Чистокровный спектр (джен)

Во времена учёбы Эдриан с пренебрежением относился к прорицаниям и при выборе дополнительных предметов только пальцем у виска покрутил, не понимая тех, кто добровольно собирался тратить время на всякую чушь вроде возни с чаинками, кофейной гущей и наполненных туманом шаров. Он считал, что лишь имеющие Дар способны делать настоящие предсказания, а таких во все времена можно было по пальцам пересчитать. В Хогвартсе же предсказания как предмет ввели ради грязнокровок — шарлатанству тоже нужно учиться, так что с СОВой полумагглы имели шансы не загнуться в подворотнях Лютного, а выступать на ярмарках, радуя магглов невнятными обещаниями и пугая расплывчатыми угрозами. С годами отношение Нотта не изменилось, всякие предзнаменования, календарные опасности, гороскопы и тому подобные глупости его не интересовали несмотря даже на собственный весьма болезненный опыт. В Ведьминскую ночь случалось не только плохое, в этом Эдриан был абсолютно убеждён. Грань между миром живых и мёртвых истончалась, духи обретали свободу, но не только злые — все.

Хоть и лишился жены в этот день, он не возненавидел Хэллоуин — дата в календаре не имела никакого отношения ни к здоровью Паулины, ни к выбранному ими моменту зачатия, да и рождение Теодора нивелировало все несчастья. И потому очередная суббота была им встречена с энтузиазмом — двух лет траура по его мнению было более чем достаточно, чтобы не портить сыну праздник своей скорбью и не заставлять мальчика предаваться печали вместе с ним, в конце концов, Тео никогда не знал мать и потому не мог по ней даже скучать. Зато тот факт, что день рождения Теодора совпадал с Хэллоуином, гарантировал ему веселье как минимум в школьные годы.

В общем, Эдриан решил сделать сыну подарок и в честь двойного праздника в первый раз сводить его в Косой переулок и накупить пирожных и всякой праздничной мелочёвки. Никаких дурных предчувствий у него не было и в помине.

Пользуясь случаем, Эдриан посетил пару лавок, пополняя домашние запасы зелий и продуктов. Теодор деловито топал рядом, активно крутя головой по сторонам, дёргал отца за руку, просясь то к яркому «Зонко», то ко вкусно пахнущему сдобой магазину Кемаля, и посещение скучных «взрослых» заведений его совсем не радовало. Закончив с делами, Эдриан поддался сыну и покорно ходил с ним по Косому просто так, позволяя рассмотреть всё, что тот желал, параллельно рассказывая о местах, мимо которых они проходили. А в качестве компенсации за задержку и неприятные запахи в аптеке купил здоровенную плюшевую мантикору. Выговорить новое слово у Тео не получалось, но на степень восторга этого не влияло. Тико моментально стала лучшим другом, и счастливая улыбка и сияющие глаза Теодора, казалось, даже тучи разогнали, по крайней мере, солнце выбрало именно этот момент, чтобы выглянуть впервые за несколько дней. Уже втроём они наконец-то дошли до кафе Фортескью, но даже редко покупаемое обожаемое мороженое не смогло отвлечь Теодора от мантикоры.

Посетителей у Фортескью было на удивление не много, и Эдриан решил не торопить сына, а провести время как обычная семья, и больше часа с улыбкой наблюдал за тем, как Тео пробует разные сорта мороженого, пачкается топпингами, с независимым видом ковыряет пирожные маленькими вилочками и угощает Тико, отказываясь, чтобы его кормили, как маленького. К двум годам, не без помощи мисс Давины, юный Теодор стал очень самостоятельным мальчиком, каждый день радующим отца то новыми словами, а то и новыми магическими способностями. В честь праздника Эдриан решил, что разок можно пренебречь дневным сном, и вместо того, чтобы отправиться домой, завернул в зверинец Илопса. И не прогадал: восторгу Теодора не было границ. Хозяин сначала поглядывал настороженно на ребёнка, но Тео хоть и подпрыгивал, с ошалевшим видом бегая от одной клетки к другой, близко не лез и животных не дразнил, и тот оттаял.

