Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Прошедшие часы остались в Лилиной памяти отдельными вспышками, фрагментами, даже не нарезкой а кошмарным салатом из невозможных, не имевших права на существование фраз, как в худших из снов, после которых она просыпалась с глухой и иррациональной обидой. Только из снов можно было проснуться, а из недавнего разговора — нет. Хотя очень хотелось.

- Что ты несешь, Сев?! Какого Поттера, ты в своем уме?!.. Где ты был всё утро? Почему оставил меня в лесу?!

- Я всё видел и знаю! Всё, что ты так долго и тщательно от меня скрывала! Видел, как ты трахалась с ним, как тебе это нравилось!

- Что?!.. Да о чём ты?..

Внезапно, как подсеченное и вытянутое с глубины, всплывает воспоминание из минувшей ночи. Задавленное незапланированным подъемом, накатившей тревогой, безуспешными поисками. Стоит вынырнуть одному куску, как рядом проявляются ещё и ещё островки, в ряд, один за другим — спинным гребнем динозавра, зашедшего в воду то ли купаться, то ли топиться. Динозавр распрямляет хребет — и все островки сливаются воедино, представая во всей своей дикой первобытной мощи и отвратительности.

Лили вспоминает свой сон — вернее, череду нанизанных друг за другом отрывков, без начала и конца, вспыхивающих и гаснущих, словно по чьей-то чужой воле. Вспоминает и саму эту волю: без сомнения, чужую, но и очень знакомую, настолько знакомую, что тень её присутствия даже не сразу распознается и идентифицируется как нечто постороннее. Вернее — вот только сейчас. Только сейчас ей становится ясно, что это было. Или, что правильнее — кто это был.

- Ты копался у меня в памяти?! Ты?! Какое ты имел право?!

От паники и возмущения голос звенит настоящим неподдельным негодованием. Она и правда негодует — ещё и от бессилия, от непонимания, что теперь со всем этим сюром, этой нелепостью, этой бульварной драмой делать.

Северус слышит в её защитном выпаде только слово «Ты?!». И оно, как наточенный дротик, попадает прямо в подставившуюся, бездоспешную сейчас цель. Он слышит в этом не «Ты — самый дорогой человек, которому я доверяла, как себе, даже ты?!», не «Ты, Брут?!», а «Ты, ничтожество, посмевшее посягнуть на королеву, всего лишь ты?!». И взрывается, совсем как пущенный в стену стакан — фейерверком осколков, жемчужной россыпью капель — в пыль.

Что именно он кричал, Лили так и не удалось впоследствии восстановить дословно. Хотя она пыталась — раз за разом, с мазохистским мрачным удовлетворением безуспешно складывая и складывая эти осколки в слово «Вечность». Осколки не складывались, слово выходило непечатным, а её попытки неизменно растекались беспомощной лужицей с прохладным и до смешного неуместным запахом Успокаивающего зелья.

Кажется, в какой-то момент, когда он подвыдохся и на какое-то время снизил громкость, ей удалось пробиться в эфир со своим жалким «Это не моё, мне подкинули». К той поре она давно рыдала взахлеб, и слова смешивались со слезами, вылетали рваной морзянкой и вообще, наверное, она выглядела не очень убедительно. Что поделать, вести подобные «дискуссии» на сухой глаз у неё никогда не получалось — слёзы, помимо воли, приходили всегда первыми, так реагировал организм, смазывая ими, как техническим маслом, скрипящие шестеренки и готовые сорваться пружины, заливая вспыхнувшее пожарище, как из брандспойта. И по ним, этим защитным слезам, Северус тоже прошелся — неумолимый и беспощадный в своем гневе, настолько беспощадный, что все напластования стыда, вины, совестливости, копившиеся в Лили за годы вынужденного молчания, сминались и рушились под этим диким потоком. Это была уже не справедливость, даже не казнь — расправа, настоящая расправа, тем более жестокая, чем лучше он её знал. Её и все её болевые точки.

Выяснилось, и довольно быстро, что убедительность ей бы и не помогла. Северус прекрасно понимал, что перед ним сейчас стоит одна Лили, а в ночном «заплыве» он видел другую. По крайней мере — на словах понимал, хотя иной раз нет-нет да и смешивал их. Но и этой, стоящей перед ним, ему тоже было что предъявить.

