животное, к тому же беспалочковая. Единственная разница — что в случае Люпина она насильственная, но для нас это не должно сыграть особой роли.

- Сев… — растерянно поглядела на него Лили. — Но он же… Как мы к нему подойдём в это время, не говоря уж о «медитировать»! Он же не помнит себя в момент превращения и попросту нас разорвёт! Проще уж караулить Макгонагалл, право слово…

- А мы сделаем так, чтобы он себя помнил! Научим его окклюменции — и он сможет контролировать зверя внутри.

- И перестанет так мучиться! И презирать себя, и маяться совестью! Здорово! — захлопала в ладоши Лили. — Кстати, вот-вот будет обед, — продолжила она, наколдовав Темпус, — пошли наберём вкусностей в Большом зале и навестим его — он как раз уже должен проснуться…

________________________

Примечание

Почитать, от чего так бомбило Северуса, можно здесь:

https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/Анимаг

Помятый и уставший Ремус с готовностью согласился на всё: и быть подопытным волком для изысканий друзей, и обучиться менталистике. Его в равной степени радовала возможность быть полезным для них и обрести долгожданный контроль для себя. Первое занятие назначили на завтрашний вечер, так как сегодня оборотень был ещё не в лучшем состоянии. Нынешним же Севу предстояло идти к Макгонагалл возвращать книгу, и Лили очень рвалась с ним, но, по здравом рассуждении, от этой идеи решили отказаться.

- Она тогда поймёт, что ты в курсе про это чтиво, а ей не хотелось, чтоб его кто-то, кроме меня, видел — она специально предупреждала меня об этом.

- Ладно, ты прав. Но тогда обязательно поговори с ней о художествах её ученичков! Нельзя спускать это дело на тормозах, Сев!

- С ней наверняка уже пообщался Флитвик, чего я буду встревать… Мне как-то не по душе ябедничать…

- Ябедничать?! Мерлин, они тебя чуть не убили! Если тебе так наплевать на себя, то подумай о других! Кого они могут покалечить в следующий раз — Питера? Ремуса? Меня?!

- Ремуса не враз и покалечишь… — буркнул мальчишка, но аргументу внял, по большей части — из-за последней его составляющей.

- Подумай — они таскают по школе какую-то могущественную магическую штуку, которая, по сути, даёт им сверхспособности! Разве это не нарушение правил?! И ладно бы, если б они с её помощью пирожные из кухни воровали — но они нападают на людей! Совершенно не думая о последствиях! И считают, что им ничего и никогда не будет. А надо, чтоб было, иначе они не угомонятся!

- Хорошо, хорошо! Я поговорю с ней! — резковато ответствовал Сев, понимавший всю справедливость лилиных слов, но всё равно внутренне корчившийся от перспективы кого-то закладывать. Пусть даже и Поттера.

И дело было не в жалости или гипертрофированном благородстве, а всё в той же гордости, тоже весьма гипертрофированной. Настучать на хулиганов — значило признать, что самостоятельно ты с ними не справился, прибегнув к «помощи свыше». А с этим он ни согласиться, ни смириться не мог. Но второй главной движущей силой в его душе — второй отнюдь не по силе и значимости — было всеохватывающее чувство к Лили и забота о её безопасности. И оно вещало, что подруга права, что следующей жертвой малолетних идиотов, растянувшейся на окровавленных камнях, может оказаться и Лили тоже. Значит, вариантов было два: таки передать это дело в «вышестоящие инстанции» или не отходить от Лили ни на шаг за пределами гостиной. Северус собирался применить оба.

Но реальность внесла свои коррективы, совершенно, впрочем, его не удивившие. Макгонагалл сама завела речь об инциденте, чем значительно облегчила Снейпу жизнь. Спросила, как он себя чувствует, пожурила, что не обратился к колдомедичке, пожелала крепкого здоровья… Сев не прогнозировал такого поворота, поэтому несколько растерялся и даже не наговорил дерзостей на последнее пожелание.

А вот дальше разговор свернул в то русло, которое Северус как раз предполагал: гриффиндорская деканша заботливым и до тошноты «взрослым» тоном начала увещевать его, что из-за шутки, вышедшей из-под контроля, детской шалости, глупости и необдуманности не стоит ломать ребятам жизнь, добиваться исключения (Северусу так и слышался за этими её словами звонкий голосок Лили, наверняка настаивавшей во вчерашней беседе с Флитвиком именно на этом) и вообще доводить дело до директора. Что на месте нарушивших правила и неожиданно получивших непредсказуемые последствия может оказаться любой. «А вы сами, мистер Снейп, всегда соблюдаете весь свод школьных предписаний?» — от этих слов главной гриффиндорки Северус покраснел — но не потому, что был настигнут приступом совестливости, а от гремучей смеси обиды, гнева и стыда — от разочарования, на несправедливость и за взрослую женщину, в чьих руках были детские судьбы, соответственно. Затопленный противоречивыми чувствами, он не нашёлся, что сказать — так велик был выбор, и его молчание Макгонагалл приняла за согласие.

- Очень хорошо, что мы пришли к пониманию, мистер Снейп, — улыбка деканши казалась вымученной и натянутой. — В свою очередь, виновники инцидента будут наказаны: лишатся пятидесяти баллов каждый и получат вечерние отработки у Филча до самого Бельтайна. Кроме того, я обяжу мистера Поттера избавиться от не разрешенного в школе артефакта…

Вот тут Снейп, ведомый любопытством, разом преодолел свою внезапную молчаливость:

- Что это за артефакт?

- Я не могу сказать вам больше, чем то, что это — фамильная реликвия семьи Поттер…

«Значит, таки поттеровская бирюлька, — подосадовал от своей ошибки Северус. — А я грешил на Блэка, с их-то семейной историей…» Вслух же не без злорадства спросил:

- И как же ему дОлжно от него избавиться? Сжечь? Использовать Редукто? Пустить на тряпки?

- Зачем же так радикально? — взблеснула очками Макгонагалл. — Эта вещь принадлежит сэру Флимонту Поттеру, к нему она и вернётся. Завтра же. Я лично прослежу за этим. И в довершение всего, мистер Поттер и мистер Блэк принесут вам свои извинения — в частном порядке или перед всеми факультетами в Большом зале, на ваш выбор.

- Вот уж увольте меня от этого цирка — что в частном, что в общем порядке! — взвился Северус, представив сие действие в красках. — Мне вполне достаточно того, что по вечерам они будут нейтрализованы хотя бы до мая и лишены этой волшебной шторы!

- То есть, вы более не будете иметь претензий к мистеру Поттеру и мистеру Блэку? — весьма довольная, уточнила Макгонагалл.

- Если они более не будут иметь претензий ко мне. Или моим друзьям, — приподняв бровь акцентировал Снейп. — В противном случае я не ручаюсь, что не нарушу пару десятков школьных предписаний.

- В этом случае отвечать придётся всем нарушившим — соразмерно своим нарушениям. Надеюсь, мы с вами прекрасно поняли друг друга, — холодно произнесла львиная деканша, кивая головой в знак того, что аудиенция окончена.

Никаких повторных предложений кураторства, рассказов об анимагии или даже простых и ожидаемых вопросов о том, понравилась ли книга — если бы Снейп наблюдал финал их беседы со стороны, то наверняка бы подумал, что виновником сложившейся ситуации был именно этот мальчишка, к которому снисходит суровая, но милосердная преподавательница.

«Вот вам и «любимчик», — про себя фыркнул Сев, вспомнив, как его беззлобно поддразнивала подруга. — Вот вам и хваленая гриффиндорская честь и справедливость во всей красе. Что ж, по крайней мере, эти долбоёбы будут обезврежены — пусть и частично. Но от Лили всё равно отходить не стоит — на всякий случай…»

Весенние каникулы в магловских школах и в Хогвартсе не совпадали. В первых они были приурочены к Пасхе, которая в этом году пришлась на начало апреля, а в последнем — к Бельтайновским мистериям, апогей которых приходится на «Ночь костров». Когда-то она тоже двигалась по календарю в зависимости от полнолуния, но с течением времени за ней закрепилась единая дата — между апрелем и маем, с 30-го на 1-е число. Но до сих пор особой удачей считалось, если два этих явления — праздник и полная луна — совпадали.

Нынешний Бельтайн был почти идеален в этом плане: полнолуние миновало только позавчера, и Ночь силы обещала быть очень насыщенной. Большинство ребят разъезжались по домам, чтобы встретить её с родными. Маглорожденные просто радовались дополнительной возможности повидаться с семьёй. Лили же ждала Бельтайна с особым нетерпением: ещё давно Северус обещал ей прыжки через костёр под покровом ночи, и, вспоминая их личный, ещё дошкольный Самайн, от весеннего праздника она ожидала не меньшего чуда. Прошлый апрель был ветреный, штормовой, дождливый, что и помешало выполнить задуманное, а нынешний — как по заказу: тёплый, ясный, изобилующий цветами, к концу одевший деревья в прозрачную зелёную кисею. Её немного тревожило, что Севу придётся прожить эту неделю дома, но он отмахивался, как от чего-то несущественного:

- Подумаешь — каких-то семь дней. Уж как-нибудь справлюсь, не переживай. К тому же, это не магловский праздник, а значит, целыми днями он будет на работе. Если попозже спуститься из комнаты, когда он уже уйдёт, и попозже вернуться домой, когда он завалится спать, то и пересекаться почти не придётся.

- Может, всё-таки снова к моим? Они, мне кажется, уже бы и не возражали…

- Не стоит. Ведь и у них рабочие дни, Петунья учится, папа твой — каждый день в контору… Одно дело — Рождество, разовая акция, а другое — прописываться там у них каждые каникулы.

Так апрель и проходил: Лили периодически пыталась уговаривать, Северус не сдавался, весна набирала обороты… А потом, накануне отъезда, из дома пришло письмо. Мама писала, что Тунья подхватила ветрянку, болеет тяжело, как физически, так и морально, и младшей ехать в этот лазарет совершенно не стоит.

«Я помню, что ты у нас волшебница, которым не страшны должны быть детские болячки — но нужно ли рисковать, проверяя это? Смотрю на Туни, которая украдкой плачет, глядя на себя в зеркало — и не хочу повторения ещё и с тобой. Она очень боится, что останутся шрамы, а всё, что мы можем сделать — это напоминать, чтоб не расчёсывала… Вызывали доктора, я обмазываю Туни зелёнкой трижды на день, как он сказал, сбиваю температуру… В общем, если есть возможность остаться в замке на эти дни, я прошу тебя поступить именно так… Мне очень жаль… Скучаем…»

- Даже если бы ты и заразилась, достаточно одного зелья, чтобы остановить болезнь в самом начале, — прокомментировал Снейп, в душе возликовавший, что ехать в Коукворт не надо, но сам себя стыдящийся за такие мысли.

- Маме этого не объяснить. Она до сих пор считает магию каким-то, скорее, развлечением, игрой, а не ещё одним полноправным вариантом жизни. И она правда переживает за меня. Ей, наверное, тяжело сейчас приходится с Туни — будь я там, я бы хоть помогла…

- От ветрянки ещё никто не умирал, даже среди маглов. А вот никакого праздника с зеленой Петуньей в одном доме точно не выйдет!

- Это да, наверное… Но видишь, она расстраивается из-за внешности! Она и так… — Лили хотела сказать «завидовала мне», припомнив Самайновые откровения, но не смогла этого произнести.

- Уж против шрамов-то помочь — не проблема! Сегодня сварим зелье, завтра отошлешь с Нимуэ — и всё будет в порядке.

- Она же магла… — закусила губу Лили. — Не повредит ей?

- Нет, я модифицирую рецепт — будет облегченная версия с минимумом волшебных компонентов. Как иначе, ты думаешь, маги-целители лечили раньше целые деревни? Составов, которые можно использовать маглам, довольно много, а ещё больше — тех, которые подойдут после незначительных изменений. Облегченного Восстанавливающего ей пошлем ещё — и всё за несколько дней пройдёт.

- Только вот будет ли она его пить… Она же к магии… ну, не очень…

- Если хочет физиономию не как вспаханное поле, то будет, — жестко, но справедливо ответил Сев, подавая пример: вставая и направляясь к подземельям.

Добряк Слагхорн, души не чающий в Лили, ее строптивого ершистого приятеля, вечно норовящего всё сделать наперекор, не любил, но терпел — признавая его бесспорный талант, слизеринский декан морщился, как от кислого, каждый раз, как этот тощий воронёнок шёл вразрез с устоявшимися, проверенными веками принципами зельеварческого искусства. Поскольку шёл он постоянно, то условным рефлексом на появление Снейпа у пожилого профессора стало автоматически кривиться. То ли дело эта Эванс — ну что за самородок! Рука легкая, глаз точный, память отличная, всегда улыбается — и так мила!.. Слагхорн уже наметил себе пригласить её в свой Клуб курсе на третьем-четвёртом, а пока — разрешил пользоваться лабораторией при своём кабинете, когда заблагорассудится. То, что своевольный Снейп в подавляющем большинстве случаев прилагался к душке Эванс, он почитал за неизбежное зло — как, например, прилагающееся к добрым посиделкам похмелье, предваряющий удачный поход за грибами дождь, или конфеты со вкусом тухлых яиц, козявок или брокколи, попадающиеся среди его любимых леденцов.

Так и получилось, что, сварив и отправив в лучшем виде зелья и инструкцию к ним, сопроводив всё это пожеланиями скорейшего выздоровления и кучей приветов всей родне, Лили мрачно сидела в библиотеке, листая фолиант по онейромантии. Тунье сейчас быстро полегчает, а ехать уже поздно, поезд, как говорится, ушёл — значит, снова никаких костров, разлитой в воздухе силы и полётов под открытым небом, никакого праздника… За окном наливались синевой апрельские сумерки, немногочисленные оставшиеся в замке ученики тянулись к Большому залу на торжественный ужин, а Лили сердито смотрела в строчки — уже минут пять в одни и те же. Поэтому и Сева заметила, только когда он навис над её плечом.

- Сегодня после отбоя спускайся в гостиную.

- Что? — непонимающе вскинула на него глаза девочка.

- Оденься теплее — ночи ещё холодные, — как ни в чём не бывало продолжил друг.

- Но… зачем?!

- Я обещал тебе бельтайновские костры — и они у тебя будут!

__________________________

Примечание

Мне всегда было странно, что в Хогвартсе, магической школе, весенние каникулы называются Пасхальными, как и в обычных. Я взяла на себя смелость несколько это переиначить.

- Сев, ты с ума сошёл?! — на грани слышимости шипела Лили, чтобы не привлекать излишнего внимания суровой библиотекарши. — Где ты собираешься жечь костёр?

- В Лесу, конечно. Я там полянку присмотрел вчера…

- Это когда я три часа тебя найти не могла? Прихожу от Рема из лазарета — а тебя нигде нет, и никто ничего не знает!

- Ну да… — смутился Сев. Он не думал, что разведка займёт столько времени и что Лили успеет его обыскаться.

- А зачем соврал, что на башне был?! Я чего уже только не надумала — и про Поттера, и ещё Мерлин знает, про что!..

- Если б правду сказал, никакого сюрприза бы не получилось. — Сев старался выглядеть виноватым, но это выходило неважно: она сердится потому, что он скрыл, где его носило, а не из-за самой идеи тащиться ночью в Запретный лес, вопреки всем и всяческим уставам! Значит, он сделал всё правильно! — И на башне я правда был… Потом…

Лили не находила слов — надо же, научила выворачиваться с полуправдой на свою голову! И что вот с ним делать?! Вроде, и обманул её, и заставил понервничать, а вроде — и для неё же старался… Это было приятно, грело душу и помимо воли заставляло замирать в предвкушении… приключения?

- Ладно, рассказывай свой план — считай, что сюрприз удался!

- Смотри, вот зелье, — воодушевлённый Сев зашуршал по карманам, доставая две маленькие пробирки — из тех самых, зачарованных Лили на Йоль, — одну — тебе, вторую — мне. Сейчас за ужином надо накапать нашим соседям в сок — кроме Ремуса, он в курсе.

- И что с ними будет? — запереживала девочка.

- Это же Сон без сновидений, не узнала? В моей интерпретации. Достаточно одной капли, чтоб их сморило в течение часа, двух — чтоб продрыхли всю ночь, а после трёх их и пушками не разбудишь до обеда. С Итаном проще — даже если он и проснётся ночью, мой полог так просто не одолеть, да и Рем подыграет, он обещал. А вот твоим девчонкам надо бы по три капли для верности.

- Я ещё представляю — один раз провернуть фокус с пробиркой, но дважды… Сев, меня не учили на фокусника!

- Кинем пару Конфундусов — делов-то. Без палочки никто и не заметит.

- Ну, допустим. Все уснут, я надену куртку, выйдем мы из гостиной в общий коридор — и тут Филч! И он вряд ли поверит, что в магловской одежде мы собрались посреди ночи пройтись до душевой! Да и ворота на ночь закрывают…

- А мы не будем выходить в общий коридор! — торжествующе объявил Сев и тут же понизил голос, так как, даже несмотря на Муффлиато, поймал пронзительный недовольный взгляд мадам Пинс. — И ворота нам ни к чему! Мы поднимемся на нашу башню и с неё улетим!

- Да ладно!.. — откинулась на спинку стула Лили.

- Ну а что? Ты же хотела снова полетать под открытым небом, правда? — и добавил, смутившись и полыхнув ушами, — И из окна же ты ко мне летала?

- Так то второй этаж, а тут — вниз глянешь, аж дрожь берёт!

- А какая разница? Тебя же одинаково воздух держит, что в футе над землёй, что в ста…

- А ты вспомни себя на метле!

Осенние уроки полётов Сев помнил, но предпочёл бы забыть. Ни капли общего между свободным, ничем не стеснённым и не ограниченным полётом, полностью подконтрольным собственным волшебной силе и телесным импульсам, и болтанием между небом и землёй с палкой между ног, дёргающейся от каждого неверного движения и норовящей сбросить седока, словно лошадь, почуявшая в наезднике слабину! Как вообще маги умудряются на этом летать?! Что было с разумом того, кто это придумал?! И с разумами тех, кто решил, что это — хорошая идея?! В общем, начиная с первого занятия, Сев отлынивал от магической физкультуры, как только мог, огрызаясь на подколки подруги по поводу амбидекстров.

- Я… тебя поддержу… — неловко пробормотал он, глядя в стол. — Я не знал, что ты высоты боишься…

Лили не то чтобы боялась — когда они украдкой летали в Коукворте, она могла подниматься довольно высоко — и ещё и выписывать всяческие кульбиты в воздухе. Но в чем заключается разница — взлетать с земли, набирая высоту, и спорхнуть, как сова, с высоченной башни — внятно она объяснить бы не смогла, поэтому, смешавшись сама, отрывисто заверила, что всё будет в порядке и никого под белы рученьки поддерживать не надо.

- Только лететь придётся не вниз, а вверх — тебе от этого легче или тяжелее? — вопросил Сев, уже немного досадуя на себя с этой идеей праздника.

- Вверх? Почему?

- Чтобы из окон никто нас не заметил — мало ли, кто где полуночничает. А так — поднимемся повыше, а спустимся уже у кромки леса — и ни одна бессонная морда нас не углядит! Но если тебе неприятно…

- Да нет, вверх — не то, что вниз, — призналась Лили. — Вверх нормально, всё равно что с земли. Наверное… — ей очень не хотелось выглядеть трусихой. Да и вся эта авантюра ей… нравилась?!

- Только там ещё холоднее будет, поэтому, когда я говорил «оденься потеплее», я имел в виду совсем «потеплее».

- А твоё фирменное Согревающее на что? — и по её тону и блеску глаз Сев понял, что она не просто соглашается из вежливости, чтобы не обидеть — чего он, признаться, побаивался, а с радостью и энтузиазмом прыгает с ним в этот омут. И понял, что из кожи выпрыгнет, а сделает всё, чтобы сегодняшний вечер попал в копилку её лучших воспоминаний.

- Одно другому не мешает, — серьезно сказал мальчишка, старательно пряча свою радость, — Так пошли тогда в Большой зал?

То ли старая поговорка «счастье дураков любит» решила оправдать своё существование, то ли сдвоенная сила намерения этих самых дураков, не видя препятствий, неслась к цели, но всё шло, как по маслу. Парочка невербальных Отвлекающих, пара пробирок в паре кулаков, пара капель, незаметно срывающихся в тыквенный сок… И через пару часов ёжащийся на ветру Северус поправляет Лили шарф, чтоб прикрывал подбородок, а та напоминает ему, чтоб он не забыл рукавицы. Потом оба задирают головы. На верхней площадке башни и правда нежарко, а там, среди бегущих по небу, подсвеченных почти полной луной облаков — и подавно. В отдалении чернеет и кивает макушками лес, озеро перекатывает сотню маленьких лун по сверкающим чешуйкам ряби, чёрное и серебряное сменяют друг друга так быстро и так естественно, что кажется, будто никаких других цветов в мире никогда не было и быть не могло. Идеальная, неспокойная, невозможная — колдовская ночь. Ночь силы.

Первым над растрескавшимися тысячелетними плитами взлетает Северус, подаёт Лили руку, та хватает черно-бело-синюю варежку своей зелёной перчаткой и, не глядя под ноги, а только на их сомкнутые руки, отрывается от пола тоже. Если не опускать взгляда во многометровую пропасть вокруг крошечной, всё удаляющейся площадки, то совсем не страшно, наоборот — весело, здорово и немного холодно. Не снаружи — сработанные Севом Согревающие хранят тепло на совесть — а изнутри, как будто она — этакий воздушный шар, впитавший в себя ветер, ночь, луну, рваные быстрые облака…

Заглядевшись на стремительно меняющиеся серо-серебряные силуэты, Лили не сразу заметила, что они начали снижаться.

Выбранная Северусом полянка и правда заслуживала, чтоб её искали несколько часов. Окруженная могучими дубами, покрытая ковром молодой травы и земляничных листьев, почти идеально круглая — она казалась старшей сестрой той маленькой прогалины в Коукворте, их первого пристанища и второго дома. Точнее — это прогалина в коуквортском парке будто была искаженной, неточной, миниатюрной копией этого величественного оригинала. Который словно создан был для того, чтобы в такую ночь кто-то, наделённый силой, пришёл сюда, как хозяин в забытый дом.

Костёр, подбодрённый заклинанием, яро накинулся на загодя припасённые Севом сучья, сыроватые, но большие — дань, собранную мартовским ураганом. Сейчас ветра на поляне почти не было, лишь верхушки исполинских деревьев переговаривались в вышине. Скоро от огня пошёл такой жар, что куртки оказались лишними, пригодившись, впрочем, вместо подстилок — земля дышала прохладой и влагой. Сев достал из сумки, которая до того пряталась под одеждой, перекинутая через плечо, пергамент и перья, протянул Лили:

- Пиши пожелания. Если загадать что-то в Ночь костров и потом подарить огню — непременно сбудется, — сам же он продолжил копаться в сумке, извлекая из неё ещё какие-то припасы.

- А что писать? — любящая во всём точность, уточнила Лили.

- Что тебе правда важно. Только хорошо подумай над формулировками — духи Бельтайна любят пошутить, так что двусмысленности допускать нельзя. И отрицаний стоит избегать, это я в маминой книжке вычитал.

Лили задумалась, немного напуганная такой ответственностью. Сев же, оставив в покое сумку, строчил без задержек, словно заранее заготовил, огранил и выкристаллизовал слова своих желаний. Хотя — почему «словно»? У него-то было на это время…

Девочка прикусила кончик пера, как обычно прикусывала палец, и попыталась сосредоточиться. «Чего я больше всего хочу? Стать известной волшебницей? Помогать людям? Чтобы Тунья поправилась? Мира во всём мире?.. Нет, это всё не то…» С минуту она смотрела на похрустывающие ветками языки пламени, не замечая, что Сев, оторвавшись от своего пергамента, во все глаза, как заворожённый, глядит на неё. А потом, словно решив для себя что-то, макнула перо в чернильницу и быстро, пока не передумала, набросала прыгающие в неверном свете слова: «Хочу, чтобы Сев был рядом. Всегда». И, быстренько сложив лист вчетверо, обратилась к парню:

- Готово. И что дальше делать? Жечь?

- Жечь, но не прямо сейчас. Сначала вот, выпей, — он протянул ей кувшинчик, явно стащенный со стола Большого зала.

- Что это — сок?

- Молоко. На Бельтайн принято пить молоко.

Молоко было холодным, вступившим в зубы, и удивительно ароматным — как с альпийских лугов. Лили никогда не доводилось пить альпийского молока, но почему-то ей думалось, что оно должно быть именно таким. Следом к глиняному горлышку приложился Сев, взволнованный и молчаливый, как на важном колдовском ритуале. Его глаза, широко распахнутые, непроглядные, отражали отсветы пламени, словно прячась за ними, как за китайской ширмой, но глядели прямо на Лили, не отрываясь и не моргая. От этого взгляда по спине пробежал холодок, а внутри снова образовался воздушный шар — только теперь наполненный дымом, пляской света и тени, запахом горных трав и шумом дубовых крон. Ей казалось, что вот-вот она уловит что-то важное, такое, что изменит всю её жизнь, наполнит её каким-то неведомым смыслом — но ощущение ускользало, едва она пыталась его поймать.

Остатки молока Северус медленно, по кругу, вылил в костёр, отчего тот зашипел и изошёл дымом, но лишь на мгновение — дар был принят.

- Вот теперь — давай, — хрипловатым чужим голосом сказал Сев и первым бросил пергамент в огонь.

Лили не отстала — и смотрела, как загибаются края листа, занимаясь позолотой, как чернеет и корчится в пламени хранилище её Бельтайновского желания, как неожиданно вспыхивают на угольном фоне буквы «Всегда» — на один миг, перед тем, как погаснуть и рассыпаться пеплом. Она быстро глянула на Сева, но тот, кажется, не успел ничего заметить.

- Ну что, не передумала? — спросил он её, вставая и кивая на костёр, вздымавший сноп искр выше их роста.

- Конечно, нет! — ответила она, твердо глядя в задернутые огненной ширмой глаза.

Северус протянул ей руку — против обыкновения горячую — и они взлетели-прыгнули над медными языками, над золотыми искрами, над терпким прозрачным дымом…

За освещённым кругом, среди столетних дубов и тонкой березовой поросли стояли трое странных созданий. Один из них перебрал копытами, втянул дымный ветер в могучую грудь и, склонив мудрое нечеловеческое лицо к спутникам, произнёс негромким певучим голосом:

- В darach ciorcal снова пришли Дети Силы. И Сила течет сквозь них и над ними. После стольких кругов. Это добрый знак…

Проснувшись едва не к обеду, Лили спустилась в гостиную, где её уже ждали ребята. Сев с усталым, но довольным лицом подошёл к ней.

- Выспалась? — спросил он с усмешкой — обратно из Леса летели они уже в предрассветной дымке, весенние ночи коротки.

- Ну, так… — улыбнулась в ответ девочка и, не удержавшись, зевнула.

- Как тебе вообще наша вылазка? — Сев явно волновался, задавая этот вопрос, хоть и говорил максимально небрежным тоном.

- Это было прекрасно! — залучилась Лили и буквально погладила его глазами. — Спасибо тебе огромное, Сев — ты подарил мне настоящее чудо! И тебе, Рем, спасибо за прикрытие! Как, кстати, всё было спокойно?

- Да, Итан дрых всю ночь, не просыпаясь, — ответил оборотень, сверкая улыбкой. — Совершенно не за что, Лили.

- Есть, за что! — не сдалась она и тут же сменила тон с легкомысленного на серьезный, — Прости, я совсем замоталась с этим Бельтайном и не спросила, как прошло полнолуние — прогресс есть?

Рем погрустнел и, прежде, чем отвечать, тяжело вздохнул.

- Нну… не очень, если честно…

- Есть-есть! — вмешался Северус, на правах главного преподавателя ревностно следивший за успехами ученика. — Просто ты хочешь всё и сразу, а так не бывает! Менталистика — наука, не терпящая спешки, а уж уныния — и подавно. Всё у тебя получится — вон, уже как продвинулся! Расскажи Лили, — подтолкнул он Люпина локтем.

Лили, глядя на эти явно дружеские проявления, умилялась, как многодетная мать от своих шалопаев, наконец-то взявшихся за ум. Рема она, впрочем, слушала очень внимательно.

- В этот раз у меня было три вспышки осознания себя за ночь — правда, совсем ненадолго и совершенно неконтролируемо — но ведь целых три! В прошлые месяцы больше одной не бывало. А раньше, до того, как начал заниматься — и вовсе сплошная пустота с вечера до утра.

- Вот я и говорю, что всё нормально идёт, а он упаднические настроения разводит, — деланно ворчливо буркнул Сев.

- И ещё на грани превращения я поборолся — волк одолел не сразу. Я пытался удержать сознание, но в какой-то момент как плитой пришибает — и всё, ты уже не ты…

Лили опасливо оглянулась, но гостиная была пуста — все уже отправились обедать, да и Муффлиато привычно тихо гудело почти неуловимым фоном.

- Слушай, а если тебе попробовать, вдобавок к окклюменции, применить те же техники, что при сновИдении? Я тут как раз на днях книжку откопала, так там тоже говорится, что самое сложное и, одновременно, базовое — это удержать сознание при засыпании. Степень потери себя, конечно, разная, но принцип-то, мне кажется, один и тот же…

- Да чем дракклы не шутят — хуже ведь не будет! А что делать-то надо?

- Я принесу тебе эту книгу, помню, где она стоит. Если вкратце, то нужно поставить Якорь — в виде важного для тебя образа, слова или звука — да чего угодно, лишь бы не забыть о нём! И к этому Якорю цепляешь краешек сознания, как нитку из клубка — потом, куда бы ни закатился, он будет всегда связан с Якорем, и можно вспомнить себя в любой ситуации, а можно, держась за него, заснуть, помня, кто ты и что ты… С превращением должно быть похоже. Тебе понадобится просто очень мощный Якорь — и всё. Способ, конечно, тоже не мгновенный, но зато эффективный.

- Интересно… Кстати, в окклюменции это тоже вполне себе можно будет применять… — задумчиво протянул Сев, усиленно мотая на ус. — Я, если что, в очереди на книгу, волчище!

- Лилс, погоди! — по дороге в Большой зал, куда друзья отправились одними из последних, когда первые, сытые и довольные, уже возвращались по гостиным, Сев отстал и, отозвав Лили, махнул Люпину, чтоб шёл, не дожидаясь. — Я же видел эту книгу — ты как раз над ней едва не спала, когда я пришёл звать тебя на Бельтайн. Рукописная, тяжеленная, язык зубодробительный — с чего вдруг ты ею заинтересовалась? Для развлечения и со скуки такие талмуды не читают… — он развернул её к себе и попытался заглянуть в глаза. — Что-то не в порядке, Лили?

- Да ничего особенного, Сев! — подруга краснела, мялась, но глаза упорно прятала. — Снится просто всякая ахинея — наверное, подростковый возраст сказывается. Тунья тоже года два назад кошмарами маялась и даже во сне ходила! А потом ничего — прошло… И у меня обязательно пройдёт, просто, если уж находишься в одних стенах с одной из лучших магических библиотек Европы, то почему бы не изучить вопрос? Тем более, что, несмотря на «зубодробительность», тема-то интересная! И всё делается без палочки, между прочим!..

- Лили, не заговаривай мне зубы, я их пока об этот гранит науки не сломал! Будто я не знаю тебя, как облупленную — ты же явно чем-то тяготишься! Расскажи, пожалуйста, что тебе снилось…

- Да говорю же — чушь! — девочка всё-таки подняла взгляд, и Северус уловил в нём загнанную на дно тревогу. — Обычный кошмар: меня во сне убивает какое-то заклятие. Просто перекошенная красноглазая морда перед глазами, потом зелёный луч — и всё, и темнота. Полная ерунда же — только страшно очень, и просыпаешься потом, как с глубины вынырнув: сердце в горле, дышать нечем…

- Тааак… И сколько раз тебе эта «ерунда» снилась? — в отличие от Лили, Снейп, штудировавший в детстве библиотеку Эйлин вместо слащавых сказок, знал, что за зеленый луч может мгновенно лишить жизни. Другое дело, что в школе такое не проходят и в популярных справочниках не пишут. Откуда же эта страшилка пробралась в лилины сны?..

- Вот как раз той ночью повторилась — точь в точь, как под копирку. Первый раз давно был, ещё зимой, я и внимания тогда особо не обратила. А тут — снова… Но было же полнолуние накануне, мало ли, что там могло повлиять. Не только же оборотни зависят от лунного цикла… Правда, не о чем переживать! Ещё не хватало из-за снов дёргаться…

- Ладно, как скажешь, — проговорил Сев, подавая ей руку и возобновляя путь к обеденным столам. Разумеется, «не дёргаться» и «не думать о проблеме» было в его понимании совершенно разными вещами, и второго он не обещал и обещать не мог.

Между тем, май кружил голову, над поляной у Озера заливались птицы, деревья цвели наперегонки, и ребята разрывались между желанием лишний раз прогуляться на свежем воздухе и необходимостью готовиться к приближающимся экзаменам. Глядя на всё это торжество жизни вокруг, трудно было заставлять себя думать о плохом, тем более, что неприятные сны больше не повторялись.