— Присматриваете что-то для юного джентльмена? — доброжелательно, но без назойливости поинтересовался Илопс через некоторое время.

— Даже не знаю, — честно ответил Эдриан и принялся размышлять вслух: — Сова у нас есть, жабы устарели в прошлом веке, да и какое от них удовольствие? А всякие рунеспуры и саламандры — малышу такое не купишь… Я бы крапа предпочёл приобрести, но ребёнку, пожалуй, больше подойдёт низзл. Вроде и питомец, а вроде и самостоятельный кошак.

Упоминание крапа заставило Илопса насторожиться. О «невинном» рисунке на предплечье Нотта знали только Пожиратели смерти, но в отличие от большинства из них, проводящих всё своё время в распитии алкоголя да рейдах, у Эдриана была постоянная работа и прекрасная репутация, а с учётом нынешней ситуации в стране в желании завести пса-убийцу для защиты семьи с маленьким ребёнком не было ничего предосудительного, так почему же старик смотрит на потенциального покупателя с испугом?

— Что-то не так? — удивился Эдриан, теряясь в догадках, чем спровоцировал опасения, но желая замять ситуацию без последствий: слухи ему точно были не нужны.

— А вы не слышали? — немного растерялся Илопс и, понизив голос, сообщил: — Крапов теперь нельзя держать дома, не получив разрешения в Отделе по контролю за опасными видами.

— В смысле — нельзя? — возмутился Нотт. — Кому какое дело, кого я держу дома? — Илопс отвёл взгляд и пожал плечами с нарочитым равнодушием, и тогда Эдриан понял, в чём дело. Не в Пожирателях его заподозрили, а в том, что сдаст «честного» торговца Аврорату. — Вот оно что… — протянул он и не удержался от усмешки. — Не беспокойтесь, мистер Илопс, нарушать законы в мои планы не входит. Нельзя так нельзя. Тео, хватит уже рассматривать черепашку, пойдём домой.

Илопс погрустнел, поняв, что посетители уходят с пустыми руками, но ничего не сказал и растворился среди нагромождения стеллажей. Эдриан был готов к тому, что сын закапризничает и потребует забрать домой кого-то из многочисленных обитателей зверинца, но мальчик спокойно помахал рукой «черепашке», оказавшейся огнекрабом, и без возражений согласился, что пора возвращаться.

«Может, вправду купить низзла?» — подумал Эдриан, притормозив в дверях, но сам же себе мысленно возразил: лишних пятнадцати галлеонов у него не было, и так поленья для каминов пришлось в долг брать.

Уставший от впечатлений и лишённый дневного сна Теодор утратил энтузиазм к наступлению сумерек. Вяло поиграл с новой волшебной мантикорой, а потом обнял её и уснул прямо на шкуре перед камином безо всякой сказки. Посмеивающийся Эдриан отнёс сына в детскую, уложил его, подоткнул одеяло и ещё минут десять просто стоял и смотрел на спящего ребёнка, ощущая себя счастливейшим из смертных. Пусть он не мог похвастать богатством Лестрейнджей, пусть не мог обнять жену, как Малфой, пусть не был начальником отдела, как Бэддок, пусть у него был только один сын, а не полдюжины, как у предателей крови Уизли, здесь и сейчас он был по-настоящему счастлив и полностью доволен жизнью.

Одиночество давно стало привычным, и сидя за столом в тишине, Эдриан не испытывал дискомфорта. После позднего ужина он перебрался в глубокое кресло перед камином, решив перечитать написанное прадедом руководство по пространственным чарам, чтобы освежить в памяти редко применяемые техники, да так и задремал. Домовик не стал будить хозяина, накинул ему на ноги плед, погасил верхний свет, оставив в качестве освещения лишь тихонько потрескивающий камин, и бесшумно исчез — хоть и было Ноттов всего двое, в огромном доме эльфу всегда было чем заняться.

Разбудила Эдриана дикая боль. Не сдержав крика, он попытался вскочить, но запутался в пледе и рухнул на пол. Боль в руке лишала способности мыслить. Казалось, что кто-то оголил все нервы в теле и льёт на них расплавленный свинец. После первого возгласа прикусивший язык Эдриан только мычал, не в силах даже позвать на помощь. Хотя что мог сделать домовик?.. В какой-то момент, не вынеся пытки, он просто отключился… а когда пришёл в себя, за окном занимался рассвет, и лишь сильнейшая слабость намекала на то, что ночное происшествие — не плод воображения.

