Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Северус никогда не воспринимал время как константу. Оно способно было растягиваться и сжиматься, в зависимости от потребности и вида деятельности. Получасовая дрема на «Истории магии» пролетала, как единый миг, а в бессонную ночь укладывалась вечность, за которую успевалось столько, что иной раз и в неделю не успеть.

Увлекательная задача, требовавшая максимального напряжения всех умственных сил, соединяла в себе и то, и другое. Каждое отдельное мгновение, перенасыщенное работой мысли на предельных скоростях, растягивалось, подобно жевательной резинке, а сложенные вместе, эти мгновения пролетали незаметно и стремительно, как вода сквозь пальцы. Только что был ошеломительный рассвет, встреченный первой, ударяющей в голову, сигаретой — и вот уже густятся сумерки, а сделано — всего-ничего…

Счёт дням он не вёл, меряя зыбкое, неверное время не часами и сутками, а этапами своего исследования, которое, стоит довести его до конца, он чувствовал! — подарит ключ если не ко всем загадкам мироздания, то к потайному ходу в крепостной стене обороны их врага.

Как Лили могла этого не понимать: это же всё — для неё! Над всем, что он когда-либо делал, реял один-единственный штандарт: медно-рыжий с малахитовыми искрами. И когда живое воплощение этого штандарта, вместо понимания важности его миссии, вместо того, чтобы просто подождать, дать ему время, позволить найти лазейку в эту крепость, дёргало его по всякой ерунде, вроде прогулок и пустопорожних разговоров — его охватывало раздражение, тем большее, чем больше времени он вынужден был затратить на ответ, урывая его от основной задачи.

Должна же она понять — сейчас не время для развлечений! Понять — и подождать, совсем немного. До тех пор, когда он закончит. Когда артефакт Тома Реддла откроет ему все свои тайны. Все, до единой…

И, наверное, она поняла — потому что больше не отвлекала его своими визитами, Патронусами и прочими благоглупостями.

Ему бы радоваться, но… Последние дни Северус ощущал смутное беспокойство. Словно чего-то не хватало. Словно какой-то живительный ручеёк, раньше непрестанно вливавший свои светлые струи в омуты его души — так давно и так постоянно, что стал привычным до незаметности, вдруг изменил своё течение, и старое русло пересохло, растрескалось затвердевшей илистой грязью. И его отсутствие стало куда более заметным, чем его наличие, мешая сосредотачиваться, вызывая глухое недовольство, сбивая с мысли…

Сколько дней прошло с того момента, как ручеек исчез, он не мог бы сказать точно — дней он давно не считал. Но однажды, после третьего подряд перекура, поймав себя на том, что бесплодно гоняет одну и ту же мысль по кругу, не в силах сдвинуться с мертвой точки, он, наспех накинув стазис на стол с возлежащим на нём Волдемортовым кольцом, вышел на улицу — как в открытый космос, захлебнувшись вечерним густым воздухом позднего лета, как вакуумом. Вышел — впервые за Мерлин знает сколько времени. Вышел — искать свой ручеёк.

Её смех он услышал издалека. Она всегда смеялась заразительно, громко, повергая в священный трепет Петунью и приводя в неизменный восторг его самого: потому что человек, который так смеётся, просто не может быть плохим. Он постоянно ловил её смех, греясь им, как солнечными лучами среди промозглой осени. Постоянно — но не сейчас. Потому что сейчас она смеялась с кем-то другим, и ручеёк, будто издеваясь, журчал мимо него, мимо истосковавшегося по влаге русла.

Северус накинул Маглоотталкивающее и, вдобавок, Дезиллюминационное и остановился за стеной разросшейся сирени, прямо за спинкой деревянной скамейки, на которой, как на жёрдочке, сидела Лили, обнимая гитару, а вокруг толпились какие-то мутные неопрятные маглы.

Лили смеялась, пела — их песни, которые до того предназначались только ему, и маглы шумели, тоже смеялись, отвешивали ей неуклюжие похвалы. Один из них, мелкий и хитромордый — не нужно было быть легилиментом, чтобы считать это — неприкрыто её хотел. Другой — долговязый, с рябой конопатой физиономией — раздумывал, не предложить ли ей проводить её до дома. Наглая развязная девица с кучей браслетов, как у какой-нибудь цыганки, протянула Лили скрученную на колене папиросу, и Лили, небрежно, между разговорами, затянулась сладко-горьким дымом и передала папиросу дальше, тому самому, хитромордому, с бегающими глазками.

Это было невероятно. Это было кощунственно. Это было светопреставлением. Его живительный ручеёк питал теперь вот этих, для которых и эпитетов-то не находилось! Ручеёк по имени Лили, который должен был принадлежать лишь ему, теперь звенел для них, отзываясь на уродскую собачью кличку. Как она могла?! Как она посмела?!..

Северус на полном серьезе рассматривал вариант засветить Петрификусом самому себе в темя, чтоб не выломиться из кустов и не разложить весь этот сброд на составляющие Сектумсемпрой, но тут компания как раз начала прощаться. Лили спрыгнула со скамейки, и Северус, с жадностью путника, брошенного без воды в пустыне, втянул долетевший до него запах мандариновой цедры и ванили.