__________________________

Примечание

Думать о хорошем) Картинка

https://ibb.co/GJybfdr

Коуквортское лето после Хогвартса было, как растаявшее мороженое — вроде, и вкус тот же самый, и есть уже скучновато. Да, здесь не было уроков, заданий, непременного отбоя и четырех, пусть и громадных, стен, но не было и Запретного леса, Озера с Кальмаром, Выручай-комнаты, множества открытых и запертых помещений, магии, в конце-то концов…

Чувства вернувшейся в родные пенаты Лили были схожи с ощущениями навестившего город детства повзрослевшего студента, когда всё вокруг кажется маленьким, ненастоящим, как старый плюшевый мишка с антресоли или пижама в клоунах, из которой давно и безнадёжно вырос. Вырос из всего вокруг — а всё вокруг осталось прежним.

Людям частенько свойственно думать, что, покинув какое-то место, они найдут его потом неизменным, таким же, каким его помнят. Словно жизнь уезжает оттуда вместе с ними, а там, в этих оставленных за спиной домах, все и всё замирает, становится на паузу и снова начнёт движение только, когда зритель вернётся. Смешное, нелепое, иррациональное чувство, не поддающееся никакой логике — просто детское свойство человеческой психики, проявление доморощенного солипсизма, когда весь мир — ты, и весь мир — в тебе. Как в игре в прятки с мамой — закрыл ладошками лицо, и всё на свете пропало…

В Коукворте и правда ничего не изменилось. Ни за полгода, ни за год — всё было ровно так же, как перед их отъездом, будто и правда кто-то нажал волшебную кнопку, от которой всё вокруг если не замерло напрочь, то обрело улиточью скорость. Всё те же выщербленные мостовые, заросший парк, пыльная листва тополей… Изменились сами дети, вернувшись в родной город уже не совсем детьми. Целый год они самостоятельно справлялись со всеми жизненными обстоятельствами, отгадывали загадки, принимали решения, заводили друзей и врагов, а ещё учились, учились, учились… Они стали другими, а Коукворт остался прежним. И в этом была проблема.

Лили, раньше очень привязанная к дому, городу, привычным местам, семье, это чувствовала острее, чем Снейп, который давно уже был сам по себе. Она смотрела на всё вокруг, и у неё сжималось сердце: парк казался маленьким, дороги — узкими, дома — игрушечными, её комната — чужой, а родные — такими… обычными… Лили очень переживала об утраченном, не понимая, что просто она становится старше. Ей всё происходящее казалось катастрофой, будто у неё что-то отняли, украли. Потом острота ощущений как-то сгладилась, притупилась, всё вошло в привычную колею — почти так, как было, почти незаметно, почти…

Но это чувство утраты ещё больше сблизило её с Северусом — словно они вдвоём ушли вперёд, а всё остальное — безнадёжно отстало, и теперь — он единственный настоящий в ставшем вдруг кукольным городе. Словно только он и напоминает о том, что, кроме вечно сонного Коукворта, есть ещё огромный и непознанный мир. Севу она об этом всём не говорила — слишком сумбурны были её переживания, слишком невербализуемы и не полностью понятны даже для неё самой. И, наверное, зря, потому что именно так — единственным подлинно-живым существом — воспринял её когда-то сам Северус, увидев рыжую маленькую колдунью среди коуквортских второсортных декораций. Наверное, он бы понял её сейчас, как бы невнятно она ни объяснила, но Лили было стыдно грузить друга такой сентиментальной чепухой, и она молчала.

Внешне ребята тоже изменились — и тоже в разной степени. Сев подрос, вытянулся, ещё больше истончился лицом, удлиннился руками, ногами и… носом. Теперь на лемура походил он: нелепого вороного лемура, чей предок явно согрешил с орлом, оставив в наследство роскошный клюв. Лили же всё больше напоминала не представителя семейства низших приматов, а вполне себе девушку. За эти полгода она снова обогнала Сева в росте, обзавелась неожиданным перепадом между ребрами и нижней частью туловища, а также жутко смущавшими её выпуклостями на первых. Всё это стало очевидным летом в Коукворте, когда на смену мешковатым мантиям и объемным курткам пришли футболки и топы. Сев каждый раз норовил устроить пожар ушами, когда нечаянно задевал взглядом сии новоприобретения, Лили досадовала, что на пляже теперь не обойдёшься плавками, и чисто исследовательски прикидывала: «Жену Эшли — Мелани из «Унесенных ветром» — описывали «с грудью двенадцатилетней девочки»… Значит, вот как она выглядела? Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет дальше».

Единственный, кто не изменился и не разочаровал, был «Наутилус» — упавшее дерево было всё таким же величественным, мощным и огромным, зелень его листвы — всё такой же буйной, торчащие в небо корни — всё такими же устрашающими, а дощатая «рубка» среди нижних ветвей — такой же родной и уютной. Стазис они обновляли только зимой, и до теперешнего их приезда он поизносился, но выдержал — минимальные следы сырости легко поддались Очищающим и Высушивающим заклинаниям, а пару-тройку муравьёв, забредших на огонёк, выдворили слабеньким экзорцизмом, заказав дорогу назад. Поблекшая было треуголка, спрятанная под подушками и пледом, снова засияла золотым галуном, гордо украсив растрепанную черноволосую голову.

Они были дома.

Родительские дома, в отличие от построенного собственноручно, встретили ребят по-разному. Лили — улыбками, объятиями, свежими мамиными кексами, тысячей и одной историей про родню и знакомых, благодарной, но не менее язвительной от того Петуньей… Словом — если бы не ощущаемое Лили безотчётное отчуждение, всё было бы прекрасно. Снейпа же…

- Они опять ругаются?* — жалобно кривясь, спрашивала Лили, обнаружив друга утром, спящим в «рубке».

- Поменьше, наверное, чем раньше, но по-другому, — дернув плечом, так, что клетчатый старенький плед сполз на пол, ответил Сев.

- Я всё-таки надеялась, что у них устаканится — он же продолжает работать?

- Я тоже, — горько усмехнулся Сев, вспомнив свой свиток, скормленный Бельтайновскому огню. — Работает — как-то. Вчера вот с бодуна на склад приперся — по случаю пятницы. Ну и его хозяин спалил, лишил премии и отправил проспаться.

- Это он сам рассказал?

- Это я из его пьяного бреда так понял, потому что он, несправедливо обиженный, с работы пошёл не домой, а в кабак — «горе заливать». А домой — уже затемно и на рогах. Орал, что его не ценят, что он кормилец и добытчик и что хотя бы в его доме всё будет так, как он сказал… Я не стал дослушивать этот концерт — взял свитер и свалил по тихой грусти.

Лили знала, что за нарочитой грубостью и кажущейся небрежностью друг прячет свою боль, помнила подсвеченные разноцветными огнями слёзы, поэтому спросила очень аккуратно и после паузы:

- А… что мама?

- А что мама?! — воскликнул Сев. — Сначала орала в ответ, потом плакала, потом снова орала… Потом я ушёл.

- Почему она не уйдёт от него, она же волшебница — не пропала бы одна?..

- А дракклы её знают, почему она не выпнет его под сраку или сама не сбежит, куда подальше! Зачем терпит всё это… Одна бы она не осталась — у неё есть я, и я уже не ребёнок!

- Да, конечно, — поспешила поправиться Лили. — Я просто не понимаю…

- Я тоже! — отрезал парень.

- А у неё есть родные? Ну, к кому можно было бы попроситься пожить? Хотя бы на первое время.

- Не знаю. Она никогда не говорила о своей семье. И я никого из них никогда не видел. Да это и бессмысленно — хрен знает, что ей мешает, но, кажется, она собирается тянуть этот воз до конца…

___________________________

Примечание

Торжественно обещаю, /что замышляю шалость и только шалость/ что все карты Лильке в руки выдавать не буду, всезнайкой она в любом случае не станет.

Звёздочкой помечена прямая цитата из канона, глава «История Принца».

После своего побега Эйлин виделась с отцом лишь однажды.

Спустя месяц со свадьбы и пару недель со злополучного Громовещателя, она аппарировала в родные пенаты — не то, чтобы сильно соскучившись по самодуру-родителю, но ей необходимы были вещи, оставшиеся в доме. Встреча прошла отнюдь не на высшем уровне, прозвучало много неприятных слов — с обеих сторон. И про втоптанную в грязь честь Рода, и про вонючих маглов, чьей подстилкой она стала, хотя могла бы быть Леди на контитенте, и — в ответ — про загубленную жизнь матери, чью участь никак не подсластило то, что она была леди.

- Ты же мечтал, чтоб я вышла замуж — хоть за старика, хоть за иностранца, хоть за драккла лысого — так чем же ты недоволен?! Твоя мечта сбылась — ты сбыл меня с рук!

- Да лучше б ты умерла, чем опозорила меня, спутавшись с маглом! Они же хуже животных — и ты теперь под стать им!

Закончилось всё, после ещё одного витка набиравшего обороты скандала, увы, предсказуемо:

- Ты мне не дочь! И появляться здесь больше не смей — я запрещаю тебе отныне переступать порог этого дома! И ничего ты не получишь — ни наследства, ни приданого, ни единой тряпки, такова моя воля! Выбрала жить голодранкой — вот и живи, и радуйся!

Радовалась Эйлин не шибко. Если бы отец расспросил её, по-хорошему поинтересовался, как ей живётся, что она чувствует, с чем ей пришлось столкнуться за порогом своего «замка из слоновой кости», она бы, может, и открылась ему, и поплакалась о неожиданных трудностях, о ссоре с мужем, о грядущем прибавлении, о всех своих страхах и надеждах. Но в семье Принцев не принято было лезть в душу и изливать её, вызывать на откровенность и делиться наболевшим, равно как и миндальничать с тонкими чувствами домашних. Отец же ясно дал ей понять, что дочь для него — отрезанный ломоть, чужачка, с которой ему противно знаться. Хорошо хоть формулу изгнания не произнёс — хотя что ему помешает сделать это позже, после ухода непутёвой дочери — на холодную голову, не боясь от растрёпанных нервов перепутать слова?..

Забрать он позволил только книги — лично её и некоторые, принадлежавшие матери, урождённой Гуссокл. Лорд Принц собственноручно отобрал все тома, с которыми готов был расстаться — чтоб, не дай Мерлин, в стопку не затесалась какая-нибудь книга из его любовно собранной библиотеки. Самолично сложил их зиккуратом на огромном столе чёрного дерева — одном из немногочисленных реликтов-свидетелей былого благосостояния. Так же самостоятельно, не прибегнув к помощи дочери, запечатал эту пирамиду мощнейшей компрессией, ужав её до размеров и веса кирпича. И с каменным лицом вручил Эйлин, стараясь даже мимолётно не коснуться тонких холодных пальцев.

- Вот. Больше ничего не получишь, и не мечтай. Заклинания хватит часа на два — успеешь, если ещё не разучилась пользоваться аппарацией со своим павианом. Не забудь отойти подальше, когда заклятие спадёт, — саркастически добавил он, взметнув левую бровь под седеющие нечёсанные космы.

- Спасибо за щедрость, отец, — с горькой иронией произнесла Эйлин, глядя в выцветшие грязно-карие глаза.

- У тебя нет отца, — и в этих глазах ничего не дрогнуло, не плеснулось со дна, не сверкнуло на миг, что заставило бы усомниться в словах старого Принца.

Он стоял на крыльце, простоволосый, тощий, сутулый, всё то время, пока Эйлин, гордо выпрямив спину, шла к границе аппарации, неся в руках книжный кирпич — своё единственное наследство. Ветер трепал полы их мантий, бросал пегие и чёрные пряди в лица, заставлял навернуться злые слёзы, которых не увидят друг у друга ни отец, ни дочь.

Всерьёз обратиться к древним магическим фолиантам Эйлин решилась на девятом году семейной жизни, когда на фабрике, доживавшей свои последние времена, почти перестали платить, их скромное, если не сказать бедное, существование постепенно превратилось в откровенную нищету, а пятничные загулы Тобиаса участились до практически ежедневных. Он просаживал по кабакам последние копейки, обрекая жену и сына на полуголодное существование, а когда копейки кончались, пил в долг.

Долги приходилось раздавать, опять же, Эйлин — из тех денег, что с недавних пор она стала зарабатывать, варя сомнительные зелья сомнительным клиентам. Основную часть своих — прямо скажем, небольших — накоплений она держала в галеонах, надеясь наполнить заветный мешочек к тому часу, когда не по годам умненький сын, названный в честь отца и прадеда (точнее, в честь прадеда и отца, что когда-то очень оскорбило последнего), отправится в Хогвартс. Некоторые же гонорары специально переводила в фунты — и, скрепя сердце, тратила их на еду и предметы первой необходимости, когда становилось совсем туго.

На эти-то средства и обратил затуманенный взор Тобиас, когда ему в очередной раз не хватило горячительного. Раз они идут на погашение его долгов, то почему бы не упростить цепочку и не продолжить праздник жизни прямо на них? Эйлин была категорически несогласна, но тяжёлые кулаки Тобиаса, в которые превращались его сильные и порой такие добрые руки, когда он накачивался до определенного состояния, оказались весомым аргументом в споре.

После его ухода, зареванная и злая Эйлин, наскоро сведя синяки косметическими чарами, зарылась в старинные тома — ей казалось, что стоит найти средство, способное отвратить мужа от зелёного змия — и всё наладится. Появятся деньги, в отношения вернётся тепло, он снова будет улыбаться ей — как раньше, и, как раньше, таскать сына на закорках по парку, когда там выступает оркестр… Слабо понимая природу зависимости, да и в психологии, в том числе, мужской, разбираясь весьма поверхностно, она думала, что, избавив Тоби от этого порока, сможет враз исправить расползающуюся по всем швам и заплатам жизнь.

Соответствующее зелье нашлось не сразу — среди волшебников мало тех, кто доводит пагубные пристрастия до критических значений, когда становится необходима фармакология. Нашедшись же, явило собой совершенно непригодную для магловского организма формулу, нуждавшуюся в кропотливой и длительной переработке. Но Эйлин это не пугало — у неё была цель и картинки радужного будущего перед глазами.

Наконец, состав был выверен, приготовлен и укупорен. Она поднесла его Тобиасу как спасение от бед, ощущая себя духом-хранителем или, как минимум, избавительницей.

Муж поднял на неё тяжелый взгляд из-под набрякших от регулярных возлияний век и сказал, как отрезал:

- Я не буду пить это чёртово варево. Пусть лечатся те, кто болеют, а я здоров.

«Дорогой Рем!

Прости, что долго не писала — меня как в водоворот затянуло, едва приехала — вот, только вынырнула. Как ты? Как прошло 26-е число? Есть ли что новое? Очень соскучилась по тебе, по Хогвартсу и по нашей «ложе»!..

У нас тут всё по-старому, словно никуда и не уезжали. В городе тоска смертная, мы с Севом пересмотрели уже все фильмы, которые идут в кино, а на «Алису»* ходили аж дважды, причём оба раза глядели из осветительской будки, представляешь?! Хорошо, когда билетёрша в тебе души не чает, а киномеханик — её муж!

Без учёбы Сев чахнет — пока нет уроков зельеварения и чар, он утрясает свою систему классификации и копает трансфигуративную теорию. Да, он говорит, что каникулы — это лучшее время для подобных занятий. Да, он неисправим. Да, я его вполне понимаю. И да, пишу это с улыбкой.

У нас в доме прибавление — Тунья завела рыжего кота. Точнее, это я его сначала завела, но обо всём по порядку. Неделю назад мы с Севом отбили у собак маленького котёнка — в том районе, где живёт Сев, много бездомных псов. Разогнали их Конфундусами, смотрим — совсем малыш, едва глаза открылись, пропадёт же! Потащили его к ветеринару, тот сказал, что его нужно кормить из пипетки — больно мал ещё. Я хотела его подрастить и пристроить — мы же уедем, на кого его оставлять, а Тунья вцепилась в него и утащила к себе. Никогда её зверьё не умиляло, а тут — нА тебе! Сама с ним возится, ночами к нему вскакивает с этой пипеткой — я просто её не узнаю! Мы его отмыли — и он оказался рыжим полосатым красавчиком, просто на загляденье! Я думала назвать его Мурром, как одного кота из магловской книжки, но Тунья сказала, что у него бандитский вид, что он вырастет настоящим разбойником и грозой окрестных мышей, и окрестила его Арчи, то есть Арчибальдом, по-пиратски. На моё удивление, с чего вдруг она решила обзавестись питомцем, Тунья заявила, что меня теперь дома практически не бывает, а в семье непременно должна быть хоть одна рыжая маленькая пакость! И знаешь, это так мило…

Вот так и живём, все сходят с ума по-своему. Надеюсь, ты тоже хорошо проводишь каникулы и в своём ответном письме расскажешь, как именно. Очень жду!

С любовью, Лили.

P.S. И ещё вопрос… Если тебе станет неприятно от него или покажется, что я слишком лезу в душу — не отвечай! Я ни в коем случае не хотела бы тебя обидеть, просто волнуюсь и переживаю, но понимаю, что мальчишки не любят подобных разговоров. Поэтому и не решалась спрашивать в глаза, а пергамент — всё стерпит. Вопрос вот в чём: очень ли тебе больно в момент «обострения» твоей болезни? И, если да, то как ты с этим справляешься?

Теперь ещё раз прощаюсь,

Л.»

«Дорогая Лили!

Не представляешь, как я был рад получить твое письмо! Скажу честно: до вас с Северусом у меня никогда не было друзей, родители не разрешали мне близко сходиться ни с кем из детей — и я их понимаю. Они заботились о моей — и не только — безопасности и стремились сохранить в тайне мою (клякса, как от зацепившегося пера) болезнь. Я ни разу не говорил вам, как вы оба мне дороги, как я ценю вашу дружбу и ваше участие — мне казалось это излишним, возможно — глупым. Что я буду изливать на вас своё одиночество и свои проблемы — вам и своих хватает! Но, как ты говоришь, пергамент всё стерпит — поэтому вот, сказал. Точнее, написал. Если это и правда было лишним, то просто забудь предыдущие несколько строк — и сделаем вид, что письмо началось вот только что.

Ты так интересно описываешь, как вы там скучаете, что мне аж тоже захотелось поскучать подобным образом. Расскажи поподробнее, что это за кино, куда вы ходите? Я спрашивал у мамы, она сказала, это как живые портреты, только в темноте, и смотрят на них часами. Попытался это представить — и никак. Наверное, или я, или она что-то неправильно поняли, не иначе.

А про котёнка и твою сестру — я и не сомневался, что сердце у неё доброе. По-другому и быть не может, ведь вы выросли в одном доме, вместе, значит, вы непременно похожи,

(Вымаранная строка)

А добрее тебя я человека не встречал. Северусу очень повезло, что у него есть ты, правда.

Как, кстати, помогло ли Петунье ваше лекарство, что вы отсылали ей весной? И пила ли она его? Помню, ты беспокоилась об этом.

Что до меня с моей (зачеркнуто) маленькой мохнатой проблемой, то не стоит переживать! Это вполне терпимо, да и у таких, как я, болевой порог весьма отличается от среднестатистического. К тому же, эта болезнь со мной — сколько я себя помню, так что я привык, ничего страшного. Я слышал, многим девушкам каждый месяц приходится куда хуже, так что мои небольшие неудобства вообще не стоят внимания.

Успехами особыми похвастаться пока не могу — книга, что ты мне посоветовала, оказалась довольно мудрёной, да и толста, как три учебника по истории магии, так что я пока едва перевалил за середину (передай, кстати, Северусу ещё раз огромную благодарность за то, что сделал для меня копию!). Поэтому к практике попробую перейти только в следующий раз — и там посмотрим, что получится.

С окклюменцией дело тоже движется медленно, но определенные, хоть и небольшие, подвижки есть. Я не унываю, ведь Северус сказал, что эта наука не любит спешки, так что, надеюсь, всё будет — в своё время. А времени у меня много, да и терпения хватит. Но я правда стараюсь поскорее овладеть хотя бы азами, мне очень жаль, что из-за меня ваши исследования тоже задерживаются.

Надеюсь, ты простишь меня за вынужденное промедление! Обещаю исправиться! Мне очень хочется, чтобы у вас всё получилось — и получалось всегда, что бы вы ни затеяли!

Буду очень ждать ответа, пиши, как появится время.

Всегда ваш,

Ремус»

«Слышишь, герой, кому ты что хочешь доказать, молча страдая в уголке? Лили, может, тебе и удалось бы провести — она верит людям, даже если не надо бы. А со мной этот номер не пройдёт. Хотя даже она тебе не поверила — пришла меня спрашивать, уточнять, точно ли ты не заливаешь. Я тут пошерстил кое-что — и, скажу тебе, никакие «девичьи периоды» рядом не лежали, если только тех девушек не выворачивает наизнанку, что ни месяц. Её мы огорчать не будем, незачем, это ты правильно надумал. Но мне мог бы и сказать, для чего же ещё, к дракклам, нужны друзья. Короче, буду думать теперь, а ты там держись, лохматый.

С.С.»

«Спасибо, Северус, но, право, не стоит утруждаться. Мадам Помфри за этот год перепробовала на мне все возможные обезболивающие зелья и порошки — всё без толку. Нас они не берут — распадаются в крови моментально, как только начинается «приступ». Так что это невозможно, да и я правда уже привык — трудно к чему-то не привыкнуть за семь-то лет! И, к счастью, эти моменты, хоть и действительно не особо приятны, но весьма кратковременны, поэтому и правда не стоит беспокоиться.

Твой друг Ремус»

«Кто тут сказал «невозможно»?!»

_________________________

Примечание

*Британский фильм «Алиса в Стране Чудес», вышедший на экраны в 1972-м году.

В коуквортской скуке были и плюсы — Лили наконец-то вновь добралась до библиотеки, решив, что когда ещё и читать магловские книжки, как не на летних каникулах.

Библиотекарша, не успев позабыть вкусы постоянной читательницы, сходу предложила ей несколько произведений, в числе которых был и «Хоббит», правда, в куда худшем издании, чем подаренный ей папой.

- Спасибо, эту я уже читала, — вежливо отказалась Лили. Год назад книжка уже показалась ей чересчур детской, а сейчас перечитывать и вовсе не тянуло.

- Ну, раз читала, то возьми продолжение, — зашуршала по полкам женщина.

- А оно есть? — искренне изумилась Лили. История, насколько она помнила, была абсолютно законченной, какие у неё могут быть продолжения?

- Ещё бы! И даже в трёх томах! Возьми пока первый.

Отказать было неудобно — библиотекарша старалась, потратила время специально для неё, и книжку — довольно толстую, порядком зачитанную — Лили взяла, не особо рассчитывая, что найдёт в ней что-либо занимательное. Ей казалось, из сказок она уже выросла. Из чувства долга же начала читать, продираясь через описательные, растянутые первые главы. И не заметила, как книга захватила её полностью.

И, конечно, как и со всем другим, важным и интересным для неё, у Лили возникло желание, чтобы Сев разделил с ней это. Ей хотелось показать, приобщить, обсуждать прочитанное, но она понимала, что уговорить друга читать магловскую сказку — хоть какую интересную — будет непросто. Это же не учебник и не научный трактат — и даже не приключения на необитаемом острове! А что, если?..

На следующий день, когда Снейп пришёл к «Наутилусу», он застал Лили валяющейся на травке с книжкой в руках. Предложение почитать ему вслух сначала парня несколько обескуражило — в его воспоминаниях такое случалось только в глубоком детстве, когда Эйлин по вечерам брала какую-нибудь книжку, садилась у кроватки и читала, пока сын не засыпал. После того, как он выучился бегло читать самостоятельно, такого, кажется, ни разу не происходило. Но — ведь предлагает Лили! И вон как глазищи горят — ясно, как день, что ей это почему-то важно. В конце концов, какая, по большому счёту, разница, чем именно заниматься, главное — с ней… И Сев присел на траву, облокотился о нагретый бок старого дерева и приготовился слушать.

Лили читала здорово, с выражением, меняя голос на репликах разных персонажей — почти как в кино сходить, только без экрана. А если прикрыть глаза и позволить картинкам, вызываемым звучащими словами, роиться под веками, то и вовсе фильм фильмом, даже лучше.

С этого дня глава-другая, прочитанная в тени «Наутилуса», стала ежедневным ритуалом, и Северус сам не понял, когда же успел так втянуться.

«А теперь, Фродо, расскажите нам, что вы тут делаете. Потому что мы видим, что вы чего-то боитесь.

— О, мудрый народ! — прервал говорившего Пин. — Расскажите нам о Черных Всадниках.

— Черные Всадники? — переспросили они шепотом. — Почему вы спрашиваете о Черных Всадниках?»*

- Брр, ну и жуть! — передергивает плечами Лили, на минуту отрываясь от чтения. — Меня аж морозом продрало, когда я сама это место читала — да и сейчас тоже, даже по второму разу!

- Это ты об этих чёрных? — Сев открывает глаза, прерывая «киносеанс». — По мне — так вылитые дементоры, один в один.

- Ну какие же они дементоры! Они призраки — там дальше об этом будет.

- Ха! Призраки, ездящие на живых лошадях? Носящие настоящие плащи? Ещё и видимые всем подряд без разбору? Нееет, они не могут быть призраками — а вот на дементоров очень смахивают по всем статьям! Готов поклясться, автор этой книги где-то прослышал об этих тварях и впихнул их в сюжет для большей жути! Может, он из сквибов, не знаешь?

- Эльфы? Вот эти высокие, сладкоголосые, с лирами да лютнями? — бровь Снейпа вытанцовывает совершенно неповторимые па. — Надо же — дементоров он может точно описать, а эльфов — нет! Он хоть раз эльфа-то видел?

- А ты?! — с замиранием сердца спрашивает Лили.

- Да их в Хогвартсе полно! Неужели ни разу их не замечала? Хотя ты же редко засиживалась в гостиной чуть не до света… Они ночью прибираться выходят, хотя стараются, конечно, лишний раз глаза не мозолить. Ну а тут делать нечего — я сижу, а работа не ждёт. Вылезали при мне, не раз.

- Ваааау… Как многого я ещё, оказывается, не знаю!.. Настоящие эльфы?! И на кого они похожи?!

- Как бы тебе сказать… Представь себе уши гигантской летучей мыши, глаза напуганной совы, рост этих твоих хоббитов и лысый череп, как у мороженщика. Как говорится, взболтать, но не смешивать.

- Эээ… это совсем не те эльфы, что в книге!

- Так и я про то! Мне думалось поначалу, что писатель имеет какое-то отношение к миру магов — уж больно точны некоторые попадания, но тут он сел в лужу. Кого он описывает, скорее, похожи, на легендарных Sidhe, Народ Холмов, но те никогда не ходили открыто среди людей — будь они маглами или волшебниками…

- Да что ж это за маг такой, если не смог аппарировать через горы?! — кипятится Северус, приходя в себя после главы, где герои, скорбя, покидали Морию. — Сначала одного бы перенес, потом другого… Даже с риском расщепа — всяко быстрее и безопаснее бы было, чем соваться в эту душегубку! Ну, или перелетел бы на своём посохе хотя бы, если для прочего кишка тонка! А так!.. В каком месте он маг-то вообще?!

- Может, у него ограничены силы, или он дал какой-то обет? Или просто его волшебство проявляется иначе? — выступает Лили в качестве адвоката Гэндальфа.

- Ну и фуфлово, значит, проявляется, раз и сам не спасся, и всю миссию под удар поставил! Нет бы самому переместиться к этой Горе и враз закончить дело — а то чужими руками подвиги совершать любой горазд!

- Но он и сам погиб, исполняя долг…

- А долг остался неисполненным. И его вынуждены тащить на себе другие — в отличие от этого бородатого, не маги, не сильные и не мудрые. А Пиппин у них и вовсе дитё ещё. Взял бы да вызвал того Саурона на магическую дуэль, так нет же! Никогда не пойму таких вот… чистеньких…

Подобные разговоры стали регулярными — и спорить друзьям не надоедало. Сев, внезапно, очень бурно переживал все злоключения героев, словно примеряя их на себя, а Лили, помимо того, что делила с ним все впечатления, как и хотела, будто рука об руку путешествуя вместе по Средиземью, узнавала мимоходом много нового о волшебном мире, чего не могла найти в книгах — потому как, чтобы найти ответ, надо знать, что спрашивать.

Но однажды, уже под конец июля, когда страниц до конца книги осталось куда меньше, чем прочитанных, Лили заметила, что Сев чем-то озадачен. Нет, он сидел и слушал, как обычно, но что-то в его позе, в выражении лица и даже в тоне, которым он отпускал вечные свои комментарии, говорило о том, что друга гложет какая-то проблема, занимающая его мысли куда сильнее, чем сплав по Андуину.

- Сев, ты устал слушать? Мне перестать?

- Нет-нет! Прости, Лилс, я немного отвлёкся. Не обижайся, пожалуйста!

- И не думала! Но, может, скажешь всё-таки, что случилось?

- Ничего не случилось! Точнее — случилось давно и не с нами. Но думаю я об этом теперь — и ничего не могу поделать. Пытался отвлечься, но… отвлекся от отвлекания.

- А подробнее? — Лили не умела устраивать корриду бровями, как Снейп, но изо всех сил попыталась изобразить нечто подобное, демонстрируя тем самым, что настроена серьезно.

- Да Люпин со своими превращениями!.. — в сердцах махнул рукой друг.

- Ага… — протянула Лили, откладывая книгу. — Значит, я-таки была права, да? Когда вы хором — один устно, другой письменно — заверяли меня, что обернуться — это как насморк подхватить? И что же? Насколько всё плохо?

- Довольно-таки. Насколько именно — он и мне не говорит, партизан хвостатый. Но, судя по косвенным источникам, ему приходится несладко.

- Так чего же тут думать?! Надо отослать ему обезболивающего — и побольше! У тебя же есть?..

- Есть-то есть, да толку нет, — и Сев пересказал подруге, в чем заключается проблема с Люпином и зельями.

- То есть, даже если на момент его захода в Хижину он будет напичкан лекарствами под завязку, начало превращения не оставит от них и следа?

- Получается, что так. По крайней мере, от любых, известных мадам Помфри. Значит, нужно изобрести что-то принципиально новое, а это непросто. Я пока даже не представляю, с какого конца браться за дело, а следующее полнолуние — уже завтра. Да и к августовскому вряд ли что-то сдвинется. Нужно разработать доселе неизвестную формулу, сама понимаешь…

- Погоди, но раз вся суть в том, что зелья испаряются из его организма при трансформации, то решение — дать ему анальгетик уже после её начала, в процессе!

- И кто ж ему его даст — клыкастому-когтистому? Соваться в Хижину в это время — равносильно самоубийству, если не что похуже. Я и в эту сторону уже думал — и тоже глухо. Оставить ему склянку — не вариант, он просто расколотит ее и даже не вспомнит, для чего она. Разве что ждать, пока окклюменция и онейромантика дадут свои плоды, и он сможет контролировать свою волчью ипостась… Но это будет нескоро, а каждое превращение для него… ну, догадываешься.

- Догадываюсь. И ждать не собираюсь, конечно. Но ведь можно же зелье не вливать ему в пасть, а, допустим, использовать аэрозоль…

- Чего использовать?.. — не удержался Снейп, хотя видел, что подругу «понесло», и лучше бы помолчать, чтоб не спугнуть идею.

- Пошли покажу! — вскочила Лили и, подхватив книжку, припустила к дому.

- Вот, такой баллончик, — демонстрировала она двадцать минут спустя, вертя в руках мамин дезодорант, — распыляет жидкость мельчайшими капельками. Она внутри находится под давлением и, вылетая, практически смешивается с воздухом. Если сделать какой-то магический аналог, поместить внутрь жидкий анальгетик и устроить так, чтобы он распшикивался в Хижине через определенные промежутки времени…

- То Люпин просто надышится им — и ничего не нужно будет пить! — с восторгом подхватил Сев, от избытка чувств надавив на клапан и тут же раскашлявшись от ударившего прямо в нос ядрено-жасминового облака. — Только концентрация нужна убойная, — добавил он, обретя способность дышать и вытерев слёзы. — Чтоб точно проняло — вдохнёт-то он всяко меньше, чем выпьет, да ещё и в зверином облике…

- И повторить всю операцию перед рассветом, чтобы облегчить обратный переход! — напомнила Лили, протягивая ему платок. — Ну как думаешь, сможем мы изготовить что-нибудь подобное?

- Сможем, конечно! До осени всяко должны управиться. А накрайняк, я маму попрошу.

- Я, кстати, ещё не высказала тебе за то, что ты — вы оба! — скрыли от меня, как взаправду обстоят дела. И за то, что ты сразу не захотел посовещаться со мной! Маму он попросит… Для начала мог бы попросить меня, а не сидеть, как замороженный, один на один с проблемой! Кто, дракклы дери, член «ложи», в конце-то концов?! Кто твой лучший друг?!

- Ну, высказывай… — покаянно склонил голову Снейп, завесившись отросшими едва не до лопаток волосами.

- Считай, что высказала! — фыркнула Лили, вздергивая усыпанный веснушками нос. — И, надеюсь, больше не придётся!

__________________________

Примечание

Цитата из «Братства Кольца» Дж.Р.Р. Толкиена.