Ничего не понимающий Эдриан с трудом поднялся с холодного пола, замотался в плед и устало откинулся на спинку кресла. Что произошло и в чём причина — не было даже догадок. Мысли вяло трепыхались и отказывались выстраиваться в логические цепочки. Организму требовался отдых, и вскоре Эдриан задремал, то и дело вздрагивая и хмурясь во сне. Когда он окончательно проснулся, часы показывали начало десятого, а из детской слышался задорный смех сына.

Потерев лицо, пытаясь прогнать сон, Эдриан с кряхтением встал на ноги и, пошатываясь от слабости и головокружения, побрёл в ванную комнату, продолжая бесплодные гадания о причинах внезапной боли. Это не было похоже на вызов. Но ничто другое просто не приходило на ум.

«Ежедневный пророк» Эдриан не выписывал — десяток галлеонов стоила подписка, плюс доставка ценой в кнат… Кто-то мог бы счесть Нотт записным скупердяем, но сам он придерживался иного мнения и считал себя рачительным человеком. Зачем выписывать газетёнку, в которой не содержалось никакой полезной информации, и платить за это более одиннадцати галлеонов? Важное он и так узнает на работе, а сплетни его никогда не интересовали…

И потому лежащий на обеденном столе «Пророк» заставил насторожиться.

Палочка сама собой скользнула в руку, слабость и медлительность исчезли тотчас же; готовый к любому повороту событий Эдриан замер в боевой стойке, намереваясь дорого продать свою жизнь. Но ничего не происходило. Чары не выявили присутствия чужих, сама газета также не несла угрозы. Недоверчиво повторив проверку и получив ровно тот же результат, он наконец убрал палочку и подошёл к своему месту за столом. С передовицы мигали огромные буквы, постепенно складывающиеся в слова. Слова, которые мозг отказывался принимать.

«ТОТО-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ ПАЛ!!!»

Ноги подкосились. Эдриан резко выпрямился, неверяще таращась на газету, словно та могла напасть. Сил на то, чтобы прочитать статью, не было.

В голове не укладывалось, что Лорд мог… что? Проиграть? Умереть? Попасть в плен? Изнутри, царапая душу, рвались мысли о ночной боли в метке. Когда Лорд гневался, его вызов причинял сильную боль, поговаривали, что через метку он мог насмерть замучить предателей, доведись тем просочиться в ряды верных Пожирателей смерти. Не то чтобы Нотт не верил слухам, скорее не придавал им значения — несмотря на изменение настроений и намерений, предателем он себя не считал, а потому даже не пытался примерить всё это на себя. И всё же боль и передовица «Пророка» настойчиво подталкивали к одной мысли — Лорда больше нет. Эдриан рванул манжет, взглянул на метку и рухнул на стул. Обычно чёрная и пульсирующая, сейчас метка являла собой серое мёртвое пятно на коже. Почему и как так вышло — в эту минуту было не так уж важно, это само собой прояснится со временем. Главное, что Тёмного Лорда больше нет.

— Па! — возмущённый невниманием Теодор успел протопать через всю столовую и теперь настойчиво дёргал отца за штанину, пытаясь заглянуть в лицо. В мире маленького Тео такого ещё не случалось — чтобы он пришёл, а папа даже не заметил этого.

— Здравствуй, сын, — тут же оттаял Эдриан, подхватывая мальчика на руки и подбрасывая в воздух. Теодор залился счастливым смехом, и он позавидовал детской способности отгонять всё плохое. — Пора кушать, да?

— Да!

С улыбкой глядя на энтузиазм мальчика, неизменно радующего отличным аппетитом, Эдриан со вздохом отодвинул от себя тарелку, поданную домовиком. «Пророк» напрочь отбил охоту есть.

