Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Иногда, особенно в долгие зимние вечера, когда за окном темень, и мокрый снег залепляет стекло, Лили казалось, что Петунья права, что никакого Хогвартса нет, они всё это выдумали, как дети выдумывают свои Неверленды. И письмо, написанное на пергаменте, не принесёт сова, и не будет длиннобородого директора Дамблдора, похожего на Гэндальфа из книжки про хоббита, которую папа подарил на Рождество, и уроков на Астрономической башне, о которых рассказывал Сев — ничего не будет, кроме Коукворта на веки вечные, торчащей над ним трубы, как памятника «сдувшемуся» прогрессу, недалёких одноклассников, дёргающих за косы, и череды одинаковых, как близнецы, лет, состоящих из рутинных, обыденных и бесконечно повторяющихся дел…

В такие минуты Лили откладывала учебники, зарывалась в колючий шерстяной плед, прижимала к себе рыжее плюшевое тельце, пропитанное зельем Радости, и читала Историю Хогвартса, одолженную ей Северусом. И становилось легче.

Как-то она обмолвилась другу о своих настроениях, и он, как ни странно, её понял — ведь и ему Хогвартс был знаком только по рассказам, и, хоть в его существовании он и не сомневался, черная меланхолия подчас нашептывала, что такое чудесное место не может быть для подобных ему — нищих полукровок из умирающего района. Что письмо не придёт, ведь сколько на свете куда более достойных юных волшебников, которым нужны места в самой замечательной школе. Что его предназначение — прожить пустую и унылую жизнь на задворках магического мира, как его мать, или убиться на заводе или упиться вусмерть, как его отец. В такие минуты Северус доставал из тайника под кроватью большой плотный конверт и перечитывал строки, выведенные чернилами по линеечке, с расплывшейся в кляксу первой «Е». И становилось легче.

Но, если у него, Северуса, всегда под рукой было это спасительное средство, то книга, помогавшая его подруге рассеивать тревогу, не принадлежала ей, она была заёмной, и от осознания этого ей должно было быть тяжелее. Ведь рано или поздно книгу придётся вернуть хозяйке, коей была Эйлин Снейп. Северус решался неделю, прежде чем подойти к матери с разговором. А когда Лили позвала его на день рождения в грядущую субботу, понял, что откладывать дальше некуда.

В этот же день, помогая Эйлин разливать партию Костероста по флаконам, он, не поднимая на неё глаз, заговорил — как прыгнул в омут.

— Лили исполняется одиннадцать…

Мать искоса глянула на него, не прекращая своего занятия и явственно ожидая продолжения.

— Она пригласила меня на праздник…

Видя, что отпрыск так и собирается цедить слова по чайной ложке, она, коронным движением вскинув бровь, нетерпеливо поторопила:

— И?

— Нужен подарок.

— Тебе опять лису заколдовать? — фыркнула Эйлин.

— Нет. В этом году мы с ней отправимся в Хогвартс…

— Как неожиданно! — если бы флакон в ее руках уже не был укупорен, то зелье непременно испортилось бы от передозировки змеиного яда, так и сочившегося из её слов.

— Она маглорожденная, мам. Ей там будет нелегко. Столько всего нового, непонятного — совершенно другая жизнь! — в голосе разговорившегося Сева прибыло горячности.

— Что-то я не улавливаю связи — и при чём же здесь я?

— Твоя книга, что я давал ей почитать… — Дойдя до точки невозврата, он продолжал всё быстрее, пока мать не успела его прервать. — История Хогвартса… Вот если бы ты разрешила подарить ей насовсем… Там столько полезной информации, ей было бы куда проще…

— Что. — именно так прозвучал ответ Эйлин, о который вся пылкая сбивчивая речь Северуса разбилась, как волна о рифы — с точкой на конце. Не предвещающей ничего хорошего точкой. — Ты хочешь отдать мою книгу, из моей личной магической библиотеки, какой-то грязнокровке?!

— Не говори о ней так! — сам удивившись своей смелости, воскликнул Северус.

— А как мне о ней говорить, если так оно и есть? Выскочки, не знающие, с какой стороны браться за палочку, лезущие в благородное и древнее искусство своими сивыми лапами, не уважающие традиций, не признающие авторитетов!..

— Да ваши традиции давно мхом поросли! — раскрасневшийся и позабывший всякую осторожность, Северус кричал, сверкая глазами и сжав кулаки. — Делаете из века в век одно и то же, а сами и позабыли уже, зачем это нужно и с чего всё началось!

— Вот как, — Эйлин казалась совершенно спокойной, только во взгляде сверкали молнии. — Делаете, значит. А ты — не такой, ты великий новатор и первопроходец, любитель магловских книжонок и магловского отродья. Ты, значит, против — меня, своего наследия, самой магии…

— Нет, я не против магии, я как раз за! А если вот это — моё наследие, — он широким жестом обвёл убогое убранство кухни, — то и правда, ну его в жопу!

Он ещё кричал, а внутри головы кто-то спокойный и мудрый сокрушенно нашептывал: «Ну вот и всё. Поздравляю. Ты сделал только хуже. Не видать теперь Лили книги, как своих ушей. И мать, и так не шибко к ней расположенная, после этого всего её возненавидит. И тебя впридачу, долбоёб». И для него не стала неожиданностью следующая фраза Эйлин, как гильотина обрубающая разговор:

— Чтобы завтра книга была у меня. Закончи тут, — бросила она и вышла.

Сев был зол на мать, но куда больше — на себя. Впрочем, злиться и самоедствовать было некогда. Разум его работал на предельной скорости, как и всегда, когда перед ним появлялась якобы неразрешимая задача. Что ни говори, а это состояние — максимальной собранности, чёткости и одновременно лихорадочного полета мысли — он любил. И пока что по-настоящему неразрешимых задач ему не попадалось.

«Значит, пришла пора снова похерить традиции, расшатать авторитеты и накласть на наследие» — с мрачным юмором подумал Снейп, натягивая шапку и уже по привычке ровно расправляя концы шарфа. А после захлопнул облезлую входную дверь и припустил в сторону «верхнего» города.