Картинка — Сев задумался во время чтения книги

https://ibb.co/jZcjg8F

Загоревшись идеей, Сев буквально не вылезал из «рубки», где оборудовал себе мини-лабораторию. Лили помогала по мере сил, но понимала, что подача идей у неё получается лучше, чем их воплощение. Точнее — на этом этапе она была ответственным и расторопным исполнителем, а первую скрипку, как обычно в научных делах, играл Северус, чуть ли не на коленке изобретая очередное новшество, на этот раз — на стыке зельеварения, артефакторики, трансфигурации и колдомедицины. Лили более чем устраивала такая роль, ей нравилась работать по чётким инструкциям Сева, нравилось украдкой глядеть на его сосредоточенное и вдохновенное лицо, приобретавшее совершенно особенное выражение, когда он с головой уходил в решение очередной проблемы. Она совершенно не претендовала на главенство в этой сфере, понимая, что такого структурированного разума, необъятной памяти и исследовательской дерзости, как у него, ей, несмотря на все таланты, не дано. Северус же, словно не замечая этого, не делал никакого разделения между ними, неизменно употребляя местоимение «мы»: «наш» проект, «мы» придумали, «нам» надо — и так далее. Большего же ей было и не нужно.

Шинкуя и смешивая ингредиенты, Лили ловила себя на мысли, что она не против, чтобы подобным образом выглядела когда-нибудь их настоящая, взрослая, серьёзная работа — череда «наших» проектов, совместных задач, коллективных открытий и их претворений в жизнь…

Внезапно перед внутренним взором встала обложка толстого зельеварческого журнала с их колдографией и подписью-анонсом «Мистер и миссис Снейп представят на ежегодной конференции свою новую научную разработку, читайте на странице 10». Лили вспыхнула до корней волос и усиленно заморгала — чтобы прогнать непрошенное видение и, заодно, выступившую от резкого прилива крови влагу на глазах. Глупость-то какая, надо же, и о чём только думает?! Глупость послушно отступила, но не исчезла вовсе, периодически подмигивая откуда-то с периферии воображения. Не иначе гормоны в голову ударили, как пугала Петунья, уже прошедшая этот этап! Лили придирчиво прислушалась к себе — организм, полмесяца назад решивший, что он теперь взрослый, вроде бы, больше ничего необычного не подкидывал. Не было ни хождений во сне, ни беспричинных слёз и смеха, ни каких-то других изменений, проходящих под рубрикой «этот ужасный подростковый возраст», чего с замиранием сердца ждала мама — только сентиментальные глупости с обложки несуществующего журнала. А этим можно и пренебречь — нечего отвлекаться! И Лили с удвоенной энергией набросилась на ждущие измельчения дремоносные бобы.

Помимо высокоинтеллектуальных задач и затаённых самокопаний, Лили успевала подумать и о насущном — а именно, о том, что Сев опять вырос. И если футболки, взятые на вырост, теперь наконец оказались ему впору, то со штанами (и любимым свитером, в котором он расхаживал вечерами) снова была беда. Худые конечности друга выглядывали из одежды, как жерди из костюма огородного чучела, ничуть, казалось, не смущая своего хозяина, слишком увлеченного разработкой «волчьего артефакта», но весьма расстраивая Лили.

«Вот поэтому я никогда и не смогу быть, как Сев, потому что думаю сразу о стольких вещах, не сосредотачиваясь полностью на одной. Зато он — яркий пример того, что гениальные ученые ничего вокруг, кроме предмета своего научного интереса, не видят. Без меня бы и поесть через раз вспоминал! — думала Лили, наспех лепя кривоватые бутерброды, наливая в термос чай и выгребая в сумку всю шкатулку с лоскутками. — Что ж, у всех свои плюсы и минусы, и хорошо, что наши так здорово дополняют друг друга».

Высунувшаяся было снова на передовую журнальная глупость потерпела очередное поражение, а девочка, снова красная, как рак, поспешила закончить сборы и вернуться к «Наутилусу».

Оторвать от работы вошедшего в раж Сева было непросто, но под вечер ей это удалось. Очередной этап сборки волшебного механизма забуксовал, где ошибка — было непонятно, и Лили уговорила кипятящегося и негодующего друга отложить проблему на завтра, чтобы вернуться к ней со свежей головой. Пока же сделать перерыв на бутерброды, предпоследнюю главу и… бытовую трансфигурацию.

Прирастить кусочки ткани к штанинам и рукавам, сделав структуру однородной, заняло у Лили не больше пятнадцати минут — а одежда парня уже перестала напоминать выходной наряд пугала. Заканчивая возиться с последним лоскутом (и радуясь, что надставлять пришлось только длину, а не встраивать клинья по бокам), девочка раздумчиво сказала:

- Представляешь, как рухнула бы вся экономика волшебного мира, если бы все создавали, чинили и перешивали одежду вот так…

- И как полегчало бы многим волшебникам, кто сейчас небогато живёт! — в тон ей подхватил Сев. — Ведь таким способом можно изготовить не только одежду, а практически что угодно! Гоблины бы разорились со своим банком подчистую, ведь люди практически перестали бы что-то покупать!

- Кроме еды. Макгонагалл говорила, что трансфигурацией нельзя создать еду, — заметила Лили, откусывая бутерброд.

- Да, — после паузы, вызванной отнюдь не жеванием, ответил Сев, — это одно из принципиальных исключений закона Гэмпа. Но я вот сейчас задумался — а, собственно, с какого рожна?.. Чем одна органическая субстанция, — он приподнял двумя пальцами край штанины, — так принципиально отличается от другой органической субстанции, — и он отсалютовал Лили бутербродом. — И в чём же заключается эта самая принципиальность?..

- Но ведь другие маги трансфигурируют предметы совсем не так, как мы! Превращение, если пользоваться палочкой, обычно временное, а потом всё становится, как было. Может, поэтому нельзя? Ну, типа, сделал ты бутерброд из доски, а он в желудке снова превратился в доску, как карета в тыкву?

- Может, и так, а может, чтоб жизнь малиной не казалась… — буркнул Сев, вспомнив своё полуголодное детство. — Ведь не сказано же в законе, из чего можно, а из чего нельзя трансфигурировать бутерброды, а тут такое поле непаханное! Например, из червяка… — он сощелкнул с листа у входа в «рубку» жирную зелёную гусеницу. — Он почти наверняка съедобен, в отличие от доски, просто есть его в первозданном виде никто не захочет, а в трансфигурированном — почему бы нет?

- Я слышала, что китайцы их едят и так…

- На здоровье! — вздернул бровь Северус. — Значит, в Китай мы точно не поедем! Что до жратвы — почему Заклятие умножения к ней применимо, а трансфигурация — категорически нет? Чем по сути отличается сделать две булки из одной и сделать одну из гусеницы?

- Не знаю… нам просто сказали чуть ли не на первом уроке, что это невозможно…

- А мы, как и все остальные, почему-то взяли и поверили! Но ведь это же полный бред! Я ещё могу понять, что нельзя наколдовать её из ниоткуда…

- Почему, кстати? — Лили справилась с ужином и теперь вытирала руки платком. Сев, ничтоже сумняшеся, вытер ладонь о свежеудлинненные штаны.

- Закон сохранения же — магловский, притом! — с укоризной глянул он на подругу. — Ничего нельзя создать из ничего. Когда ты наколдовываешь кресло или перо — это всего лишь стойкая, вполне ощутимая иллюзия, которая через время рассеется. Попользовался немного — и всё. А от иллюзии еды — какой прок?

- Нет, погоди, ну а воду? Агуаменти же создаёт воду! Она льётся прямо из волшебной палочки — и её можно пить!

- Так… а создаёт ли?.. — Сев замолчал, как споткнулся. — Помнишь, ведь Агуаменти нам так и не удалось беспалочково повторить? Может, дело было в том, что мы неправильно поняли принцип этого заклинания?

- Да, но… — Лили помнила, как помнила и то, что они тогда списали неудачу на недостаток практики или внимания. Потому что ведь простейшее же заклинание, сразу после Акцио идёт… — Если не создаёт, то откуда же она берётся?.. Или?.. — она вскинула глаза на Сева и в его взгляде прочла понимание.

- Или приманивает её из ближайшего источника! — продолжил он её недосказанную мысль. — То-то мне, когда умывался в дортуаре, вечно тиной пахло!

- Значит, никакого противоречия нет?

- Выходит, что так. Теоретически. — уточнил Северус, срывая два тополиных листка. — А на практике я сейчас намереваюсь проверить. Хочешь печеньку?

____________________________

Примечание

Северус в лесной «лаборатории»

https://ibb.co/jL7yffZ

Иногда традиции — это прекрасно, как в случае с рождественскими фейерверками и спрятанными по всему дому подарками, а иногда — лучше бы их не было! Так думала Лили, когда семья Эвансов в очередной раз собирала баулы для поездки в Дорчестер. В этом году путешествие долго висело под вопросом, так как папа не уверен был, что получится взять отпуск. Лили очень надеялась, что дело, которое он вел, затянется, отпуск не выгорит, и остаток лета они проведут в городе, но вчера папа радостно объявил, что дело закрыто, а бабушка уже ждёт.

- Мама, я никак не могу поехать! Нам с Севом нужно закончить проект! — от недостатка времени Лили не смогла придумать обходных путей и пошла в лобовую.

- Вернёшься — и закончите, что за срочность! — когда это было нужно, мягкая и ласковая миссис Эванс умела говорить совершенно безапелляционно.

- Ты не понимаешь, это нужно сделать до осени — а времени осталось совсем немного! И это важно! Очень важно! Это для нашего друга! Он не может ждать!..

- А это — твоя бабушка, Лили! Она уже старенькая и тоже не может ждать — кто знает, сколько раз вы успеете ещё увидеться?

- Да она бегает, как зайчик, ещё всех нас переживёт! — в отчаянии ляпнула девочка, и мама с Петуньей схватились за головы.

- Лили! Что ты такое говоришь?! Ох, слышал бы папа!.. К тому же, все эти разговоры ни к чему — одна ты тут не останешься, даже и не думай!

- Но почему?! Думаешь, я не выживу самостоятельно две недели?

- Мы уже обсуждали это два года назад, незачем повторяться.

- Но я теперь на целых два года старше! Я почти взрослая, и…

- Да ты с какого боку к плите подходить не знаешь, взрослая! — перебила её Петунья. — Даже яичницу — и ту умудряешься сжечь!

- Я могу наколдовать себе еду! — пустила Лили в ход последний аргумент, гордая новоприобретенным умением. — И всё, что может мне понадобиться!

- Лили, тема закрыта! — чуть повысила голос мама, подпустив в него такие интонации, что девочка поняла: всё, конец. Две недели из оставшихся трёх коту под хвост. Она взбежала по лестнице и раздражённо хлопнула дверью в свою комнату, оставив старших женщин семьи Эванс со значением переглядываться в гостиной.

- А я говорила, что этот мальчишка совсем задурит ей голову! Из-за него вон совсем от дома отбилась! На родных ей плевать! — капнула ядом Петунья.

- Ох, да не начинай хоть ты!.. — страдальчески сморщилась мама. — Лили — добрая девочка, и нас всех любит. Просто — ну, возраст… Вспомни себя пару лет назад!

- Я никогда бы даже не подумала сказать такое про бабушку! — задрала нос Петунья.

- Она тоже ничего плохого не имела в виду, я уверена. Сейчас остынет — и всё будет хорошо, вот увидишь. Этот мальчик и правда значит для неё очень много…

- Больше, чем её собственная семья?!

- Туни, ну пожалуйста!.. — устало вздохнула мама. — Иди лучше собери Арчи миски и лоток.

- Всё ясно! В этом доме одним можно говорить всё, что вздумается, а других за слова правды отправят подальше! — и Петунья гордо удалилась, демонстративно чеканя шаг.

Мама бессильно опустилась в кресло. Как же тяжело воспитывать подростков — особенно, когда их двое под одной крышей, и каждая тянет одеяло на себя. Но ведь это пройдёт?..

Так и вышло, что эта поездка получилась не самой радостной и безоблачной. Лили держалась с видом великомученицы, Петунья — оскорбленной невинности, мама закатывала глаза, папа неловкими шутками пытался разряжать атмосферу, за что на него шипели с двух, а то и с трёх сторон, Арчи нахватал блох, бабушка пила капли, погода, решив добить танцем всё это мероприятие, подкидывала один шторм за другим…

В общем, все были очень рады, когда отпуск, наконец, закончился.

Может быть, именно поэтому — от сочетания всех навалившихся разом неблагоприятных факторов — в последнюю ночь под бабушкиным кровом Лили снова приснился знакомый уже кошмар. Опять из ниоткуда на неё пялилось перекошенное мужское лицо с полыхающими адским огнём глазами, опять сковывал хтонический, выпивающий все силы ужас, опять неслась к ней мертвенно-зелёная молния, чтобы сотворить что-то ужасное… Но многостраничное пособие по онейромантике не прошло даром, прописав свои уроки где-то на подкорке, минуя разум. В невозможно-растянутом, практически застывшем моменте, наполненном жутью и зелёным светом, сознание вдруг словно пронзило вспышкой: «Это сон! Ты просто спишь! Ты можешь проснуться прямо сейчас !!»

Лили сделала отчаянное усилие, как будто пыталась взлететь или выплыть из глубины — и очнулась на своей постели, с бешено колотящимся сердцем и до боли распахнутыми глазами. Зелёная молния не успела её коснуться, и в душе цвело чувство маленькой, но значимой победы. «Значит, я могу просыпаться по заказу. Интересно, что ещё я могу делать во сне?.. В следующий раз стоит не так спешить и постараться осмотреться».

Пока же все детали сна в точности повторяли те, что она уже помнила, за исключением звуков. Были ли они раньше, Лили не помнила — когда так страшно, что не можешь дышать, не до окружающего звукового фона. Сейчас, самостоятельно покинув кошмар, она не была ни испугана, ни подавлена, поэтому смогла обстоятельно всё прокрутить в памяти ещё раз. Да, звуки определённо присутствовали: приглушенный шум бури где-то за спиной, надрывный плач ребёнка поблизости и слова, предварявшие зелёную молнию. Странные, непохожие ни на что слова — «Авада кедавра»…

Лили вернулась в Коукворт в двадцатых числах августа. Едва бросив сумку и сменив дорожную одежду, она поспешила на поляну. Сев, конечно, был там — но не в «рубке» над ретортами, а под вымытым недавним дождем небом — выписывал пируэты в воздухе.

- Сев! — радостно закричала она, замахав руками, уже взмывая к нему.

- Лили! — черно-синяя торпеда неслась на таран, разметав волосы по ветру. Ещё секунда, и они столкнулись бы на высоте пятнадцати футов над землей, но в последний момент торпеда резко затормозила, закрутившись волчком. — Как же я рад тебя видеть! — раздалось из-за полога растрепавшихся чёрных прядей, когда Сев восстановил равновесие.

- Как дела? Как пульверизатор? Ты, небось, закончил без меня? — спросила Лили, не зная, какой ответ устроил бы её больше: что друг всё успел, не оставив ей шанса поучаствовать на финальном этапе, или что для неё ещё осталась работа, и завершат её они вместе.

- Без тебя никак! — весело крикнул парень, приземляясь, и продолжил тише, когда оба уже стояли на траве. — Всё почти готово, осталось зарядить зелье в артефакт, но сам я бы не справился: чтобы загнать его туда под давлением, нужно держать вокруг сферический Щит, а у меня бы рук и внимания на всё сразу не хватило. Так что ждал тебя, попутно развлекался…

- Полётами? — у Лили будто камень с души свалился, только сейчас она поняла, что расстроилась бы, если бы Сев таки обошёлся сам, гораздо больше, чем обрадовалась за Рема.

- Не только. Я тут маме денег сэкономил, натрансфигурировав из хлама всяких мелочей к школе: перьев там, чернил, пергамента, пробирок и тому подобного. И на твою долю тоже сделал, так что осталось только учебники купить и некоторые ингредиенты.

- Спасибо! — умилилась девочка. — Мои послезавтра планируют в Косой со мной ехать за всем этим. Ты же с нами?

- Наверное. Если они не против.

- Конечно, нет! Папа сам предложил! А что с лишними деньгами думаешь делать? Ну, которые останутся за счёт натрансфигурированного?

- Обратно в мамин тайник подкину. Он от маглов защищен — считай, от Тобиаса, а я знаю, где он и как открыть.

- Но она же непременно потом заметит, что сумма не сходится!

- Заметит, конечно. Но — больше не меньше. Скажу — обсчиталась, если спросит. И очень удивлюсь. Ты готова? Держи Щит!..

Одержав победу над кошмаром, Лили обрела некоторую уверенность в своих силах, но от размышлений «о вечном» это её не избавило. Не то чтобы она маялась этим постоянно, но…

В последний летний вечер, по уже сложившейся традиции провожая солнце у отправленного на покой до очередных каникул «Наутилуса», девочка завела с другом недетские разговоры.

- Сев, а как ты думаешь, что будет после?..

- После? — недопонял вопроса парень, втихаря любуясь закатными сполохами на медных волосах, буквально пыщущих живыми искрами.

- Ну, после всего… — Ей почему-то было по-суеверному страшно назвать вещи своими именами.

- А, ты про смерть, — совершенно равнодушно, явно не разделяя пиетета подруги перед этим явлением, расшифровал Северус и легкомысленно дёрнул плечом. — Не знаю. Не думал как-то…

- Как?! Разве у магов нет теорий на этот счёт?! — изумилась Лили, явно сбившись с изначальной мысли. — Я-то была уверена…

- И ты права — тысяча и одна теория, ровно как и у маглов с их многочисленными нелепыми религиями, — иронично хмыкнул Сев, воздев каждую бровь по очереди, при этом не отрывая взора от огненного нимба над головой подруги. — А как оно там на самом деле, не знает, наверное, никто. Потому что некому было об этом рассказать — никто оттуда пока не возвращался.

- А… как же призраки?

Глаза девочки были устремлены на сияющее всеми красками небо и цветом и прозрачностью напоминали сейчас тот его участок, где хризолитово-зелёный переходил, набирая глубину, в насыщенно-аквамариновый. Это было так завораживающе красиво, что Сев здорово замешкался с ответом, едва успев закамуфлировать свою рассеянность под задумчивость, чтобы избежать неловкой ситуации.

- А… эээ… Так ведь призраки же никогда туда не попадали! Это души тех, кто не смог что-то отпустить в этом мире — или кого мир не смог отпустить. Вот они и остались тут болтаться… как цветок в проруби. Уже не живые, но и не совсем мёртвые. Ты же замечала, что они всегда говорят только о земных делах? Причём, чаще всего — о своих и давно минувших.

- То есть, как минимум, один из вариантов посмертия для магов неоспорим? — с непонятной настойчивостью продолжала Лили, чьи глаза цвета жизни темнели вместе с гаснущим небом, но одновременно будто начинали подсвечиваться изнутри.

- Да ну, какой это вариант! Сколько столетий в Британии живут люди — и умирают, соответственно — а призраков всего раз-два и обчелся! Это в Хогвартсе их кажется много, потому что они с половины страны туда слетелись — и слетались с момента постройки школы! А так-то, образование призрака после смерти — более чем нечастое явление. Да и, строго говоря, это состояние считается промежуточным, потому что любое привидение можно упокоить, если знать как…

- То есть, отправить его туда, куда оно и должно было отправиться изначально?

- Ну да. Только куда это «туда» — поди разбери! Даже Братец Кадм не смог этого узнать, а уж он-то, вроде как, с самой Смертью ручкался, кому, как не ему…

- Что?.. Ручкался? Со смертью?.. — Лили в недоумении закусила губу, высокий лоб перечеркнули морщинки, но глаз от темнеющего горизонта она не отвела.

- Ах, ну да, всё время забываю! — смущенно поправился Сев, и правда никогда не ощущавший того, что Лили изначально слеплена из другого теста. — Ты знаешь «Историю Хогвартса» наизусть, ты перечитала пол школьной библиотеки, но Сказки Барда Бидля прошли мимо тебя! В общем, неважно, — поспешно начал он объяснение, — Это всего лишь сказка, просто там тема подходящая. Один хитрец получил от Смерти в подарок камень, якобы воскрешающий мёртвых — ну и вышел в итоге пшик. Обманула его Смерть, никого он не воскресил, даже на полноценное привидение не потянуло то, что у него вышло.

- А что вышло? — голос Лили был ровен и… пожалуй, слишком ровен.

- Этакая тень, бледное подобие. Что-то вроде иллюзии, сотканной из его памяти, как я понял. Но ведь это всего лишь сказка! Видишь, маглы пишут сказки о Всевластных кольцах, а маги — о Воскрешающих камнях…

Сев надеялся, что она улыбнётся при упоминании любимой книжки, дочитанной вот буквально третьего дня, но она, слишком сосредоточенная, не улыбнулась.

Он уже было подумал, что экскурс в прикладную спиритологию окончен, но после небольшой паузы и ещё меньшего вздоха Лили продолжила допрос:

- Помнишь, вы шутили с Ремом, что я тебя, если что, отовсюду достану. Но ведь есть маги, кто занимается этим без всяких шуток! И без всяких сказочных камней с иллюзиями. Я читала, они называются некромантами и…

- Лилс, некромантию не проходят ни в школе, ни в одном другом месте, если только не планируют ковать кадры для Азкабана. Она запрещена — и правильно. Потому что в одном мы не шутили — вернуть ушедшего нельзя, ни одним из известных — даже запрещенных — способов. Сказка, она, конечно, сказка, но, думаю, призвана научить именно этому: люди не возвращаются. Некроманты могут создать лишь подобие жизни, движущуюся куклу, голема, зомби — или как там плоды их трудов называются в разных традициях. Если наши школьные призраки, потеряв тело, душой застряли навсегда в самом важном для них моменте жизни, то некромантия оживляет тела, потерявшие душу. И смотрится оно… не очень. Так что, если ты всерьёз подумывала о карьере некроманта, то самое время передумать, — попытался свести к шутке начавший его тревожить разговор Северус, но Лили так серьезно ответила, при этом всё ещё глядя на небо, теперь уже полностью сине-зелёное, с разливающимся поверху индиго, что он забеспокоился уже всерьёз.

- Нет, в некроманты я не собираюсь.

- А что тогда, Лилс? — попытался поймать её взгляд мальчишка. — К чему вообще все эти разговоры? Я подумал сначала, что у тебя академический интерес, но ведь нет? Нет, Лили? Что-то не так?..

Лили, словно вынырнув из колодца с невесёлыми мыслями, не приличествующими девице неполных тринадцати лет, внезапно сама испугалась, что перепугала друга.

- Сев, ты же сам не раз говорил мне, что я философ! — сказала она, обернувшись наконец к нему, и по отретушированному сумерками лицу скользнула долгожданная улыбка. — Вот на меня и нашло элегическое настроение, захотелось поговорить с тобой «о высоком». Но, как обычно, в процессе рейвенкловец во мне победил философа — и вместо того, чтобы раздумчиво дискутировать о смысле жизни и смерти, я принялась выспрашивать о том, чего до сей поры не знала. Вот и всё!

Она смотрела чуть исподлобья, тепло, уверенно, капельку насмешливо — знакомо, больше не походя на ту отстраненную фигуру, что так взбудоражила Сева. Кажется, всё и правда было в порядке. На всякий случай он переспросил:

- Точно всё? — и это было так доверчиво-по-детски, что Лили, не выдержав, звонко рассмеялась и тут же, боясь, что он обидится, взяла его за руку. Но он не обиделся, а наоборот окончательно успокоился.

Призрак чужой равнодушной Лили, слишком серьезно говорящей о призраках, растворился в последних летних сумерках и исчез, будто упокоенный смехом. Северус, тоже разулыбавшись, радостно ответил на пожатие, отмахнувшись от мелькнувшей по краю сознания вспышки цвета смерти. В конце концов, он никогда не позволил бы себе лезть Лили в голову, и сейчас даже не пытался, да и она бы не далась — а значит, это просто какое-то световое пятно, какие, бывает, пляшут перед глазами, если наглядеться на солнце. Он нагляделся на закат и на Лили, вот вам и зеленая вспышка, а что оттенок совсем не тот — так и солнечные «следы» горят на сетчатке порой едва не фиолетовым! Не стоит внимания, в общем. Даже вот этих всех умозаключений не стоит.

Их и не было толком, потому что, отсмеявшись, Лили протянула руку, аккуратно и медленно убрала длинные тонкие пряди с его лица, с правого глаза, занавесившегося при резком повороте головы, с тонких губ, прокатив по ним почти болезненную щекотку, заправила за ухо, отчего от затылка вниз по позвоночнику, казалось, промчался Хогвартс-экспресс, грохоча и обжигая паром, и, серьезно глядя на него исподлобья огромными глазами цвета ночи, сказала:

- Сев, а давай тебя подстрижем?..

Сев сглотнул тугой, перекрывающий горло комок и чуть не подавился им, просипев:

- Зачем?..

Лили удивленно захлопала глазами:

- Так ведь… мешают же! Перед глазами висят постоянно — мама меня с детства пугала, что так и окосеть недолго. В рот всё время лезут. Да и в школе сейчас, вот увидишь, то в суп, то в чернильницу, то в котёл будут падать…

На аргументе про котёл Севово намерение стоять насмерть несколько пошатнулось, но всё же он ответил:

- Может, не будут… Раньше не падали особо.

- Раньше они не такие длинные были! Ты посмотри — едва не до середины спины, у меня только на чуточку длиннее! Нет, тебе, конечно, идёт (на этом моменте Сев зарделся, как тот закат, порадовавшись, что уже почти стемнело), но как с зельями быть? И с обедами? — больше угадав, чем разглядев удрученное лицо друга, Лили быстренько предложила альтернативу. — Можно ещё в хвост убрать, должно тоже неплохо получиться!

Она сгребла предмет обсуждения в пучок у шеи и критически оглядела результат, в то время как Сев снова ощутил в горле горячий комок, внезапно перекрывший воздух. Сделав отчаянный вдох, он поскорее заговорил, чтобы отвлечься от всколыхнувшей всё его существо бури:

- Нет, хвост не надо. Сразу голова как голая, и в уши дует. И… — он замешкался, — ну, мне привычнее, чтоб по бокам волосы висели…

- Чтобы прятаться? — с пониманием спросила Лили.

Если бы это спросил кто угодно другой, Сев взвился бы, как укушенный, а то и полез бы в драку. Но это была Лили, её тон был понимающим и совсем, ну ни капельки не насмешливым. Она просто хорошо его изучила, смысл пытаться теперь отрицать очевидное. Поэтому он просто кивнул непривычно открытой головой, по-прежнему чувствуя у своей шеи лилину руку.

Лили кивнула в ответ, принимая этот аргумент, и, ещё раз окинув несостоявшуюся новую прическу взглядом, разжала пальцы. Открывавшиеся при забранных волосах острые скулы и прямой лоб сразу накидывали его лицу пару-тройку лет, глаза казались выразительнее без вечных темных штор по бокам, но… и нос тоже. В целом, выходило весьма недурно, хоть и очень уж непривычно, но — не хочет, как хочет.

- Тогда просто подкоротим, — как о чём-то решённом сказала она, сползая с дерева и наугад шаря в траве.

- Может, ну его? Поздно уже, завтра ехать, тебе не попадёт? — по инерции попытался увильнуть или хотя бы оттянуть неизбежное Сев, прекрасно зная этот хитро-сосредоточенный подругин вид — если уж втемяшила что-то себе в голову, то так легко не отступится.

- Вот именно — завтра ехать, когда же ещё, как не сейчас? У меня всё собрано уже, а мы сейчас быстро… — продолжала она водить руками у корней. — О, нашла! Пошли в «рубку»!

Поняв, что выбора ему особо не предоставили, парень со вздохом полез вниз. Не то чтобы волосы представляли для него некое сакральное значение, просто он привык к болтающимся у лица прядям за долгие годы — это раз, правда приспособился за ними скрываться в минуты душевных волнений — это два, и просто был весьма консервативен в плане собственной внешности (читай — что есть, то и пусть будет) — это три. Но, раз Лили так хочется, то пусть, не жалко. В конце концов, волосы не зубы, и без Костероста отрастут. Аргументом «за» послужило и то, что ему снова доведётся почувствовать лёгкие лилины руки у своей головы.

В «рубке» уже полыхал свет — пяток ярких Люмосов наперегонки светили под ветвяной крышей, Лили подвесила шестой и махнула Севу на подушку, кинутую по центру.

- Садись. Сейчас гвоздь выколупаю из какой-нибудь доски — и я готова.

- А… как ты хочешь подстричь? — решил прояснить свою судьбу Северус.

- Хотела «под Битлз» сначала, — рассеянно ответила Лили, трансфигурируя подобранную ветку в гребешок, а выдернутый гвоздь в ножницы, — но поняла, что не потяну. Так что просто подровняю — будем считать, что «под поздних Битлз», — и, обрывая дискуссии, ножницы щёлкнули.

Когда Лили приноровилась и вошла в ритм, Сев, чтобы совсем не растаять под невесомыми прикосновениями пальцев и щекотными — расчёски, рискнул задать вопрос, надеясь, что это не слишком отвлечёт её от ответственной задачи.

- А почему под «жуков» стригут? Это магловская мода какая-то?

- Ахх, — Лили едва сдержала смех, — видишь, ты забываешь, что я могу не знать сказок Барда Бидля, а я вот забыла, что ты не в курсе, о чём судачит вся Великобритания который год! Битлз — это не жуки, хоть и звучит похоже. Это музыканты, они играют рок-н-ролл. Папе они очень нравятся, у нас дома есть несколько пластинок. Сейчас многие стараются повторять их стиль. Точнее — старались… — и она замолчала, сосредоточенно что-то ровняя.

- А что с ними случилось? — передернул лопатками Сев.

- Не дёргайся, пожалуйста! — с досадой прошипела подруга.

- Извини, щекотно просто. Так что там с этими не-жуками?

- Они распались, — судя по краткости ответа, у Лили что-то не ладилось, но, во имя нервов всех присутствующих, Сев решил не вдаваться в подробности.

- На атомы?! — вместо этого спросил он.

Тут парикмахерше пришлось сделать вынужденный перерыв, чтобы отсмеяться.

За беседой о музыкальной индустрии маглов прошло минут десять, когда Лили перестала клацать ножницами и с сомнением вопросила:

- А может, всё-таки хвост?..

- Что там — всё плохо? — рука не нащупывала ничего криминального: волосы были, волосы были там, где положено, волосы были короче, как и задумывалось. По мнению Сева, всё было в порядке.

- Никак не могу нормально выровнять! — в голосе Лили сквозила досада. — А в хвосте хоть не будет так заметно…

- Да и дракклы с ними, пусть будут, как есть уже! Цель достигнута — котлы в безопасности, так? Вот и здорово, спасибо тебе! — ах, если бы все клиенты так утешали своих мастеров после неудачных стрижек! — А уже и правда поздно, тебе надо домой! — Сев тряхнул головой, заодно убрав магией всю настриженную «шерсть» со спины и пола.

Голове было легче, чем обычно, непривычно колючие концы волос тыкались в шею. Больше всего он беспокоился сейчас, не испортит ли Лили своей задержкой последний вечер дома. Ему очень не хотелось, чтобы из-за него на неё ругались. То, что идея задержаться принадлежала ей, а он вообще выступил в роли подопытного кролика, благополучно отошло на второй план.

- Точно! Пошли домой! Мама поправит в два счета! — что ж, не этого он ожидал, но хоть так…

Через час Сев шел по мосту на другую сторону города. Перед глазами стояла увиденная в зеркале картина: доведенные до ума сноровистыми руками миссис Эванс, волосы ровными волнами лежали по сторонам лица. Укороченные чуть ниже ушей, они внезапно стали казаться куда гуще и пышнее, прятаться за ними стало ещё удобнее, а в остальные моменты ничего не свешивалось на глаза. Аккуратная форма прически что-то сделала с его длинным худым лицом — теперь оно, оставаясь худым и длинным, выглядело лицом аристократа, какого-нибудь инфанта или дофина, а не нищего полукровки. Это заметил даже он, а уж Лили…

- Сев!.. — всё ещё звучал в ушах восхищенный вздох. — Какой ты красивый!.. — и за это мгновение ему не жалко было стричься хоть по сто раз на дню, хоть бриться налысо, лишь бы ещё раз услышать от неё что-то с таким придыханием.

- Да — настоящий Маленький Принц, — подтвердила миссис Эванс, по незнанию, попавшая в самое яблочко и пролившая дополнительный ушат бальзама на его израненное самолюбие.

Даже Петунья не выдала ни слова насмешки, что в её случае было равносильно увесистому комплименту.

Маленький Принц шёл домой, поминутно трогая колюче-пушистые, непривычно короткие, забавно завернувшиеся на концах волосы. Ночной, ещё совсем летний ветер игриво задувал в лишенную покрова шею.

____________________________

Примечание

Ну конечно, каре, кто бы сомневался!)

Теперь пусть обрастает заново)

https://ibb.co/fvDnw5j

На перроне, у тяжело вздыхающего вишневого паровоза, Лили неожиданно пихнула Сева локтем в бок:

- Смотри, не один ты сменил причёску! Кто бы знал, что мы подстригли тебя «под Малфоя»! — её глаза указали на лощеного бывшего слизеринского старосту, с отсутствующим видом прохаживающегося вдоль состава.

Платиновые сверкающие волосы, в прошлом учебном году плащом укрывавшие спину, теперь не достигали и плеч. И наверняка, чтоб добиться той прихотливой волны на концах прически, которая у Сева образовалась сама собой, блондинистый наследник и вчерашний выпускник извел немало эльфочасов и колдокосметических средств.

- Вряд ли он брал за образец «поздних Битлз», — фыркнул Сев, — наверное, это просто новая чистокровная мода.

- И ты теперь на волне! — кивнула весьма довольная Лили.

