Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Тронуться в путь затемно, как они изначально собирались, не вышло — уж больно хорошо спалось под низкими, пропитанными домашними запахами сводами приютившего их дома. Да и засыпалось долго — к хорошему быстро привыкаешь, и, проведя несколько дней — и, что важнее, ночей — неразлучно, и Лили, и Северус остро чувствовали, оказавшись врозь, неуместность и саднящее неудобство такого разделения.

Лили, которую уложили в комнате девочек — вместе с двумя хозяйскими дочками, семи и десяти лет, как могла, отвлекалась от ощущения располовиненности, страшным шёпотом рассказывая им сказки из жизни привидений на сон грядущий. Две белокурые егозы, притихнув и тихонько повизгивая в ладошку, слушали, затаив дыхание и высунув носы из-под одеял, как лисички из норок.

Севу в этом плане повезло меньше — или больше, это как посмотреть: знакомые с дороги мальчишки, может, были бы и не против тоже продолжить вечер историй, но, оценив его неприступный вид, клянчить не решались. Оставалось пялиться в потолок, считать про себя флоббер-червей, неспешно переползающих воображаемую отметку, и радоваться, что ещё одного мальца — пятого, самого младшего — забрали в свою комнату родители, освободив раскладное кресло для Северуса. Кресло было узким, жестковатым и навевало воспоминания одновременно об обитой крепом домовине, с расстановкой сглатываемой земляной пастью, и о смешном плюшевом «гробике», который так и остался пустым в ту ночь, когда…

Флоббер-черви, закрутившись волчком, укатились вдаль, унося с собой незаметно подкравшийся совсем близко сон. Теперь начинай всё сначала. Северус медленно выдохнул, старательно отодвигая с внутреннего экрана слайд с огненным морем, окружающим несгораемый персиковый островок. Слайд нехотя уполз, но на его место тут же выскочил следующий — тоже огненный, наполненный бликами и отсветами, и ещё много чем наполненный — до краев. Фантомно заныло плечо, словно опять затекшее от угнездившейся на нём медно-мандариновой головы — самого драгоценного и желанного груза во всём свете. Казалось бы — всего две ночи его плечо служило ей подушкой, а такое чувство, что всегда, и как теперь отвыкать обратно — неизвестно. Неизвестно и не хочется.

Северус досадливо развернулся на бок — и едва не клюнул вытертую вельветовую боковину подлокотника. Захотелось взвыть и снести её к дракклам Редукто, а заодно — и стену с дурацким плетеным ковриком, отделявшую детские друг от друга. Делать ничего подобного он, конечно же, не стал, вместо этого наудачу отправив Лили мысленное «Спокойной ночи». Со стенами её менталистика — или, вернее, ментальные барьеры — по-прежнему были не в ладах. Услышит? Не услышит? Всяко — не ответит.

Исторгнув из недр рассохшегося кресла, давно отвыкшего, чтобы на нём вертелась сотня с четвертью фунтов, протестующий скрип, Сев снова перекатился на спину и погнал безразличных ко всему флоббер-червей через воображаемую линию с надписью «сон»…

Подъем, соответственно, проспали. Лили выползла из комнаты только тогда, когда жидкий рассветный полумрак стал просвечивать золотистым от лениво поднимающегося солнца. Сев к тому времени уже с час ошивался на кухне, успев дважды вскипятить чайник и наколдовать из луковой шелухи пару сэндвичей. Лезть в хозяйские запасы и объедать многочисленное семейство он себе не позволил, хотя, не будь сегодня суббота и не отсыпайся все домашние по её поводу, без завтрака их, конечно же, не отпустили бы. Но задерживаться, ожидая пробуждения хозяев, вести застольные разговоры, велеречиво благодарить за приют и столь же пространно (и наверняка неоднократно) отказываться от предложения хозяина подвезти их до Глазго, «откуда ходят автобусы» (озвученного вчера и, без сомнения, повторившегося бы сегодня), Севу не хотелось ужасно. Да и Лили понимала, что тишком улизнуть на рассвете, без лишних прощаний и вопросов, будет куда проще.

В качестве вознаграждения за доброту Сев хотел оставить на столе несколько серебрушек, но Лили забраковала идею, сказав, что за выказанную им сердечность деньгами платить — моветон. Вместо этого она приманила с верхней полки пылившийся там в ожидании лета высокий кувшин-вазу и, отщипнув от прикорнувшего в углу веника несколько прутьев, водрузила их в этой вазе на стол, уже в виде пышного и благоухающего букета невероятных по этому времени года лохматых разноцветных хризантем — долго будут стоять, радовать! А откуда что взялось — пусть гадают, будет детишкам повод для новой сказки про добрые привидения. Сев поглядел, хмыкнул одобрительно и, собрав у хлебницы немного крошек и зачерпнув всё той же шелухи, вместе с перезимовавшими головками рассыпанной в дальнем углу на мешковине, от себя добавил красивых глазурованных пряников, точно таких, какие продавали в Хогсмиде: с выступающими рельефными башнями невероятного, не иначе как сказочного замка. Пять штук, по одному на каждый любопытный курносый нос.

