Чистокровный спектр (джен)

Снова не увидев детей перед сном, Эдриан поужинал, размышляя о делах, и вернулся мыслями к разговору с Файверли. На неделе встречаться было не слишком удобно, к концу рабочего дня уже было темно, да и дети заметили бы гостью, а Фай просила отложить знакомство с ними… Ждать аж целую неделю не хотелось, но пришлось смириться — если ничего не произойдёт, в следующую субботу можно будет наконец привести свою девушку в дом.

Разыгравшаяся фантазия подняла и без того отличное настроение, но было и то, что царапало. Они достаточно ждали, и длить невольный целибат категорически не хотелось, однако едва ли холостяцкая спальня понравится привыкшей к комфорту девушке. Вспомнилась Нарцисса, отчаянно пытающаяся сдержать изумление при виде спартанской обстановки, и хотя Фай вряд ли была хотя бы наполовину так избалована, теперь Эдриан уже знал, что кое-что придётся изменить.

Приказав домовику на неделе вылизать спальню, да и в других местах навести порядок, он наконец отправился спать, но успел лишь снять мантию — завибрировало сквозное зеркало.

— Привет, Корвус, — улыбнулся Эдриан смотрящему на него из зеркала лучшему другу.

Лестрейндж на миг опешил, а затем широко улыбнулся.

— Получилось?

— Получилось!

— Невероятно… Эд, собственно, я про это и хотел сообщить.

Эдриан перестал улыбаться, серьёзно глядя на Рабастана.

— Про что именно «это»?

— Эйв пошёл на сделку со следствием.

— Да, знаю, Эрика же живёт у меня.

— А вот то, чего ты не знаешь. Его почти ежедневно тягают на допросы. Не знаю, что ему обещали, он не может сказать, наверняка заставили поклясться ради сохранения видимости приличий, но взамен требуют очень много информации. Так вот Эйв сказал, что теперь ничего в Азкабан через охрану не протащить, зато если вы сможете проникнуть в министерскую тюрьму… Его вообще не обыскивают. Ни чарами, ни руками. Он же перемещается твоим порт-ключом, по идее, ни с кем не может пересечься…

— Постой, — перебил Эдриан.

По плану они должны были дождаться пересмотра и только после этого передать заключённым амулет, в котором было всё нужное для побега. Но если Эйвери не обыскивают… Смысла откладывать «смерть» Лестрейнджей не было. Даже напротив. Никаких шансов на свободу у Рудольфуса не было. Да и у Рабастана тоже, если перестать тешить себя иллюзиями и посмотреть на ситуацию не через призму дружбы, а объективно. Зато если не пытаться любыми средствами обелить их, у других Пожирателей смерти увеличивались шансы обрести свободу.

— Я понял тебя, — медленно заговорил Нотт после паузы. — Нужно обдумать это и выяснить риски. И, пожалуй, установить какой-нибудь пароль на случай, если медальон всё же попадёт не в те руки…

— Эд, ты столько для нас делаешь…

— О, заткнись, — засмеялся он. — Я вам с Руди уже отработку придумал на первые полгода.

— Это какую же?

— А помнишь, как меня чуть кабан не задрал?

— Когда лорд Нотт только умер? — уточнил мгновенно помрачневший Рабастан. — Помню, конечно, я за тебя так испугался тогда!

— Так вот, как выяснилось, кабаны — это такая ерунда! У меня какой только хрени не водится!..

Отвлекая друга от мрачной реальности, Эдриан рассказал про водившихся в мэноре монстров и недавнюю идею МакНейра продавать их всяким любителям диковинок, а затем перевёл тему на легенду, теперь уже со знанием дела во всех подробностях рассказывая придуманную для Лестрейнджей биографию. Конечно, Рабастан не удержался от хмыканья, поняв, что брат станет ему отцом, однако критиковать, разумеется, не стал — существенной разницы в степени родства не было, главным было, что и Альтаир Блэк, и его сын Корвус будут свободными людьми.

