Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Бельтайн вышел тревожным.

Беспечно радоваться, когда вокруг творилось такое, казалось неправильным и невозможным. Лили изо всех сил старалась отвлечься, настроиться на позитивно-праздничный лад, но получалось плохо. Перед глазами постоянно вновь и вновь возникала молчаливая, чёрно-белая, но от того ещё более пугающая колдография из вчерашнего «Пророка»: здоровенная воронка посреди Пикадилли, мешанина из осколков и обломков вокруг, перевернутая, покорёженная взрывом детская прогулочная коляска и скалящаяся безглазой ухмылкой черепообразная рожа над всем этим, вместо языка дразнящаяся свивающей кольца змеёй.

Рег уезжал бледный, едва сдерживая слёзы, но храбрился и старался не подавать виду, какое впечатление произвели на него последние новости.

- Может, не поедешь? Ну их к дракклам, твое семейство! — серьезно глядя на него, говорил Сев.

- Нет, — с трудом разжимая зубы, отвечал парнишка и упрямо встряхивал чёлкой. — Я должен. Я обещал тебе…

- В пизду обещания! Мы как-нибудь сами докопаемся до родословной этого маньяка! Месяцем раньше или месяцем позже — это ничего сейчас не решит! А тебе там может быть небезопасно — ты же освоил только Заслонку!

- Значит, буду отсиживаться в комнате, а при встрече прикидываться недалёким простаком, если Лорду вздумается посетить наш дом сегодня. Пойми, Северус, это надо не только тебе. Это надо мне. Это — самое меньшее, что я могу сделать. Иначе — совсем невыносимо…

Сев понял. Примерно такими же побудительными мотивами руководстовалась Лили, начиная свою «подрывную деятельность». Неважно что — лишь бы не сидеть на месте.

Рег уехал, уехала Линь, уехали мародёры, уехали даже Аннабэль и Итан — чтоб лишний раз повидаться с родными, убедиться, что с ними всё в порядке — немалая роскошь по нынешним временам. Другие маглорожденные — наоборот, оставались, даже если обычно пользовались возможностью навестить дом.

Многим пришли панические письма от родителей не с просьбами даже, с требованиями не покидать замок. Нахватавшихся гремучей информационной смеси от своих волшебников-детей и из магловского телевизора, их можно было понять. Впрочем, некоторым чистокровным подобные письма приходили тоже — у страха, как известно, глаза — что у эльфа.

Рем получил подобное за завтраком. Его отец, не склонный к излишней драматизации, обладал зато определенной информацией из первых рук. И эти руки, приставленные, предосторожности ради, к самым губам и уху, как по проводу, передавали непровернные, но тревожные слухи, что в стане оборотней тоже неспокойно. Тёмные твари как будто совсем потеряли страх, распоясались и стали действовать слишком нагло и чересчур организованно для толпы сброда, какой всегда являлись ранее, и не значит ли это…

Что это может значить, Лайелл Люпин способен был додумать и сам. Учитывая, что у их неформального лидера, Фенрира Сивого, издавна был зуб на семью Люпинов, отец, не вдаваясь в подробности, строго-настрого заказал сыну появляться дома хотя бы до лета.

Фиона, как настоящая подруга опального мага древности, осталась с ним. Бельтайн решено было провести всем вместе, ища и находя друг в друге крупицы утешения и поддержки.

Итак, отвлекаться выходило неважно. Немного переключиться Лили удалось в процессе подготовки и осуществления самого массового за всю их историю исхода нарушителей школьного распорядка из стен замка.

Ребята летать не умели, значит — путь им лежал через потайной проход под ивой в Визжащую хижину. Под покровом невидимости, разумеется, обеспеченной фестральими браслетами. Северус предусмотрительно снял с них индивидуальную защиту, не позволявшую посторонним защёлкнуть на себе застежку, сам же вместе с Лили решил ограничиться Дезиллюминационными чарами.

- Недаром же мы над ними потели целый месяц! — улыбнулся он Лили.

Та только вздохнула. Пока продолжалась возня с браслетами, у неё почти получилось не думать ни о чём, кроме предстоящей вылазки. Фраза Сева же всколыхнула пруд ассоциаций, вновь поднявший со дна ил подавленных мыслей. Ведь за последний месяц они и правда выучили и перевели в беспалочковую форму немало боевых и защитных заклинаний, но для чего? Не из праздного любопытства и не ради чистого научного интереса, как бывало раньше, а потому что… Потому что война. То-то и оно, Лили, то-то и оно.

Все добрались до хижины — их перевалочного пункта — без помех и излишних проволочек, а за её рассохшимися стенами их ждал лес. Луна, уже пошедшая на убыль, прятала лицо в пуховой перине облаков, ни одной звезды не мигало на тусклой подкладке неба цвета волчьей шерсти. Воздух застыл густым неподвижным желе.

Этот Бельтайн ничуть не походил на предыдущие — пронзительно-лунные, яростно-ветреные, игольчато-звёздные, колдовские. Словно погода уловила невесёлые мысли юных волшебников и подстроилась им в созвучии.

На опушке трое из них в одно мгновение превратились в прекрасных гордых зверей, и пораженная четвертая замерла в перехватившем дыхание благоговении. Она и раньше видела Ремуса волком, каждый раз восторгаясь, как в первый. Да и Северуса с Лили — тоже, но по одиночке, во время отработки беспалочковой защиты в животной форме. Но никогда — всех троих разом, да ещё и — под покровом леса и ночи. И это зрелище навсегда осталось в заветной шкатулке памяти, где бережно хранились самые восхитительные воспоминания.

Бегать сегодня не тянуло — да и крошка-Фиона, хоть на что лёгкая, заметно сковывала движения Рема, доверчиво прильнув к широкой мохнатой спине. Поэтому путь через лес был коротким, но небыстрым.

Дубовая поляна встретила их молчанием — ни торжественного гудения затерявшихся в высоте крон, ни тяжелой поступи кентавров, ни соловьиных трелей, ни даже шелеста травы. Костер — высокий и жаркий, иных Северус не признавал — немного развеял тягостное впечатление, разорвав серую ночь живым пламенеющим клинком.

Лили наколдовала каждому по листу бумаги из прошлогодних пожухших листьев, Сев — чернильницу из пробирки, парочка которых вечно болталась у него по карманам. Перья — уменьшенные и заговоренные от поломок — они брали с собой.

Обмакнув заостренный кончик в непроглядную черноту, Лили задумалась, не замечая набежавшей и готовой сорваться внушительной кляксой капли. Что пожелать? Раньше она была так эгоистична в своей детской просьбе быть всегда рядом с Севом. И вот он рядом — сосредоточенно пишет что-то на своём листе, касаясь её локтем и коленом. Будто боясь потерять с ней контакт даже на секунду. Он и так был рядом — и тогда, и позже, и без помощи ночи Силы сидел бы сейчас вот так. Стоило ли тратить нечеловеческую мощь оказавшихся на расстоянии вытянутой руки стихий на такое маленькое и такое очевидное желание? Что же уместно будет написать сейчас? Что заказать, потребовать у разлитых в воздухе сил?

Лили вздохнула и, не обращая внимания на растёкшуюся-таки по листу кляксу, вывела: «Хочу, чтобы перестали гибнуть люди». Подумала и приписала внизу — не так аккуратно и помельче, словно стесняясь: «И домик у моря, где всегда тепло. Наш с Севом».

Едва последнее бумажное желание слизал огонь, как угли рассерженно зашипели, а склоненные к пламени шеи захолодило тихо и как-то незаметно подкравшейся влагой. Пошёл дождь.