Уже на выходе, бесшумно одеваясь в прихожей, Лили углядела грустно понурившегося медведя, забытого тут с вечера, когда его торжественно представляли разговорчивой гостье. Тот сидел, умильно раскинув набитые опилками лапки и склонив лобастую голову — словно за всю семью провожал их в путь одним своим пуговичным глазом. Лили улыбнулась ему, как старому приятелю, провела ладонью по тёртым плюшевым ушам.

Когда дверь, убежденная каплей магии не скрипеть, закрылась, на то место, где только что стояли два юных волшебника, смотрели со словно повеселевшей бурой мордочки уже два глаза — не нелепых пуговичных кругляша, а янтарные выпуклые полусферы, загадочно темнеющие в глубину. Как на дорогих городских игрушках в сияющих витринах. Как настоящие.

Пытаться ловить машину было бессмысленно и беспощадно: утро, суббота и глухомань делали шанс на встречу с ней призрачнее Серой Леди, да и с шоссе им по пути оставалось совсем недолго. И пока дорога текла в нужном им направлении, они бежали — не по ней, но вдоль, не выпуская её из вида, оставляя на хрустящем снегу четкие округлые отпечатки. Зима здесь, в добрых полутора сотнях миль к северу от границы с Шотландией, и не думала сдавать позиции, как в дождливых, омываемых теплыми течениями, южных областях.

Бежать было здорово — отдаться на волю крепких мускулистых лап, рассекать двумя стремительными снарядами густой, обжигаюший пышущие паром пасти воздух, раствориться в море запахов и звуков, доступных и внятных им сейчас. Это только кажется, что зимой у природы нет жизни, что она замирает, безгласная и бездыханная, до первых весенних лучей. Это вы просто никогда не были пантерой. Или барсом. Ни о чём не думать, только бежать — невидимые, сильные, неудержимые, плечом к плечу.

Но дорога вскоре вильнула вправо, притягиваемая городом, как проволока магнитом, их же путь лежал налево — к горам. Там, совсем недалеко, укрытый от глаз, ушей и помыслов тех, кому не стоило про него знать, высился древний замок — совсем такой, как на печатных пряниках, невесть откуда появившихся на простом деревянном столе. Хогвартс ждал. И, поднявшись в воздух для последнего рывка, Лили уже не могла не думать, с чем он их ждёт, как он их встретит.

Сев словно почувствовал перемену в её настроении.

- Боишься, что влетит?

- Ну так… немножко…

- Да брось, что они могут тебе сделать? Ты же гордость школы — умница, отличница, староста!..

- Вот именно! — мрачно подтвердила Лили.

- Думаешь, лишат значка?

- Да и Мерлин бы с ним! — всплеснула невидимыми руками Лили и, потеряв равновесие, крутанулась в воздухе. — Не больно-то и хотелось! От этого префектства больше мороки, чем радости, а быть главнее других я никогда не хотела и не хочу!

- Тогда что? Чего ещё бояться? Не исключат же!

- А вдруг?!

- Пусть попробуют, — веско ответил Сев, и его рука вслепую прошлась по её боку, нашла и сжала упакованную в перчатку ладонь. — Я им не позволю. И вообще — это я во всём виноват, я подбил тебя на это нарушение, пусть меня и исключают тогда!

- Глупости! Никто тебя и не подумает исключать — уж кто-кто у нас гордость школы, так это ты! Самый юный первооткрыватель, не считая Дамблдора и ещё кого-то там! И вообще, они не посмеют тебя ругать, у тебя в семье горе! — ляпнула Лили и похолодела — куда там окружающему морозу! Что он ответит на эту её бестактность?! Как отреагирует?! Взорвется? Обидится? Замолчит?

Но Сев ответил, как ни в чём не бывало:

- Точно! А значит, я могу нарываться без последствий. По крайней мере, в этот раз. Хоть на что-то мой папаша сгодился, пусть и уже зарытый в землю! Так что не переживай — всё будет в порядке. Ну, помоем полы разок — это максимум. Если уж этих мародёров не исключили за пьянку в школе, то нам и вовсе беспокоиться не о чем.

Подлетая к замку, Лили всё острее ощущала, что возвращается какая-то совсем другая она, нежели улетала. Как будто не два заката и неполная тысяча миль туда-обратно отделяли её от начальной точки их пути, а десятки и сотни. Десятки дней, сотни тысяч миль, кругосветное путешествие, не иначе.