- Ты врала мне! Нагло врала в глаза столько лет! И врала бы и дальше, если бы я!..

- Я не врала! Я просто не говорила! Сам посмотри — как тебе было такое говорить?!

- Знать всегда лучше, чем не знать! А ты лишила меня этого права! Подло отобрала у меня его! А теперь ревёшь, изображая из себя овечку?! Надеясь, что я на это поведусь?!

- Я ничего не изображаю! Ты кричишь — и я иначе не могу! Я хотела тебе сказать! Собиралась! Правда!

- Когда?! Когда ты хотела сказать?! Перед тем, как сложить мне ручки в гробу?! Вот так же проливая фальшивые слёзки?!

- Я боялась! Потому что ты так реагируешь! Потому что Поттер для тебя — и так как красная тряпка!..

- Да в жопу Поттера! Ты! Ты, а не Поттер! Ты смеялась надо мной все эти годы! Ха, наивный дурак, верит всему, что скажу! Это так смешно, оборжаться!

- Я не смеялась, Сев! Пойми…

- Я понял! Я всё-всё понял! Ты предала меня! Ты ничем не лучше той, из снов! Такая же…

- Сев! Сев! Остановись! Остановись, пожалуйста! Пока не поздно!

Но его несло — несло, как снежный ком с горы, и остановить этот ком было невозможно, пока он, собрав по пути весь снег, распухнув и обесформев, не разобъется о дерево, встреченное внизу.

- А я ведь, кретин, поверил! Поверил тебе тогда, что я у тебя первый! Извинялся, стелился перед тобой, замаливая вину! Хотя вела ты себя тогда слишком смело для невинного цветочка! И я это понял, почуял, но позволил себя убедить, что это не так!

Лили, закрыв глаза, продолжала плакать, твердить, как мантру: «Остановись, остановись, остановись!..» и хотела-хотела-хотела проснуться — во вчера, или в завтра, или в четыре года назад: куда угодно, лишь бы не было сейчас этого всего, не нависала над ней страшная черная ломкая фигура, не пахло вокруг до одури сильно Успокаивающим зельем, бессильным кого-либо здесь успокоить, не бился бы о стены ветхой мансарды чужой, отстраненный, клокочущий жгучей и одновременно холодной яростью голос.

- Я видел, тебе явно понравилось, как он тебя трахал! Так понравилось, что захотелось повторить наяву — но в доступе был только я, какая жалость! Ничего, и этот сойдёт, пока что-то получше не подвернулось!

- Не надо, прошу… Нам же потом с этим жить! Тебе с этим жить!.. Ты же потом пожалеешь, что всё это наговорил, ты же пожалеешь!..

- А меня ты жалела?! И правда — зачем меня жалеть! Меня никто никогда не жалел — и тебе незачем!

- Ты не должен был этого увидеть! Этого не было, это не с нами, не со мной, это всего лишь сон!

- Это не «всего лишь» сон! Твои сны — такая же реальность, ты сама мне не раз это говорила! Или это работает только тогда, когда тебе удобно?! Давай покажем Северусу какой-то жалкий ошметочек, для отвода глаз, пусть думает, что мы тут спасаем мир! А остальное прибережем для личного пользования! В тайничке, подальше, зная, что я никогда не позволил бы…

И две картинки съехались воедино, образовав четкое, наконец-то вставшее в фокус изображение. Она уже слышала у него вот такой же голос, видела такое, перекошенное и страшное, лицо. Просто старательно пыталась забыть, списывая тот давний случай на воздействие темной магии, на предательский шепот отсколка волдемортовой души, на что угодно — потому что ведь не мог же её Сев!..

Мог. И делал. Вот прямо сейчас. Размазывая её по стенке до оторопи нелепыми, вздорными, невозможными обвинениями. И делал это не в первый и даже не во второй раз.

Пасьянс сошелся, в голове что-то щелкнуло, карты, одна за другой выброшенные на стол издевательски-неторопливой невидимой рукой, вопияли об очевидном. Которое усердно пряталось до поры до времени от любых взглядов — а усерднее всего от неё самой. Оправдания, возражения, просьбы — иссякли, будто перекрыли трубу. Лили осмысляла открывшийся перед ней расклад, а Северус продолжал кричать что-то ещё.