Люпин занял им очень хорошее купе — в начале вагона, но не из самых первых, соседствующих с санузлом. Трудно сказать, кто больше обрадовался встрече — Лили, повисшая на оборотне, или оборотень, растроганно обнимающий Лили. Впрочем, в какой-то момент он поймал говорящий (причём, на коуквортском матерном) взгляд Снейпа, и финал трогательной встречи получился несколько смазанным. Добившись своего, раздувать конфликт Северус не стал, от души крепко пожав товарищу руку.

- Ну, рассказывай, — начал он, усаживаясь. Поезд набирал ход, за окном мелькали пригороды Лондона.

- С якорем — классная штука, — начал Ремус, — но сосредоточения не хватает. В последний раз — вот на чуточку не хватило, не смог удержать…

- И я даже знаю, почему. Сосредотачиваться, скрипя зубами от боли, не самое простое занятие в мире, — кивнул Сев. — Но теперь должно стать полегче, — и он протянул другу металлический цилиндр, на вид абсолютно герметичный.

- Что это?.. — радость и недоверие боролись во взгляде Люпина, когда он брал в руки странную вещицу.

- Да-да, это то, что ты думаешь, — ответил Сев, а Лили глядела на глупо улыбающегося, пошедшего нервными пятнами Рема и умилялась. Всё было не зря. Вот хотя бы ради этой его улыбки стоило ссориться с родными и проводить лето над пробирками.

- Ребята, спасибо!.. Спасибо вам!.. — бормотал Люпин, сжимая в руке свое спасение, а Сев вёл инструктаж.

- Активируется вот так, смотри. Сюда и сюда палочкой. Ага, пока не надо, а то сработает же. Возьмёшь с собой в следующий раз, активируешь и прилепишь под потолком Хижины. Всё, дальше не твоя забота. Утром он сам деактивируется и совершенно не будет фонить — не знаешь, так и не заметишь. Кому-то из нас потом только забрать его надо будет, чтобы снова зарядить зельем на будущее. Ты не знаешь, ключи всегда у мадам Помфри?

- Ключи — наверное, но там есть лаз. И дверь там внутри простой Алохоморой открывается — она не от чужих, а от меня…

- Отлично, покажешь.

- Угу… — кивнул Ремус с таким видом, словно только что подписался на лечение зубов без анестезии.

- Да ты-то можешь не ходить — я понимаю, эта Хижина сидит у тебя в печёнках. Ты покажи только, где залезть, мы сами справимся. Правда, Лилс?

- Конечно! — с энтузиазмом кивнула Лили, уже предвкушавшая новое приключение с залезанием в убежище оборотня через тайный ход.

- Спасибо! — снова заладил Ремус. — Спасибо вам за всё! Даже и не знаю, что бы я без вас делал?!.. Только… вы пообещаете, что не станете соваться в лаз, когда… когда я… ну, там?..

- Мы что, похожи на идиотов?! — деланно возмутился Сев. — Вот освоишь окклюменцию — тогда жди в гости, а до того, ни-ни, не обессудь!

Когда пришла пора переодеваться, Сев со вздохом потащился к выходу из купе. Объяснить, почему ему нужно выйти, он внятно бы не смог, поэтому очень порадовался, что обошлось без вопросов. Самое смешное, что Лили он стеснялся куда меньше, чем Люпина — точнее, они с подругой просто повернулись бы друг к другу спинами, как уже бывало не раз, и проблема решена. Но Люпин тоже парень, поэтому просить его отвернуться или, ещё хлеще, выйти — показалось бы странным, а разоблачаться, сверкая своими бледными мощами, оставаясь беззащитным, как улитка без раковинки, у него на глазах было решительно выше его сил. Поэтому Сев сгрёб малость вылинявшую, но ещё вполне крепкую мантию, слегка удлиненную Лили, как и прочая его одежда, и прикрыл за собой дверь.

Едва выйдя в коридор, он услышал голоса, а дойдя до тамбура у туалета, и увидел их обладателей. Вымахавший за лето Блэк, не поддавшийся ни магической, ни магловской моде и потому щеголяющий длинной волнистой, нарочито растрепанной гривой, оскалившись, держал за грудки какого-то первогодка, достававшего ему едва до верхней губы, и негромко, но угрожающе рычал ему в макушку. До Северуса доносились только отдельные слова.

- Только попробуй!.. Личинка тёмного мага… Узнаю — глаз на жопу натяну… Лизоблюд…

Северус подумал, что пора вмешаться.

- Я смотрю — время идёт, а ничего не меняется: Блэк всё так же ищет кого-нибудь в половину себя ростом, чтобы потешить славные гриффиндорские амбиции!

Его давний противник обернулся, взметнув вокруг себя облако волос, бросил мантию мальчишки, выщерился и зашипел уже на Снейпа:

- А тебе что тут, мёдом намазано, Нюниус?! Топай, куда шёл, и не лезь, если не понимаешь!

- Отчего же, всё понятно, как белый день. Блэк жить не может без самоутверждения за счёт ближнего своего. Желательно, маленького, испуганного, и вдвоём. Кстати, я что-то не вижу твою группу поддержки. Как же ты рискнул отправиться на такое опасное дело без твоего очкастого подельника?

- Заткнись, Снейп! Завали пасть! Мало того, что из-за тебя у Джимми были неприятности, ему пришлось…

- Что? Перестать рассекать по школе в запрещенном артефакте?

- Отвали! Не суй свой уродский нос не в своё дело! — аргументы у Блэка явно кончились, и он полез за палочкой.

- Эй, на твоём месте я бы этого не делал… — Сев говорил деланно скучающим и дружелюбным тоном, словно предупреждая доброго приятеля не лезть, например, в гнездо диких пчёл. Он не думал, что это сработает, и уже сконцентрировался, чтобы хорошенько отметелить недруга магией, отыгравшись за прошлое столкновение, но Блэк неожиданно плюнул под ноги, выругался и ушёл в своё купе, хлопнув дверью на весь вагон.

- Спасибо, — впервые услышал Сев голос спасенного им первогодка. — Спасибо, но, право, не стоило.

Он удивленно воззрился на мальчишку: смоляные, непослушные, завивающиеся кольцами волосы, большие, какие-то не шибко детские глаза серо-стального цвета, очень знакомая линия носа и бровей…

- Ты кто? — буркнул Сев, пытаясь сообразить, кого же малец ему напоминает.

Малец же выпрямился, церемонно шаркнул ножкой, с достоинством наклонил заученным кивком голову и поставленным звонким дискантом выдал:

- Регулус Арктурус Блэк, к вашим услугам, — затем, переключившись с придворного этикета на нормальную человеческую речь, с горечью добавил, — И этот психованный — мой брат.

Страная это была дружба. Северусу казалось, что младший Блэк похож на него пару лет назад — замкнутый, одинокий, ранимый и тонко чувствующий, и этим он ему нравился. И этой же похожестью безотчётно раздражал — своими непримиримыми суждениями, категоричностью, впитанной из семейного окружения и не проанализированной самостоятельно. Сев смотрел на этого мальчишку и видел себя, десятилетнего, делившего мир на черное и белое, без полутонов, до жути упрямого и болезненно нуждающегося в любви.

Не раз уже он зарекался продолжать общение с Регулусом после очередных его резких и бескомпромиссных слов о волшебном мире, статусе крови или распределении талантов среди магов. Но день за днём сероглазый слизеринец приходил в библиотеку, где Сев с Лили готовили домашние задания, и садился напротив Снейпа, и подбрасывал редкие, но умные реплики — и Сев снова ловил себя на иррациональной симпатии к пацану.

Того к рейвенкловцам тоже явно тянуло. Люпина он сторонился, Лили принципиально не замечал, а вот на Сева смотрел так, как мог бы смотреть на старшего брата, если бы тот был меньшим кретином и не отталкивал его от себя. Сев не отталкивал. Сев отмечал и ценил то, что, несмотря на демонстративное игнорирование его маглорожденной подруги, малец ни разу не прибегнул к оскорбительной лексике, наверняка бывшей в ходу у него дома. Порой он тормозил в последний момент, исправляя “mud….” на “muggl…” прямо в процессе произнесения, чем очень возмущал Лили, но тормозил же! Сев никак не мог объяснить подруге, на кой ему сдался балованный отпрыск Священных двадцати восьми, он и себе толком не мог этого объяснить. В конце концов, Лили смирилась и тоже напрочь перестала того замечать, воспринимая как внезапно отросший у Сева хвост — оторвать жалко, приспособить к делу никак. Шаткое равновесие было установлено.

Достучаться до него она не пыталась ещё с того первого разговора, когда, после коридорной стычки, так и не переодевшийся Сев приволок смущенного и дичащегося мальчишку к ним в купе.

- Из-за чего он на тебя накинулся? — допытывался Сев, сунув тому в руки шоколадную лягушку.

- Из-за разногласий на почве распределения, — уклончиво ответил маленький аристократ, но потом, не без помощи Лили, разговорился и выдал такой концентрат хвалебных словес Слизерину, что даже у Сева заломило зубы.

- Нет, то, что на Гриффиндоре учатся одни дуболомы, это понятно, — приостановил этот поток Северус, отчего Люпин поморщился, а Лили гневно вспыхнула. — Но с чего ты взял, что Слизерин — такое уж золото? Или, точнее, серебро… Я вон тоже поначалу туда хотел — а потом попал к Воронам, и вполне доволен, — историю, предшествующую «попаданию к Воронам», Снейп скромно опустил.

В ответ Регулус выдал новый водопад дифирамбов Змеиному факультету, в заключение припечатав, что истинно чистокровному волшебнику пристало учиться именно там. На этом месте Лили, уже давно кривившую лицо в недовольных гримасах, прорвало, и остаток пути прошёл в бурной, но совершенно бесплодной дискуссии, оставившей обоих оппонентов при их изначальном мнении. Под конец Регулус, убежденно сияя глазами, выдал, что защищать смешение крови могут только предатели оной или, прости Мерлин, гряз… — и вот тогда он впервые подавился этим словом, взглянув на подавшегося вперёд в явственно угрожающем жесте Сева.

Больше взрывоопасных тем он никогда при Лили не поднимал, факультеты не сравнивал и вообще, в основном, сидел в библиотеке молча, делая свои уроки — вроде как, и отдельно, а вроде как, и вместе с ними. Странная это была дружба. Если вообще была таковой.

Первое же школьное полнолуние полностью подтвердило не только эффективность собранного ими прибора, но и необходимость оного для достижения должного уровня сосредоточения. Избавленный от страданий насильственной трансформации, Люпин в первый же раз смог удержать якорь на протяжении превращения и не потерять его в последний, самый сложный, момент, сохранив ясное человеческое сознание в течение всего процесса, чего раньше ему никогда не удавалось. Потом, правда, разум зверя постепенно захватил контроль, и в течение ночи вернуть осознанность удавалось только урывками, но начало было положено — и очень неплохое начало! Теперь дело было за окклюменцией, регулярные тренировки в которой должны были непременно в скором времени дать плоды.

Оборотень рассыпался в благодарностях, впервые наутро не походя на свою собственную тень, Сев и Лили радовались за друга — и за себя, ведь создание матрицы звериного облика из отдаленных туманных перспектив становилось вполне реальным планом на ближайшее будущее. Зная усидчивость и трудолюбие Рема, они положили три месяца на достижение им полного подчинения волчьей сущности и ещё месяц на закрепление результата. Рем старался. Время неспешно шло.

Накануне Самайна, неожиданно холодного и уже снежного в этом году, Северус подошёл к Лили после занятий и с заговорщицким видом отозвал её в сторону.

- Ну что, как насчёт повторения весенней вылазки завтра?

- Ты про Лес?! — сразу догадалась подруга.

- Ага! По той же схеме: уложим наших соседей баюшки, слетаем на нашу поляну, пожжем костер… Я уже и хвороста заготовил.

- Сев… — страдая от необходимости ему отказать, ответила Лили. — В тот раз — это вообще чудо, что нас никто не заметил и не хватился! Иначе как Бельтайновским подарком и не назвать! Я, наверное, была маленькая дурочка, что согласилась — теперь как подумаю, так мурашки по коже! Нас могли заметить на любом этапе: при выходе из спален, из гостиной, по пути на башню, в полёте, в Лесу, по дороге обратно… И что было бы тогда? Отработки до конца года? Пустая колба часов без единого синего кристалла? Отчисление, не приведи Мерлин?!.. Стоит ли рисковать такими вещами ради пары часов, пусть и совершенно чудесных?

- Но ведь не заметили же! — начал возражать Сев, в глубине души понимая, что правда, как это ни печально, на её стороне. — И Люпин бы прикрыл…

- Он — не Мантия-невидимка, чтоб прикрыть нас в любом уголке замка! Вот если бы это было твое наследство, а не этого Поттера, тогда — никаких вопросов. Мы бы использовали такую уникальную вещь с куда большими умом и пользой, чем этот обормот…

- То есть, дело в невидимости? Если нас не будет видно, ты согласна на праздники в Лесу?

- Да, дело в невидимости. Мне не хочется глупо попасться, когда на кону наше обучение. Тем более, что тогда в замке было впятеро меньше народу, чем сейчас…

- А если я решу эту проблему? — упрямо наклонив голову, продолжал допытываться парень.

- Но, Сев, что мы пока можем сделать? Палочковое дезиллюминационное нам ещё не под силу, тем более, что наверняка преподаватели с лёгкостью способны с ним расправиться. А к беспалочковому я не представляю даже, с какой стороны подходить…

- Я что-нибудь придумаю, обещаю. Не к завтрему, конечно, но придумаю.

- Ты не обиделся на меня, Сев? — ей подумалось, что, если он решит сейчас, будто она струсила, отступила перед трудностями, поступила как девчонка, то ей неважны станут ни наказания, ни исключения, а только лишь доказать своему другу, что она — достойна, что с ней — можно в разведку. Но он поднял на неё искренние удивленные глаза:

- С чего бы, Лилс? Ты всё правильно говоришь, это я не подумал об элементарном и потащил тебя рисковать. Обещаю — больше никаких костров, пока нас может поймать Филч!

И Лили поняла, что вызов от очередного «невозможно» другу брошен и принят.

____________________________

Примечание

Акварельный Регулус

https://ibb.co/ZJY9chQ

Вторую неделю Северус пропадал. Нет, разумеется, не перманентно и безвылазно — на уроки исправно ходил, эссе в гостиной или библиотеке писал, даже заседания «ложи» в Выручайке порой посещал, хоть и реже, чем раньше. Но, помимо этих, четко ограниченных по времени и локализованных в пространстве дел, отловить его было решительно невозможно.

После обеда и до самого отбоя его иной раз никто и нигде не видел, и не один вечер Лили провела в синем кресле у камина, невидяще скользя глазами по строчкам, а на самом деле настороженно прислушиваясь к каждому шороху со стороны входа. Иногда дожидалась его, умотанного и почему-то хлюпающего покрасневшим носом, иногда с тяжёлым сердцем шла спать, так и не повидавшись.

Люпин ничего определённого рассказать не мог, кроме того, что на ночь блудный ворон всё-таки без исключений заявлялся в спальню, уходя от вопросов с чисто слизеринской изворотливостью. Когда с допросом к нему подступала сама Лили, Сев мялся, пыхтел, отговаривался какими-то «делами» и кормил завтраками на тему, что скоро она сама всё узнает. Но дни складывались в недели, дополнительные занятия оказались почти заброшены, а в последнее время он и в библиотеке-то появляться практически перестал, скатывая домашку у Ремуса или корябая её на коленке прямо перед уроком.

Питер, к которому Лили от безнадёги сунулась на днях, сделал круглые глаза и отпёрся накрепко: не видел, мол, не знает, ни сном ни духом, а потом посоветовал тайком прицепить к нему следилку. От мысли, что она может опуститься до шпионажа за лучшим другом, Лили замутило, и прощание с «котиком» вышло скомканным и довольно холодным.

Следилку не следилку, но в один из вечеров доведённая до края Лили попыталась послать Севу ментальное сообщение, не жалеючи вложившись силами в беззвучный вопрос «Ты где?». Слова-мыслеобразы повисли на границе сознания и постепенно рассеялись, так и не дойдя до адресата — то ли потому, что лилина телепатия оставляла желать лучшего, то ли потому, что расстояние до Северуса было слишком большим. Что он мог сознательно отгородиться от её посланий, Лили старалась не думать — и даже почти успешно. Прождав тогда до полуночи, она потащилась в спальню.

Где ещё искать отгадку, Лили уже просто не знала. Блэк и Поттер, на очередные козни которых она успела тоже погрешить, вели себя чинно и смирно, ничем не наводя на подозрения, что они могут быть тут замешаны. Регулус… Вчера доселе старательно не замечавший Лили слизеринец поймал её в коридоре неожиданным вопросом:

- Ты не знаешь, где Северус?

Девочка так опешила, что не смогла ответить ничего умнее:

- Понятия не имею! А ты?

- Тоже… — вздохнул младший Блэк и развернулся, чтобы уйти, но Лили почему-то показалось важным его задержать.

- Скажи… — неуверенно начала она, но, увидев, как он с готовностью поднял на неё лучисто-серый взгляд, осмелела и продолжила. — Он тебе ничего не говорил? Ну… про всё это?

- Чем он так занят? Нет, — с сожалением покачал головой мальчик. — Сказал только, что ему нужно сделать одно дело до Йоля, а больше ничего…

«Час от часу не легче! — подумала Лили. — До Йоля ещё почти месяц, он что — так и намерен заниматься непойми чем всё это время?! И почему этот его… хвостик в курсе хотя бы о чём-то, а она, его лучшая подруга — должна изнывать в неведении?!»

Регулус вгляделся в её сердитое обеспокоенное лицо и, словно решившись на что-то, добавил:

- Это же не может быть из-за той книжки?

- Какой книжки? — с ощущением, что она нащупывает некую важную ниточку в этом узле, быстро спросила Лили.

- Он тебе не показывал? Той, что он у меня просил месяц назад. «Фантастические твари и их необычные свойства». Я обмолвился о ней однажды, и он очень попросил дать её ему почитать.

- И ты дал? — Лили чувствовала себя полной дурой, распрашивая совершенно чужого ей первокурсника о самом своём близком человеке, но остановиться, не узнав всё, не могла.

- Да, попросил маму выслать, но не говорил, что она понадобилась кому-то, а не мне. Сова еле дотащила! — гордый то ли за книжку, то ли за сову рассказывал мальчик.

- А почему не говорил? Она бы не разрешила иначе? — продолжала Лили играть в Шерлока Холмса.

- Не знаю… могла и не разрешить, — с сомнением протянул Регулус. — Наверное… Но это он попросил меня сделать так.

- Ах «он»!.. — иронично повторила Лили. — И что же там в этой книжке?

- Да ничего особенного, там про разных редких, вымирающих и считающихся мифическими животных. Где водятся, как приручить, на какие зелья и артефакты годятся и всё такое. Ты думаешь, он всё-таки из-за книги пропадает?

- Без понятия! — честно ответила Лили, и её сузившиеся глаза не сулили пропадающему ничего хорошего.

- И в библиотеку перестал ходить… — так горестно вздохнул пацанёнок, что девочке внезапно стало его жалко.

- Ты скучаешь без него? — неожиданно тепло и как-то по-взрослому обратилась она к нему. Таким тоном мама обычно выспрашивала у них с Туньей, что их беспокоит. Но юный слизеринец вспыхнул, гордо сверкнул очами и задрал свой аристократический нос к потолку, как будто такие мещанские чувства не просто не подобали отпрыску древнего рода, но и оскорбляли одной своей возможностью.

- Он объяснял мне программу по Зельям! — напыщенно произнёс он, всячески стараясь показать, что нуждался в полукровке-вороне только с утилитарной точки зрения, без всякого намёка на сантименты.

Это было так смешно и нелепо, так не сочеталось с искренней грустью его предыдущих фраз и неожиданной смелостью, с которой он в самом начале обратился к Лили, что та, изо всех сил постаравшись не улыбнуться, сама себе удивляясь, предложила:

- Хочешь, я тебе помогу разобраться? Какая у вас сейчас тема?

- А ты сможешь? — с неподдельным удивлением, которое, не сочись оно такой детской непосредственностью, могло бы быть обидным, вопросил Регулус. — Мы не по учебнику занимались, у меня есть конспект.

- Я попробую разобраться, — совершенно серьезно кивнула Лили, беря в руки тетрадку, испещренную попеременно бисерной скорописью Сева и округлыми полудетскими буквицами Регулуса.

«Ну, Сев!.. — думала она, привычно разбирая знакомый почерк и с удивлением видя там схемы и таблицы единой зельеварческой системы, над которой друг мало-помалу корпел уже второй год. — Ты ещё в «ложу» его прими и летать научи! Тоже мне, великий конспиратор!..»

Но на душе почему-то значительно потеплело, словно через эту тетрадку с чёрными букашечными закорючками Северус лично передал ей привет, пожав руку тонкими прохладными пальцами.

___________________________

Примечание

Недопонимание

https://ibb.co/27HxKYR

Сегодня, в субботу, Сева не видно было с самого утра. Лили слонялась по гостиной, ничем не в силах себя занять, когда к ней подошёл Рем с предложением пойти на квиддич.

- Что? С каких пор ты стал любителем подобного досуга? — удивилась она, как и её друзья, совершенно равнодушная к этой дурацкой, по их мнению, забаве.

- Да ни с каких, — улыбнулся Люпин, пожимая плечами. — Но это всяко лучше, чем сидеть тут и считать минуты до обеда, когда, может быть, Северус появится в Большом зале. А ведь ты так бы и делала, правда?

- Что мне, заняться больше нечем? — смутилась Лили, в глубине души понимая правоту оборотня — она настолько привыкла к постоянному присутствию рядом Сева, к тому, что буквально любое действие они выполняли вместе, как этакие сиамские близнецы, что теперь, практически его не видя, чувствовала себя какой-то недолеланной половинкой человека, лишенной собственных желаний и стремлений. Это было неправильно и несправедливо — ведь он же в данную минуту занимался своими таинственными делами, отдельно от неё, а она словно жила в некоем режиме ожидания, ни во что толком не включаясь. «Так и раствориться напрочь недолго! — подумала она. — Была Лили, а остался — призрак Сева, тень на стене, только и ждущая повторить любое движение. Надо с этим завязывать, правильно Рем говорит. И квиддич — ничем не хуже прочего, чтобы переключиться».

- Кто хоть с кем играет? — спросила Лили, надевая верхнюю мантию и дополнительно окутывая себя невидимым облаком Согревающих чар — на дворе было ясно, но морозно.

- Наши с Гриффиндором. И это, между прочим, итоговый матч полугодия — кто сегодня выиграет, тот выйдет в полуфинал. Мне Дэниэл сказал, убегая на стадион.

- Тогда погоди, надо же поддержать наших, — она придержала за локоть готового покинуть гостиную Ремуса.

Несколько быстрых движений — и у обоих на щеках появились бронзово-синие полосы в знак солидарности с факультетской командой.

Оглядывая их обоих в зеркало, Лили удовлетворенно кивнула. Теперь они выглядели, как заправские болельщики — то есть, слегка придурковато и весьма легкомысленно, а значит — совсем не так, как обычно. Что и требовалось.

Лучшие места на трибунах уже были забиты, и Лили с Ремом хотели было скромно приткнуться с краешку на нижнем ряду, как сверху им замахали Итан с Дэниэлом. Ребята и правда не зря мерзли здесь лишние полчаса, заранее заняв скамейки — отсюда открывался прекрасный вид на квиддичное поле, даже ничего не понимающая в спорте Лили не могла этого не оценить. Другое дело, что мельтешащие перед глазами фигурки в разноцветных мантиях совершенно не складывались в единую и стройную картину происходящего: кто, куда, зачем и от кого летит, Лили догадываться не успевала. И, чтобы не дёргать ребят, завороженно пожирающих глазами игроков, она погрузилась в созерцание, как перед большим аквариумом с рыбками, наслаждаясь видом в целом и оставив попытки разобраться в хитросплетениях игры.

Следить за счётом было очень удобно: когда Итан, Дэниэл, Линь и даже неожиданно увлекшийся Ремус вскакивали с лавок и орали — значит, забили наши. Когда они же хватались за головы и начинали изображать стаю загоняющих дичь волков — значит, забили нашим. Пока что коллективный вой раздавался чаще, и вскоре она даже поняла, почему.

- Нет, вы посмотрите, что он выделывает! Как держится в воздухе! Это же чистый гиппогриф, да что там — дракон!.. Эх, его бы к нам!.. — с восторженной завистью орал им через голову Итана вошедший в раж Дэниэл, тыча пальцем в мечущуюся по полю красную точку.

- Всего три месяца в команде, а как показал себя! Боюсь, нашим придётся туго! — вторила ему маленькая китаянка, пылая щеками и не отрывая глаз от вышепоименованного «гиппогрифа».

Чего в её тоне больше — обожания или негодования, Лили так и не смогла разобраться. Зато смогла, невербально приблизив картинку, разглядеть наконец предмет столь бурных эмоций. Яростно сверкая очками, исходя паром без всяких Согревающих, на высоте сорока футов метался красной молнией Джеймс Поттер, то и дело норовя улизнуть из сильно ограниченного заклинанием поля зрения.

«Так значит, мистер хулиган нашёл себя в спорте, — подумала Лили, отпуская картинку. — Что ж, это, наверное, и есть то самое, что папа подразумевает, когда говорит о перенаправлении энергии «в мирный атом». Надеюсь, это занятие увлечёт его больше, чем нападения исподтишка в коридорах…»

- Насмотрелась уже? — знакомый голос раздался над ухом так внезапно, что Лили подскочила на скамье.

Рывком обернувшись, она увидела Сева, как ни в чём не бывало сидящего рядом с ней, с самого краю. Несмотря на уставший и откровенно невыспавшийся вид, он был явно чем-то очень доволен.

- Сев?! Что ты здесь делаешь?! — этим вопросом Лили одновременно пыталась выразить свое удивление как от его неожиданного появления на трибуне, так и от того, что он с какого-то перепугу почтил вниманием никогда не привлекавшее его развлечение.

- За тобой пришёл, — ответил на всё разом друг. — Если ты уже налюбовалась на выкрутасы этого очкарика, то, может, пошли отсюда? Или ты хочешь дождаться разгрома воронов, который уже не за горами?

- Да плевать мне и на очкарика, и на разгром! — Лили приходилось почти кричать, потому что как раз в этот момент «вой на болотах» по левую руку возвестил об очередном пропущенном рейвенкловцами квоффле. Трибуна напротив, пестреющая красно-золотым, всколыхнулась в торжествующем рёве. — Ты… Где тебя носило?!

- А вот это я и хочу тебе показать! — заговорщицки ухмыльнулся Северус, вставая с места, словно ничуть не сомневаясь, что подруга последует за ним.

Конечно, она последовала. Продираясь сквозь неистовствующие ряды, поминутно наступая кому-то на ноги, извиняясь и прикрывая уши от раздающихся со всех сторон свистков и криков, она задавалась только двумя вопросами: что же такого хочет показать ей Сев и не испарится ли он снова, исполнив задуманное. «Хотя, надо признаться, в последний час я и правда здорово отвлеклась, — отметила про себя Лили. — Но ни один матч в мире не заменит того, что он идёт сейчас рядом…»

Наконец, исходящие шумом трибуны остались позади, под ноги легло припорошенное сухим крупитчатым снежком поле, а прямо по курсу замаячил окутанный голубоватой дымкой голый и мрачный Запретный лес.

- Мы идём туда? — полуутвердительно спросила Лили.

Сев кивнул, остановившись, словно ожидая её решения. Девочка видела, что он готов повернуть назад, если она не захочет продолжить путь. Она дерзко тряхнула головой, отчего рыжий хвост, выбившийся из-под тёплого капюшона, хлестнул её по щекам, и первая шагнула под сень облетевших, причудливо переплетённых ветвей.

В два шага он догнал её, взял за руку своей тонкой даже в вязаной черно-синей варежке рукой и, выйдя вперёд, повёл подругу по змеящейся между стволов едва заметной тропинке. Лили смотрела ему в спину, чуть сутулящуюся, чтобы уберечь ворот от сыплющегося с деревьев снега, и понимала, что готова вот так идти за ним куда угодно — и сколько потребуется.

В лесу было куда больше снега, чем вокруг квиддичного поля — здесь, между исполинскими деревьями, плохо пропускавшими солнце, он не успевал таять с прошлых снегопадов и скапливался хрусткими сугробами, лежал подмерзшим сверху слоем, целыми каскадами порой падал с потревоженных веток. Лили успела почувствовать себя рождественским гномом, если не ёлкой, когда, вслед за Севом, вышла на небольшую прогалину, испещренную множеством странных следов. Следы были крупными, похожими на лошадиные, но с глубокими вмятинами возле переднего края — как будто каждое копыто было снабжено как минимум медвежьим когтем.

- Сев… — почему-то шёпотом спросила Лили, — это кто тут?.. Кентавры?..

- Нет, но не менее интересные существа, — с гордостью ответил парень. — Вот, держи, — он протянул ей пару листочков, сорванных с какого-то ушедшего под снег необлетевшим куста. — Преврати их в мясо.

- Сырое?! — с замиранием уточнила девочка, послушно беря листики.

- Пошло бы и жареное, но я вычитал, что им оно неполезно, — Северус первый подал пример, трансфигурируя растительность в три сочных кусочка говяжьей вырезки.

Лили последовала его примеру, предварительно сняв перчатки, чтобы не испачкать их мясным соком.

- И что теперь? — ей казалось, что всё это — волшебный и немного страшноватый сон, из тех, что запоминаются надолго.

- Очисти разум, как при тренировке окклюменции, а лучше вообще опусти «заслонку», — судя по характерному, направленному как бы сквозь, взгляду, друг делал сейчас именно это. — Они очень чувствительны к ментальному фону, если будешь нервничать, могут не выйти.

- Кто — они?.. — старательно отгораживая сознание окклюментным щитом, пыталась вызнать Лили.

Вместо ответа Северус издал гортанный, ни на что не похожий звук, от которого по спине прокатилась волна мурашек. Где-то вдалеке послышался ответный клич, зашуршали ветки, захрустел наст — и на поляну вышло… ничего. Лили видела, как проминается снег под чьими-то незримыми ногами, как один за другим образуются свежие следы — копыта с острыми галочками когтей, но и только. Лицо обдало горячим влажным дыханием, раздалось негромкое фырканье, а потом что-то теплое и шелковистое ткнулось в её пальцы, держащие трансфигурированное мясо.

- Чшшш, не спеши! — обратился непривычно-воркующим тихим голосом Сев к загадочному животному и добавил так же тихо, но уже нормальным тоном, повернувшись к Лили, — Протяни ему мясо на открытой ладони. Не бойся!

Нежные бархатные губы, дыша паром и щекоча тычинками вибрисс, аккуратно собрали с чуть дрогнувшей руки угощение, над ухом раздался уже знакомый гортанно-рычащий зов, и из-за деревьев к ребятам потянулись новые цепочки следов.

- Самочек позвал. Значит, убедился, что ты не опасна, — шепотом пояснил Сев, с чьей ладони постепенно, кусочек за кусочком исчезало лакомство. — Признал…

- Что это за невидимая прелесть? — восторженно шептала Лили, осторожно касаясь твердого, горячего, словно покрытого замшей лба.

- Фестралы. Летающие магические кони, очень редкие звери в наших краях. Именно они тянут повозки от станции к школе.

- Я думала, они катятся сами…

- Все ученики так думают, вероятно… Ну, или почти все. Их можно увидеть, только…

В это мгновение рассеянный свет, пробивавшийся сквозь обнаженные кроны, собрался в яркий, бриллиантово заигравший на снегу луч — солнце к концу короткого зимнего дня выбралось из-за растекшейся по небу облачной дымки и под острым углом осветило полянку. И прямо на глазах замершей от ощущения чуда Лили заискрились, серебряно переливаясь, невидимые доселе силуэты трёх огромных, тонконогих, длинношеих созданий, равно похожих на крылатых лошадей и драконов. «Заслонка» треснула и разлетелась в голове с хрустально-ледяным звоном, а с губ помимо воли сорвались слова восхищения:

- Какие красивые!..

- Как сказать, — начал ничего не заметивший Сев, — зверики на любителя, конечно. На гравюре — такие мордахи, что можно и обыкаться с перепугу… — тут он перевел взгляд на подругу, вгляделся, нахмурился и, внезапно споткнувшись на полуслове, спросил, — П-погоди, ты что их видишь?!..

- Ну да, — по-прежнему не в силах оторваться от чудного зрелища словно отлитых из прозрачного стекла фестралов, ответила Лили. Её рука медленно и осторожно гладила костистую, плотно обтянутую шкурой голову, специально наклоненную поближе к ней. Мерцающие расплавленным серебром глаза щурились от удовольствия в льдистых иглах длинных ресниц. — А ты что — нет? Сейчас свет так упал, что их стало видно. Ты же об этом хотел сказать? Что нужны особые погодные условия, да? И как ты так подгадал?..

- Не совсем… — сипло ответил Северус, по-прежнему различающий только тонкую лилину руку с покрасневшими от холода пальцами, нежно гладящую… пустоту?.. Над этой пустотой, там, где должна была быть холка, висели в воздухе несколько комочков снега, припорошившего пробиравшихся через чащу коней. И всё. Сколько бы он ни вглядывался.