Что именно изменилось в ней, она так пока и не поняла, но была безмерно рада тому, что все эти дни и мили с ней рядом был Сев. Представить страшно, что было бы, отправься он один, а она останься! Он проделал бы весь этот путь без неё и вернулся бы — непременно другой, наверняка изменившийся, что-то понявший, что-то переживший, кого-то встретивший, невосполнимо её обогнавший и неумолимо отдалившийся — к застывшей в моменте, в размеренно-вязкой смоле школьной жизни, Лили. А так — они изменились вместе. В одну сторону. На одно и то же количество дней, миль и встреч. Рядом.

И, подумав об этом, Лили перестала бояться — и правда, чем таким может напугать уютный, сдобный, как детский пряник, Хогвартс видавшую виды путешественницу, вроде неё? Возвращающуюся из большой, взрослой — где-то тяжелой и неприятной, где-то светлой и безмятежной, но неизменно большой и взрослой жизни в ставший вдруг маленьким, как рождественский шар со снегом, как лоснящийся глазурью пряник на столе, как откопанное в сундуке детское платье, замок.

«Наверное, вот так и понимают, что выросли», — подумала Лили, когда подошвы её ботинок коснулись припорошенных снегом плит на вершине башни.

Был обед. Об этом свидетельствовали пустые спальни и коридоры, а ещё пуще — упоительные запахи, коварно ползущие снизу — из кухни и Большого зала. Необычные какие-то запахи, праздничные. В животе, как в пустой бочке, загудело. В животе рядом, к вящему смущению, гулко отозвалось.

Они взялись за руки и неспешно, озираясь, как гости, как туристы, как навестившие родной городок столичные студенты — слегка чужие, равно отстраненные и любопытные — пошли вниз по лестнице. Так же спокойно, непринужденно остановились, когда навстречу им, у самых дверей зала, выкатился Флитвик, промокающий салфеткой губы и лысину.

- Северус! Мисс Эванс!.. Так я и знал!.. Не бросили в беде ээээ… друга? Что же вы не сказали, что это так… необходимо!.. Пришли бы вместе ко мне тогда вечером, я бы… Не зверь же я, в конце-то концов! Я полагал, что отгул мистера Снейпа — дело семейное, но теперь вижу, что… что оно семейное, м-да…Прошу вас, не делайте больше так! И прошу простить меня, что я не понял… сразу. Заставили поволноваться старого дурака, это уж точно! Но больше — так не надо, ладно? Как же вы?.. Из Хогсмида, камином? И в Лондон? Всё в порядке?

Профессор суетился, испытывал неловкость и явное чувство вины — и журить через эти напластования у него выходило плохо. Сев смотрел в сторону, давя неуместную сейчас улыбку, Лили хлопала глазами на декана и кивала — да, конечно, не будем! да, через камин — а как же иначе? разумеется, в порядке, как же ещё? Ей, с высоты внезапно обретённой взрослости, мантией окутавшего её спокойствия и ещё нерасплесканного ощущения странствий внутри, кивалось легко и весело. Профессор тоже казался пряничным и безумно милым — только плюшевых ушек не хватает да пуговичных глаз.

- Я сказал Минерве и остальным, что вам нездоровится, так что пропусков у вас не стоит… Но от домашних заданий к понедельнику!.. Чтоб в лучшем виде!..

- Спасибо, профессор, — не удержавшись, широко улыбнулась Лили. — Большое вам спасибо!

- Ну, идите, идите уже за стол. Как бы там ни было, у вас сегодня праздник…

Не очень поняв, о каком празднике он говорит, рука об руку они вошли в зал — и замерли, осознавая.

Под потолком клубились пышные розовые облака. Над каждым столом, раскрашенные в цвета факультетов, колыхались сердечки — легкие, как воздушные шары. А столы украшали пироги и торты, изваянные трудолюбивыми ручками школьных эльфов.

Ну да, пока они совершали свою кругосветку, проживали месяцы и годы, хоронили близких, мчались по снегу, летели сквозь дождь и дарили медведям глаза — в школе всё шло своим чередом. И за пятницей, тринадцатым, закономерно последовало четырнадцатое, суббота. День Святого Валентина.

- С праздником тебя, Сев! — смущенно улыбаясь, сказала Лили — что-то он, после всего случившегося, думает про это всё? Если и раньше особо ничего хорошего про этот день не думал.

Но Северус поглядел на неё как будто даже растроганно, в глазах вихрем крутилось что-то, что не удавалось толком рассмотреть через отражающиеся в темной поверхности шарики и облака.

- С праздником… нас!

А из-за стола к ним уже спешили с приветственными кличами Рем и Фиона, Итан, спешно дожевывая, поднимался с места, Дэниел пододвигался, освобождая им место на скамье, Аннабэль махала им зажатым в кулаке кубком.

Они были дома.

________________________________

Примечание

«Семейное дело»

https://postimg.cc/t71yXpSg

Always:

https://postimg.cc/ygxFdjkX

И от Patricia

https://postimg.cc/CZmGSXLx