- …Ради тебя раскурочил и переделал себя полностью! Подстраивался под тебя, прогибался, ломал в себе то и это! «Да, Лили, конечно, Лили, как тебе угодно, Лили!..» Ты втащила меня в свой собственный мир, заставила жить свою жизнь вместо моей, не оставила от меня камня на камне — и что же я получил за это?! Наебалово и враньё! Ты вертишь людьми, как хочешь, переламывая и перемалывая их за свои красивые глаза! Да мне нахуй не упали все эти подвиги и интриги, я всего лишь хотел свалить и жить спокойно, но нееет, тебе же подавай великих свершений! Кто не с нами, тот против нас! По сравнению с которыми всё прочее — плюнуть и растереть! Ты возомнила себя полководцем, тебе нужны верные паладины рядом, а не близкие люди! А с паладинами разговор короткий — ишь чего захотели, честности им какой-то подавай! Ты хочешь, чтобы всё всегда было по-твоему, а иначе никак! И я соглашался на всё это говно, чтобы только быть ближе к тебе, чтобы доказать, что я тоже чего-то стою, чтобы не попасть в разряд врагов и предателей! А в качестве награды что?! Дай угадаю: наебалово и враньё!

С каждым его словом, с каждой выкрикнутой ей в лицо фразой на столе возникала ещё одна карта, дополняя и проясняя предыдущие. И на смену вине и самобичеванию приходила злость. Горькая, тоже приправленная слезами, но это были уже другие слёзы.

- А я-то думала, что мы шли вместе, — глотая их, ответила ему Лили. Так неестественно спокойно, что он от неожиданности даже заткнулся, позволяя ей не повышать голоса. - Что росли оба — и ты, и я, помогая и подтягивая друг друга. Что менялись не под кого-то, а добровольно, узнавая и осознавая новое. Что это я, если на то пошло, пришла за тобой в твой мир — в мир магии, где у меня не было никого, кроме тебя, оставив позади родных и близких. А оказывается, что я тебя ломала и заставляла, на цепи волокла на баррикады и вынуждала к подвигам. Очень жаль. Очень жаль, что так. Может быть, я и такая — может быть, тебе виднее. Но посмотри, каков из себя ты. Подумай, почему я опасалась хоть слово тебе сказать про свои сны. Потому что любое из этих слов могло стать фитилем в пороховой бочке — и становилось. То Питер не то мне сказал, то не так на меня посмотрел, то посмел на танцы пригласить при живом-то тебе. То хиппи рядом со мной осмелились посидеть, то показалось что-то — сам не замечаешь систему? Что ты ревнивый подозрительный тиран, точь-в-точь копирующий своего отца, которого ты так презирал? Что это ты хочешь, чтобы всё было по-твоему, и никак иначе, а все вокруг даже дышали бы в строгом соответствии с твоими ожиданиями? Я тоже этого не замечала, оправдывала тебя сама перед собой, винила себя, Волдеморта, Питера, драккла лысого — кого угодно, кроме тебя. Но знаешь, хватит. Я никогда не сказала бы тебе этого, не наговори ты мне столько всего сегодня. И потому, что я всегда опасаюсь непоправимо обидеть вырвавшимся в пылу словом — в отличие, как я вижу, от тебя. И потому, что сама разглядела это только сейчас. Спасибо тебе за это, ты прав — знать всегда лучше, чем не знать. И прощай, Северус. Живи своей жизнью, так, как считаешь нужным. Больше никто не будет тебя ломать.

Она повернулась и вышла, ещё успев услышать «Да пошла ты!..», обрубленное захлопнувшейся дверью и звоном подобранного и снова брошенного в стену стаканного осколка покрупнее. Вышла, дошла до башни, поднялась в пустую спальню, забаррикадировалась на кровати — всё с тем же, охватившим её, как наркоз, неестественным спокойствием. И принялась так и так крутить и перебирать осколки, на которые разлетелась, как тот стакан, вся её прежняя жизнь. Слово «Вечность» по-прежнему никак не выходило.

________________________________

Примечание

Немного злого Сева

От Patilda:

https://postimg.cc/R3MBLRKD

Карандашный:

https://postimg.cc/ThhTsCF8

От Vizen, самый такой… как под хоркруксом:

https://postimg.cc/v4wMcMBM

Друг перед другом, как чужие:

https://postimg.cc/ZBnz15fP