- Пока, Джинджер! — крикнула девица с браслетами.

- Пока, Ветка, пока, Эдди! — ответила Лили и заспешила по дорожке вдоль зарослей сирени — уже совсем стемнело, пора было домой.

Северус, диким зверем скользнув вслед за ней, обогнал её и заступил ей путь, в последний момент скинув укрывавшие его чары.

- Северус? — оторопело замерла Лили, явно впечатленная его внезапным появлением и, едва ли не больше — его внешним видом.

Он был в замызганной футболке с растянутым засаленным воротом. Волосы давно не чесанными и явно немытыми космами свисали ему на лицо, делая его похожим на того Сева, из снов. От него резко и по-звериному остро пахло потом. Глаза его горели совершенно незнакомым ей, глубинным, пугающим бешенством.

- Ну и какова же степень твоей наркотической зависимости? — процедил он сквозь зубы, угрюмо меряя её взглядом исподлобья.

- Что? Ты о чём, Северус? Кстати, ты не забыл поздороваться?

- Об увлечениях твоих новых друзей, которые ты радостно разделяешь, — в низком, рокочущем голосе перекатывались опасные нотки, вновь напомнившие Лили её сны — и взрослого, озлобленного, опасного Сева с таким вот точно голосом. — Значит, твоя сестрица не ошибалась, полагая, что все эти сраные хиппи — законченные наркоманы!

- Северус, что с тобой? — этот его взгляд, этот голос — весь он, такой, пугал её, вызывал желание отодвинуться от него подальше, что она и сделала, переступив на шаг назад. — Это же всего лишь травка!

- Спорим, половина опиумных торчков моего района говорила так же, когда начинала! — продолжая рокотать, Северус наверстал образовавшееся расстояние.

- Ты же и сам куришь! — Лили так опешила от этого его неожиданного явления, что не сразу сообразила, что стоять и оправдываться перед ним, как нашкодившая малолетка — ей очень и очень не нравится.

- Я курю табак, а не эту ёбань! — голос Сева сорвался на крик, и басовитые перекаты сменились давно, вроде бы, канувшими в Лету сипами.

- Но ты не докладывался мне о своём решении изменить привычки, правда? Почему же я… — начала ответное наступление Лили, но он перебил её, исступленно заорав.

- Эти подонки… Они недостойны!.. Рядом стоять!.. Дышать в твою сторону!.. — каждый осколок фразы вылетал из его горла будто через усилие, вместе с брызгами слюны с искореженных, обезображенных жуткой гримасой губ. — Они — пыль под ногами, мусор, грязь!.. Ты не должна якшаться с подобными долбоёбами! Пачкаться об эти отбросы! Я не позволю тебе!..

Глаза Лили сузились, и первое слово вовсе не прозвучало вопросом — а именно так, с точкой на конце.

- Что. Ты — не позволишь — мне, Северус Тобиас Снейп?! Ты думаешь, ты в праве позволять или запрещать мне что-то?! — все накопившиеся обиды, все дни и недели потерянности, одиночества выплескивала сейчас Лили, крича ему в ответ. — А я, по твоему разумению, как собачонка, должна ждать, дозволишь ты мне что-то или не дозволишь, в то время как ваше высочество изволяет появиться или провалиться по своей прихоти?!

- Я был занят делом, в отличие от… — Северус чванливо вскинул голову.

- О! Так вот знаешь, что! — Лили перестала кричать, её тон был жёстким и ровным, как обоюдоострый клинок. — Вот иди и занимайся своим Самым Важным В Мире делом, а меня оставь в покое!

Она развернулась и побежала — прочь от этого места, прочь от стоящего у неё на пути страшного и незнакомого Сева, окольными путями, газонами и клумбами — домой. Если бы каждый ярд старого парка не был ей знаком, как родной, по многочисленным прогулкам — их совместным прогулкам, она непременно упала бы, споткнувшись, почти ничего не видя из-за застилающих глаза слёз.

Как глупо! Как невероятно глупо это всё! Как хотелось взять и по щелчку проснуться, оказавшись вместо этого морока в обычной, привычной, понятной реальности! Но это был не сон, и ей некуда было проснуться.

Пронесшись стремительным рыжим вихрем мимо дремавшего в кресле перед мерцающим экраном отца, Лили взлетела по лестнице, грохнула дверью, одним взмахом наложила на неё Запирающее и упала лицом на постель, задыхаясь от плача, утопая в нём, ища в нём спасения, как во флаконе Сна без сновидений.

_______________________________

Примечание

Нехватка «ручейка»:

https://i.postimg.cc/DwM5Vrkc/2-A6-C8050-18-C5-45-...

(От Vizen)

https://i.postimg.cc/QC304jGG/2-E75-CE49-C1-B4-457...

(От Snapesforte)

Явление Христа народу от Patilda:

https://i.postimg.cc/Kzq8Q8g4/DBE609-CA-FD36-4219-...

Предъявы от vizen:

https://i.postimg.cc/t4QCBf7d/524805-B4-1-E0-A-489...

«Я не позволю тебе!..»:

https://i.postimg.cc/vH6ZLM8H/377515-E9-181-C-4735...