Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Лили смирилась. Нет, она не делала особых шагов к сближению, всё происходило как будто само, как оно и должно, наверное, происходить, сообразно древней логике бытия. Просто Джеймс занимал всё больше и больше места в её жизни: кружка на кухне, свежие номера «Бешеного квоффла» на обувнице в прихожей, джинсовка на крючке, которую заботливо накинули ей на плечи прохладным вечером, а теперь всё руки не доходят отдать… Не говоря уж о совместно проводимом времени — и речь не только о собраниях Ордена и ночных дежурствах!

Весь Орден считал, что они встречаются. Нет, разумеется, Лили не проводила соцопрос и не приставала к каждому, выясняя это, но — по отношению, по взглядам, по оброненным словам…

Считал так и Блэк, показательно зубоскаля в присутствии Лили и ревниво вцепляясь в Поттера, стоило ей отойти на пару шагов. Считала так Мэри, поджимавшая губы всякий раз, когда они заявлялись на тренировку вместе. Видимо, и Дамблдор так считал, по-отечески лучась васильковыми глазами из-за очков-половинок на красивую, подающую большие надежды пару.

Наверное, в глубине души, так считала уже и Лили, не вставляя палки в колеса этой катящейся по инерции телеге. Идет как идет. Тормозить судьбу голыми руками — то ещё упражнение, хватало и прочих, помимо него. Пусть катится. Вероятно, всё к лучшему, а прочее — от лукавых, норовящих запутать и ввести в заблуждение духов лесов и холмов. Так будет правильно, так будет по-людски.

Как вскоре выяснилось, считала так и Петунья — ровно с того момента, когда Лили, бомбардируемая всё более сердитыми и всё более краткими (Нимуэ не любила ждать) ответами на свои нечастые письма, не выдержала и заскочила-таки к сестре в гости. В компании Поттера, естественно, как проходило большинство её теперешнего досуга. К тому времени слово за словом сестрица выдурила у Лили краткий синопсис прошедшей весны — без подробностей, без каких-либо эмоциональных деталей, но про расставание была в курсе — и с тех пор эпистолярная бомбардировка стала ещё жестче и ещё настойчивей. В конце концов Лили решила — будь что будет, и приглашение, больше похожее на требование, приняла. Что уж тут. Хватит прятаться, пусть сама всё увидит. Что «всё», она не смогла бы толково ответить и сама.

Тунья была на удивление любезна, сервировала чайный стол с безупречностью потомственной горничной, обращалась к парню исключительно на «вы» и вела зубодробительно-светские разговоры о погоде, природе и тонкостях оформления интерьера. И только зажав Лили в ванной, куда та зашла вымыть руки, позволила себе рыкнуть:

— Ты понимаешь, что делаешь?!

— Кажется, только теперь впервые и понимаю, — с вызовом ответила Лили, глядя на сестру в овальное зеркало.

— И ты даже не попыталась помирится?! — продолжала наседать на неё Тунья тщедушной грудью, пресекая всяческие попытки выкрутиться и улизнуть обратно в кухню.

На Лили накатила злость. Да что она знает о том, чего она пыталась, а чего нет! Да в праве ли она вообще ей советовать, просидевшая стихии знают сколько бобылкой в ожидании идеальной партии!

— А с каких это пор ты его защищаешь?! — огрызнулась она, сверкая на зеркало глазами. — Он же тебе не нравился никогда! Ты же его всегда шантрапой и босяком считала!

— Шантрапой, да — но своей шантрапой, — неопределенно дернула плечом сестра. — А этого — знать не знаю, и мне он не нравится ещё больше!

— Чем?! — рыкнула Лили, очень надеясь, что шум воды в старых трубах заглушает все прочие звуки из ванной.

— Мутный он, вот чем! — бросила, внезапно сбавив тон, Петунья. И ещё более внезапно добавила. — А я, кстати, замуж выхожу.

— Ты?! — не сдержала возгласа Лили и тут же попыталась исправить ситуацию. — Когда?!

— Представь себе — я! — сардонически усмехнулась сестра, скривив подведенные яркой помадой (как она умудрилась не попортить макияж в процессе чаепития?!) тонкие губы. — И ты бы узнала об этом гораздо раньше, если бы не отсиживалась в норе, как какой-нибудь крот.

— Прости, — пошла на попятный Лили, остро чувствуя свою вину — и правда же, за своими личными бедами совсем упустила из внимания семью!

— Да чего уж, — тоже подуспокоившись, буркнула Петунья. — Что с тебя взять. Когда — пока не скажу, про свадьбу это я так — немного поторопила события. У нас помолвка с Верноном будет осенью, в ноябре. Он вскоре должен получить наследство, открыть свою фирму — вот тогда и…

— Какой он? — снова подняла на сестру глаза Лили — и увидела, как та непривычно мягко и тепло улыбается.