— А в Аврорате тебя уже ждут, — под конец напомнил Эдриан. — Скримджер пока хмурится и сомневается, всё же Корвус — кузен ненавистных Лестрейнджей, но я напомнил ему о небезупречности его чистокровных подчинённых, у каждого из которых легко найти среди родственников Пожирателя смерти, и он ушёл думать. Выбора-то у него нет.

— Знаешь, если твой безумный план сработает… Мордред, Эд! У меня ведь действительно даже слов нет!

— Ну, у тебя есть время, чтобы их найти, — мягко улыбнулся он и зевнул. — Я бы ещё поболтал, но спать хочу неимоверно. Когда решу, что делать с медальоном, свяжусь в тобой.

— Буду ждать. Добрых снов.

Эдриан хотел ответить «и тебе», но промолчал — добрых снов в Азкабане не бывало.

* * *

Погасив освещение, Эдриан вытянулся под одеялом и закрыл глаза, но мозг лихорадочно работал.

Планы, интриги, шантаж и подкуп — они делали всё, чтобы вытащить друзей из Азкабана, и, как ни странно, несмотря на более чем солидные сложности, возникающие натурально на каждом шагу, несмотря даже на то, что Эдриан буквально сделал невозможное и вместе с Люциусом придумал способ вытащить заключённых из тюрьмы без кровавой бойни, поверить, что всё действительно удастся, до конца так и не удалось.

План всё ещё мог провалиться.

За Спиннетом наблюдала миссис Бэддок — чьего мужа тоже нужно было как-то вытащить из тюрьмы, об этом следовало помнить, — так что хотя Эдриан не следил за поведением своего не совсем добровольного помощника, в том, что он не передумал, не сомневался — иначе Аманда бы уже сообщила о визите к леди Боунс, а то и сама Боунс поделилась бы информацией о новом продажном подчинённом. Малфой от щедрот своих уже передал Эдриану солидный мешок галлеонов на взятку Спиннету, справедливо рассудив, что деньги должны быть под рукой, а его самого в нужный момент может не оказаться на месте, и ставить успех всего плана в зависимость от такой ерунду — глупость, так что сейчас Эдриану ничего не мешало просто взять золото и отдать вместе с медальоном в обмен на непреложный обет. Но что-то останавливало.

«Что-то», — мысленно закатил он глаза и перевернулся на другой бок, комкая подушку.

Эдриан никогда не рвался в герои, даже называл сам себя трусом, хотя это и было явным преувеличением. Он не пасовал перед опасностью, просто… всеми силами старался её избегать. Но одно дело, когда ты отвечаешь только за самого себя, и совершенно другое, когда от верности твоих решений, грамотного подбора слов, выказываемых эмоций и понимания чужих душ зависят дорогие тебе люди. В этом случае решиться на опасный шаг намного труднее.

Он пытался убедить себя, что хуже не сделает — да просто потому, что куда уж хуже! Но это служило слабым утешением. Несомненно, в Азкабане ужасно, однако благодаря переданным через Милену зельям дела у заключённых уже не были столь плачевны.

«Зельям ли? — мысленно вопросил он себя и сам же ответил: — Или всё же надежде?»

Помня, каким был Берт после Азкабана, Эдриан всё же понимал, что мальчишка с тонкой душевной организацией не чета закалённым бойцам. Руди сильно сдал в Азкабане, но дело было не только в дементорах, даже вообще не в них, а в отсутствии своевременной помощи колдомедика — они не знали этого до недавнего времени, но Рудольфусу сильно досталось при задержании, а лечить «проклятого Пожирателя» желающих в Аврорате не нашлось. Никому в тюрьме не было хорошо, и однако же даже четверть века — огромный срок — большинство заключённых смогли бы протянуть. Другой вопрос, что выбрали бы те, кого осудили пожизненно: погибнуть при попытке побега или влачить жалкое существования десятилетиями без надежды обрести свободу?

Лестрейнджи хотели свободу. И готовы были рискнуть. А вот Эдриан рисковать ими не горел желанием…

* * *

Проснулся Эдриан с решимостью действовать.

Дети наконец были дома, однако он ограничился совместным завтраком, после чего скрылся в кабинете, запретив себя беспокоить.