Когда Теодор покушал и убежал в детскую, Эдриан уже взял себя в руки и нашёл в душе силы, чтобы развернуть газету. Как он и предполагал, никакой конкретики в статье не было. На колдофото был разрушенный дом, где, предположительно, погиб Лорд, а в тексте было больше бессмысленных возгласов, чем информации о том, что же на самом деле произошло. Стоило как можно скорее связаться с кем-нибудь из знакомых по организации, но делать этого категорически не хотелось. Поверить, что всё закончилось, не получалось, но так хотелось! Гадина-надежда уже вползла в душу и теперь свивала кольца вокруг сердца.

Если Лорда больше нет…

Эдриан прекрасно понимал, что Аврорату будет абсолютно наплевать, что он целых два года не имел никаких контактов с Лордом, Пожирателями, рейдами и смертями. Если поднимется волна, если пойдут аресты, метки на предплечье будет более чем достаточно для перемещения в неуютную комнатку на отдалённом острове к вечно голодной компании-в-балахонах, и никакие его слова не будут учтены. Азкабан с дементорами — не то место, где он хотел бы оказаться, а потому каждый следующий шаг стоило тщательно продумать, каждое слово, которое он скажет вне родных стен, взвесить, каждую встречу — оценить на потенциальную опасность. И это означало, что контакты с Лестрейнджами нужно прекратить. Эдриан бросил взгляд на дверь, за которой недавно скрылся Тео, и вздохнул. Снова его сын окажется в вакууме, а ведь встречи с Давиной заметно сказались и на его словарном запасе, и на поведении. Теодору нужна была компания, это Эдриан понимал со всей отчётливостью, но никого лучше чистокровной племянницы давнего друга, растущей в такой же изолированной атмосфере, придумать не мог. И всё же риск был слишком велик.

Вернувшись в кресло, в котором его застал приступ боли, Эдриан Нотт уставился на огонь в камине и погрузился в безрадостные размышления, итогом которых стало решение вести себя как ни в чём не бывало: ходить на работу и притворяться, что к делам организации он не имеет никакого отношения. Да, он чистокровный маг, да, он учился на Слизерине, и да, среди его знакомств не все могут похвастать безупречной репутацией и чистой кожей на предплечье. И что? Это не преступление. Ни в чём предосудительном он не был замечен, а потому любые подозрения в его адрес — беспочвенны.

Даже думать так было неприятно, но лицемерие стоило свободы. Раз только таким образом можно продолжить жить нормальной жизнью рядом с сыном, он сможет вежливо кивать грязнокровкам-посетителям и сработается с новым начальником, если Бэддок попадётся с меткой. Если только…

С хриплым стоном стукнув кулаком по подлокотнику, Нотт закрыл глаза и сжал переносицу. Если — когда! — начнутся аресты, никто не сможет дать гарантий, что арестованные станут держать языки за зубами. Стоит хотя бы одному из них заговорить…

Грязно выругавшись вполголоса, Эдриан принялся вспоминать, кто знал о его связи с организацией, и по мере расширения списка посвящённых гримаса на его лице становилась всё страшнее. Ближний круг собирался без масок; демонстрация доверия, а на деле — отличный способ повязать их общей кровью. Да, мелкие сошки видели их только в масках, но… Сохранить анонимность не представлялось возможным, Ближний круг слишком серьёзно расширился за последнее время. Нотт верил, что те же Лестрейнджи не опустятся до стукачества, что Долохов скорее откусит себе язык, чем станет «сотрудничать», но ручаться в порядочности каждого, «награждённого» знаком мрака, не мог. Да тот же Малфой! Да, Люциус скорее всего не поддастся пыткам, но зато выгоду учует за милю и запросто сдаст любого в обмен на свою свободу и возможность быть с семьёй — и Эдриан даже мысленно не мог осудить его за подобное, потому что и сам ради сына поступил бы точно так же. А новички… Сущие мальчишки, всего лишь пару лет назад закончившие Хогвартс, были слишком неопытными, чтобы надеяться, что они смогут противостоять даже побоям, что уж говорить о легилименции. Ну а про сыворотку правды даже думать не хотелось — это верное средство, чтобы разговорить любого молчуна и выведать все тайны.