— Хороший, — сквозь эту улыбку ответила она. — Любит меня. Очень. Всё готов ради меня сделать — а это дорогого стоит.

— Красивый? — улыбнулась в ответ и Лили.

— Надежный, — веско припечатала Петунья. — Серьезный. Основательный. И любит. Я знаю, что там всё будет так, как я захочу. Это главное.

— Поздравляю, — больше Лили не нашлась что сказать. Хотя раньше непременно кинулась бы спорить, что любовь в одну сторону — не любовь, и никакая надежность не заменит душевного полета. Всё уже, отлеталась. Сестра дело говорит.

— Спасибо, — с достоинством кивнула Петунья и подалась наконец в сторону выхода, бросив напоследок. — Родителям, я так понимаю, ничего не говорить?

— Если не трудно, — почувствовав, что краснеет, Лили сунула под бесцельно текущую воду ладони и макнулась в них лицом. Булькнула сквозь. — Я сама потом…

Но сестры, как она разглядела в зеркале, отняв руки, в ванной уже не было.

* * *

Поттер сидел на пляже и скучал. Натыкав черенком подобранного пера рожицу из впечатанных в песок точек, он принялся украшать её сначала пышной пружинообразной шевелюрой, потом завитками и спиралями на щеках, потом линии начали сливаться, контуры осыпаться, и Поттер нетерпеливым жестом стер свое художество босой ступней. Лили не было уже прорву времени — пошла собирать ракушки за утес и пропала, а он майся тут, как садовый гном, страдай наскальной живописью.

Когда он поднялся с песка с твердым намерением отправиться на поиски пропажи, та вывернула из-за утеса сама — в белом легком платье на бретельках, увивающемся вокруг загорелых длинных ног, с перекинутой на грудь свободно заплетенной косой — красивая до невозможности. И с целой горстью этих драккловых ракушек, пропади они пропадом.

Парень плюхнулся обратно в насиженную ямку и принялся ждать, пока она подойдет поближе.

Подошла, нагнулась — коса свесилась растрепанным кончиком к земле, тень от неё заслонила так интересно приоткрывшийся вырез декольте — высыпала добычу на ровное утоптанное место. Ракушки и ракушки, таких пруд пруди, зачем было за ними так далеко ходить?

— Чем тебя эти не устраивают? — недовольнее, чем собирался, буркнул Поттер, всё ещё старательно кося глазом в район многообещающей тени. — Вон их тут сколько, — он широким жестом обвел пляж, — скажи «Акцио, ракушка» и, главное, пригнуться не забудь — целый воз навалило бы!

— Здесь не такие, — не глядя на него, проговорила Лили, раскладывая ракушки по размерам и цветам. — Битые, мелкие. А мне целые нужны.

— Может, скажешь-таки, зачем?! И почему этот хлам нужно собирать в гордом одиночестве?!

— Это не хлам, и я тебе уже говорила — для редкого зелья, там даже тень постороннего способна повлиять на результат.

— Ну-ну, женская магия, как же! — никак не мог унять раздражения Поттер. — Где уж нам постичь все тонкости супер-пудры от прыщей или микстуры для увеличения груди!

— А ты считаешь, что мне они необходимы? — полыхнула в ответ очами и Лили.

Настроение у неё и без того было неважным — уже третий раз она летала над берегом, забираясь постепенно всё дальше — и ничего. Даже отдаленно похожего. Первые два раза сама, раньше, а сегодня вот — пришлось расширенным составом. Единственный выходной за неделю, и Джеймс просто не мог допустить, чтобы они провели его порознь. Пришлось выкручиваться. Благо, в зельях, тем более косметических, парень был ни в зуб ногой.

— Я считаю, что это — хлам! — припечатал Поттер, обвиняющим перстом указав на выстроенные по песку ракушки.

Выстроенные особым порядком, тем, что врезался в память каленым железом, рдевшим тогда под кожей щек. Она и правда могла набрать их где угодно — хоть тут, в ярде от Поттера, возле лениво пенящейся полосы. Она и набрала их не включаясь, второпях, по пути обратно, аппарировав назад за утес. Просто набрались именно те и именно такие — как сами подворачивались под руку, бездумно хватающую пустые известковые домики. Ей и самой было неловко от того, какой выбор совершила её рука.

Если бы Поттер посмеялся, незло пошутил над её тягой к собирательству или что угодно ещё — она бы рассмеялась в ответ, согласившись, что это — всего лишь маленький женский бзик, ничего больше. Но называть их хламом… Никто не имеет права называть хламом храм! Пусть он и остался всего лишь тенью руин на дне её сердца.

— Тебя сюда силком не тащили, — раздельно проговорила Лили, не поднимая на парня глаз. — Я сразу сказала, чем планирую заниматься в выходной, и ты сам захотел составить мне компанию. Разве нет?