Медальон для Лестрейнджей был готов, но теперь Эдриан решил немного изменить этот пункт плана. Рассчитывать на сотрудничество Спиннета было слишком опрометчиво — чтобы спасти жену, один раз он мог нарушить закон и собственные принципы, однако получив кучу денег, что обеспечат его жене запас зелий, на повторное преступление, скорее всего, он уже не пойдёт. И это означало, что связи с Азкабаном не будет, и передать что-либо заключённым они больше не смогут.

Отвлёкшись от медальона, Эдриан написал Боулу, прося о встрече в Малфой-мэноре, а следом написал и МакНейру.

Раз у них только один шанс, его нужно было использоваться по полной!

Сообщение пришло, когда Эдриан закончил наложение чар пароля на медальон. Положив пластину на пергамент, он убрал палочку и с недоумением посмотрел на текст, после чего невербально открыл дверь и позвал:

— Лаки, пригласи МакНейра. — И когда недовольный Уолден возник на пороге, улыбнулся: — Вот уж не ожидал такой оперативности.

— Я к тебе собирался, когда сообщение пришло, — проворчал тот. — Выхожу из камина, а домовик мне: «Лорд Нотт не принимает!» Я ему говорю, мол, ты меня позвал, а ушастый кретин упёрся и ни в какую! Пришлось вот писать тебе из твоей же гостиной.

Посмеивающийся Эдриан указал на диван и, согнав с лица улыбку, серьёзно сказал:

— Я сейчас нарушу собственные принципы и переступлю черту, от которой всю жизнь стремился держаться подальше, и буду рад, если ты меня остановишь и скажешь, что я сошёл с ума, но… Уолл, я считаю, что помимо двух трупов, уже напоенных обороткой, в Азкабан нужно передать живых магглов и флаконы с оборотным зельем.

Глаза МакНейра распахнулись.

— Правильно ли я понял… — начал он и замолчал — слова были излишни. Тишина стягивала цепи. Уолден откашлялся и просто спросил: — Когда?

— Сейчас, — спокойно ответил Эдриан, не отводя взгляд.

— Сколько? — уже не пытаясь придать разговору подобие обычной беседы, по-деловому холодно уточнил тот.

— Не знаю. Мы не можем «убить» всех заключённых. И не можем быть уверены, что все проявят терпение и не станут действовать сразу же, как медальон окажется у них. И всё же бросать их там…

— Ты совсем не веришь в успех пересмотра?

— Для Лестрейнджей? — горько усмехнулся Эдриан. — Для Долохова? У мальчишек хотя бы шанс выйти есть, а у членов Ближнего круга его нет. Да и давай начистоту: даже если кто и выйдет, отсидев весь срок или попав под амнистию, что их будет здесь ждать? Ненависть, вечная слежка, ну и зелья, чтобы убитый Азкабаном организм продолжил функционировать.

— Подожди, — перебил Уолден со странным выражением лица. — Антонин вообще в курсе побега?

— Эм… Наверное, — растерялся Эдриан. — Вряд ли это удалось бы скрыть, даже если бы захотелось — камеры же не впритык, парням приходится порой перекрикиваться…

— И что он думает обо всём этом?

— Я без понятия, — испытав прилив раздражения, недовольно произнёс он. — К чему ты ведёшь?

— Где его камера?

— Уолден! Я не знаю!

— Узнай, — ничуть не впечатлённый резким тоном, спокойно приказал МакНейр и наконец объяснил смысл своих вопросов: — Я Тони знаю дольше, чем ты на свете живёшь. И главное, что о нём нужно знать, так это что у него непоколебимые принципы. Он скорее себе хуже сделает, чем отступится. Он мог бы избежать заключения, если бы свалил по-тихому, когда Лорд пропал. Но пока все пытались жопы прикрыть да алиби на последние пару лет придумать, или, как Лестрейнджи, на рожон лезли, Антонин про верность не забыл и искал Лорда.

— Ближе к делу, Уолл. Желание сохранить свободу, защитить семью от всеобщей ненависти и тому подобное у меня не встречает осуждения.