- Такие чудесные! — продолжала тем временем Лили. — И совсем меня не боятся. Я не удержала щит — так удивилась, когда они проявились, что сосредоточение напрочь слетело. Думала — распугаю их, а видишь — всё в порядке…

- В том-то и дело, что не вижу, — мрачнея, сказал Северус, и ближайшая к нему лошадка тревожно зафыркала, уловив его эмоции. — Лили, кто у тебя умер?!

- Что? — не веря ушам, изумлённо повернулась к нему девочка. Фестрал, лишенный ласки, требовательно боднул усатым храпом её плечо. — Ты о чём вообще, Сев?

- О том, что я не договорил. Видеть фестралов способны только те, кто столкнулся со смертью. На чьих глазах кто-то умер, — голос Северуса был глух, а слова — рублеными и тяжёлыми. — Кто умер у тебя? И почему ты мне не сказала?

- Никто… — растерянно ответила Лили. — Никто у меня не умер… Ни сейчас, ни вообще. Я никогда не видела… покойников… — передернув плечами, девочка втянула голову в ворот мантии. Прозрачный конь, чувствуя её смятение, засопел ей в ухо, словно пытаясь утешить. Машинально она протянула руку и снова стала наглаживать его по худой, костлявой морде.

- Тогда что же — в книжке враньё? — немного развиднелся Сев, переключаясь в режим решения логической задачи. — Но ведь прочее всё — правда! И как приручить, и что едят, и про повадки… Может быть, ты просто не помнишь? Может, в детстве?

- Может… — растерялась Лили. — Хотя кого бы я могла видеть? Когда умер дедушка, мне было четыре, но это случилось в Дорчестере, зимой, мы были дома в это время… Меня и на похороны-то не взяли, как и Тунью. Папа ездил сам тогда… И даже наша Мисси — мамина старая кошка, я тебе рассказывала — умерла без меня. Она болела, долго, а потом я как-то пришла из школы, а её уже похоронили…

- Нет, кошка точно не считается, речь шла про людей, — отмёл эту версию Сев. — А что ты конкретно видишь? В книге были нарисованы чёрные высоченные твари со светящимися глазами и мордами, словно череп.

- Сам ты череп! — обиделась за фестралов Лили. — Они очень милые, просто такие… необычные. Изящные, будто вылепленные. И ни разу они не чёрные, а почти прозрачные, как из воды или чистого-чистого льда. Глаза — да, сияют, неярко так. Вот, теперь почти и не видны снова — солнце уходит… — она кивнула на закатывающееся за лес светило.

- Это очень странно… — себе под нос бормотал Сев. Обидевшиеся на его невнимание лошадки, разочаровавшись получить поглаживаний или угощения, отошли к кромке деревьев, оставив синеющие тенями ямки отпечатков. — Ты видишь их не так, как они описаны в книге. Можно сказать, что ты и видишь, и не видишь их одновременно… Но тогда что же к этому привело?.. Причем, недавно… Ведь в сентябре повозки тебе казались едущими сами по себе?

- Это ни о чём не говорит, — отмахнулась Лили. — Тогда темно уже было, не в счёт. Я и сейчас их уже почти не различаю — а ещё даже не сумерки.

- Ладно, принято. Но всё равно очень странно…

- Да плюнь ты, Сев! Подумаешь — тайна вселенной! Может, это моя врождённая особенность, вроде таланта. Или это потому, что я из семьи маглов. Или просто они захотели мне показаться. Причин может быть тысяча — и ты никогда не угадаешь истинную. Да и зачем? Ты снова подарил мне кусочек сказки — так не порти её мрачным видом, ладно? И так вон они от тебя уже шарахаются.

Мальчишка тряхнул головой, отгоняя роящиеся мысли, и отошёл к краю полянки, где из-под снежной шапки задорно зеленел бересклет. Вернулся он с полными ладонями мясного лакомства, и кобылки, принюхавшись, быстро сменили гнев на милость. Теперь и Лили могла отследить их перемещения только по следам — солнце скрылось, превратив стеклянные фигуры снова в невидимок. Лишь у стоящего возле неё конька можно было угадать едва мерцающие далекими звездочками глаза. Не знаешь — и не заметишь. Снег, а за ним и воздух на полянке стремительно наливался синевой.

- Наверное, пора? — с сожалением вздохнула девочка, обернувшись в сторону скрытого за деревьями замка.

- Да, скоро стемнеет. Пойдём, пока нас не хватились.

Лили напоследок погладила бархатистую, перекатывающуюся сухими мышцами шею и вдруг порывисто обняла за неё невидимого зверя и на ощупь чмокнула в теплый нос. Конь благосклонно всхрапнул и понятливо отступил, уводя за собой свою стаю.

- Мы же ещё придём их навестить? — по дороге к Хогвартсу с надеждой спросила Лили.

- Когда пожелаешь, — серьезно кивнул Сев.

- Ты поэтому пропадал? — после паузы спросила она.

- Ага, — оживился мальчишка, — вычитал в Реговой инкунабуле про них, заинтересовался. А потом услышал, как Хагрид обмолвился, что они водятся в нашем лесу! Прямо у нас под носом! В книжке говорилось, что они почти не приручаются, а вот поди ж ты… То ли он их уже к человеку приучил, то ли я просто всё правильно сделал…

- Ты молодец! Я в тебе ни капельки не сомневалась! Но почему ты ничего мне не сказал? — Лили честно не собиралась устраивать разборки из-за двухнедельного молчания, но затаённая обида вырвалась сама собой.

- Хотел, чтоб было сюрпризом. Я понятия не имел, получится вообще или нет. Сколько я глотку драл, пытаясь сымитировать их звуки — не пересказать! И даже когда сносно стало удаваться, они далеко не сразу ко мне подошли. Их и правда нелегко приручать, не соврали в книжке, — доверительно заглянув ей в глаза признался друг. — Я честно не думал, что всё так затянется, а отступать на полдороге было бы обидно.

- А рассказал бы — вместе бы приручали, и не пришлось бы тебе отступать, а мне — волноваться! Я себе знаешь, сколько всего накрутить успела, что с тобой происходит?!

- Что со мной могло происходить — ты же меня видела каждый день! — не очень уверенно возразил Северус.

- Да что угодно! Даже перечислять не хочу, о чём я передумала за это время. Видела я его, дракклов хвост! Глаза прячет, молчит, как флоббер-червь, до ночи где-то лазает… — Лили разошлась не на шутку, вспоминая свое тревожное одиночество этих дней. — Ни один сюрприз такого не стоит, скажу я тебе!

- Прости… Я не подумал… — в голосе Сева звучало такое искреннее раскаяние, что кипевшее в ней негодование моментально пошло на убыль.

- Ладно уж, — смилостивилась она, чувствуя, как в районе сердца разливается приятное тепло. — Только отныне уговор — если что делать, так вместе!

- Уговор! — закивал Сев, радуясь прощению и, вдобавок, смущенно лелея мысль, что она о нём так беспокоилась. — Я хотел рассказать, как понял, что дело тут не на раз плюнуть, но ты не представляешь, каким дураком я себя чувствовал, когда завывал на весь лес!.. Если б ещё и ты этот позор слышала… — только густеющие декабрьские сумерки скрыли его налившиеся свекольным цветом щеки.

- Вот и правда дурак же! — с непередаваемой нежностью сказала Лили, наметив шутливую затрещину по капюшону мантии. — А сюрприз удался, это да! Не зря завывал!

- Это ещё не весь сюрприз, — одними губами пробормотал Северус в шарф, оставшись неуслышанным.

____________________________

Примечание

Сев, приручающий фестрала

https://ibb.co/TH01vQ8

Или так)

Тут, правда, всё же больше дракон, но пусть будет)

https://ibb.co/BN9qJf2

Эти праздники Лили собиралась отмечать в школе. Вернее, собиралась она сначала совсем иначе, но жизнь внесла свои коррективы: на прошлой неделе они разругались с Петуньей. Письмами, вдрызг. Началось всё с осторожного письма родителям, где Лили прощупывала почву на предмет снова пригласить на каникулы Сева. Она не ждала Нимуэ обратно до вечера, но к следующему же завтраку недовольная сова опустилась на стол, чудом не перевернув кувшин с соком. Лили недолго удивлялась оперативности родителей — письмо было не от них. На двух страницах Петунья, не особо стесняясь в выражениях, сообщала, что сестра совсем отбилась от рук, света белого за своим замухрышкой не видит, променяла их всех на его сомнительное общество, и вообще бесстыдница, каких поискать.

Северус безуспешно пытался добиться от кипящей, красной, как маков цвет, подруги, подробностей письма, та только невнятно пошипела и умчалась в спальню с Нимуэ на плече, так ничего и не съев. Через час бедная сова уже неслась обратно к Коукворту с вопиллером наперевес — разъяренная Лили не пожалела сил, вложившись в ответные децибелы. Результат не заставил себя ждать — смертельно оскорбленная Тунья в три строки уведомила, что так её ещё не унижали: мало того, что мелочь позволила себе поднять на неё, радеющую о семье и её, мелочи, моральном облике, голос, так ещё и используя своё сомнительное, но определённо нечестное преимущество. В финале присутствовал самопальный диагноз «неблагодарная психичка» и пожелание «лизаться со своим носатым хмырем сколько влезет», но подальше от её и маминых глаз.

От ещё одного вопиллера подругу удержал Сев, поймав её, зареванную и негодующую, в гостиной.

- Пойми ты, она просто ревнует! — увещевал мальчишка, усадив Лили в кресло и взяв за руки. Нимуэ, летавшая эти дни практически без продыху, пыталась дремать, вцепившись в мягкую обивку, пока решалась её судьба.

- Ревнует?! Кого и к кому?! — бушевала Лили.

- Тебя. Ко мне. Ей кажется, что я отбираю тебя у неё, у них всех…

- Что за бред?!

- Да не бред… сама подумай — летом же вы уже ругались с ней из-за чего-то подобного. Ты говорила — перед отъездом к бабушке. Ей обидно, что ты дружишь со мной, а не с ней.

- Да всегда же так было!

- Не всегда, а с тех пор, как мы познакомились, — доказывал Сев, которому тоже порой казалось, что дружба с Лили существовала всегда, но сейчас истина была дороже. — Вспомни, раньше вы гуляли с ней, играли, ходили на площадку — я вас там и заметил тогда. Ещё подойти долго решался — вы всегда были вместе.

- Но это было детство! Конечно, мы гуляли вместе — кто бы меня отпустил тогда одну! Но мы никогда не дружили!

- Это тебе сейчас так кажется. А ей кажется, что именно я — причина того, что больше вы не друзья. Что я как бы занял её место. И место всей твоей семьи…

- Но это же несусветная глупость, Сев! — воскликнула Лили, впрочем, уже куда спокойнее.

- Не такая уж и глупость… она чувствует, что ты постепенно отдаляешься от них — и это нормально, только я тут ни при чём. Вы разные, ты — ведьма, они — маглы, и со временем разрыв будет только расти.

- Ну не начинай опять свою песню, а?! Опять это дурацкое разделение! Я думала — ты из этого уже вырос!

- А я и вырос. И сейчас не говорю, что кто-то лучше или хуже, ниже или выше, лишь о том, что вы — разные. И это неизбежно, что вы будете жить в разных мирах. Вы все это чувствуете, только ты пока не обращаешь внимания, а сестрица твоя путает причину и следствие.

- А как же Ремус?! У него мама — магла, а папа — чистокровный волшебник! И ничего, живут мирно и счастливо!

- Да, но в каком из миров? Мама Рема не пользуется палочкой, но живет в доме волшебника, растит сына волшебника, со всех сторон окружена магией. Тунья же хочет от тебя обратного: чтобы ты села с ними дома, отрешилась от своей «ненормальности», училась в обычной школе и жила с ними их обычную жизнь. Согласись, это разные вещи? Посмотри на мою мать, пришедшую жить в магловский мир — это же пиздец! От этого плохо всем — и ей в первую очередь. И это не случайность. Когда-нибудь Петунья это поймёт — может быть, и тогда вы сможете нормально общаться — нечасто, недолго, о чём-то нейтральном, не задевая друг друга. И, прости, конечно, но так же будет и с родителями.

- Я не смогу с ними поддерживать отношения?! — Лили сама ужасалась тому, что ужасается этой перспективе словно снаружи, поверхностно, внутри же не чувствуя практически ничего.

- Да сможешь же! Но — не так, как сейчас. — Сев сжал зубы, чтобы не продолжить фразу рвущимся с языка «если захочешь».

Итогом всех этих разговоров стала краткая сухая записка сестре, что она своего добилась и неугодных носатых и конопатых физиономий в «своём» доме до лета не увидит. А родителям — письмо побольше с извинениями и сжатым изложением причин.

- Петунье, наверное, влетит… — заметил Северус, спускаясь из вороньей башни.

- Так ей и надо, — мстительно буркнула Лили.

- Тебе как бы потом не влетело тоже… — продолжил свою мысль друг.

- А, до лета всё забудется. К тому же — не я это начала! — легкомысленно вздернула нос Лили.

Сев вздохнул. Определенно что-то менялось. К добру ли, к худу ли — он пока распознать не мог.

Отмечать Йоль решено было в Выручайке, в тесном, почти семейном кругу. Внезапные дополнения к устоявшейся уже геометрической фигуре возникли с той стороны, откуда меньше всего можно было ожидать.

- Я хочу Регулуса позвать, — за пару дней до праздника сказал за обедом Сев. — Может, сдружился бы по-нормальному с тобой и с Ремом.

- То есть, мало того, что ты ему свою систему — сырую и недоделанную — вывалил, теперь ещё и наше тайное место ему откроешь? — не столько негодовала, сколько удивлялась Лили.

- Он мне клятву дал, — смущаясь, признался Сев. — ещё тогда, с системой. Я же поначалу пытался объяснять ему, как в учебнике, но постоянно сбивался — то на одном, то на другом. Потому что учебник дурацкий, и уложить в голове основы Зелий, не затрагивая классификацию, очень сложно. Ну и решил прекратить тогда, как это понял. А он… Он молодец вообще! — Сев зыркнул на подругу из-под черной пряди в поисках понимания. — Он сразу просёк, что я знаю больше, чем говорю. Ну и… я даже ничего сделать не успел…

- Что? Он Непреложный Обет, что ли, принёс? — воззрилась на него Лили.

- Принёс бы, если бы для него не нужно было свидетеля. А так просто поклялся магией, что всё, услышанное от меня, между нами и останется. Такая размытая формулировка, я ему чуть шею не свернул, когда осознал, что он натворил!..

- Ого… — едва не подавилась сдобным пирогом Лили. — Выходит, он не сможет выдать никакой наш секрет, даже если захочет?

- Именно. Если я не разрешу. Ему это почему-то очень важно… Так что теперь один драккл — можно звать его в Выручайку. Одним секретом больше, одним меньше…

- А он что — не едет на Йоль домой? Я думала, он домашний мальчик, этакий мамин любимчик…

- Там всё не так просто… — чувствовалось, что Севу нелегко даётся этот разговор. — Их мать — его и поттеровского дружка, старшего Блэка — с ней не забалуешь. Она этого гриффиндорца недобитого чуть со свету не сжила за то, что посмел распределиться не туда, куда положено. А Регу… ему тоже достается. Как раз потому, что любимчик. Так что он с превеликой радостью останется в Хогвартсе.

- Его наказывают дома? — с затаенным страхом спросила Лили, ни разу за всю жизнь не получившая ни шлепка.

- Воспитание в благородных семьях — не фунт изюму. Коленями на горох, линейкой по пальцам, на ключ в каморке без ужина — вполне заурядные методы даже для такого «золотого мальчика», как Рег…

- Ужас какой, — схватилась за лицо Лили, моментально переведшая севова протеже из разряда избалованных дворянчиков в категорию «котиков», нуждающихся в защите и опеке. — Это он сам тебе сказал?!

- Нет… — внезапно засмущался друг. — Он бы не сказал и под Круцио… Это я случайно… ну, почти… прочитал его как-то, пока Зельями занимались. Знаешь, это ещё хуже, чем мой папаша — тот хоть честно ненавидит, а эти прикрываются тем, что любят…

- Под чем-под чем? — не удержалась от вопроса впечатленная до самых кончиков ушей Лили.

- Забей, это из разряда запрещенной магии. Хуже, чем выпороть, раз в сто. Это я так просто сказал. — Северус старательно заминал тему. — Так что, будем звать Рега, или ты против?

- Конечно, зови! — Лили и представить себе не могла, что в обспеченных, не маргинальных, в отличие от севовой, семьях, могут твориться такие ужасы. — И надо бы… я не знаю… подарок ему какой-то придумать, а, Сев?..

__________________________

Примечание

Регулус и Северус от lilyhbp

https://postimg.cc/JsSkgthv

С утра Хогвартс гудел. Сонные, спотыкающиеся старшеклассники со следами бурного празднества на лицах после вчерашнего Святочного бала ломились к выходу, как взрывопотамы во время гона, не различая никаких препятствий. Поэтому остающиеся в замке малыши старались не стоять на линии огня и вообще поменьше слоняться в главном холле — хотя бы до отбытия поезда. Преподаватели, рекрутировав в помощь домовых эльфов и даже Пивза, спешно подновляли, а кое-где и починяли украшения и светильники к предстоящему вечеру. Из кухни просачивались умопомрачительные запахи, свидетельствующие о бурных приготовлениях. Дети сновали туда-сюда, привидения то и дело выныривали из стен, чтобы раздавать то одним, то другим ценные и не очень советы… В общем, царила веселая, малость бестолковая и пронизанная ожиданием предпраздничная суета.

В этот раз не разъехавшихся по домам учеников почему-то оказалось больше едва ли не вдвое, но наши воронята были слишком заняты, чтобы заниматься подсчётами, а тем более анализировать результаты. Северус торчал в спальне, что-то спешно доделывая под сенью непроницаемого полога, Ремус отлёживался в Больничном крыле после превращения, Лили старательно собирала в сумку любую органику — от сломанных перьев до крошек от завтрака — чтобы натрансфигурировать им роскошный праздничный стол в Выручайке.

Как они давно выяснили, эта чудесная комната была безотказна к любым пожеланиям входящих, кроме одного: еды она не предоставляла. А, ну ещё ингредиентов для зелий, но треть из них условно могла бы проходить в категории «еда». Поэтому, если хочешь хорошо отметить праздник, угощение надо принести с собой, и вот над этим-то Лили и работала. Может, Петунья и умела буквально из ничего, что нашлось по полкам, сотворить поистине королевский ужин своими руками, но Лили докажет, что она ничуть не хуже со своим талантом к трансфигурации, и что можно быть отменной хозяйкой, не упахиваясь на кухне и не проводя два часа над разделочной доской. То, что для этого она полдня собирала «заготовки», девочка предпочла не учитывать.

Сбор «ложи» совпадал по времени с торжественным ужином в Большом зале — во-первых, ни один из наших «масонов» не пылал большой любовью к пафосным речам и массовому обязательному счастью, а во-вторых, когда со всех этажей, как муравьи, студенты, создавая броуновское движение, сползаются в одну точку (а порой и спешат против течения, позабыв что-нибудь в спальне и лишь увеличивая энтропию), гораздо легче незаметно улизнуть и затеряться на восьмом этаже.

Лили специально заявилась в Выручайку пораньше — чтобы без помех превратить и красиво расставить все припасы из сумки. Она так увлеклась, трансфигурируя корку хлеба в рождественский пудинг, что не сразу заметила возникшего за спиной Сева.

- Привет, Лилс! Тебе помочь? — раздалось сзади, и девочка от неожиданности едва не уронила большое позолоченное блюдо.

- Да я уже заканчиваю, спасибо! Ты чего так рано?

- Соскучился, — дёрнул плечом Сев, одним движением переплавляя яблочный огрызок в гроздь прозрачного янтарного винограда. — А ещё хотел застать тебя одну… Подарок вручить.

- Ой, — смутилась Лили, поспешно ставя блюдо на стол и водружая на него пирамиду фруктов и пирожных, — а я твой ещё не упаковала! Думала — мы будем в полночь дарить, как обычно.

- Да не спеши, подаришь в полночь, со всеми. Это я просто хотел наедине.

Лили захлестнуло предвкушением чего-то необычного — уж больно загадочно выглядел друг. Она наспех отряхнула руки от крошек и повернулась к нему, замирая и боясь даже гадать.

- Тогда я готова!

- Тогда вот… — Северус вытянул из кармана мантии серебристую коробочку с бантом в виде снежинки, и Лили со щемящим сердцем вспомнила его первый подарок, неумело завернутый в газетный лист. Как всё-таки облегчала жизнь волшебника трансфигурация — хоть палочковая, хоть без! — Только я в упор не представляю, как оно на тебе сработает и сработает ли вообще…

Всё это парень говорил, пока Лили аккуратно развязывала бант и открывала подарок, освобождая из коробочки что-то серебристое, мерцающее неярким светом.

Извлеченный наружу, это оказался браслет хитрого плетения, удивительно лёгкий, почти невесомый, из чего-то очень странного и шелковистого на ощупь.

- Сев… какая красота!.. Ты сам его сделал? — мягкое сияние браслета отражалось в глазах Лили, придавая им холодный малахитовый оттенок, но теплая радостно-растерянная улыбка это с лихвой компенсировала.

- Сам, сам, — отмахнулся Сев, с трудом оторвав взгляд от этого зрелища, — но дело не в том. Это не просто безделушка, он сплетен из фестральих волос и должен бы, по идее, давать невидимость — помнишь, как ты и просила?

- Вау… — прошептала Лили, но тут же сделала стойку на севову оговорку. — Должен бы?

- Ну да, я же не думал, что ты так странно на них среагируешь… ну, что ты будешь их видеть… и теперь Мерлин его знает, как и на что это повлияет… Я хотел начесать волосков из хвостов, кое-что подправить и сделать амулеты невидимости, но теперь даже и не знаю…

- Так их два? — тянула время Лили, немного опасаясь мерить свой браслет, чтобы, если ничего не выйдет, не разочароваться самой и, тем паче, не разочаровать Сева. — Ты себе тоже сделал?

- Ага, — он вытянул из второго кармана точно такой же, разве что чуточку пошире и без всяких коробочек. — Чтобы «не палить контору», — хмыкнул друг и протянул к ней руку. — Поможешь?

Лили немного дрожащими руками не без труда справилась с карабинчиком на застежке и, едва замочек защелкнулся, отскочила назад от неожиданности: Сев исчез.

- Работает! — подтвердил голос из пустоты. — Я на парнях из комнаты проверял уже — никто меня не заметил! Только Рем унюхал почти сразу, но на то он и волк.

Девочка осторожно, по миллиметру, протянула руку, и та уперлась в знакомую ткань мантии, мешком висящей с тощего плеча.

- А снимать теперь как?

- Как и раньше — зубами! — хихикнул голос, сопроводив свои слова характерными звуками. — Когда проверял, помогать-то некому было, пришлось наловчиться, — продолжил Сев, так же внезапно материализовавшись посреди комнаты с расстегнутым браслетом в кулаке. — Ну что, попробуешь? Или как?

Видя, что тянуть дальше значило бы обидеть друга, столько сил вложившего в этот подарок, Лили решительно протянула ему руку и браслет. Ей и самой очень хотелось попробовать — а там будь, что будет.

Пальцы Сева были прохладными, несмотря на жарко пылавший в трех шагах камин, движения — медленными и осторожными, словно что-то из них — или браслет, или лилино запястье — сделаны как минимум из горного хрусталя. Минута растянулась в вечность, за которую Лили успела подумать, что согласна и на просто браслет, если его каждый раз будут застегивать вот так. Наконец замок поддался и…

Ничего не изменилось. Лили по-прежнему видела свою руку, на которой теперь серебрилась волосяная змейка, крошку, приставшую к мантии, носы ботинок (не мешало бы их почистить), рыжий локон, свесившийся через плечо… А потом она посмотрела на Сева и увидела в его глазах торжество.

- Получилось? — для порядка переспросила она, уже прочитав в его взгляде ответ.

- Нихера не видно! — веско подтвердил парень, в душе готовый скакать от радости.

- А… как же с этим их свойством? Которое тебя тогда напугало… про видевших смерть… — говорить о том жутковатом и до конца так и не понятом моменте было куда легче, оставаясь невидимой.

- Я ж говорю — кое-что подправил! — гордо ответил парень, лучась довольством. — Взял за основу твое понятие «архетипа», в данном случае — это невидимость. А детали подрихтовать не так уж и сложно, заодно потренировался заранее, перед анимагией-то. Я набросал схему, потом покажу тебе.

- Сев, ты гений! И не вздумай отрицать! — невидимый вихрь закружил его, пахнУл цитрусами и сдобой, обнял тёплыми руками и смачно расцеловал в обе щёки. Как легко быть смелой в фестральем браслете — ведь никто не увидит, как ты краснеешь. Сев стоял без браслета, пунцовый, как красующийся на столе гранат.

- Ладно уж — гений… ты бы тоже смогла…

- Так это полная невидимость? Ты проверял на ком-то, кроме мальчишек? — заминая неловкость момента, продолжила распросы Лили, одновременно пытаясь повторить севов трюк с зубами и одной рукой.

- Да, крутился перед Филчем и Хагридом — им-то уже по сколько лет, явно хоть раз да видели что-то. На Слагхорна едва не налетел — и тоже ничего. Так что этого момента, наверное, можно не опасаться. Есть небольшая сложность со светом — самого себя видно только при магическом освещении — как сейчас тут, например, при Люмосах, а на солнечном — изволь на ощупь, ни рук, ни ног. Но основная цель от этого не страдает, а приноровиться к такому эффекту вполне реально. Главное — что тебя не видно! Единственное, что на ярком свету будет заметна тень — пусть и бледная, но будет. Ну и зимой пар от дыхания никто не отменял. А так — если пасмурно или ночью, в теплое время — летай хоть под окнами у Макгонагалл!

- Спасибо тебе огромное, Сев! Вот приспособлюсь ещё расстегивать его, как ты… — последние слова прозвучали сквозь явственное пыхтение.

- Давай сюда, я попробую ощупью! — требовательно протянул руку друг и, хоть и ждал этого, слегка вздрогнул от прикосновения незримых пальцев.

Две руки, даже без визуальной поддержки, справились с задачей быстрее и проще, чем одна рука с оной, и вот браслет снова покоится в коробочке, а освобожденная от него Лили сидит у камина со стаканом сока, мечтательно глядя на огонь.

- А почему браслеты? — спрашивает она друга, притулившегося рядом.

- Лилс… на фестралах не так много шерсти… да и эту пока начесал… На что хватило, в общем… — булькнул соком смутившийся парень.

- Ой, да я не к тому, я же не против! Браслет чудесный сам по себе, даже будь он без магии! А про шерсть я не подумала… Ты ведь для этого и пошёл их приручать, да? Изначально всё придумал?

- Почти, — кивнул Северус. — Идея была, но прямо изначально я не знал, какие звери обладают этим даром. И тут мне Рег со своей книжкой очень помог.

- Кстааати… — протянула Лили, внезапно вспомнив нечто важное. — А как же… А почему он мне смог рассказать про эту книгу вообще, если, как ты говоришь, поклялся тебе всем и обо всём?!

- Ну, я ж не идиот оставлять это, как было! — резковато ответил Сев и почему-то снова мимолетно смутился. — Я, как услышал, хотел заставить его отменить Клятву — ему, как автору, это было бы несложно поначалу, если второй человек даёт добро. Но он, мелкота, понятия не имел, как это делать! Лучше бы он дома блэковскую библиотеку штудировал, чем маменьку свою слушал, ей-Мерлин! О чём я ему и сообщил.

- Представляю, в каких выражениях! — покатилась со смеху Лили, но тут же вернула серьёзный тон, — И что? Ты сам смог с этим справиться?

- Частично. Автору проще, конечно, но и адресат кое-что может, пока магия свежая. Выглядит оно — как веревочные петли на штыре от забора — много-много толстых веревочных петель, накинутых одна поверх другой. Вот пока не застыло, я их пораспутывал, сколько успел. Хорошо, что сверху идёт всякая несущественная херь, от неё избавился…

- То есть — несущественная? Заклинание что, разделяет темы гипотетических разговоров, попадающих под Клятву, по существенности? — изумилась Лили.

- Да нееет, не разделяет, конечно. Но магия Клятвы учитывает эмоции — волнение и прочие чувства — когда о чём-то заходит речь. И из этого и происходит разделение на важное и неважное.

- А если я, допустим, буду волноваться из-за какой-то совершеннейшей ерунды?

- Значит, для Клятвы это будет не ерунда. Говорю же, там завязка на эмоциональный спектр.

- Как это всё сложно… И откуда ты только это знаешь?!

- Из маминых книжек, разумеется! Древние рода просто помешаны были на всяких клятвах да обетах! Кто ж знал, что теория так быстро на практике пригодится… В общем, всякую муру сверху я успел поснимать, но чем ниже, тем тяжелее были петли, да и время уходило. Надеюсь, что остались там только такие действительно важные вещи, как Выручайка, например, «ложа» — ну и прочее в таком духе, что он уже знает или узнает в будущем.

- Жуть… Но, погоди, а с книжкой-то что?

- Видимо, он посчитал это неважным, это ж его книжка, не моя… значит, и секрет не мой… — отвернулся от подруги парень, с преувеличенным вниманием разглядывая мишуру на потолке.

- Северус Тобиас Снейп! Не смей вешать мне лапшу на уши! — взвилась моментально раскусившая друга Лили, вдохновленная стрелкой «барометра», ухнувшей вниз. — Что ты там снова недоговориваешь?! Ты же обещал!!

- Ну ладно-ладно, не кричи! — пошёл на попятную тот, примирительно поднимая руки и лихорадочно выбирая в голове меньшее из зол. — Я подкорректировал одну петлю, когда понял, что снять все и близко не успею. Самую нижнюю, базовую, тяжеленную, что твой тополь. Я «вписал» в неё твое имя.

- Что это значит?! — всё ещё кипя, но пока не решив, за что именно, подозрительно уточнила Лили.

- Что все секреты, рассказанные ему тобой, будут восприниматься как мои, а значит, подпадать под Клятву. И… наоборот… любой секрет, который знает от меня Рег, можешь узнать ты…

Это было так неожиданно, так сильно, так значительно, что Лили растерялась, не в силах найти нужных слов. Такое безграничное доверие тронуло её до слез, которые она усиленно пыталась вморгать обратно, ещё и поэтому безмолвствуя. А кроме того, её внезапно отпустило весь месяц глодавшее чувство, что только она позволяет себе растворяться в их отношениях, в их дружбе, превращая «Я» в неделимое «Мы». Не только она, ой, не только!.. Да ещё как!..

И вот, едва только она собрала разбегающиеся мысли в кучу и выбрала, что ответить на это откровение Севу — так, чтобы он понял, как ей важно то, что она услышала, как она это ценит, как дорожит, но и одновременно донести свое негодование по поводу скрытности и самоуправства…

Как дверь отворилась, и вошёл сияющий и гордый Рем, с порога возвестивший:

- Ребята, получилось!..

В этот раз осознание пришло к Лили гораздо раньше. Напротив щерилась, воздевая палочку, уже знакомая физиономия, адски полыхающая глазами, в уши ввинчивался назойливый детский плач, и наблюдатель в её голове, не дожидаясь дальнешего, прекрасно известного, развития событий, перехватил управление на себя, рявкнув «ТАК, СТОП!», прежде, чем она сумела обдумать происходящее. И, в лучших традициях фаустовских грёз, всё вокруг послушно замерло, впечатавшись в момент, как муха в окаменевшую янтарную смолу. «Ух ты, значит, и так тоже можно!.. — мельком порадовалась успеху Лили. — Впрочем, логично — мой сон, что хочу — то и ворочу, в пособии и про это было тоже. Надо бы тут осмотреться, раз такое дело»

Перво-наперво она хорошенько вгляделась нападавшему в лицо. Нет, однозначно раньше она его не видела, не считая предыдущих снов, в точности копирующих этот. Высокий, старше папы, но всего с несколькими седыми нитками среди густых темно-каштановых волос. Правильные, классические черты, как у греческих статуй, искаженные гримасой ненависти. В этот раз страшное неведомое заклятие не успело сорваться с его губ, и они замерли раскрытыми на первом звуке. Рука с палочкой едва не упиралась Лили в грудь, и она опасливо сделала шаг в сторону, уходя с линии огня. Сразу стало гораздо легче, страх окончательно отпустил, позволив поверить в свои силы. «Я — Лили Эванс, это мой повторяющийся сон, — проговорила про себя заготовленную напоминалку девочка, — и сейчас я со всем тут разберусь».

Следующим пунктом она обозначила поиск ребёнка, чьи вопли отчётливо впечатались ей в память. Поиски закончились на первом же шаге, стоило ей чуточку откачнуться назад, поднимая ногу. Искомое впечаталось ей в поясницу деревянным решётчатым бортиком, и, обернувшись, Лили увидела сидящего в кроватке щекастого зареванного карапуза, со страху прижимающего к себе разноцветное одеяльце. Рот с несколькими белоснежными зубами застыл на полукрике, красная опухшая мордашка была изукрашена блестящими потеками слёз и соплей. Лили стало жалко несчастного детёныша, и она зашарила руками по кроватке: «Где-то здесь должны же быть платок или салфетка…» Найдя тряпочку в ромашках под подушкой, девочка осторожно и чуточку брезгливо вытерла рожицу малыша, стараясь прикасаться только через ткань.

