Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Пролетел август — сначала бешеной, совсем не английской жарой, а потом дождями, точно наверстывающими всё упущенное и стремящимися нарезвиться и наперед. А в сентябре Лили совершенно неожиданно для себя впервые в жизни прихватила без спроса чужую вещь.

Нет-нет, ничего такого страшного, о чем можно бы подумать: не подрезала у прохожего кошелек и не вытянула из кармана часы — и даже банк больше не грабила. Просто однажды, заскочив в туалет в домике Альфарда после очередной тренировки, увидела там на полочке журнал — и пропала.

Журнал был иностранный, на языке, в котором Лили и буквы-то не все понимала. Поняла только, что журнал магический, потому что яркие цветные картинки в нем двигались и переливались. Лениво наползало на каменистый берег море — такое голубое и такое прозрачное, какого Лили и вообразить себе не могла. Покачивалась на кристальной, просвеченной солнцем до самого дна поверхности лодочка — будто зависнув в воздухе по волшебству, будто и не было там никакой воды, а только один сплошной эфир. Чуть трепетала кончиками разлапистых веток странных очертаний сосна — наверное, сосна, потому что на прочие знакомые Лили деревья она походила и того меньше. А дальше — камни, скалы, словно полинявшие от солнца, то ли кустики, то ли деревца, привыкшие к зною и ветрам, заселявшие белые, поднимающиеся великаньими ступенями уступы. И маленький домик, почти сливающийся с ними, потому что стены его были рождены из того же камня. Крупного, грубо тесаного и очень старого.

Это был остров — совсем небольшой, судя по общей колдографии с «метельного полета» на соседней странице. Чуть больше Хогсмида с Запретным лесом и территорией Хогвартса, вместе взятых. Зелено-белый на нестерпимо-синем. В точности такой, где должен бы был стоять их с Севом дом. Если бы он был и если бы был Сев. Лили почему-то не сомневалась, что Сев бы выбрал для них нечто вот именно такое, согласись она тогда на его предложение. Завораживающе красивое — и при этом простое, даже аскетичное. Маленькое, но не тесное — в самый раз для маленького личного мирка: разве им было тесно в Хогвартсе и вокруг долгие годы?! Диковатое и уединенное — но что значит расстояние, когда любая точка мира от тебя в одном шаге, приправленном каплей магии.

Теперь всё это не имело значения, мечта о белом домике на берегу умерла вместе с их отношениями, вместе со всеми словами, брошенными в бельтайновские костры. Для себя одной Лили не хотела и не могла мечтать ни о чем подобном — это было частью той сказки, которую она так упорно пыталась забыть, сказки, никогда не существовавшей и не имевшей шанса на счастливый конец. Нет, без Сева ни остров, ни домик никогда не сойдут со страницы журнала и не станут её, Лилиной жизнью. Жизнь у неё теперь другая, где нет места прозрачным морям и древним белесым скалам. Где нет места сказке, а только суровая действительность: если море, то холодное, сизое, английское, прячущее где-то в своих просторах ту самую, единственную скалу, что должна нынче её интересовать. На иное же не стоит и тратить время…

Но расстаться с журналом Лили так и не смогла. Как в тумане, она спрятала его за пазуху и потом унесла домой, как полночный тать — мешок чужого добра из разоренного дома. Нет, будь Альфард Блэк на месте, она непременно бы у него спросила, но заядлого путешественника не было дома уже много дней, а подобных журналов, привезенных из многочисленных странствий, на той самой полочке валялось ещё с десяток — невелика пропажа, заметить — и то непросто.

Можно было, наверное, заручиться разрешением Сириуса, как ближайшего родственника и заявленного наследника — в пику тем, кто не считал нужным знаться ни с одним из них. Блэк-младший бы не отказал в такой мелочи, наверняка бы и удивился ещё: бери, мол, конечно, спрашиваешь тоже, это же старье какое-то ненужное! Но очень уж не хотелось демонстрировать свое сокровище, имеющее смысл только для неё одной, насмешнику-Блэку, а потом ещё и объяснять, чего доброго, свою странную блажь и ему, и непременно тоже заинтересующемуся Поттеру. Так не хотелось, что…

Что Лили сначала сунула журнал за пояс джинсов, прикрыв поверх водолазкой, а сверху мантией, а потом уже подумала, что так, пожалуй, и начинают идти по той самой пресловутой кривой дорожке, заканчивающейся в канаве, Азкабане или магловской тюрьме. Подумала — и отмахнулась от этого, так похожего на Туньин, голоса в голове. Ну и ладно! Зато бело-зеленый остров теперь навсегда с ней.

Журнал поселился в её тумбочке у кровати, безбожно перегнутый и сложенный на нужном ей развороте. Иногда — нет, не каждый вечер и даже не каждую неделю, но иногда — она доставала его, смотрела на остров размером со всю её прежнюю жизнь и на домик размером со все её несбывшиеся надежды, порой гладила неощутимую воду пальцем, обводя контур летящей между небом и земной твердью лодочки, и убирала на место. Всё остальное время она просто знала, что её личный остров, её запечатленное в моменте несбывшееся, у неё есть. Пусть не вокруг, а в тумбочке, но есть — стоит только руку протянуть.

* * *

С течением времени Лили не раз и не два пыталась представить развитие их с Джеймсом отношений. Ну, как они естественно должны развиваться. Как развиваются у большинства. Сначала прогулки под луной и долгие разговоры (эту стадию можно было считать пройденной, хотя прогулки в основном заменялись патрулированием, а разговоры были хоть и интересными, но не совсем теми, каких бы в идеале ей хотелось). Потом поцелуи, объятия, логично вытекающая из этого близость, потом помолвка, свадьба, зеленоглазый сын, летающий на игрушечной метле…

Пыталась — и не могла. Что-то всякий раз останавливало её от того, чтобы, прощаясь вечером (или утром, если дело происходило после орденского выхода), подставить Поттеру губы, не говоря уж о большем. И, сама себе удивляясь, она, что ни вечер, в последний миг поворачивала голову вбок чуть сильнее, отдавая на откуп щеку. Поттер явно недоумевал и со дня на день всё больше исходил нетерпением, но пока молчал.