— Да я же не в укор, — сбавил тон тот и продолжил: — А дело простое, Эд. Как Лестрейнджи свалят, пусть медальон Антонину отдадут. И тогда у тебя будут гарантии, что никакого повального мора заключённых не произойдёт и Нотт-мэнор не наводнит толпа беглецов.

— А сам он что, думаешь, не захочет убраться?

— Захочет, — усмехнулся МакНейр и жёстко сказал: — Но не сделает этого до тех пор, пока не сочтёт свой долг исполненным.

— Какой ещё долг? — не понял Эдриан.

Закатив глаза, Уолден покачал головой и вместо ответа вернулся к началу обсуждения:

— Подумай, сколько магглов тебе нужно, и я всё устрою. Как понимаю, Беллу ты освобождать не собираешься даже по новому плану?

Эдриан сжал зубы и опустил голову, не отвечая, но Уолл и не настаивал.

— Раз нужно «сейчас», я немедленно займусь этим вопросом, благо воскресенье и на работу не надо… А ты пока реши… Ох, Эди… — Тот недоумевающе поднял голову, не ожидая услышать подобный отеческий тон, но МакНейр уже замолчал и двинулся к дверям.

«Ты же сам себя не простишь» так и не было произнесено.

* * *

Порт-ключи, лечебные зелья для тех, кому придётся ждать своей очереди неизвестно сколько, флаконы с оборотным зельем… расширенное пространство в медальоне легко вмещало всё. Эдриан старался занять себя, чтобы не думать о принятом решении; зная, что должен так поступить, что по-другому поступать неправильно, принять ответственность за смерть магглов было чертовски трудно. Сейчас, когда не было времени искать умирающих, МакНейр не станет сомневаться с выбором жертв — и винить его в этом было нельзя. Зато себя — можно.

Дел в мэноре всегда было много, но душа не лежала. Сосредоточиться на тонком колдовстве тоже не получалось, и впервые Эдриан пожалел, что бурный поток срочных дел обмелел. И, будто наказывая себя, он решил сделать то, что чересчур долго откладывал, стараясь вовсе избежать.

— Давина, милая, нам нужно поговорить.

Тео с Эди тоже прервали игру, с удивлением смотря на непривычно строгого отца, на Давину же нарочитая хмурость не произвела впечатления, она даже попыталась как ни в чём не бывало проигнорировать приглашение — не сегодня.

— Давина.

Ледяной тон пронял, смутьянка понурившись подошла, бормоча что-то о непричастности — к чему именно, Эдриан не разобрал. До кабинета дошли в молчании, а усадив дочь на диван, он не сел рядом, предпочтя увеличить дистанцию, и, внутренне обмирая, заговорил о родственниках, с которыми Давине предстояло познакомиться.

Гнев и слёзы — реакция не удивила. Хотелось утешить ребёнка, впервые встретившего мощное сопротивление, но он слишком долго потакал и дочери, и себе.

— Твои капризы в данном вопросе неуместны, дорогая, — всё так же прохладно продолжил убеждать Эдриан. — Твоё поведение мы обсуждали много раз, и ты не вняла. Дальше так продолжаться не может. Твой дядя Корвус давно хочет встретиться с тобой, и с твоей стороны откровенно некрасиво вот так вот отказываться.

Эдриан ждал справедливого вопроса, почему «дядя» хочет познакомиться только с ней, но не с её братьями, до сих пор не определившись, когда раскрывать детям правду о происхождении, но Давина не обратила внимания на эту мелкую деталь.

— Никто не тянет тебя знакомиться прямо сегодня, но это произойдёт уже скоро, и ты должна принять это.

— А если я буду себя хорошо вести?

— Давина, знакомство с родственниками — это не наказание, — устало вздохнул он и потёр занывший висок. — Однако наказание непременно последует, если ты продолжишь вести себя неподобающе. Ты слишком долго испытывала моё терпение. Пора повзрослеть. Ступай.

Дочь не двинулась с места, но он молчал, и ей пришлось подчиниться.

— Я тебя люблю, папочка.

— Я тоже тебя люблю, детка, — смог произнести Эдриан обычным тоном, хотя в носу защипало.

30.1.24