В процессе оттирания её внимание привлекли две прозрачные крыжовины, донельзя контрасно смотрящиеся на фоне покрасневших от усердного рёва белков. В точности такие глаза Лили каждый раз видела в зеркале, стоило ей поссориться с Туньей или получить нагоняй от мамы. «Это что — мой, что ли?!..» — оторопело подумала она, опуская руку с платком. Ей и до этого несколько раз снились младенцы — гипотетически, по сюжету, её, но выглядели они невнятно и размыто, как часто бывает во снах, а порой и вовсе по ходу действия незаметно трансформировались в котят. Этот же смотрелся до безобразия реальным, включая сопливый нос, тёмные взлохмаченные волосы, ямочки на пухлых ручках, вцепившихся в цветастую ткань, и очаровательную пижамку в крошечных квиддичистах. Крыжовенный отчаянный взгляд был направлен ровно на то место, где она стояла, когда всё началось.

«Однако… Может, это и не я тут вовсе? Может, это какой-то отголосок прошлой жизни или просто иная реальность?» — ей доводилось видеть удивительно яркие подробные сны, как бы выглядывая из глаз совершенно другого человека, даже не всегда женщины. Такие сны она любила и даже издавна записывала в свою тетрадочку со стихами, что облегчило ей впоследствии ведение дневника сновидений, необходимого для всякого онейроманта. Так, может, и эта фантасмагория из той же оперы? С чего она решила, что это всё — про неё? Осмотр себя ничего особенного не принес: руки в трикотажных рукавах, ноги в мешковатых джинсах, балетки-тапочки… И чего все эти сновидцы такой упор делали на руки — мол, увидишь их во сне, и будет тебе счастье? Руки как руки, привычные, слушаются, похожи на её, но не совсем. «Ну, хотя бы не толстая» — хмыкнула Лили, озираясь в поисках зеркала.

Комната была небольшой и милой, с мансардным потолком из струганых досок. Светленькие обои по стенам, пушистый ковёр на полу, шкаф, набитый игрушками и увенчанный миниатюрной копией настоящей спортивной метлы, второй шкаф — платяной, белого дерева, кресло-качалка в углу, окно в змеящихся струях ливня, выходящее во мрак и полускрытое ситцевыми занавесками в зайчиках и ёжиках… Пеленальный столик, завалившийся набок возле распахнутой, покосившейся на петлях двери… Зеркала в интерьере не наблюдалось. Подумав минутку, Лили решительно шагнула к платяному шкафу — и впилась глазами в лицо, глянувшее на неё со внутренней стороны дверцы.

Это определённо была она. Старше, чем сейчас, старше Туньи, явно младше мамы, но она. Ей всегда туго удавалось распознавание возраста по лицам, поэтому Лили максимально расширила возможный диапазон: «Где-то от восемнадцати до двадцати пяти лет… Значит, это всё-таки будущее?.. А я и правда красивая!..» Подробности скрадывались в неярком свете ночника, но это несомненно было так. Скулы, и раньше довольно выраженные, поднялись и рельефно обрисовались («Как у Нефертити!» — подумала она); нос, немало удручавший её своей оконечной курносинкой, заострился, приобретя благородно-породистые очертания; глаза, цвет которых был неразличим в полумраке, казались ещё больше, впечатления не портили даже окружавшие их тени усталости и залёгшая между бровями морщинка тревоги. Сбившийся на сторону тёмно-медный хвост, ворот битловки — больше ничего в небольшом пространстве зеркала не помещалось.

Значит, она взрослая, и ребёнок в кроватке, скорее всего, таки её. «А где же… эммм… второй родитель? — задумалась Лили, прикрывая дверцу. — Не может же быть, чтобы?!.. — она заполошно оглянулась на застывшую красноглазую фигуру, по-прежнему стоявшую столбом посреди комнаты. — Нет, вряд ли! — мотнула она хвостом, отгоняя это неприятное предположение. — Он же мне в отцы годится даже тут. Да и не могла бы я вляпаться в такого упыря!» Кстати, почему у упыря в распоряжении была палочка, а у неё не было? Или, если в этом будущем она тоже способна управляться без неё, то почему, собственно, она не приложила упыря беспалочковой, вместо этого обречённо стоя под его заклятьем, как овца?! «Надо осмотреть дом, — решила Лили. — Хоть какие-то ответы должны же найтись!»

Выходить из худо-бедно, но освещенной комнаты в темноту коридора было страшновато, но оказалось, что темнота простирается всего лишь до лестницы, окутывая только небольшой коридорчик. Добротная деревянная лестница с лакированными перилами вела в просторный и уютный холл, служивший также и гостиной и освещенный несколькими магическими светильниками. На стенах висели какие-то картины, виднелся уголок рдеющего углями камина. Входная дверь была приоткрыта, но не выломана, как верхняя — словно её просто по-небрежности или в спешке не притворили как следует.

Повернув на площадке, Лили увидела не только весь холл целиком, но и то, что внизу лестницы кто-то лежит. По неестественности позы и нелепо раскинутым рукам сразу было понятно, что упал он не просто так, не внезапно остановился во времени, как всё прочее вокруг, а окончательно и бесповоротно мёртв. «Оппа, кажется, вот я и узнала, где «второй родитель», — замерла на месте Лили, тревожно вглядываясь в лежащую фигуру.

Темные встопорщенные волосы, длинные худые руки, полосатый свитер в синих тонах… «Сев?!..» — ледяная волна окатила её от макушки до пяток, болезненно сжав сердце, сделав ватными ноги. Если раньше всё происходящее казалось просто жутковатым приключением, логической шарадой в контролируемом пространстве сна, теперь Лили накрыло ощущением кошмара, липкого, немыслимого, до тошноты реального, от которого жизненно необходимо проснуться немедленно, сию секунду, броситься в севову спальню, просто слушать дыхание, знать, что жив… «Я не могу… Я не могу проснуться прямо сейчас!.. Я должна…»

Усилием воли, на этих чужих, непослушных, словно приделанных от другого туловища, ногах она сползла-сковыляла с оставшихся ступенек. Потянула за обтянутое свитером закаменевшее плечо. Тело неожиданно легко поддалось, перекатив безвольную голову по нижней широкой ступени. Блеснули треснувшими стеклами такие знакомые очки, беспомощно повисшие на одной дужке погнутой золотой оправы и не скрывающие пустого взгляда мёртвых светло-чайных глаз.

«Ебануться!.. — лексикон Нижнего города, почерпнутый за эти годы у щедро делившегося им Северуса, как нельзя лучше передавал её нынешнее ошеломление. — Поттер!..»

Она стекла вдоль стены на ступеньку, внезапно вспомнив, как дышать. Хотелось по-дурацки смеяться, петь, плакать — это не Сев! Да, похоже, что Поттеру в будущем не повезло, его жаль, никто не заслуживает такой участи и всё такое, но это не Сев!

«Значит, это таки не семейная трагедия, а разбойное нападение, — снова появилась способность мыслить, в голове закрутились шестерёнки. — Осталось только понять, как меня угораздило выйти замуж за Поттера, да ещё и — бррр! — родить ему ребёнка. Может, я сошла с ума или потеряла память?.. Глупости, Сев непременно нашёл бы меня и вылечил. А может, Сева в этой реальности нет? И я с ним никогда не знакомилась на площадке, не ехала в Хогвартс, не летела за руки на Бельтайн… Потому что иначе же невозможно себе представить, чтоб произошло вот это… Или… Или Сев умер? Погиб, нелепо подставившись под какую-нибудь нелепую случайность?.. Разве что так, разве что…»

Думать об этом было равносильно самой себе дёргать зуб плотницкими клещами. К горлу моментально подкатило, в глазах всё расплылось и преломилось. «Я обязательно разберусь во всём, что тут творится. Обязательно! — пообещала себе Лили, резко обрубая непрошенную меланхолию. — Ещё ничего не случилось — и, дай Мерлин, не случится!»

Она встала, одернула битловку и уверенно направилась к маняще приоткрытой входной двери. Она начнёт разбираться прямо сейчас!

Дверь подалась без скрипа, явив за собой не ожидаемый ночной пейзаж какого-нибудь города или посёлка, а плотное, клубящееся, ослепляющее и оглушающее ничто, бесцветное и вобравшее все краски одновременно. В нём не было времени, не было пространства, не было памяти, слов, эмоций, магии, не было Лили. Оно обволокло, окутало, поглотило её — и сделало собой, явив единственно возможный вариант реальности, вытравив даже самую мысль о том, что где-то и когда-то могло быть иначе.

Оставалась лишь точка, яркая точка далёкой сверхновой среди всеохватной пустоты, хранящая отголосок воспоминаний о каком-то ином существовании. Лили рванулась к этой точке, наотмашь, вложив все силы. Внезапно из ниоткуда появилось слово «Якорь», потом, по мере приближения к нему, стали возвращаться другие слова, за ними — контуры, прозрачные, зыбкие, словно вытканные из огня. Контуры множились, наслаивались, твердели, среди них Лили увидела крышу Вороньей башни, под ней — потолок спальни, ещё ниже — балдахин своей кровати и своё собственное прозрачное тело под сияющими одеялом.

Последним усилием она забила себя в себя — как квоффл в кольцо, как гвоздь в стену, как пулю в ствол карабина… «Я вернулась!..» — пронеслось вихрем, и глаза открылись.

- Я вернулась! — непроизвольно повторила она вслух и тут же зажала себе рот рукой, но Аннабель спала крепко. В эти каникулы они в спальне были вдвоём.

Немного отдышавшись, Лили стала думать, что это вообще было — слишком невероятным, немыслимым всё казалось. Может быть, это вовсе не сновидческий инсайт, а просто кошмар, навеянный, например, тем, что она объелась на ночь сладким? Или перебесилась. Или переволновалась. Хотя последнее с чего бы, собственно…

Потому что вечер вышел чудным, перенасыщенным положительными эмоциями в какой-то позабытой уже, совершенно детской концентрации.

Едва увидев пружинистую походку Рема с расправленными плечами и гордо поднятой головой, так непохожую на его обычную манеру словно прятаться самому в себя, Лили уже поняла, о чём он сейчас скажет, ещё до того, как в Выручайке прозвучали слова:

- Ребята, получилось!

Он был такой радостный, взволнованный и, одновременно, спокойный, такой гордый и уверенный, что его настроение хотелось пить. Лили бросилась обниматься первая, как всегда — с визгом и писком, но и Сев, — вот дела! — ненамного отстал, прихватив сбоку одного и вторую за плечи. Изнутри этой конструкции слышалось: «Молоток!», «Вау!» и «Рассказывай!», но эту инициативу Лили пресекла, буквально вырвав Ремуса из цепких рук Сева.

- Сев, ну какое «рассказывай»! Он же толком не евши со вчера! И голодный, как… как волк! Сначала к столу, а потом все разговоры!

- Я могу постараться есть и рассказывать одновременно, — смущенно предложил оборотень, желудок которого издал призывный клич дикого бумсланга, едва его обладатель унюхал и увидел разнообразие на столе.

- Только не подавись, ты нам ещё живой нужен! — отлепился наконец Сев и тоже, за компанию, положил себе пирога. — А ничем не хуже тех, что эльфы стряпают! Ты талантище ещё и в кулинарии, Лилс!

- Спасибо! Я на них и ориентировалась, — кивнула девочка, мысленно поставив галочку напротив пункта «утереть нос Петунье». — А что, Рем, нельзя было попросить покушать у мадам Помфри? Думаешь, не принесла бы?

- Да попрофить-то мовно было, — ответил тот, спешно проглатывая здоровенный кусок и протягивая руку за следующим. — Просто я побоялся светиться. Согласись, если пациент обычно лежит пластом, жрет только шоколад и зелья и еле шевелится до вечера, странно бы было внезапно, с горящими глазами, требовать обеда из трёх блюд! Я и так последние месяцы возвращался подозрительно целый и подозрительно «живой», даже думал изобразить что-то специально, но услышал разговор мадам Помфри с профессором Спраут, принесшей травы — что, к счастью, организм, мол, растёт, крепнет и легче переносит превращения. Они типа на это списывают. Так что всё нормально, только надо пофтепенно… — и он снова вгрызся в еду.

- Как хорошо, что у мадам Помфри мало опыта общения с оборотнями! — со значением заметил Северус, вздернув бровь.

- И не говори! — по-своему понял его Рем и даже отложил гусиную ногу обратно на тарелку. — Потому что организм и правда растет… И не только мой! Ну, вы понимаете. К лету, боюсь, каморка в родительском подвале не выдержала бы… нас…, даже усиленная папиными заклятиями. Ему уже этим летом пришлось укреплять ей стены и дверь. А тут, в Хижине, волку становилось тесно… Я бы себе кости переломал, кидаясь на стены, если б всё шло, как оно шло… Так что — по гроб жизни, ребят! Без дураков! Вы меня натурально спасли — сначала этой штукой, пшикалкой, потом — окклюменцией и прочим!..

- Ну, будет! — осадил Сев оборотня, готового в очередной раз завести благодарную шарманку. — Пшикалка — это мелочь, а остальное всё — это ты сам, и мы тут — с бока припека. Себе «спасибо» скажи, за то, что ты такой способный, упорный и вообще молодец! А потом возьми ещё салату и расскажи уже наконец, что было и как!

Оказалось, что было всё — до зевоты скучно. Ну, для любителей экшена и драм:

- Я впервые всю ночь был самим собой! По первости было так странно ощущать себя в волчьем теле — чуять в десять раз больше запахов, например, смотреть с высоты четырех лап… Кстати, видят волки без цветов, вы знали? Но зато темнота — не помеха вообще, всё чёткое и ясно различимое, даже в углах. Я до того не обращал внимания — когда раньше бывали вспышки осознания, я был слишком занят тем, чтобы удержать их подольше, не до исследований было. А тут всё обнюхал, осмотрел, освоился…

- Ну и каково это — быть в теле зверя? — с жадным интересом подался вперёд Северус.

- Странно. Но и интересно тоже! Сам от себя не ожидал!

- И чем ты занимался всю ночь? — включилась в обсуждение и Лили.

- Сначала гонялся за собственным хвостом… — покраснел Ремус. — Ну чего вы ржёте! Такой прилив сил, такая энергия переполняет — очень хотелось каких-то активных действий. Побегать там, поскакать — но в Хижине особо не разбежишься же. Потом, когда луна в окошко заглянула, от души повыл. Может, я и раньше это делал, не помню, а тут — сам, прямо захотелось… Выл и слушал — этак заливисто выходило, здорово!.. Эй, ну вы опять?! Чего тогда просили рассказывать?..

- Всё-всё, Рем, мы больше не будем! — подняла ладони, словно сдавась, Лили, но, не удержавшись, снова хрюкнула от смеха. — Я просто радуюсь тому, что тебе было хорошо! Рассказывай, пожалуйста, дальше — что ты делал потом?

- А потом я лёг спать. А что там ещё делать? Другое дело — если бы в лесу, а так… Подумал — хоть высплюсь хорошенько, а то ведь вечно после полнолуний, как зомбак. Переживал немного, что во сне не смогу удержать концентрацию, но Якорь сработал на славу, даже во сне. Оказывается, он и это может. Спасибо, Лили!

- Не за что! — искренне ответила она, и не представляя, что скоро и сама получит возможность в этом убедиться на практике. — Так и должно быть, он же изначально придуман для сновидцев.

- Ну, я беспокоился всё-таки. Но продрых без приключений до самого обратного перехода — проснулся от шипения артефакта, который начал разбрызгивать зелье, а тут почти сразу и началось. Ну и потом в Больничном крыле снова пришлось спать — чтоб, значит, выглядеть, как обычно. Так что я выспался на неделю вперёд, кажется, — Ремус улыбался, очень довольный собой.

- Ты молодчинка, Рем! Мы очень тобой гордимся! Иначе и быть не могло, правда, Сев?

- Точно, — важно кивнул тот.

- И теперь ты не будешь один в полнолуния, не будешь скучать — мы будем составлять тебе компанию!

- Но-но, не так быстро! — сразу вскинулся Северус. — Пусть ещё разок повторит такой опыт сам, без публики — для закрепления, так сказать!

- Да я и сам бы без этого не согласился на ваше общество! — подтвердил Ремус.

- Всё равно, осталось недолго, — радовалась в предвкушении чего-то необычного Лили.

Вскоре Снейп, наколдовав Темпус, ушёл встречать Регулуса, доселе не бывавшего в Выручайке, а когда вернулся с юным слизеринцем, градус веселья и беззаботности несколько снизился. Малец дичился и временами «кидал понты», как это обозвал Сев, в очередной раз осаживая его. Все прочие чувствовали себя неловко.

- А где вино? — вопросил младший Блэк, обозрев стол и увидев только кувшины с соком.

- Мал ещё для вина. Да и мы не больше, — недовольно ответил Северус, прочно ассоциировавший любую выпивку со своим родителем.

- Дома нам наливали по бокалу на праздники с десяти лет! — вздернул нос аристократик. — Лорд должен уметь пить, не пьянея, и вести застольные беседы, вызнав всё и не сказав ничего!

- Ты не дома, — тон Сева стал ещё строже. — И пока не лорд. Если не нравится — пошли провожу до подземелий.

Регулус сразу сдал назад и притих, глядя, как старшие товарищи разливают сок в хрустальные бокалы, зажигают все свечи и вешают над столом Темпус — отсчитывать минуты до полуночи настояла Лили, перенеся привычную магловскую традицию в сердце Хогвартса.

Со временем Рег оттаял, стал отпускать какие-то — временами даже удачные — шутки, а под конец, когда воронята затеяли кидаться наколдованным тёплым снегом и устроили побоище подушками, посмотрел-посмотрел, пару раз открыл и закрыл рот, а потом схватил в одну руку белый ватный комок, другой ухватил за угол большую пухлую подушку, завопил и кинулся в гущу событий.

То есть, ничего, что могло бы спровоцировать столь странный сон, накануне не было. Кроме Йоля. Солнцеворота, Корочуна, Ночи силы, с возможностями которых Лили уже доводилось сталкиваться. А значит — и всё увиденное нельзя просто списать на кошмар, отмахнуться и забыть. Потому что забыть удастся только до следующего раза, а что этот следующий раз будет, она не сомневалась. Что же со всем этим делать? Как и откуда распутывать клубок, внезапно вкатившийся в её жизнь?

Уже третий год Лили жила с аксиомой: в любой непонятной ситуации нужно идти к Севу. Она еле дождалась утра…

____________________________

Примечание

Гордый Рем. Тут он, правда, гриффиндорец, но что поделаешь — канон есть канон!..

https://ibb.co/WsmPqk3

Лили не могла бы сказать, от чего её трясло сильнее: от прямо-таки физической необходимости немедленно поделиться с Севом своим невероятным сном или от перспективы рассказывать ему о роли Поттера в её возможном будущем. Она так и видела его взлетающую под треуголку бровь, жёсткую усмешку, корёжащую тонкие губы, отстранённо, глухо и зло произносящие что-то вроде «Ну и что же тебя больше впечатлило — убийца в твоём доме или дохлый Поттер?». И удаляющуюся выцветшую мантию, свисающую с острых, ссутуленных, чересчур худых плеч.

Странно, они никогда не говорили — пусть и в шутку — о своих чувствах друг к другу, никогда не обсуждали — даже гипотетически — совместного будущего, ни разу не переступали — крайне старательно — черту очень тёплых, но подчёркнуто товарищеских отношений, но в том, что информация про «дохлого Поттера» в её доме будет воспринята в штыки, Лили не сомневалась. Хотя почему, собственно? Сев не предлагал ей встречаться, как Линь тот плечистый третьекурсник, показательно игнорировал Валентинов день в прошлом году, когда школу наводнили летающие записочки, ни единым словом за все эти годы не обозначил какого-то особого отношения к ней…

Лили вспомнила неуклюжий стишок от одноклассника — ещё из той, неволшебной жизни — в котором глагольные рифмы соревновались в количестве с грамматическими ошибками. Вспомнила Грега, сына полисмена, который, когда им было лет по девять-десять, кричал ей на площадке: «Я женюсь на тебе, и у нас будет пятьдесят детей!». И Алекса из параллели, дёргавшего её за косу при каждой встрече, и комментарии Туньи на её жалобы: «Да ты ему просто нравишься!»… И заодно уж и Поттера с дурацкими воплями через весь коридор про рыжую кицунэ…

А потом перебрала, как драгоценные жемчужинки в ожерелье, совсем другие воспоминания. Вот Сев решительно ведёт её за руку через тёмный парк, решив принять «огонь на себя», когда она опоздала к ужину. Вот она говорит о чём-то, а Сев смотрит на неё широко распахнутыми глазами, и в каждой кофейного цвета радужке она видит своё отражение. Вот он заливается краской, протягивая ей руку над скользкими камнями в мелкой, но быстрой реке. Вот она сама готова сгореть, разглядывая выставку ракушек на растрескавшемся дощатом подоконнике. Вот Сев озябшими пальцами протягивает ей газетный свёрток, в котором прячется пушистый лис. Вот, запинаясь от смущения, произносит: «Любой секрет, который знает от меня Рег, можешь узнать ты»…

Ничего, ничегошеньки похожего на тех «ухажёров» из школы, но, если бы её спросили: кому из них, по-твоему, ты правда небезразлична? — она без колебаний бы ответила: «Только одному». Тому, который всегда видел в ней не красивую вещицу, не забавную зверушку иной породы, не военный трофей и не способ самоутвердиться. Кто видел в ней — её. Настоящую. Живую. Разную. И сам рядом был — живым.

Лили не знала, думал ли когда-нибудь о чём-то подобном сам Северус, определял ли сам для себя то, что клубилось и искрило между ними, — ведь мама говорила, что мальчишки взрослеют позже, а уж способность анализировать свои мысли и эмоции отрастает и вовсе не у всех. Может быть, это только она, с семи лет зачитывавшаяся романами и вздыхавшая над возвышенными чувствами героев, разглядела и поименовала то, о чём сам Сев пока не имеет ни малейшего понятия. Но причинить ему боль, вывалив всю правду о своём сновиденном опыте, она в любом случае была неспособна, а значит, надо постараться эти подводные камни обойти. Как? По ситуации.

Ситуации моментально завихрились перед внутренним взором, и Лили крутила их так и этак, комбинировала, выстраивала, компоновала диалоги со всевозможными и не очень возможными ответвлениями, пока поздний зимний рассвет не начал пробиваться через неплотно закрытый полог. Вторым слоем — словно поверх основного мыслительного процесса — как рябь по воде, как жаркое марево над костром, перекатывалось: «А вдруг я это всё себе придумала?.. Может, ничего такого и нет?.. И я просто романтическая дурочка, перечитавшая книжек?» Но каждая такая волна разбивалась о прочный деревянный корпус её «барометра», неизменно показывавшего «ясно». С ним не получалось соврать даже самой себе.

Обнимая мягкое тельце сонно дергающего ушами Локи, не в силах закончить фразу даже мысленно, Лили раз за разом думала — пенным барашком на крутобокой волне, невесомым дымом, улетающим ввысь — «Он меня… он меня…» И стрелка, словно в настенных часах, раз за разом, едва качнувшись, отбивала «Любит»…

Когда взаправду сработал Темпус, вывешенный в изголовье и громогласно известивший, что завтрак не за горами, Лили подбросило, словно пружиной.

Было так странно снова спускаться в общую гостиную — словно прошла не ночь, а десяток лет. И немного страшно — увидеть Северуса, хотя он-то ничуть не изменился и знать не знал о ворохе беспокойных мыслей, буквально перевернувших её сознание с ног на голову. Он пошёл ей навстречу, улыбаясь, такой же точно, как и всегда, и ей стоило немалого усилия отогнать призрак «дохлого Поттера», внезапно померещившийся между ними.

«После завтрака. Я поговорю с ним после завтрака» — решила Лили и постаралась быть непринужденной и приветливой, обычной, как ни в чём не бывало, следя ещё и за тем, чтобы не перегнуть палку, скатившись в чрезмерное оживление. Тут пришла на помощь окклюменция — так и не ставшая её коньком, но вполне применимая для подобных бытовых нужд.

Завтрак прошёл весело, в воспоминаниях о вчерашнем празднестве, и Лили совершенно искренне покатывалась, когда Рем в лицах изображал участников подушечного побоища и особенно — неожиданно даже для себя — победившего Регулуса. Сам Блэк-младший кидал на рейвенкловский стол настороженные взгляды, и Лили тепло ему улыбнулась, перехватив один из них.

В общем, отвлечься получилось вполне полноценно, но чем пустее были тарелки, чем ближе был конец отведённого себе тайм-аута, тем ощутимее становился в центре живота холодный комок напряжения. Не выдержав, Лили вскочила из-за стола, не дожидаясь, пока ребята допьют тыквенный сок. На удивленный взгляд Северуса поверх кубка бросила:

- Сев, нам надо поговорить.

И первая умчалась в Выручайку, чтобы успеть собраться с мыслями.

Успела она, впрочем, только отдышаться, когда не успевший отдышаться Сев с разгону влетел в пустую и неуютную сегодня, по настроению посетительницы, комнату, и с порога выпалил:

- Лилс, что случилось?! Ты сама не своя!

- Я снова видела тот сон, Сев. Сегодня.

- Тот самый?! А я надеялся, что это прекратилось…

- Я тоже, с лета ни разу не было…

- С лета?! Было ещё и летом? Почему ты мне не сказала?!

- Не знаю… Он приснился, когда я была в Дорчестере, перед самым отъездом, а потом — как-то сразу всё закрутилось: лекарство для Рема, подготовка к школе…

- Так ты поэтому тогда заводила все эти разговоры — о призраках, о смерти?!

- Ну… да… Я много думала об этом. Но в тот раз ничего такого во сне не случилось — мне удалось остановить его в самом начале и проснуться. Ещё и поэтому не сказала — толком и не о чем выходило, я же подумала, что справилась.

- То есть, онейромантия работает? Ты научилась управлять снами?

- Отчасти. Тогда я заставила себя выпрыгнуть из сна, не досматривать до конца. А сегодня пошла дальше…

Лили бросилась в долгожданный и пугающий её рассказ, как в колодец — задержав дыхание и едва не зажмурившись. Все по кирпичику выстраиваемые ночью схемы и планы развеялись в пыль, и она ухнула в омут импровизации. Впрочем, основная часть того, что она говорила, в коррекции не нуждалась — Северус, буквально не дыша, слушал про остановленное время, про застывшего красноглазого злодея с воздетой палочкой, про заплаканного младенца в кроватке и про взрослую Лили, глядящую из зеркальной глубины. Только один раз он прервал её вопросом:

- Как думаешь, если бы ты выбросила в окно того урода, что-нибудь бы изменилось?

- Вряд ли, Сев, — с огорчением призналась Лили, которой и самой не раз приходила в голову подобная мысль. — Это же только сон, пусть и необычный. Даже если это и правда какое-то видение будущего, то просто картинкой, как в кино. Ты же не можешь повлиять на происходящее на экране — или на чужие воспоминания, когда смотришь их в чьём-то разуме…

На этом месте она подумала, что, вместо долгого и не передающего всех деталей повествования, следовало бы просто пустить Сева к себе в голову, чтобы он всё увидел сам — это было бы правильным и честным ответом на его доверие и вчерашнее признание о приобщении её ко всем его тайнам. И она бы непременно так сделала, если бы не раскинувшая руки фигура в полосатом свитере у подножия лестницы. В силе своей окклюменции Лили была вовсе не уверена, в отличие от ментальных способностей Сева. А он, не зная, что ему уготовано смотреть не весь «фильм», что есть лакуны, не предназначенные для его взгляда, старался бы вовсю, чтобы облегчить задачу самой Лили.

Поэтому приходилось говорить — тем более сбивчиво, чем ближе она подбиралась к так волнующему её моменту. Хвала Мерлину, Сев списывал её косноязычие на волнение и страх, и в глазах его читалась гремучая смесь из жалости и сочувствия, что ей приходится снова это переживать, и твёрдой решимости узнать всё до конца — потому что это необходимо.

Когда Лили, спотыкаясь и повторяясь, добралась в своём рассказе до «света в конце тоннеля», то бишь — до лестницы после тёмного коридора, Сев второй раз прервал её:

- Погоди, а где всё это время был твой… муж? — он явно старался «держать лицо», произнося это слово, но вспыхнувшие уши предательски заалели из-под чёрных прядей — любимую треуголку в спешке он оставил в Зале на столе.

Тут Лили прорвало. Всё напряжение той ночи — сначала дикий вымораживающий ужас, с которым она ворочала тряпочно-податливое и одновременно деревянно-неживое тело, обессиливающее облегчение при виде не того лица, потом изматывающее возвращение через безвременное ничто, последние часы, проведённые в лихорадочных и хаотичных раздумьях и наконец этот его вопрос — рванулось наружу лавиной и моментально залило щёки, закапало с подбородка, затуманило глаза… Говорить она при этом продолжала, мимоходом отмечая панику на лице Сева:

- Он был там, у лестницы… лежал — мёртвый… как кукла, как манекен… в самом низу, словно не пускал…

Руки Северуса обхватили её плечи, слёзы моментально впитались в мягкую, пропахшую зельями ткань, острый подбородок упёрся в макушку — он будто прятал, втягивал её в себя,

защищал, закрывал, укутывал её от всего мира, от всех невзгод, от её страхов — как непременно делал бы и там, тогда, намертво встав у лестницы… Только там был не он. И это воспоминание моментально отрезвило её, вернув на возводимые полночи рельсы.

- Я не смогла подойти близко… Не разглядела… Не смогла… — продолжая всхлипывать, выдавила из себя Лили.

Никакие пальцы крестиком, никакие детские невинные ухищрения не помогали от ощущения себя запачканной, испятнанной, насквозь испорченной гадиной, открыто совравшей лучшему другу. «Так надо… так надо!..» — мысленно твердила, как заведённая, Лили, ещё глубже зарываясь в вылинявшую ткань, упираясь лбом в ключицу, ощущая кожей биение пульса — бешеного, как и у неё самой. Как она была благодарна Севу за его объятия — ведь, глядя ему в глаза, решиться было бы куда труднее. Его голос, казалось, раздавался со всех сторон: она слышала его ушами — точнее, одним ухом, не притиснутым к горячим и твёрдым рёбрам, она чувствовала его теменем, он вибрировал прямо у неё в голове…

- И не надо! Не надо было!.. Нечего там смотреть… Тебе и без того… Ну не надо… не плачь… Это только сон… Я сделаю всё, чтобы он не сбылся! Этого не будет, клянусь! Я не оставлю тебя, не брошу! Всё будет хорошо!.. Я защищу тебя — всегда, от всего, слышишь?! Всегда!..

«О, Мерлин!.. — проносилось в воспаленном мозгу. — Он даже мысли не допускает, что там, под лестницей, мог лежать не он! Что не он жил в одном со мной доме, не он делил со мной жизнь! Что не он погиб, защишая меня, защищая того ребёнка! Он думает, что я не разглядела причину смерти, а не её жертву!.. Какая же я скотина!.. И как же я сделала правильно!..»

Иссякшая было лавина прокатилась через неё с новой силой, но теперь уже Лили рыдала от облегчения, судорожно вцепившись в мантию Сева, вжимаясь лицом как можно крепче, с каким-то даже наслаждением погружаясь в пучину слёз. Они вместе — они обязательно что-нибудь придумают, со всем справятся, всё победят…

Ни Сев, ни Лили не могли бы сказать, сколько прошло времени, прежде чем они отлепились друг от друга, одеревеневшие от напряжения руки расслабились, а всхлипы утихли. Неверными движениями, с третьей попытки Северус наколдовал воду — палочкой, не полагаясь сейчас на какое бы то ни было сосредоточение — и Лили застучала о созданный из пробирки стакан зубами. В него же, как в трубу, произнесла:

- Давай я покажу тебе, что было дальше, — теперь, обретя уверенность, ещё чувствуя себя в кольце твёрдых надежных рук, она очень хотела хоть чем-то отплатить ему. Открыть Севу свои воспоминания — меньшее, что она вообще могла сделать. Что должна была бы сделать с самого начала. Словно напитавшись силой, перелитой в неё другом, она знала, что способна удержать картинку в задуманных рамках. Да и как говорить о финале своего путешествия словами — не очень представляла, ведь слов там, где она оказалась, и в помине не было.

- Может, не стоит, Лилс? Снова к этому возвращаться, а? Мне… мне смотреть на тебя больно… А ещё и показывать — это же снова туда прямо…

- Стоит, Сев. Там дальше ничего такого уже не будет. Но не менее страшное и непонятное — просто по-другому. Ты должен узнать всё — и потому что просто должен, и потому, что мне нужен твой совет. Сама я так и не смогла понять, что это было.

- Хорошо. Если ты так хочешь — хорошо. Только… я не уверен сейчас в своей концентрации — хватит ли на долгий сеанс…

- Я сама тебе покажу, не бойся, — тут же ответила Лили — так было даже лучше, так риск выскакивания кадра с «дохлым Поттером» буквально сводился на нет. — Ты только лови. Это ни на что вообще не похоже, может, хоть ты разберёшься…

И вместе со сновиденной Лили Северус сделал шаг к двери и захлебнулся в ощеломляющем, стирающем все понятия и рамки ничто.