— Ну да, да! — успокаиваясь так же быстро, как и вспыхнул, сменил гнев на милость Поттер. — Но я же не думал, что это будет так долго!.. Иди ко мне, посидим? — он приглашающе похлопал ладонью по песку рядом с собой.

Но Лили уже совершенно не хотелось любоваться горизонтом на пару с Поттером. Она отошла к сложенной неподалеку мантии и зашуршала в ней в поисках палочки. Очень захотелось курить. Перышко, до того исправно работавшее на первобытного художника, а после сердито отброшенное в сторону, послушно превратилось в тонкую сигарету, на конце которой зажегся и разгорелся от затяжки маленький алый огонек.

— Ты собираешься бросать это дело? — снова раздражаясь, обернулся к ней Поттер, унюхав долетевший до него завиток дымка.

Лили, в общем-то, толком и не начинала, балуясь от случая к случаю — успокаивая нервы после дежурства, провожая закат у кухонного окна в редкий спокойный вечерок или вот, как сейчас, отдавая дань хрупкому, выбеленному водой и солнцем прошлому. Поттер с сигаретой видел её всего от силы пару раз, но высказаться нынче решил впервые. И ей это не понравилось. Её ещё и от «хлама»-то не совсем отпустило, а тут нА тебе, новости!

— Как соберусь — непременно уведомлю, — пуская в небо колечки, ответила она. — А что?

— А то, что это глупая, вредная магловская привычка! — запальчиво пояснил парень, придвигаясь к ней сам и показательно разгоняя дым перед собой рукой.

— Волшебникам подобный вред не страшен, — хмыкнула Лили, не реагируя на все эти «прозрачные» намеки и не думая тушить «раздражитель». Был уже один, который ей пытался что-то запрещать. Неужто и этот? — А с каких это пор тебя так нервируют магловские обычаи? И разве твой ненаглядный Сири не курит тоже?

Блэк и верно дымил, как паровоз. Нарочито, напоказ, как носил и магловские косухи, слушал магловскую музыку, шатался по магловским барам и гонял на переделанном из магловского байке. И ни слова неодобрения от своего закадычного друга не дождался.

— Так то Сири, он мужчина, — задрав брови в искреннем недоумении, воскликнул Поттер. — А женщине не пристало вести себя подобным образом!

И, хотя уточнения «моей женщине» и не прозвучало, Лили явственно услышала там это непроизнесенное местоимение. Вместо того, чтобы польстить, как, вероятно, польстило бы не одной благонравной девушке на лилином месте, оно, напротив, раздраконило её до предела. Она ещё даже не «его», а он уже стремится ею распоряжаться! И почему вообще одним «пристало» что бы то ни было, а другим — нет?!

Вскочив на ноги и торопливо покидав в подол ракушки, вспыхнувшая до корней Лили на ходу высказала Поттеру что-то про двойные стандарты и право любого человека распоряжаться своей жизнью — и аппарировала с громким возмущенным хлопком, оставив после себя только взрыхленный песок и тонкий дотлевающий окурок, который в запале позабыла уничтожить. И не отвечала на Патронусы весь вечер, игнорируя стада оленей, скачущие через её кухню со всевозможными вариациями «Ну что ты?», «Да ты не так поняла!», «Да я же только о тебе забочусь!» и совсем растерянными «Ну не дуйся, пожалуйста!»

Лили дулась самозабвенно, расставив по подоконнику новоприобретенную коллекцию и лицезрея её всякий раз, как садилась обедать или выпить чаю. Дулась целых полтора дня, до следующего патруля, когда Поттер, вместо того, чтобы высматривать подозрительные тени и выслушивать хлопки, только и делал, что умасливал и улещивал её, заходя то так, то этак.

И умаслил таки, хотя ему пришлось очень для этого постараться. Лили остыла, ей стало казаться, что и правда вспылила зря. Ведь, по здравом размышлении, глупо же ругаться с хорошим человеком из-за каких-то сигарет — действительно дурной и вредной привычки.

Больше Лили при нем не курила — и даже не при нем, а просто в доме, а то придет к ней, почует, и ему будет неприятно. Зачем расстраивать, если ей это ничего не стоит? Успокоиться можно и поделав дыхательные упражнения, и попив воды, и посмотрев в окно. И всё это гораздо полезнее и не создает поводов для конфликтов. А размениваться на мелочные дрязги, когда вокруг столько настоящего горя и страданий, когда идет война, и они через два дня на третий рискуют жизнью — недопустимо и попросту недостойно. Вот это уж точно «не пристало», по всем что ни есть стандартам!

Всё устаканилось, растворилось, даже осадочка никакого не осталось. Почти. А ещё с момента минувшего Бельтайна Лили не исписала ни одной странички в своей заветной тетрадке со стихами. Не писалось, совсем. Этого было жаль, но не до стихов же тут вовсе, право!..