Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Лили вернулась глубоко заполночь и обнаружила, что дома всё спокойно. Хотела было сразу повалиться спать, но в замкнутом пространстве комнаты резко запахло копчёностями — и девочка поняла, что главная копчёность тут она. Относить вещи на место было практически равнозначно признанию в несанкционированной прогулке. Запускать стиральную машину среди ночи — тоже. Девочка попыталась колдовством убрать дымный аромат, но силы Самхэйна хватило только на шапку и штаны, ну и свитер, который не очень-то и пах. Куртка и сапоги оказались слишком большими для маленькой усталой Лили. Тогда она грудой свалила вещи в угол, чтобы, в лучших традициях блистательной Скарлетт О’Хара, о бурной жизни которой как раз начала читать, подумать об этом завтра, и, даже не переодевшись в пижаму, упала спать.

Позднее утро встретило её неожиданным и оттого особенно прекрасным солнцем. Вчерашний ветер разогнал все остатки туч, и веселые лучи заливали городок, словно смеясь над всеми календарями: погода совершенно не походила ни на кельтское начало зимы, ни даже на английский промозглый ноябрь.

После завтрака, когда все домашние были заняты своими делами, Лили натянула «копченые» вещи и рванула к выходу, на бегу крикнув маме, возившейся на кухне:

— Мы с Севом идем жечь костёр! Сегодня волшебный праздник!

— Захвати Северусу кексов, — предложила мама, как раз загружавшая в духовку вторую партию. Первая на столе благоухала так, что даже у сытой Лили текли слюнки.

Мамино предложение было заманчивым — Лили всегда радовало, если удавалось лишний раз угостить друга вкусненьким, да и мамины кексы были выше всяческих похвал. Но это значило заявиться за ними на кухню — и прощай вся конспирация! Поэтому Лили пришлось проявить стойкость:

— Не могу, мамочка, жутко опаздываю уже! — и вылететь за дверь.

Сев сидел на полу кухни в обнимку с большим корытом, когда в дом, шатаясь и путаясь в ногах, ввалился Тобиас.

— Т-ты чё делаешь? Чё лохань облапил?

Сев смерил его взглядом исподлобья и промолчал. Вода, которую он медленно и печально нагревал руками уже минут пятнадцать, разом ощутимо потеплела.

— Говори, к-когда отец спрашивает, п-паршивец! Кой чёрт ты делаешь?! — Тобиас сделал большой, но неверный шаг от двери к мальчику.

— Грею воду, — тихо и раздельно сказал тот.

— Нахуя?!

— Мыться.

— Мыться в чет-тверг будешь! Как все! Ишь удумал — нехер в-воду переводить!

— Это не твоя вода, — всё так же четко произнёс Сев. От содержимого лоханки повалил густой белый пар. — Я сам её сделал.

— Ах т-ты ж! Как ты отцу от-твечаешь, говна к-кусок! Гнилая пор-рода! — он качнулся вперёд, но со стола, опережая мужчину, взлетела тяжелая разделочная доска, на которой Эйлин вчера готовила ингредиенты для ритуала, и с размаху прицельно опустилась на начавшую редеть макушку. Тобиас икнул и не упал, а, мягко сложившись, улёгся, где стоял.

«Везёт дуракам и пьяницам, — подумал Сев, без тени жалости глядя на фигуру на полу. — А хорошо всё-таки, что ночью черпанул силы — вон как пригодилась». Сев поднялся с затекших коленок и, торопясь, чтоб не успеть сильно замерзнуть, начал раздеваться.

Дешёвое мыло ело глаза и отвратительно мылилось, размазываясь по волосам. Северус извел едва не пол-куска, пока промыл их до скрипа. Выспавшаяся после ночных бдений Эйлин застала его уже спешно вытирающимся и полязгивающим зубами в стылой нетопленной кухне. Она обвела взглядом всю картину, остановившись на начавшем похрапывать Тобиасе и своей доске, покоившейся рядом.

— Это он сам свалился, или?..

— Или, — мрачно подтвердил сын.

Эйлин взяла со стола свою палочку и отлевитировала мужа на продавленный диван в углу, а доску — на вбитый для неё гвоздь.

— Воду моей палочкой творил?

— Ага, — Северус запрыгал на одной ноге, пытаясь попасть влажноватой ногой в штанину. — А с доской… это выброс был.

Мать кивнула, одновременно принимая его ответ и спрашивая дальше:

— Грел тоже моей?

Мальчик неопределенно дернул тощим плечом, что можно было расценить как угодно, в том числе и как что-то вроде «а чем же ещё?». Эйлин расценила именно так и продолжила:

— Ради своей рыжей стараешься? Напрасно — адвокатским сынком ты от этого не станешь.

— Я по лесу шатался вчера, дымом пропах, — не вступая в дискуссии, пробурчал Сев. Не говорить же, что перед внутренним взором неотрывно стояла картинка из памяти Петуньи с его грязными и жирными волосами.

— Ну-ну, — мать шевельнула бровью и перевела взгляд на корыто. — Сам сделал, сам и убери.

Сын взял у неё палочку и взмахнул над мутной водой:

— Эванеско!