____________________________

Примечание

Немножко объятий

https://postimg.cc/Q93S2fM2

https://postimg.cc/Y4gbD5tN

Хотя бы одну загадку лилиного сна Северусу удалось раскусить ещё до конца каникул. Личность красноглазого злодея, мотивы нападения, а также его обстоятельства пока оставались покрытыми мраком, зато о природе загадочной пустоты, через которую Сев продрался на пару с Лили, едва не потеряв себя, и которая пугала подругу ничуть не меньше, если не больше, реальной угрозы, информацию можно было попробовать отыскать в книгах. Этим они и занялись, благо, постоянный мокрый снег, ещё и подгоняемый суровыми горными ветрами, прогулкам особо не способствовал.

Северус очень старался, буквально перелопачивая огромный библиотечный фонд и уже заглядываясь на Запретную секцию. В ушах стоял испуганный до стеклянного звона голос Лили:

- А что, если это и есть смерть? Вот такая — пустая, мрачная и бесконечная?

- Да ну какая смерть, Лилс! — увещевал её Сев, внутренне сжимаясь. — Ты же осталась жива во сне и просто открыла эту грёбаную дверь!

- Я всегда представляла смерть иначе: безграничный белый свет и ответы на все вопросы… — Словно не слыша, гнула своё девочка. — Когда ты становишься единым со всем, а всё — с тобой. Ну и потом начинается новая жизнь, перерождение или что-то вроде. А тут — как будто полная противоположность: ни света, ни ответов, ни тебя самой, ни жизни… Представляешь, если после и в самом деле так? Зачем тогда всё? К чему?..

- Но-но, развела мне тут упадничество! — порыкивал Сев, чтобы привести её в чувство. — Я уверен, что посмертное бытие тут ни при чем, а дело в непонятных пока свойствах сновиденного пространства…

Первые дни они сидели в библиотеке вместе, но Лили не обладала севовой способностью пропускать через себя невероятный объём научной информации, выуживая из архаичных, щедро сдобренных философскими, историческими и лирическими отступлениями текстов именно то, что нужно — подобно киту, процеживающему тонны морской воды в поисках планктона. Лили читала вдумчиво, не пропуская абзацев, не хватая глазом целую страницу, и поэтому безнадёжно увязала в вычурных староанглийских текстах, в скором времени переставая вообще улавливать смысл написанного.

На третий день она про себя кляла всех древних магов кончеными графоманами, на четвёртый — маялась совестью, что, заварив всю эту кашу, вносит ничтожно малый вклад, непозволительно тупя над одним фолиантом, тогда как Сев приканчивает целую полку, на пятый её стали одолевать мысли, совсем уж далёкие от книжных изысканий. На носу был севов день рождения, и с этим срочно, вот прямо немедленно надо было что-то делать — какие уж тут древние трактаты и жития сновидящих!

Отлучаться — сначала на часок, потом на пару, потом и вовсе с обеда до отбоя — стало куда менее стыдно, когда она увидела, что её место рядом с Севом над пыльными пергаментами всё чаще занимает Регулус, сноровисто листающий устращающего вида томищи. Глядя на две склонённые друг к другу черноволосые головы, Лили успокаивала себя тем, что Сев не остался один, а от неё будет больше проку в другом месте.

Проблема подарка стояла как никогда остро. По изначальному плану Лили должна была оказаться на каникулах в Коукворте, где и собиралась подыскать Севу презент как на Йоль, так и на всё близящееся тринадцатилетие. По примеру прошлого года, купить что-то в магловском магазине, преобразовав и усовершенствовав магией, а то и сгонять вместе с отцом в Лондон для посещения Косого переулка, где выбор был, кажется, не ограничен ничем, кроме толщины кошелька. Но эпистолярная ссора с сестрой поставила крест на этих намерениях, вынудив в Йольскую ночь ограничиться передариванием присланных родителями конфет. Лили было очень совестно их вручать — особенно после такого уникального дара, как фестралий браслет, на фоне которого коробка трюфелей, пусть большая, дорогая и красивая, выглядела, несомненно, жалко. Северус, конечно, был не в претензии, он искренне радовался любому её подарку, будь то перо, ракушки или самопальный стишок, но Лили хотелось хоть немного приблизиться к заданному им уровню, преподнеся не очередную ерунду или кустарщину, а что-нибудь по-настоящему ценное и значимое.

Вот над этим она и ломала голову — куда больше, признаться, чем над таинственной пустотой за дверью сновиденного дома. Что можно придумать вдали от любых магазинов и лавок — магических ли, магловских ли, сидя в позабытых богами Шотландских горах? В Хогсмид ей светило попасть не раньше третьего курса, ни одной лавки там она и в глаза не видела, посылать же сову в коуквортский магазин было так себе идеей… А вот в Косом совой никого не удивишь, и оттуда можно было бы заказать Севу, например, ингредиентов для зелий — не бог весть что, конечно, зато подарок определённо нужный: купленные перед началом учебного года и расчитанные только для работы на уроках, у её увлечённого созданием Единой зельеварческой системы друга они выходили куда быстрее. А ещё и анальгетик для Рема, запас которого нужно было подновлять каждые месяц-два, и личная аптечка, из которой он пользовал всех болезных воронят, охотнее идущих к нему, чем в Больничное крыло… Как постоянный и бессменный ассистент, а также улыбчивый пропуск в святая святых Слагхорна, Лили прекрасно знала, какие элементы на исходе, каких вовсе уже не осталось, а каких и не водилось никогда (последние порой заимствовались у моржеусого профессора — втихаря и понемножку, но это же не могло продолжаться вечно).

Да, это определённо был неплохой вариант, если бы не два «но»: с плюшевым Локи или браслетом невидимости он и рядом не стоял, а ещё Лили не помнила ни адреса магазина, ни имени его владельца. Отложив его пока в качестве запасного, она принялась думать дальше.

Здорово порадовало бы Сева и возвращение любимой треуголки, но с какого конца браться за это дело, она и вовсе не представляла.

Треуголка пропала в тот самый день, когда состоялся разговор в Выручайке, обильно сдобренный слезами и объятиями. Нёсшийся на всех парах к ней Сев попросту оставил шляпу возле своей тарелки, а вернувшись через пару часов, ребята её уже не обнаружили. Опрос соседей по столу ничего не дал — кто-то покинул Зал раньше, кто-то просто не обратил внимания, Ремус же, выскочивший было вслед за Севом, правильно истолковал взмах рукой на бегу — дескать, дай нам поговорить, волчара — и за ним не последовал, но и к завтраку уже не вернулся, отправившись в гостиную, следовательно, о судьбе пропажи тоже был не в курсе. Расстроенный Северус спрашивал даже у Рега, хотя слизеринский стол от вороньего находился довольно далеко, — и, ясное дело, никакого внятного ответа не получил.

- А не могли эльфы её забрать вместе с грязной посудой? — спрашивала изо всех сил сопереживающая другу Лили.

- Нет, что ты, они никогда не возьмут чужую вещь! — Отвечал Северус, безнадёжным жестом опуская руку. — Вспомни, как ты учебник забыла на столе, а пришли мы за ним только к вечеру — лежал, как миленький, посреди пустой столешницы. Эльфы бы не прикоснулись к имуществу учеников, тем более — к одежде!..

Почему одежда имела какой-то особый статус среди забываемых студентами предметов, Лили не уразумела, а спрашивать было не с руки. В попытке утешить Сева она предложила трансфигурировать ему новую — тем более, что и эта была всего лишь копией той, первой, добытой на барахолке и теперь ожидающей лета в «замороженной» рубке «Наутилуса». Но Сев, как-то странно взглянув на неё, ответил:

- Ты не понимаешь, мне нужна именно эта… Ладно, забей, пропала так пропала!

Лили и правда не понимала, но настаивать не рискнула, памятуя о его тяжёлом детстве и предполагая возможные, им спровоцированные, странности. Причина же на самом деле была проста и банальна, как флоббер-червь: за атласной лентой этой треуголки торчало бакланье перо, когда-то подаренное Лили, которым он записывал только самые важные, с его точки зрения, вещи: заметки о Системе, схему вычленения сути невидимости, наброски для предстоящего анимагического превращения… Нечего было трепать её подарок по всякой ерунде! Конечно, треуголку можно было воссоздать заново вместе с пером — взяв за основу любое совиное, а то и просто любой кусок органики — но это будет уже не то перо, совершенно и абсолютно не то. Лили, разумеется, он об этом не сказал, а она и предположить не могла, насколько ему обидно его лишиться.

Где искать пропажу, она решительно не представляла, но всё же предприняла некоторые шаги в этом направлении. Например, разыскала Пивза, очень удачно застав его врасплох над связыванием морским узлом шнурков на ботинках Флитвика, выставленных за дверь для чистки, и, пригрозив разоблачением, потребовала признаний. Но полтергейст яростно отпирался, вопя, что на честную нежить норовят навесить всех собак и обвинить во всех грехах со времен Мерлина. Сверившись с «барометром», Лили отступила, развязав шнурки обратно, обуреваемая сомнениями, стоит ли доверять внутреннему прибору в разговоре с нематериальной формой жизни.

Следующим местом этого обречённого на неудачу расследования стала Выручайка, перед дверью которой, бродя туда-сюда, Лили старательно думала о потерянной треуголке — вдруг да невероятная комната отзовётся на её призыв и предъявит ей шляпу, самолично отыскав ту в недрах Хогвартса. Но представшая её глазам картина за распахнувшейся дверью была вовсе не той, что Лили так надеялась увидеть. Больше всего это походило на чердак страдающего манией накопительства великана: высоченные своды, подпираемые теряющимися в полумраке колоннами, более, чем до середины скрывающимися за горами, пирамидами, небоскрёбами всевозможных вещей, нелепо, а порой и опасно нагроможденных друг на друга. Между небоскрёбами оставались лишь узкие проходы, в большинстве не позволявшие разминуться двоим. Если Выручайка предлагала ей искать здесь севову треуголку, то сам Сев, перечтя всю библиотеку, закончив Хогвартс и став седым почтенным Мастером, рисковал так и не дождаться её из этого вещевого захоронения. Дни складывались бы в недели, недели превращались в месяцы, месяцы образовывали года, а она всё рыскала бы тут, не видя конца и края…

Для очистки совести, Лили всё-таки прошлась по нескольким тропинкам, не теряя, впрочем, из вида дверь, но ничего, похожего на предмет поисков, и близко не обнаружила. Вдобавок, углубившись в один из проходов, она почувствовала себя не очень хорошо: сердце вдруг заколотилось, а душу захлестнула непонятная, ни на чём не основанная паника. Чем дальше она шла — мимо сломанных и целых мётел, каких-то коробок и сундуков, старинных стульев, намертво сцепившихся гнутыми ножками, резного облупившегося буфета, тем неприятнее ей становилось — словно она снова на пороге той злополучной двери, и бесцветное ничто норовит поглотить и уничтожить все её чувства и мысли. «Якорь!» — на автомате сработало подсознание, — «К дракклам!» — тут же откликнулся в момент развидневшийся разум. «Мало ли какой тёмномагической хрени сюда могли понапихать!» — передёрнула плечами Лили и благоразумно отступила, решив, что потерю шляпы Сев переживёт легче, чем потерю шляпы и её впридачу. С каждым шагом, приближавшим её к выходу, дышать становилось легче, а в голове прояснялось. Захлопнув дверь и прислонившись к ней лопатками, Лили вычеркнула ещё один — последний — пункт из мысленного списка «Где искать треуголку» и окончательно решила переключиться на что-нибудь другое.

Другим была идея создать для Сева сумку с Магическим расширением — все преимущества этого заклинания она успела оценить ещё осенью, помогая их старосте Ксенофилиусу поднести его торбу, пока тот тащил в Больничное крыло упавшего с метлы первокурсника. Торба почти ничего не весила — и тем больше удивилась Лили, когда Ксено стал извлекать из неё книги одну за другой, — и каждая немалой толщины! — потом достал целый здоровенный пирог с черникой, — для пациента, она, мол, усиливает работу Костероста — а под конец на свет появился без малого метровый полированный спил дерева с вырезанной на нём клыкастой рожей — по словам старосты, это произведение восточного искусства из волшебной древесины бодхи он таскал с собой с самого приезда, намереваясь презентовать его лично мадам Помфри, да всё руки не доходили…

В общем, сказать, что Лили была тогда впечатлена — ничего не сказать, Севу бы такое безразмерное вместилище пришлось как нельзя кстати: его школьную сумку вечно распирало от взятых в библиотеке книг, переносок с пробирками, пакетиков ингредиентов и прочих безумно нужных в хозяйстве юного ученого вещей. Но палочковое Заклятие расширения проходили только на седьмом курсе, ну максимум на шестом — или странноватый вундеркинд Ксено освоил его летом самостоятельно. Лили себя вундеркиндом не считала и потому палочкой работать даже не пыталась, положившись, как обычно, на талант и интуицию.

Два дня неустанных экспериментов показали, что какой-то составляющей из трёх (включая время) явно недостаёт — результата не то чтобы не было, увы, он был неполон. Расширенная сумка вполне вместила в себя все учебники в комнате, позаимствованные у четверых учениц, включая саму Лили, нисколечко не раздавшись «в талии», но и весить стала соответственно — лилиных сил едва хвалило, чтобы приподнять эту тяжесть над полом. Доводить до ума проект «сумка» было уже откровенно некогда, и он был отложен в долгий ящик следом за проектом «шляпа».

Каникулы стремительно отсчитывали последние денёчки, новый проект не стоило и начинать, и Лили со вздохом достала пергамент, наудачу написав на нём «Косой переулок, лавка, где торгуют зельями». К этому более чем условному адресу она приложила заранее составленный список необходимого, снабдив его вопросом о наличии, и отправилась в совятню, надеясь, что Нимуэ недаром носит гордое название фамильяра волшебницы и сможет то, что не под силу обычному почтовому голубю.

По дороге обратно, у самого выхода из башни, ей навстречу попался запыхавшийся Сев.

- А я тебя искал! Твои девчонки сказали, что ты пошла почту отправлять. Что — помирилась с Петуньей?

- Ннет… — замялась Лили. — Не совсем. А что случилось?

- Слушай, я, кажется, понял, что это за хрень была у тебя во сне!

____________________________

Примечание

Эта песня Екатерины Болдыревой просто обязана тут быть — это же целиком и полностью про них, моих замечательных, вдохновенных, влюблённых и отмеченных печатью (пусть и несбывшейся) трагедии детей…

Послушайте её, правда же?..

https://ipleer.com/song/140400015/Boldyreva_Ekaterina_-_Igrali_deti_spletali_seti/

Сев, закопавшийся в книги

https://ibb.co/6rHtPkp

- Правда?! — Лили стало мучительно стыдно, что она покинула друга один на один с проблемой — её проблемой, если уж начистоту. — Я ни секунды не сомневалась в тебе, Сев! И что же это?

- А зря не сомневалась, — хмыкнул парень, разворачиваясь к жилой части замка. — Я был упёртым бараном и ничего бы не раскопал, если бы не Рег! Ты уж прости, но я показал ему твое воспоминание — так ему понятней хоть стало, что мы, собственно, ищем. Всё равно, дальше него это никуда не пойдёт…

- Да нет, всё в порядке, я не против, — в нетерпении кивнула Лили, поспешая за его размашистым шагом.

- В общем, он впечатлился, подумал, потом ещё подумал, а потом притащил с полки «Бардо Тхёдол» — сказал, точно такое же издание, как у него дома…

- «Бардо…» что? — не смогла сходу повторить экзотическое название девочка.

- Тибетская книга мёртвых, — пояснил Сев и ничтоже сумняшеся попытался продолжить. — Увлекательное чтиво, я тебе скажу!.. Я-то про сновидцев всё искал, в эту сторону даже не думал! — он умолчал о том, что не думал он в эту сторону совершенно сознательно, не желая, чтобы страхи Лили оказались правдой, и сперва даже нашипел на Рега, увидев подзаголовок книги.

- Сев! — голос Лили, натянутый, как струна, явственно дрожал. — То есть, это таки смерть там за дверью?!

- Нет! — досадуя на себя за неловко построенные фразы, воскликнул парень. — Ты дослушай! Бардо — это не смерть, точнее — не посмертие, а всего лишь промежуточная станция, этакая пауза между рождениями. И у него есть куча всяческих стадий и этапов, одним из которых является и твой «белый свет». А вот в такое, как за этой дверью, попадают только всякие несознательные граждане, которые не хотели при жизни просветляться. Там оно описано как «состояние, в котором меркнет принцип сознания».

- Получается, что я — несознательная? Раз заслужила только такое?.. — чуть не плача проговорила Лили.

- Да ёбаный насос, погоди ты, не перебивай! — взвился Сев, которому и так это объяснение давалось нелегко. — Ты тут вообще ни при чём! Если бы это было твоё Бардо, твое, кхм, посмертие, то ты, по всем заветам тибетских мудрецов, окунувшись в него в полном сознании, должна была получить всё то, о чем говорила, по списку: и свет, и всевозможные ответы, и всё такое прочее. Я к чему веду: смерть — ничья вообще! — не имеет к этому отношения! Как я и говорил! Они этим словом и прочие промежутки называли, не только между жизнями! В частности, тот, что между сном и явью! И тот, что между сном и мистическим трансом! И ещё тот, что между сном и сном! Вот к чему я веду, а ты заладила…

- Думаешь, это оно и есть? — Лили очень хотелось тоже так думать.

- Почти уверен. Как и в том, что выходить за пределы локации этих снов, если уж берёшься в них самоуправствовать, не стоит, чтобы не вляпаться снова. Ты же наверняка не прекратишь их исследовать, я же прав?

- Конечно! Если уж на меня свалилось это непонятное знание, то нужно из него извлечь максимум пользы! Чтобы предотвратить, перенаправить, переиначить, а не сидеть, сложа руки, и ждать, пока всё это сбудется и все умрут!

- Да понимаю я… не кричи… — вздохнул Сев, который, с одной стороны, предпочёл бы, чтоб Лили почаще пользовалась своей новоприобретенной способностью просыпаться по заказу и не трепала себе нервы, а с другой — осознавал, что во избежание ещё большего зла нервам придётся потерпеть. И его — тоже.

- Слушай, а за окном тогда тоже, получается, это… Бардо будет? — моментально сбавила тон Лили, задумавшись и закусив палец.

- Мне кажется, если ты просто посмотришь через стекло, то увидишь что-то, что там и должно быть. Не факт, конечно, но скорее всего. А вот если откроешь, а тем более высунешься…

- Бррр! — передернуло Лили. — Не буду высовываться!

- Жаль, что я не могу попасть в этот сон с тобой!.. — с досадой бросил Сев. Уж он-то распутал бы этот клубок, как пить дать! И Лили не пришлось бы быть одной среди всяких ужасов! И этого красноглазого бы… за ту самую дверь! Авось сработает!

- Мне что-то попадалось про синхронные сновидения, — начала девочка, и Северус в надежде вскинул на неё глаза, — но очень мельком, — тут же разочаровала его она. — Но я поищу ещё, почитаю.

- Ага, — радостно кивнул Сев, — это всё-таки больше твоя тема, ты ж у нас сновидица!

- Ты прости, что я так нагрузила тебя этой «своей темой», — смущенно остановилась девочка у самого входа в гостиную. — Испортила все каникулы, да и Регулус, небось обижается, что ты совсем с ним не занимаешься…

- Не говори ерунды! — оторопело замер друг. — Ты что, забыла? Уговор был — всё делать вместе! А значит — что твоё, то моё, и в первую очередь — проблемы! А Рег не обижается, ещё бы он обижался!

- Ну вот, правильно — «вместе», а я сбежала… У меня правда ум за разум заходил от этих талмудов, но всё равно! Извини, пожалуйста! И… спасибо тебе огромное!..

- Вот ещё придумала! Абсолютно и совершенно не за что! — отрезал Сев и развернулся к двери, чтобы назвать пароль.

Нимуэ вернулась к ночи, недовольно жмурясь на огоньки Люмоса, освещавшие спальню. Скормив преданной птице печеньице, Лили поспешно отвязала свиток и нетерпеливо его развернула. Ответ, писаный на обороте её пергамента, гласил, что в лавке «Корень мандрагоры» всегда рады помочь клиенту и что из списка, присланного мисс, в наличии присутствует всё, кроме когтей саламандры, по следующим ценам…

С сожалением вычеркнув несколько самых дорогостоящих пунктов, которые не укладывались в её довольно скромный бюджет, она переписала список набело и прицепила к обреченно протянутой совиной лапе. К другой лапе крепко-накрепко — и бечёвкой, и заклинанием — был привязан мешочек, содержащий весь пресловутый бюджет. Он состоял из накопленных карманных и бабушкиных подарков, предусмотрительно, «на всякий случай», обменянных перед началом года на галлеоны. Самое занятное, что на этом настоял папа — её магловский папа, знающий, что в школе их кормят и поят, а тратить деньги особо и негде. Но ему было спокойнее знать, что при любом форс-мажоре у дочери есть копеечка за душой.

«Вот и случился твой форс-мажор, папочка!» — думала Лили, без всякой жалости расставаясь с монетами. Ведь это было для Сева! Затем поцеловала Нимуэ в мягкую пуховую макушку, почесала шейку и скормила ей ещё одну печеньку.

- Понимаю, дорогая, что ты устала, но завтра — последний день каникул, а до послезавтрашнего рассвета этой посылке уже нужно оказаться у меня. И без тебя мне никак не справиться, моя хорошая! К утру ты должна быть уже у «Корня мандрагоры», чтобы успеть вовремя вернуться. Потом — обещаю! — никто неделю тебя не побеспокоит! И я принесу тебе с ужина штрудель, договорились?

Сова одобрительно ухнула, подтверждая сделку, и вылетела в мокрую, вьюжную ночь. Глядя ей вслед, Лили в который раз порадовалась, что послушала севова совета и не купила сычика, которого бы просто снесло сейчас непогодой, как ещё одну снежинку. Да и узел с ингредиентами обещал получиться немаленьким. А Нимуэ справится. Нимуэ долетит.

Сова успела вовремя. Отдуваясь и пыхтя вполне по-человечески, она ввалилась в окно спальни с внушительным свёртком, как раз когда Лили, ещё одной ногой в пижаме, воевала с растрепавшимися за ночь волосами с помощью севова прошлогоднего подарка. До завтрака оставалось полчаса, за которые девочка успела наколдовать красивую коробку и перевязать всё это зельеварческое богатство синей атласной лентой. Зацелованная и затисканная Нимуэ удалилась на заслуженный отдых, проводив своими золотыми глазами выходящую из комнаты Лили — хозяйка просто лучится довольством, значит, она не зря трудила крылья в такую погоду!

Над содержимым коробки, распакованной тут же, между кувшинов и блюд, Сев едва не урчал, бережно перебирая пакетики и бормоча под нос латинские названия. Лили, глядя на него, едва не урчала тоже — подарок, пусть и не самый оригинальный во вселенной, определённо удался. А вот к работе над сумкой всё-таки вернуться надо — пусть не сейчас, но в ближайшем будущем — Северус едва не опоздал на Гербологию, занося свое сокровище в спальню. В Зале он больше ничего оставить не рисковал, а была бы сумка — запихнул бы и горя не знал!

Лили побаивалась вопроса о затраченных средствах, зная, каким болезненно важным был этот аспект для её друга, но Сев благоразумно не коснулся опасной темы — то ли излечился от своего комплекса, то ли решил, что в дальнейшем отплатит чем-то, не менее ценным. Зная Сева, Лили бы с большей вероятностью поставила на второй вариант, хотя, по её мнению, фестралий браслет сторицей окупал все её, если честно, довольно скромные затраты — как по уникальности, так и по вложенному труду, не говоря уж о банальной материальной ценности, если бы кому-то пришло в голову его оценить. Но, опять же, зная Сева, она даже не рассчитывала, что он сочтёт этот воображаемый «долг» погашенным таким образом. Промолчал — и ладно!

День прошёл спокойно, не считая того, что отвыкшие от уроков студенты галдели и медленно втягивались в учебный процесс. Идя с обеда, ребята уже планировали, какими зельями займутся вечером — Северусу не терпелось пустить в дело свежеподаренный арсенал, Лили, конечно, готова была помогать, а Люпин намеревался выступить в качестве группы поддержки — как вдруг, вывернув за угол, все резко затормозили.

- Сев, что это?!

- Волчище, ты это тоже видишь? — одновременно раздались удивленные возгласы.

И было с чего! Посреди небольшого холла, предшествующего подъёму в башню Рейвенкло, стояло… пугало. Иначе этот арт-объект интерпретировать было сложно. Замотанная в пыльную, некогда бывшую чёрной, тряпку фигура выделялась, в первую очередь, гротескным клювообразным носом, в полном соответствии с магловско-книжным штампом нависающим над губами и подбородком. Ещё одной приметной чертой были длинные, разлохмаченные, торчащие пучками волосы, выполненные не иначе как из выкрашенных чернилами прутьев от метлы. И, наконец, венчала всю эту сюрреалистическую композицию… да-да, она, канувшая в Лету и так долго искомая треуголка, в отличие от всего остального, не оставлявшая сомнений в своей подлинности. Тот самый, чуть тёртый, бархат, та самая, отстающая с одного края золотая тесьма, атласная лента, а за ней — то самое, то самое бакланье перо с приметным тёмным пятнышком на конце.

Прежде чем Лили успела удержать его, Северус рванулся вперёд, но затормозил у самой «статуи», углядев мелкие, едва заметные, но не сулившие ничего хорошего искорки, пробегавшие по всему её контуру. Без сомнения, любого, неосмотрительно протянувшего к ней руку, поджидало какое-то неизвестное, но явно пакостное заклятие.

Среагировали они одновременно: Рем и Лили взмахнули палочками, огласив холл хоровым «Фините!», а Сев сделал то же самое, только невербально и без палочки. Сраженное столь мощной атакой чучело не только враз перестало искриться, но и словно бы поплыло, растекаясь, на глазах изменяя форму и саму свою суть. Через пару мгновений на месте карикатурной фигуры копошилось и колыхалось скопище отборных кислотных слизней, со свойствами которых второкурсники знакомились на уроках Ухода как раз перед каникулами. Ещё секунда — и гора слизняков рухнула под собственной тяжестью, раскатив отдельные склизкие тушки на несколько метров вширь.

- Назад! — рявкнул Рем, инстинктивно (спасибо волку!) среагировав раньше других — отпихнул к стене Лили, ухватил Сева за капюшон мантии и буквально опрокинул его на себя.

Благодаря его расторопности, жгучая слизь не нанесла ущерба никому, кроме правого ботинка Сева, красовавшегося теперь неровными вздутыми пятнами. Но Сев не глядел на ботинок, он глядел на то, как среди мерзко шевелящейся массы, в компании чёрного бархата, половой тряпки и крашеных веток, стремительно чернеет, скручивается и растворяется белое бакланье перо…

Дальше была суета, набежавшие преподаватели, разгонявшие набежавших же любопытных учеников, профессор Кеттлберн, облаченный в рукавицы из драконьей шкуры, собиравший расползающихся слизней в защитную сферу, гневная Макгонагалл и иронизирующий Флитвик, пыхтящий Слагхорн и негодующая Спраут, а в финале — Филч со шваброй, громогласно призывающий все небесные кары на головы сотворивших сие непотребство хулиганов… Стоит ли говорить, что оных так и не нашли, беглый и беспорядочный опрос ничего не дал, а разворачивать сколь бы то ни было скрупулёзное следствие из-за «возмутительной шалости», как выразилась Макгонагалл, или «неосторожного эксперимента», по словам Флитвика, никто и не подумал. Пострадавших же не было — не считать же за таковых один старый ботинок и ещё более старую, даже не форменную, шляпу, пусть и с пером!

Сев, конечно, имел свое мнение на этот счёт.

- Убью! — цедил он сквозь зубы, поднимаясь по лестнице в синюю гостиную.

- Кого? — вопросил Ремус, получив острый лилин локоть прямиком в рёбра.

- А непонятно?! — злость и досада Сева требовали выхода, выплеснувшись, в отсутствие реальных виновников, на несчастного оборотня. — Кто ещё мог устроить такое гадство?! Сучий Блэк и сучий Поттер! То-то они такие довольные за обедом сидели — аж светились, как огнецвет в июне!

- Но, Сев, они же уезжали на каникулы! — решилась выступить в качестве голоса разума Лили. — Как к ним могла попасть твоя шляпа, если их и в замке-то не было? Они же только вчера вечером вернулись, вместе со всеми!

- Не знаю, как, но это они! Больше некому! — продолжал кипятиться Северус. — А «как» — это уже детали, и я их выясню! Выясню — и урою нахер! Обоих!..

Праздничный вечер был испорчен. Никакие зелья они варить не пошли, разговор в гостиной не клеился, хотя Лили и Рем изо всех сил старались растормошить Сева и переключить его с обдумывания планов мести в какое-то нейтральное русло. Результатом этого стало то, что он, нашипев на обоих, ушёл спать ещё до отбоя, оставив их подавленно переглядываться за своей спиной.

- Может, пойти к нему? — нерешительно спросил Ремус, кивая на лестницу в спальню.

- Не стоит, Рем, — отрицательно помотала головой Лили. — Дай ему перебеситься. Он вспыльчивый, но быстро отходит. Завтра, вот увидишь, на нас он рычать перестанет, а может быть, если звезды сойдутся, даже ещё и извинится. Да-да, это с ним тоже бывает, не смотри на меня так! А вот на месте этой гриффиндорской парочки я бы начала ходить, озираясь.

- А вдруг это всё-таки не они? — уселся обратно в кресло Рем.

- Тут Сев прав — больше некому. Да и выходка вполне… в их стиле.

- Но как?! — в недоумении развел руками оборотень.

- А Мерлин их знает! — досадливо поморщилась Лили. — Но то, что они испортили Севу день рождения, я им тоже не прощу!

Говорили — обед был хорош. Пирог с почками, мясной паштет и даже яблочный сок вместо опостылевшего тыквенного…

Говорили — потому что кое-кому так и не довелось его попробовать.

В Большом Зале всегда много теней — сотни свечей причудливо перекрещивают свои лучи, одновременно переплетая и тени в многорукие, многоногие и безликие химеры. Вычленить среди них одну — странно одинокую, лишенную основания и тем противоестественную — было бы задачей века, если бы кто-то ей занялся. Но заниматься подобной ерундой да ещё и за обедом — дураков нет, поэтому тень беспрепятственно скользнула гриффиндорцам за спину, на секунду обдав их ароматом мандариновой цедры, но кого бы это удивило — на каждом столе их стояло по блюду. А потом неразлучную парочку словно рванул за уши великан — а через пару секунд и за нос.

Когда Лили, запыхавшись, появилась за синим столом — все знали, она терпеть не может опаздывать! — она застала финальную сцену «народ безмолвствует»: факультеты, в едином порыве, уставились на средоточие багрянца и золота, посреди которого восседали двое, щеголявшие длиннющими ослиными ушами — по отменной паре на брата. Эти двое безмолвствовали тоже, потому что трудно разговаривать, если у тебя гусиный клюв. Не видящие себя со стороны, они не могли в полной мере оценить произошедшие перемены, поэтому, как в зеркало, изумлённо уставились друг на друга. Тот, что был — всего один клюв назад — красавчиком Блэком, недоверчиво тронул рукой мохнатое ухо и как-то тихо и растерянно, против его обычной нахрапистой манеры, будто бы даже задумчиво произнёс:

- Га?…

И тут зал грохнул. Подросткам вообще много не надо, чтоб посмеяться над ближним своим — будь он рыжим, очкастым, толстым, хромым, носатым… Ослов же с клювами даже Хогвартс видывал не каждый день, тем более — таких удивлённых. Ржал, не в силах остановиться, даже Гриффиндор — заклятие явно не угрожает жизни, с остальным разберётся мадам Помфри, так зачем же отказывать себе в удовольствии?! Даже железная леди Макгонагалл неуловимо дернула углом рта, когда, пробившись сквозь эту звуковую волну, вопросила их соседей «Что они ели?!», и Поттер, сокрушенно разведя руками и блеснув съехавшими на клюв очками, честно ответил: «Га-га-га!»…

Удерживать столь сложную, да ещё и парную трансфигурацию было сложно, а на расстоянии — и вовсе стало невыполнимой задачей, поэтому до Больничного крыла пострадавшие так и не дошли: едва покинув Зал, они обрели свой изначальный, природный вид, и деканша, придирчиво изучив их, визуально и палочково, отпустила мальчишек в спальни, освободив от последних двух уроков.

Посреди всё ещё всхлипывающего Зала негромкое жужжание Муффлиато осталось незамеченным.

- Это было круто, Лилс! Но не кажется ли тебе, что «право первой ночи» по справедливости принадлежит мне?

- Прости, Сев, не смогла удержаться! Ты же знаешь — терпеть не могу ждать! А ты вполне можешь подать это блюдо холодным, когда всё уляжется.

- Мне нужны сутки, чтоб одно зельице настоялось. Поможешь сегодня с приготовлением?

- Спрашиваешь! А что будем готовить?

- Увидишь. Думаю, тебе одного взгляда на ингредиенты хватит, чтобы понять. Сложно было снимать браслет?

- Знаешь, легче, чем я опасалась. Или это я от нервов так быстро его победила?.. Эх, не так мне виделся его первый тест, но что уж тут…

- А почему трансфигурация? Ну, все эти уши и клювы? Не могу не признать, что им удивительно пошлО — ты их определённо украсила! — но почему именно это?

- Я хотела сбить спесь с этих… м-мародёров. А что лучше всего лишает короны таких задавак, как не всеобщее осмеяние? Им же теперь в спину ухмыляться будут как минимум до конца года — где уж тут задаваться!