И из этого следовало, что разрывать связи нельзя, наоборот, их нужно укрепить, сделать всё возможное и невозможное, чтобы никто из Пожирателей смерти не пожелал его сдавать. Но если Рабастан прав, и о нём забыли… Новички просто не знают, что Нотт входил в Ближний круг, а поведение самих членов Ближнего круга с трудом поддавалось прогнозированию.

Хотелось напиться. То ли с горя, то ли в попытке заглушить задающий всё новые и новые сложные вопросы внутренний голос. Покосившись на размеренно тикающие часы — неподходящее время! — он решительно отбросил эту мысль, встал, переставил кресло ближе к камину, снял с полки банку с летучим порохом и приготовился к непростым переговорам.

Однако у Лестрейнджей так и не ответили на вызов, камин в Малфой-мэноре оказался заблокирован, а связываться с кем-то другим после пары минут размышлений Эдриан сам не пожелал — не настолько они были близки. Оставался последний вариант — Бэддок, но и от этой идеи он отказался после недолгих колебаний: лишний след оставлять не хотелось, собственно, потому про сов он даже и не вспомнил — как ни зачаровывай послание, оно могло попасть в чужие руки и стать весомой уликой против автора. Если всё нормально, то с начальником он увидится завтра в Министерстве, ну а если нет…

Сжав переносицу, Эдриан откинулся на спинку кресла. Как бы всё ни сложилось, стоило приготовиться к худшему. История Пьюси наглядно показала, как может обернуться ситуация для никому не нужного мальчика-сироты, и допустить подобное развитие событий для собственного ребёнка он не мог. Вопрос был лишь в одном: насколько далеко лорд Нотт готов был зайти.

— Да хоть Мордреду в зад! — яростно прошипел он под нос, взвиваясь с кресла.

Информации было мало и просчитать грядущие проблемы не представлялось возможным, наверняка можно было сказать лишь то, что они непременно будут, но бездействовать в свой вполне вероятно последний день на свободе было преступной небрежностью и подлостью по отношению к полностью зависящему от него сыну. И первым делом Эдриан решил заняться финансовым вопросом. Сбережений было мало, слишком мало, и всё же на первое время их должно было хватить. Откупаться, если в том будет нужда, он не собирался — таких сумм у него просто не было, — так что экономить сейчас не имело смысла. Вызвав домовика, Эдриан вручил ему длинный список и не особо впечатляющий мешочек с галлеонами, отправляя за покупками, а сам продолжил попытки минимизировать предстоящие сложности. Будь у него живые родственники, даже дальние, всё было бы в разы проще и почти не страшно, но у Теодора не было ни бабушек с дедушками, ни дядь с тётями, ни кузенов, никого, кому Эдриан мог бы доверить своего единственного горячо любимого сына… Лорд Нотт половину жизни был единственным представителем своего древнейшего и благороднейшего рода, и жену выбрал себе под стать — такую же чистокровнейшую сироту, а теперь его наследник рисковал оказаться…

Запретив себе думать об этом, Эдриан полез в сейф — почти пустой — и, с грустью отодвинув коробочку с обручальным кольцом, извлёк на свет старинный браслет из бронзы. Грубая поделка не тянула на титул украшения; позеленевший от времени браслет покрывали не только руны, но и царапины, а в одном месте и вовсе была дыра от чьих-то клыков, но несмотря на неказистый вид и откровенную дешевизну вещи, Эдриан не просто так хранил её в сейфе — чары, наложенные ещё в шестнадцатом веке одним из предков, были целыми и невредимыми. И могли вытащить Нотта — любого Нотта по крови — из-под любых щитов. Потенциально — даже из Азкабана. Но правдивость этой версии Эдриан проверять не собирался: если что-то пойдёт не так, он исчезнет из Министерства или любого другого места, где его решат арестовать, а уж после этого намертво перекрыть доступ к мэнору будет делом нескольких минут и пинты крови. Не так уж сложно скрываться от Аврората, когда ты неслабый маг и живёшь в старом-старом доме, на котором защиты навешано больше, чем на самое безопасное место в мире — Хогвартс. Да, просто не будет, но возможность самому воспитывать сына перевешивала все проблемы мира.

Сдаваться без боя и идти на заклание лорд Нотт не собирался.

10.10.2020