Возможно, именно это её и тормозило — если бы он не выказывал своего желания столь явственно, ей было бы проще решиться и переступить через этот барьер.

Стоя перед зеркалом в комнате, Лили задумалась, почему ей не нравится чувствовать себя объектом вожделения. Разве не все девушки хотят быть желанными и делают многое для того, чтобы волновать мужские сердца? Красят глаза и губы, носят высоченные каблуки и ультракороткие мини, пользуются волшебными духами, сводящими парней с ума, и гламарией?

Выходило, что не все. Мысленно Лили сравнила себя сначала с Аннабэль, не выходившей без боевого раскраса даже до туалета, а потом с Фионой, у которой из всех косметических ухищрений водились только тушь и улыбка. Хотела ли Фиона, чтобы её хотели? А Аннабэль? А Тунья, со своей красной помадой и выщипанными в нитку бровями?

Посмотрела на себя внимательно — так, как мог бы смотреть мужчина, увидь он её сейчас, такую, в чем мать родила.

Теперь Лили уже не стала бы спорить, что она красива, хотя с её четырнадцати лет в ней мало что изменилось. Да, линии стали немного плавнее, углы — чуть сглаженнее, но вот именно что немного и чуть. Но она уже понимала, что может нравиться. И что именно нравиться может в ней. Гармоничная легкая фигура с четким перепадом от талии к бедрам, ноги, которые не осрамили бы любое мини, если бы она их носила. Грудь по-прежнему не била никаких рекордов, но, глядя на себя сегодня, Лили понимала, что иные формы при её общей хрупкости были бы неуместны и откровенно излишни.

Что ещё? Высокая шея, освобожденная от волос, сколотых на затылке, изящные руки, расширяющиеся к локтевому суставу и снова сходящие почти на нет возле тонких резных запястий, детский, наивно выглядывающий пупок и совсем не детский темно-медный треугольник под ним…

Остановив на нём взгляд, Лили снова задумалась. Она не могла вообразить себя с Джеймсом в постели, сколько пробовала — и не могла. И не потому, что не хватало опыта, нет — какой-никакой опыт у неё имелся, да и как это происходило именно с ним она способна была вспомнить в любой момент, когда бы ни захотела. Достать из глубин памяти тот самый сон и вспомнить.

Вот только она не хотела, в том-то и вся соль. И все дальнейшие остановки на пути под названием «вместе по жизни» из-за этого оказывались под вопросом. Как можно родить того самого сына, Поттера-сына-Поттера, предсказанного судьбой, если не подпустить к себе мужчину, что стал бы его отцом? И хотелось ли ей вообще ребенка от этого конкретного мужчины?..

С другой стороны: но как же иначе? Если так и правда написано у неё на роду, если вся её история подводила её к этому — когда пряником, а когда и кнутом? И Джеймс же надеется — и надежду эту дала ему она. «Мы в ответе за тех, кого приручили», говорил мудрый Лис одинокому маленькому Принцу…

Так, стоп, что-то не туда её заносят все эти мысли — мало ли на свете принцев, и тот, о которого она снова споткнулась в своих думах, всего лишь один из них! А Джеймс надеется. И любит её тоже уже очень долго — когда он там первую записочку ей написал?! И ни разу её не подвел. И привел её в Орден. И вообще хороший, красивый и храбрый. Надежный, как говорила Петунья. И очень её любит. Ведь всё по твоим заветам, сестра, разве нет?!

Она прикрыла глаза и проявила перед внутренним взором Поттера, всматриваясь в него так же, как перед тем — в себя. Отмечая, что нравится, на чем приятно остановить взгляд. Но в голову упорно лезла его привычка сидеть, поджимая под ступню пальцы на босых ногах — несуразная и ужасно почему-то раздражающая. Манера закатывать глаза под лоб, когда он бывал чем-то недоволен. Слишком высокий голос. Некрасивой формы ногти на неидеально вылепленных руках… В общем, всякая чушь, всякие мелочи, на которые и внимание-то обращать совестно! Подумаешь, ногти! Не в ногтях же дело!

И тут же, следом думалось, что и у сына окажутся такие же руки, а не… длинные, тонкие, с костистыми нервными пальцами и сеточкой просвечивающих сквозь кожу вен… И следом за руками вынырнул весь. Он. Северус. Который нравился ей когда-то без оговорок, целиком, каждой своей черточкой, каждой деталью, каждым несовершенством, превращенным в идеал. Который ушел и оставил её с этим несбыточным идеалом — и что же ей теперь делать?!

«Это ты наказываешь меня так, Сев? — горько обратилась к своему воображению Лили, отступая от зеркала и нашаривая на спинке стула халат. — Так мстишь мне, да? Чтобы, даже уйдя, остаться со мной навечно?»

Она привыкнет. Привыкнет жить без него внутри, как уже привыкла жить без него снаружи. И будет счастлива. Как он ей и завещал.

________________________________

Примечание

Картинка в журнале (снова включаем фотошоп в голове и компилируем всё вот это в одно — с учетом того, что фото ещё должно быть старое, то есть лодочки там не те:) ):

https://postimg.cc/DJqNs2vX

https://postimg.cc/sQ4rzPZq

https://postimg.cc/s1Kr0czZ

Между:

https://postimg.cc/njJJNSMq