Но Лили судила по Севу и по себе. Она провалилась бы под землю от стыда, попав в такую нелепую и, как она считала, позорную ситуацию. И, чтоб не чувствовать кожей каждой расплывшейся вслед ухмылки, скорее бы бросила Хогвартс, отгородившись от потешающихся сотнями миль. Что бы делал Сев, став объектом всеобщих насмешек, она даже представить не могла, но твёрдо знала, что для её гордого, болезненно самолюбивого и одновременно жутко закомплексованного друга это было бы подобно форменному концу света.

С Мародёров же, как отныне она величала их про себя, всё скатилось — как с гуся вода. Едва лишившись клювов, они моментально стали зубоскалить друг над другом, искренне порадовались нежданной двухчасовой свободе, а на следующий день за завтраком блистали истинными героями дня — громче всех смеялись и удачнее всех передразнивали гусиный гогот. И выходило так, что все прочие смеялись не над ними, но вместе с ними — вот уж воистину, «не можешь предотвратить — возглавь».

Лили ходила потерянная, понимая, что её усилия пропали даром, Сев считал часы до ужина, к которому как раз должно было дойти сваренное накануне зелье. Как раз по дороге на него друзей и окликнул Петтигрю.

Выглядывая из темной ниши, как заправский шпион, Питер поманил их пальцем и, предварительно оглядевшись, начал:

- Я знаю, кто отдал им вашу шляпу, мистер Снейп! — вся его невысокая фигура так и лучилась довольством.

- Хм, ну и кто же? — вскинул бровь Северус и тут же поменял их местами. — И почему мы должны поверить, что ты не врёшь?

- Я готов поклясться Мерлиновым посохом! — фыркнул слизеринчик, надувая щёки. — Я своими ушами слышал, как мистер Поттер и мистер Блэк в первый учебный вечер — когда все расходились из коридора у башни Рейвенкло, если вы помните — благодарили её, говоря, что она — «мировая девчонка» и устроила им «классный подгон»!

- Она? Так это девочка?! — возопило из Лили попранное чувство солидарности.

- Именно так, мисс Эванс. Беленькая такая, как одуванчиковый пух, и глаза как у совы. С Гриффиндора, разумеется.

- Мэри?! — Не то чтобы Лили много общалась, а, тем паче, дружила с блондиночкой, делившей с ними лодку в их первом путешествии в Хогвартс, но Мэри казалась такой безобидной, а, ещё пуще, такой гриффиндоркой, идеалами которых испокон веков являются честь и доблесть… Памятуя о десятках прочитанных расследований мисс Марпл, она задала главный вопрос любого дознания, — Но зачем?!

- При всём уважении к мисс, вопрос «зачем» тут не уместен, стоило бы спросить «для чего», — напустив на себя загадочный вид, ответил Петтигрю. — А это и так очевидно, если принять как данность, что половина всех младшекурсниц школы страдает от неразделенной любви к мистеру Поттеру, восходящей звезде квиддича и богатому наследнику.

- Вздор какой! — помотала головой Лили, невольно вспомнив распростертое под лестницей тело. — Ни разу не замечала! Да откуда ты взял, что именно половина?

- Оттуда, что вторая половина младшекурсниц сохнет по мистеру Блэку, — весомо сказал слизеринчик, так мерзко при этом ухмыльнувшись, что Лили передернуло.

- Ну это же бред чистой воды! — не удержалась она — Ты просто гребёшь всех под одну гребёнку, а люди разные! Я вот, например, не сохну ни по одному, ни по другому! — и, выпалив это, она окончательно смешалась, покраснела и потупилась.

- Это только лишний раз доказывает исключительность мисс, — слегка поклонился Петтигрю, смерив Лили и Сева странным, нечитаемым взглядом.

- С чего ты решил вдруг поделиться этим сакральным знанием? — вступил в разговор доселе молча внимавший Северус. — Да ещё и не вчера, не третьего дня, когда все расходились от башни Рейвенкло, как мы прекрасно помним, а именно сейчас?

- С того, что я ваш должник, мистер Снейп, — предпочёл ответить лишь на часть вопроса слизеринец. — Это накладывает определённые обязательства.

С этими словами он вынырнул из ниши, как-то по крысиному повертел головой из стороны в сторону и, убедившись, что путь свободен, едва не насвистывая двинулся в сторону Большого зала.

Лили с Севом переглянулись.

- Ну и что ты об этом думаешь? — протянул парень.

- Даже не знаю… В голове не укладывается, что это может быть Мэри!

- А почему, собственно, нет? — снова воздел бровь Северус. — Ты что, с ней близко общалась?

- Ннет… но просто… она выглядит такой… правильной! И ещё она маглорожденная ведь, как и я!

- Тем больше у неё резона заполучить благосклонность единственного сынка чистокровных богатеев, — вердикт Сева был безжалостен.

- Ой, нет, ну это как-то фу, Сев! — поморщилась Лили.

- А что тогда? Твой «котик» врёт? Как ты считаешь?

- Не знаю… Он же, вроде, поклялся… Я всегда ощущаю некоторую неуверенность, когда он разговаривает. Но не может же он врать постоянно?

- Для некоторых — это так же естественно, как дышать. Он вполне похож на такого. Что до клятвы — хотел бы убедить, клялся бы магией, как Рег. А Мерлинов посох — не более скрепляет обещание, чем Мерлиновы же кальсоны. Может, на то и был его расчёт…

- Но, может, и нет! — кинулась на защиту «котика» Лили.

- Может, и нет, — легко согласился Сев. — Пошли в Зал, а то зелье свернётся, — пошутил он.

- Ты всё-таки хочешь довести дело до конца? Несмотря на то, что мы узнали?

- А что мы такого узнали? Кто бы ни спёр шляпу, дальше действовали Поттер и Блэк, и Петтигрю нам это сейчас косвенно подтвердил. Так что — давай, застегни мне браслет. Вон там, за гобеленом.

В этот раз вышепоименованные Мародёры успели отдать дань трапезе — причём, со свойственным молодым здоровым организмам аппетитом. И горько жалели об этом всю ночь, по очереди приплясывая под единственной туалетной кабинкой мальчишечьей стороны башни славного Годрика.

Не то чтобы Лили, увлечённая посюсторонними делами, перестала думать о смерти — её природе в целом и своих предполагаемых обстоятельствах в частности. Просто она не умела грустить подолгу — от большой депрессии, в которую немудрено было скатиться со всеми этими переживаниями, её уберёг сангвинический темперамент. Нет, разумеется, она не забывала о красноглазом убийце, но не прокручивала эти жуткие кадры постоянно, погружаясь во всё большую безысходность, а так — периодически, наплывами вспоминала, обычно по вечерам, в тени задернутого бархатного полога цвета вечернего июльского неба. Тогда на помощь приходили рифмованные слова, совершенно самостоятельно, будто минуя её волю, складываясь в странные рваные строки.

Конечно, Лили взяла с собой в Хогвартс свою заветную тетрадку, но теперь, глядя на в спешке записанные, будто надиктованные изнутри слова, она недоумевала: что это? о чём это? Образы теснились, выталкивая друг друга, неясные, будоражащие, а голос, которым они говорили, был будто её и не её одновременно. Голос словно принадлежал той, взрослой Лили, чей усталый взгляд она встретила в зеркале. В голосе звучали потери, трагедии, героическое противостояние, далекая и страшная война… Голос, пока она ощупью, марая страницы кляксами и выезжая за поля, водила пером, хрипловато и рублено говорил:

Скажи, ты сумел бы так уйти,

Чтоб никто не заметил, что тебя больше нет?

Скажи, ты сумел бы не сбиться с пути,

Летя мотыльком на свет?

Встречать спокойно удары судьбы,

Коварные, в спину, из-за угла…

Скажи, ты бы смог? Не отчаялся бы?

Как видишь, я не смогла.

Не суди, не зная, а узнав — прости,

Это достойнее, чем наказать.

Мне — вечное бремя ошибок нести,

Тебе — не смотреть назад.

Не нужно сейчас ничего говорить,

Я теперь только тень, только лунный блик.

Ты должен за нас двоих отомстить

И выжить за нас двоих.

Увы, слишком многим теперь всё равно,

Увы, не всем суждено пройти.

Они отреклись, и забыты давно…

Я всё сказала.

Иди.

Если она не понимала до конца, о чём эти стихи — так непохожие на те, что она писала раньше, про дружбу, про воздушного змея, устремляющегося ввысь, про загадочные и прекрасные звёзды, — то адресат этого «послания», её всегдашний внутренний собеседник был абсолютно очевиден. Эти горькие, будто бы прощальные слова предназначались Севу, но не тому нелюдимому подростку в потрёпанной мантии, которого она видела каждый день, а тоже какому-то другому, новому, взрослому, много пережившему, каким ему только предстоит стать. Почему предстоит — внятного ответа не было, но безотчётно чуялось: ни один из них не сможет остаться прежним, что-то грядёт, что-то заканчивается…

Стихов этих, даже переписанных набело, она Севу не показала. Как и многих других, рвавшихся из неё на стремительно заканчивающиеся страницы практически еженощно.

На каком-то этапе экзистенциальная тоска и эсхатологический сплин уступили место жажде деятельности и некоей весёлой злости: врёшь-не возьмёшь, где наша не пропадала! Сидеть сложа руки в ожидании красноглазого убийцы было явно не в характере Лили Эванс! Поэтому однажды уже Сев потерял её из виду на целый вечер, а нашёл — на выходе из библиотеки, которую она покидала, ожесточенно и как-то по-детски растирая усталые глаза.

- Лилс! Ты чего тут? Ещё и без меня… — парнишка изобразил улыбку, скрывая за ней волнение и лёгкую обиду.

- А, думала быстро справлюсь, да не тут-то было! Мадам Пинс застукала меня в Запретной секции — я прошмыгнула туда за ней в браслете, а потом зачем-то его сняла… Ну и выгнала она меня, конечно! Хоть я и сыграла под маленькую дурочку, сделав вид, что забрела туда случайно, но нагоняй она мне всё равно устроила!..

- Погоди, не тараторь! Я не ослышался?! Ты проникла в Запретную секцию? Тайком?!

- Ну да! — с вызовом вздернула нос Лили. — А что, как покидать замок ночью — так ничего, а как книжку полистать, которую почему-то не дают ученикам в руки — так сразу шум до небес?!

- Да нет, я же ничего… — сдал назад Северус, которого возмутило не само нарушение школьных правил, разумеется, а тот факт, что они нарушались без него. — Но что тебе там понадобилось?

- Всего лишь хотела найти информацию, что это за зелёное заклятие из моего сна. Ну, помнишь? Которым этот…

- Помню, помню! — поскорее перебил Северус, которого корёжило при одном воспоминании, не то что облеченном в слова. — Могла бы у меня спросить… — буркнул он, старательно глядя на чисто подметенные завхозом каменные плиты.

- А ты знаешь?! — пришла очередь возмущаться Лили. — Я тут землю носом рою, все учебники по Чарам до седьмого курса пролистала, репутацию пай-девочки вон испортила — а он, оказывается, знает?!

- Ты не спрашивала… — плиты, отполированные тысячами ног за тысячу лет, испещренные слюдяными прожилками, отражающими свет факелов, были очень занимательным зрелищем, очень. И ведь правда — спросила бы она прямо, он бы не стал ей врать, убеждал себя Сев. Конечно, не стал бы! А раз молчала, то и, рассуждал он, зачем ей это знать, зачем лишний раз тревожиться о… таком. Всё равно же он, Северус Снейп, не допустил бы подобного и близко. Костьми бы лёг, а не допустил. Так зачем?.. Но Лили — такая Лили!..

Всё это он думал, пока «такая Лили» с удовольствием, с оттягом, вымещала на нём свою досаду на библиотекаршу, свои невысказанные страхи, своё потраченное впустую время и своё праведное негодование. Думал и почти не слышал, чего она там кричит — и тем более уж не обижался. За дело кричит, в общем-то. Хотя лучше б она предоставила это ему. А ругаться она долго не умеет.

Она не умела. Через несколько минут поток лилиного недовольства иссяк, сменившись более свойственным ей любопытством.

- Так ты скажешь мне, нехороший человек, которого я столько лет считала другом, какой заразой запустил в меня этот мордоворот?! — за излишним пафосом Лили скрывала неловкость, что так напустилась на друга. В конце концов, она же и правда не спрашивала! А с намеками у мальчишек, кажется, врождённые трудности…

- Это не зараза, это смерть в чистом виде. Моментально и без вариантов убивает, в оригинале звучит как, — тут он потянулся к лилиному уху и, словно боясь произносить страшные слова вслух, выдохнул, всколыхнув медные пушистые колечки и запах мандаринов, — Авада Кедавра.

- Что? Абра кадабра какая-то! — скептически фыркнула Лили, ожидая от смертельного колдовства более значительного и благородного звучания. — Это ж даже не латынь!

- Это очень древнее заклятие, а язык — арамейский. В переводе значит «Уничтожаю по слову моему» или как-то так. Со времен введения Статута является Непростительным, одним из трёх, — поджал губы Сев, обидевшись не за Аваду, а за свои познания.

- И откуда же ты о нём в курсе, если оно такое древнее да запрещённое? — съехидничала Лили, тут же, впрочем, показав, что вопрос риторический. — Знаю-знаю, из маминых книжек! Хорошенькое же у тебя было детское чтение, пока я читала «Золушку»!

- Какое есть, — набычившись, мотнул головой Сев. — И «запрещённое» — ещё не значит «неизвестное», так-то. Любой взрослый волшебник так или иначе о нём знает, даром что применить его — не так просто!

- Хоть это радует, — невесело усмехнулась Лили. — А почему?

- Потому что оно требует изрядной магической мощи — это раз. Это бы ладно, сильных магов не так и мало. А два — искреннего желания убить. Вот. На это не всякий решится.

- П-получается, — после паузы начала Лили, — что всякие подлецы и отморозки, для которых жизнь ничего не стоит, могут убивать пачками — при условии, что хорошо сдали ТРИТОН, а хорошие люди не могут даже защититься? Не могут убить того, кто пришёл убить их? Из магловского пистолета может хоть выстрелить любой — пускай и зажмурившись!

- Так уж и любой? Ты бы вот смогла нажать на курок? — ляпнул Сев и тут же прикусил язык, понимая, что разговор заруливает в нежелательное русло.

- Смогла бы, — неожиданно твердо ответила Лили, полыхая глазами. — Если было бы нужно — смогла бы. Я надеюсь… — добавила она, чуть приугаснув.

- Не знаю, как для маглов, а для волшебника убийство — это разлом души, — выдал Сев непрямую цитату из той же «детской» книжки.

- Даже если из самозащиты? Или за правое дело? — скептически переспросила Лили, имитируя севовы танцы с бровями.

- Там не было исключений, насколько я помню, — со вздохом признался парень.

- Значит, грош цена этой теории! Потому что ситуации бывают разные, и мерить всё и вся одной меркой — неправильно! — девочка едва не топнула ногой.

Сев не стал спорить. Глядя на неё, такую живую, такую яркую, пылающую праведным гневом, от которого ясные зелёные глаза сощурились и потемнели, а тонкие руки сжались в кулаки, обтянув трогательные острые костяшки, он снова и снова клялся себе, что никогда, ни за что не допустит, чтоб смерть коснулась её — так иди иначе, той или другой стороной.

Лили же, перестав пылать, деловито спросила:

- Ладно, а как тогда, согласно твоему источнику, от этой абракадабры защищаться?

Сев вовремя заткнулся, чтобы не ляпнуть «Никак», потому что это было бы не совсем правдой. И уж точно — не той правдой, которую стоило сейчас говорить.

- Уворачиваться, укрываться за чем-то большим, убегать… — перечислил он. — По возможности, аппарировать. По возможности же, обезоружить противника — но это только если успеть до того, как заклинание будет произнесено.

- Негусто — высокий лоб Лили прочертили изумленные морщинки. — А что, контрзаклинания нет?

- Нет, — мрачно подтвердил Сев.

- За столько лет не придумали?! Невероятно!

- Да причём тут!.. — раздосадованно вскричал Снейп. — Вот скажи, есть контрзаклинание от летящего на тебя паровоза?!

- Есть! Протего! — тут же нашлась Лили.

- Ну-ну… И какой силы должно быть то Протего, чтобы уберечь тебя от кучи тонн железа? Вот примерно такое же Протего может защитить и от Авады. Но это неточно.

- Значит, нужно научиться ставить такой Щит! — безапелляционно заявила Лили.

- Пупок развяжется, — друг явно не разделял её оптимизма. — Даже у Дамблдора. Или только у него и не.

- Слушай, но это же если палочкой! Палочкой против палочки, сила против силы, да? А если, как мы? Как с трансфигурацией, как с целительством, как с полётами? Эта Авада, пущенная палочкой по заданной траектории, летит, как камень, как пуля. И непременно поразит цель, пробив по дороге деревянный щит. А если камень упадёт в воду? Вода поглотит его, погасит его инерцию, упокоит на дне — и дело с концом! От каждого камня река станет только ещё полноводнее, по чуть-чуть поднимая свой уровень!

- Ты предлагаешь сделать Щит из воды? — неутомимая бровь снова пошла в пляс.

- Условно. Из архетипа, идеи воды, как браслет — из идеи невидимости. И не говори мне, что это не может получиться! Может! И получится!

- Не скажу. Потому что ведь может! — Сев лихорадочно закопошился в сумке, чтобы немедленно набросать начало зароившейся перед глазами формулы. — У тебя всё может получиться, сумасшедшая! — и эти слова звучали однозначно как комплимент.

- От такого слышу! — засмеялась Лили. — Ну, кто первый до Выручайки?! Спорим, я?!

Так и получилось, что к вечерним экспериментам с зельями, занятиям с Регулусом, к которым постепенно присоединилась и Лили, беспалочковой трансфигурации и созданию аналогов программных заклинаний, прибавилась ещё и работа над Щитом, оставляя времени только на сон — и то по урезанной программе.

Рем, прерываясь на полнолуние, с энтузиазмом помогал, выполняя роль тестировщика. Кидая в спрятавшихся за невидимой стеной друзей всё более и более тяжёлые предметы и всё более опасные заклинания, он уже не боялся за них, как в первые дни: Щит держал. Не просто отбивал атаки, но впитывал их в себя, только наращивая свою мощь. Рем был счастлив, что наконец-то он пригодился «ложе», пригодился своим друзьям — и не только советом. Он не знал, что скоро наступит ещё один его звездный час.

К концу января работа над новым Щитом застопорилась. Трансфигурированный металлический шар, запущенный Ремусом в укрывающихся за невидимой текучей стеной друзей, срикошетил от неё и прилетел прямиком по кинувшей его руке. И хотя Лили быстренько срастила треснувшую лучевую кость, а Рем утверждал, что это ерунда, даже по сравнению с иными травмами на квиддичных матчах, Сев решительно прервал тренировки, внеся в журнал исследований краткую резолюцию: «Слишком упругий для материальных объектов. Доработать». Гипотетический паровоз, врезавшись в Щит, не должен был отлетать назад, круша всё на пути, а только лишь остановиться, отдав всю силу своей инерции магической преграде. Значит, в теоретические выкладки закралась неточность, и её устранение требовало кропотливой работы — в первую очередь, теоретической же.

Рем, против всяческой логики чувствовавший себя виноватым, отловил Снейпа тем же вечером в ванной комнате.

- Северус, может, не стоило останавливать испытания? Со мной правда всё в полном порядке — даже без лилиной помощи рука бы зажила очень быстро. Ты же знаешь, несколько дней после полнолуния у меня сохраняется повышенная регенерация…

- Дело не только в этом, волчище, — ответил Сев, старательно вытирая мокрые волосы полотенцем — магической сушки он не любил, от неё волосы пушились и топорщились, придавая ему слишком легкомысленный вид. — Свойства Щита должны быть именно такими, как задумывалось, чтобы его действие можно было четко прогнозировать. Сляпать абы что, которое подведёт тебя в самый ответственный момент — не то, на чём стоит успокаиваться. Да и руки твои неплохо бы поберечь. Регенерация не решает всех проблем, а кое-какие и усугубляет: если бы кости успели начать срастаться неправильно, пришлось бы заново ломать. Оно тебе надо?

- Но ведь Лили… — начал было возражать оборотень, но Сев прервал его, демонстративно переведя тему.

- Кстати о Лили. Ты знаешь, что у неё через девять дней день рождения?

- Конечно! — быстро кивнул Ремус. — Я уже заказал ей подарок в «Сладком королевстве»!

- Это, несомненно, её порадует, особенно, если ты про тот набор с марципанами, которым ты угощал нас на Йоль. Но я лично хотел подарить что-нибудь более… долгоиграющее.

- И что же? — Ремус искренне недоумевал, при чём тут он.

- Она же наверняка писала тебе прошлым летом, что мы вместе читали одну магловскую книжку — про эльфов, хоббитов и волшебное кольцо?

- Писала, да, — подтвердил Рем. — Так расписывала, что мне и самому захотелось её прочесть, да только не до того было — я всё лето бодался с книгами по моей… проблеме…

- Помню-помню. И небезуспешно же! Всё же получилось!

- Да, лучше, чем я мог предполагать! — воскликнул Рем, только вчера прошедший через вторую в жизни полностью осознанную трансформацию.

- Так что, всё было не зря, и в следующий раз тебе не придётся скучать и гонять свой хвост в одиночестве, — хмыкнул Сев, складывая полотенце и склянки с моющим составом в сумку.

- Добро пожаловать в мою скромную Хижину! — разулыбался Люпин. — Я даже готов погонять хвост специально для Лили — пусть смеётся на здоровье! Но ты ведь начал про книгу… и про подарок?

- Ага. У этой книги есть продолжение — как я понял, аж в двух томах. Да и первый, который она мне читала, был не её, а библиотечный. И мне кажется, ей бы здорово понравилось, будь все три в её полном распоряжении. И в этом мне нужна твоя помощь.

- Всё, что угодно! — с готовностью ответил верный вервольф, разом перестав улыбаться.

- У тебя же мама — магла, так? — Севу явно тяжело давалось кого-то о чём-либо просить, пусть и хорошего друга о несложной, в общем-то вещи. — И она всяко должна разбираться в магловских книжных лавках…

- Ты хочешь, чтоб я попросил маму достать для тебя эти книжки?

- Да. Это возможно?

- Думаю, она с радостью поможет мне, а значит — и тебе. Я прямо сейчас напишу ей об этом!

- У меня есть галлеон, — Северус зашуршал по карманам сумки и наконец извлёк заветный золотой кругляшок — единственный из сэкономленных на предшкольных тратах, который он не подбросил обратно в копилку Эйлин, а оставил себе на подобный случай. — Я не знаю магловских цен на книги, но предполагаю, что они ниже магических — всё-таки маглы печатают на бумаге, а не на пергаменте. Надеюсь, этого хватит. Если же нет — скажи родителям, что летом я всё верну до последнего кната. Чем я не продолжатель дела матери, в конце концов? Тем более, и контакты налажены, и я там уже примелькался…

- Слушай, давай не будем про деньги… — мучительно скривился Ремус.

- Будем, — твердо ответил Сев, вкладывая монету в его руку. — И… спасибо!

- Не за что ещё пока, — пробормотал, глядя в сторону, смущенный друг. — И всё-таки…

- Возьми Нимуэ, — перебил его Сев, закрывая тему и открывая дверь в коридор. — Она сильная, сильнее твоего Олли. С книжками ей будет проще управиться.

Нимуэ заскреблась в окно мальчишечьей спальни спустя четыре дня. Поздний вечер был непроглядно-чёрным, и на его фоне большая сова с большим свёртком казалась кляксой светлой краски, от души шмякнутой в чернила. Когда Ремус и Сев наперегонки кинулись открывать окно, выяснилось, что сплошная клякса теперь — это их работы по Чарам, разложенные на столе. Именно на них приземлился недовольный, напитанный стылой влагой комок перьев, в довершение всего смяв пергаменты проехавшейся по столешнице тяжелой ношей.

Последняя от непогоды не пострадала: зачарованный пакет, весь покрытый каплями снаружи, внутри был абсолютно сух и содержал в себе три хрустящих тома в твёрдом переплёте, два письма и маленький мешочек.

Первое письмо было от родителей к сыну с обычными вопросами, ответами, советами и беспокойствами. Второе — от мистера и миссис Люпин — адресовалось Северусу. Тот нерешительно взглянул на товарища — не так часто ему доводилось получать письма, ещё и от взрослых людей. Ремус, уже пробежавший свое послание глазами, ободряюще кивнул на сургучную печать.

За время чтения письма от Лайелла и Хоуп, как они настоятельно просили себя называть, Северус несколько раз пожалел, что не забился с ним за свой непроницаемый полог, спрятавшись от всех. Теперь приходилось призывать на помощь окклюменцию, чтобы справиться с лицом и не транслировать на нём эмоции, вызываемые написанным.

Родители Рема писали, что не устают благодарить судьбу, пославшую их несчастному сыну таких друзей. Что сделанное Северусом для Рема — невероятно, беспрецедентно и не поддаётся описанию словами. Что также не поддаётся описанию словами их благодарность ему и его подруге за то, что они смогли — и захотели — не просто облегчить страдания Ремуса, волей злого случая ставшего жертвой Тёмного проклятия, но и подарить ему — и им! — новую надежду, надежду на практически нормальную жизнь. Настолько нормальную, насколько они и представить себе не могли все последние годы. И эти книжки — лишь исчезающе малая часть того, что они хотели бы и, в будущем, непременно сделают для Северуса и Лили. И, конечно, ни о каком галлеоне, ни о каком долге не может быть и речи, потому что в долгу как раз они — в долгу, сопоставимом с Долгом жизни. И что настаивать на какой бы то ни было оплате — значило бы обидеть их, не признав этот долг. И, если друзьям Ремуса ещё когда-либо понадобится их помощь — они счастливы обещать её, заранее, любую, что в их силах…

На последней приписке тонким нервным почерком Хоуп «Спасибо тебе за моего мальчика!» окклюменция дала течь, и Северус втайне порадовался, что Люпин не смотрит на него, крайне увлеченно гладя сову по сырым нахохленным перьям.

С подарком Северус определённо угадал. Настолько угадал, что теперь на собраниях «Ложи» зачастую не отрабатывали заклинания, не летали и не варили зелья, а сидели мышками, слушая под раздавшимися ввысь сводами Выручайки выразительный голос Лили. Рем, включившийся со второй части, быстро разобрался в «содержании предыдущих серий», а потом и одолжил на недельку первый том, чтобы «нагнать» повествование. Третьей «мышкой», неожиданно пополнившей «стаю», оказался Регулус, однажды заглянувший на огонёк и с тех пор старавшийся не пропускать ни единого книжного вечера.

Сев и досадовал, и радовался случившемуся антракту: с одной стороны, столько планов и задач ждали своего воплощения, столько важнейших вопросов как личной безопасности, так и магической науки требовали, казалось, немедленных действий, а с другой — кто, как не он, устроил Лили эту радость? Глядя на её взволнованное лицо, когда она читала за воспрявшего духом Теодена или рвущуюся в бой Эовин, спиной ощущая разлитое в комнате внимание слушателей, он жмурился, как кот на прогретом солнцем крыльце. Лили, вдохновенная и чарующая, была сейчас в своей стихии, она звучала, звенела и сияла, очаровывая и увлекая. И это он, Северус, приложил к этому руку, дёрнул ту струну, поднёс искру. Пусть смотрят, слушают, пусть восхищаются Лили — его Лили. А он будет гордиться — и восхищаться тоже. Тем более, что слушать и правда было интересно — ещё и в такой театральной манере. А дела — что дела!.. Подождут, никуда не денутся, впереди ещё столько времени!..

Ревновал ли Сев свое сокровище? И да, и нет. Если бы на месте Рема с Регом сидели бы какие-нибудь Мародёры, разумеется, он не был бы так благодушен. Очкастый позёр явно не против заполучить гордую кицунэ в число своих трофеев. Насчёт Блэка — непонятно, но уж всяко невозможно себе представить, чтобы он, затаив дыхание, серьёзно и вдумчиво слушал о бедах и победах каких-то выдуманных существ. Сев представил себе оценивающий, хищный взгляд Поттера, которым он окатывает ладную длинноногую фигурку, представил снисходительный смешок его подпевалы, сопровождающий особо драматическое место в тексте — и едва не прожёг стул, на котором сидел, вмиг преисполнившись праведного, но от того не менее яростного негодования. О да, появись на лилином горизонте Мародёры, он бы думал и действовал совсем иначе!

Ремус же смотрел на Лили совершенно по-другому, уж это-то Сев пристально и досконально изучил за время их общения. Оборотень ценил в ней — да и во всех прочих, как успел заметить Сев — в первую очередь, человека: душу, личность и характер, а если и замечал впридачу рыжую копну волос или гибкую талию, то никак это не проявлял. Возможно, для него реальная дружба значила куда больше, чем эфемерные шансы на нечто другое, а возможно, интуитивно следуя за присутствующим в нём волчьим чутьём, Ремус признал эту «территорию» за Северусом. Так или иначе, мысль о Лили, по какой-нибудь причине оказавшейся наедине с Люпином, не вызывала у Сева сжатых кулаков и моментального повышения температуры, в отличие от аналогичной мысли с любым другим действующим лицом. Регулус же — одно слово, мелочь! Вон как, разинув рот, слушает. Небось, его стукнутая маменька им таких вечеров не устраивала, ишь как глаза горят. Этот до статуса соперника ещё не дорос и, дай Мерлин, в ближайшее время не дорастёт.

Собирался ли сам Сев поднимать вопрос статуса и характера их отношений с Лили? Собирался, конечно. Когда-нибудь. Когда не будет так обжигающе страшно даже представить себе подобный разговор. И его всевозможные последствия. Сны снами, хитросплетения непонятных прошлых и будущих — хитросплетениями, а в реальности бывает по-всякому, чаще — по-плохому, это уроженец Паучьего тупика уяснил с раннего детства. И, если так подумать, то позиция Рема предпочесть реальную дружбу писаным вилами на воде надеждам — далеко не из худших. Или это его собственная позиция, которую выбрал воображаемый Рем в его голове? Потому что он сам её выбрал? Может, когда-нибудь всё прояснится само собой, вырастет, как яблоня из посаженного в землю семечка, став единственно возможной, явленной вживе реальностью, оставив позади все развилки и перекрёстки. А пока что — он будет поливать это семечко, охранять его, укрывать ширмой от ветра, как тот Принц свою розу… Он будет рядом. Много это или мало — он будет рядом всегда. Пока она этого хочет.

Поэтому, когда школу снова охватило валентинковое безумие, Северус хранил невозмутимость, как и в прошлом году, и никак не демонстрировал, что этот день чем-то отличается от любого другого учебного дня. На сдвоенных Зельях кипела — в прямом и переносном смысле — работа, Слагхорн клевал носом за преподавательским столом, Сев сосредоточенно нарезал ингредиенты, не отвлекаясь на периодически пролетающие сквозь дверь зачарованные записочки, пока одна из них не спикировала буквально в котёл, стоящий посередине парты.

Сложенный самолетиком листок трепетал крыльями, переливая по ним разноцветную надпись «Прекраснейшей из Хогвартса». Лили недоумённо уставилась на самолётик, потом на Сева, потом снова на самолётик. Потом медленно протянула к нему руку, словно ожидая, что надпись сменится на что-то вроде «Ой, это не тебе». Или что Сев как-то отреагирует.

Сев не реагировал. Только дернул бровью и вернулся к измельчению корешков, старательно занавесившись с флангов волосами. Лили и не догадывалась, как ловко он приспособился искоса наблюдать за происходящим из-за своей завесы. Ещё раз робко взглянув на него, она развернула крылатый пергамент и едва подавила разочарованный вздох. Несмотря на демонстративное самоустранение Сева — а, может, как раз поэтому — она до последнего надеялась увидеть внутри знакомый бисерный почерк.

Почерк оказался незнакомым — чётким, крупным, размашистым, с уверенным нажимом. С досады она едва пробежалась по написанному: «Если бы я был принцем, мне незачем было бы искать принцессу за тридевять земель. Потому что она — в соседнем классе». Под этими пафосными строчками моргала, привлекая к себе внимание, приписка чуть помельче: «С высоты открывается прекрасный вид на замок. Ты знала, что спортивную метлу не обгонит даже стриж? В субботу, после обеда, мы с ней ждём тебя в холле. Будет весело! Дж. П.»

Лили скомкала записку в кулаке, подвесила над столешницей и мгновенно испепелила Инсендио. Потом смахнула пепел на пол и яростно взялась кромсать корешок на своей разделочной доске.

- И кто же это был? — не поворачивая головы, через некоторое время спросил Северус совершенно ровным и спокойным голосом.

- Поттер, чтоб ему икалось! — вспыхнув, зло проговорила Лили, так давя на нож, что доску полосовали глубокие шрамы. — Звал на метле летать. Кретин.

- Пойдешь? — Лили готова была стукнуть его этой доской за дракклову, мать её, невозмутимость.

- Вот ещё! Что я — Мэри, что ли, с мародёром кататься?!

Остаток урока прошёл в молчании, не считая необходимых в ходе работы дежурных фраз. К вечеру Лили подотпустило, она даже начала раскаиваться в своей резкости — ну чего она ожидала, что Сев сам сожжёт эту записку? Ещё, небось, и до того, как она её прочитает? А уж Мэри-то тут и вовсе ни при чём!.. Северус тоже немного оттаял и стал похож на человека, а не на ледяную статую морского ежа.