Набранной в лесу силы хватило едва на половину. Остальное всколыхнулось чуть не до краев и издевательски замерло. Эйлин хмыкнула и, вернув свое имущество, в один взмах довершила начатое, высушила лохань и отправила её в отведенный ей угол. Вторым движением растрепала волосы сына тёплым, мгновенно забравшим остатки влаги, дуновением.

— Иди уж, поборник чистоты… Расчесаться не забудь, — В уголке губ затрепетала едва уловимая улыбка.

Сегодня у клумбы первой оказалась Лили. Впрочем, Северус появился практически сразу после неё. Он шёл против света, и что-то в знакомом облике удивило её ещё издалека. Когда Сев приблизился, стало понятно, что необычно выглядит его голова — вместо тяжёлых, всегда будто склеенных прядей, вокруг лица трепетали на угомонившемся, но так и не утихшем до конца ветру лёгкие и блестящие шелковинки.

— Ой, Сев, какой ты пушистый! — засмеялась она и несколько раз провела по его волосам, убирая от лица и приглаживая на макушке.

Это было вдвойне приятно — нежданная, какая-то очень интимная ласка для не избалованного подобными жестами Снейпа была как мёд на душу. К тому же, от кусачего и едкого мыла пересушенная голова неприятно зудела, а лилины прикосновения как будто облегчали это навязчивое ощущение.

«И всё-таки не зря!.. Ей нравится… Но с этим мылом недолго и обысеть нафиг, — подумал Северус, жмурясь, как котенок. — Надо бы сварганить какое-нибудь моющее средство, взамен этой жути. Из чего попроще. Корень мыльнянки, зола, крапивный экстракт…» Мозг юного зельевара составил и утвердил рецепт ещё до того, как они дошли до скамейки.

Скамейку, впрочем, выбирали долго — чтоб подальше от всяких прогуливающихся, которых в каких-то неимоверных количествах натянуло сегодня в парк — видимо, солнце в сочетании с воскресеньем мало кого оставило равнодушным. А им, как обычно, лишние уши были ни к чему.

— Сев, я же не шутила, когда сказала, что хочу учить Тунью, — заглядывая другу в глаза серьезно сказала Лили, когда они наконец уселись.

— Да я понял, — усмехнулся мальчик, уже зная Лили достаточно, чтобы не сомневаться.

— Покажи мне что-то самое простое, с чего можно начать. Что-то, что не может не получиться.

— Лилс, ну я же уже говорил тебе… — начал Северус, а потом махнул рукой — всё равно же эта упрямица сделает по-своему. — А, ладно! Покажи ей вот это… — он выгнул ладони куполом и почти соединил между собой. Лили тут же в точности повторила. — Покрути теперь руками, как будто снежок лепишь. Чувствуешь, будто между ними шарик? Только смотри, чтоб не касались, а то всё пропадёт!

— Чувствую… — прошептала Лили, от усердия морща лоб. — Тёплый такой и колется немножко, как вчера на поляне…

— Ага, правильно! А теперь зажги его!

— Зажечь?

— Да, представь, что он светится! Вот тебе и будет Люмос. Давно же, кстати, обещал тебя научить.

Между ладоней Лили, сначала робко, а потом всё ярче затеплился комочек света.

— Как здорово, Сев…

— Да что там «здорово» — самый элементарный уровень, — притворно скромничая, пожал плечами он. — Даже странно, что ты, такая сильная колдунья, этого раньше не делала. Летать она, значит, сама научилась, а Люмос ей — «здорово»…

— Так уж и сильная, — теперь пришла очередь скромничать Лили.

— Очень, — серьезно сказал друг.

— Отстань, Лили, я так и знала, что всё это — бред и глупости! И зачем я только тебя послушала?

— Тунья, ну погоди ты, давай ещё разочек! Ведь шарик же ты почувствовала!

— Не знаю я, что я почувствовала! Может, это ты меня убедила, а там и не было ничего! Тоже придумала — шарики какие-то!

— Нет, не придумала! Тунья, почти же получилось!

— Отстань, говорю! Ничего не получилось и не получится — потому что нечему получаться! Выдумали себе с этим бомжонком игру — и балуетесь, как маленькие! Нет никаких шариков! Нет никакого вашего волшебства!

— Нет, есть! И Хогвартс есть! И нам скоро придёт письмо оттуда — а если ты сейчас научишься, то и тебе! И мы поедем туда вместе, Тунья! Представь, как будет здорово всем нам учиться там!..

— Это твой дружок тебе понарассказывал? Надо же, такая большая, а в сказки веришь. Вашего Хогвартса не существует! Он просто больной на голову, и ты вслед за ним повторяешь! И я бы ни за какие коврижки не согласилась ехать в школу, куда берут подобное отребье!

Петунья убежала, наверху грохнула дверь. Лили сидела, глотая слёзы и, как заклинание, твердила: «Есть Хогвартс, есть! Мы обязательно туда поедем!..» У неё ещё достаточно времени, чтобы достучаться до Петуньи. А когда она поверит, у неё всё получится — просто не может не получиться. Она же её сестра…