Чистокровный спектр (джен)

Домой Эдриан вернулся поздним вечером, когда дети уже спали. Постояв на пороге детской, он тихонько прикрыл дверь и направился в кабинет. На первый взгляд за несколько недель здесь мало что изменилось по сравнению с предыдущими годами, однако появление нового хозяина всё же можно было заметить: пропала пыль, в шторах больше никто не пищал, появились пустоты в шкафах, а главное, исчез свойственный заброшенным местам запах запустения. Устроившись за столом, Эдриан уже привычно открыл один из ящиков и принялся разбирать его содержимое: каждый визит в кабинет начинался с сортировки отцовских вещей, это помогало настроиться. Что-то сразу отправлялось в мусор, какие-то вещи перекладывались в другое, кажущееся новому хозяину более удобным место, и только после этого он приступал к тому, ради чего, собственно, пришёл. В данном случае, послание Малфою.

Что писать, решить было сложно. Во-первых, конечно, поздравления — не каждый день удаётся обвести вокруг пальца полный состав Визенгамота и выскользнуть буквально из-под носа дементоров Азкабана. А вот дальнейший текст вызывал затруднения. Промучившись около получаса, Эдриан испепелил черновики и с досадливой гримасой следующей строкой после поздравлений прямым текстом потребовал назначить встречу. Передав свиток пергамента домовику с наказом отправить сову, Нотт откинулся на спинку стула и погрузился в размышления.

Малфоя он знал лишь немногим меньше Лестрейнджа или Флинта. Их отцы довольно плотно общались, а потому и дети вынужденно старались дружить — слишком часто им приходилось встречаться, чтобы не завести отношений. Но если Стэн Эдриану нравился, а с Флинтом было весело, то Люциус всегда держался особняком. До Хогвартса это не бросалось в глаза, букой тот не был, и всё же отдельно были они, и отдельно был Люциус.

Малфой всегда отличался от прочих магов, его невозможно было потерять в толпе, и дело было, конечно, вовсе не в примечательном цвете волос, хотя «глупой блондинкой» Люциуса не назвал только ленивый. Капризный, поверхностный и злопамятный, Малфой заставлял себя опасаться, но не вызывал уважения. Вспоминая, как они пришли в организацию, Эдриан мог лишь беззлобно усмехаться. Как бы они потом ни задирали носы перед новичками, тогда сами были такими — юнцами, только-только покинувшими школьную скамью, считающими себя взрослыми, а на деле остро нуждающимися и жаждущими признания отцов и Лорда. Их не спешили принимать всерьёз, но и не задирали, давая шанс показать себя.

Всех, кроме Малфоя. Эдриан точно знал, что не смог бы выдержать презрительное отношение, которому подвергся Люциус, и тем более игнорировать его с невозмутимым видом, даже не пытаясь возразить, сам он обязательно полез бы в драку и неизбежно с позором проиграл… Малфой был умнее — улыбался так, будто его не обижают смешки за спиной и сравнения с жеманными красавицами, у которых в головах только наряды, напротив, он старательно подтверждал мнение тех, кто считал его недалёкой пустышкой. И однако же именно Люциус был среди их поколения тем, кого Лорд первым ввёл в Ближний круг, кого счёл достойным занять место рядом с собой. Они все — Нотт, Флинт, Малфой и другие — желали превзойти отцов, занять их места, но именно Люциус смог этого добиться без особых стараний. Удивление и недовольство, зависть и злость, Малфой редко у кого вызывал положительные эмоции, однако он был совсем не прост и вовсю пользовался сложившимся о себе ошибочным мнением. Он не пытался доказать свою полезность на словах, он действительно был полезен, если не сказать незаменим. Всего за пару месяцев подле Лорда ему удалось добиться больших успехов в кажущихся неразрешимыми проблемах, перед которыми даже Абраксас пасовал годами; взросление Люциуса сопровождалось увеличением семейного состояния, ростом числа выгодных сделок, заключённых им, и обретением репутации человека, ссориться с которым невыгодно. Но — только в узких кругах, для всего мира Люциус был пустышкой, павлином, который только и может, что распускать хвост.

Откровенно говоря, Эдриан и сам долгое время недооценивал Малфоя. С детства привыкнув к образу легкомысленного кутилы, он позволил себе обмануться и не увидеть истинного лица Люциуса. И не он один: Малфоя никто не понимал, но никто и не стремился рассмотреть то, что было скрыто под маской. А между тем мозг Люциуса работал как-то иначе, он мыслил иными категориями, и неспособные постигнуть извращённые пути малфоевской логики смеялись над ним… а потом с изумлением хватали ртами воздух, не в силах постичь, как поверхностному моднику удалось добиться оглушительного успеха там, где любое их действие грозило позорным крахом.

Люциус был умницей и вполне осознанно притворялся идиотом, вынуждая врагов совершать ошибки. Эдриан ошибаться и недооценивать его не собирался, как и переводить в категорию врагов. А это означало, что к разговору необходимо подготовиться… Вот только сам Нотт не был ни стратегом, ни великим мыслителем, и полностью отдавал себе отчёт, что не ему тягаться с Малфоем.

Так и не придя к единому мнению, какая модель поведения лучше подойдёт, Эдриан проснулся с твёрдым намерением не пытаться юлить и быть предельно откровенным — не во вред себе, разумеется. Перехитрить лиса всё равно не выйдет, а вот доверие Люциус может оценить.

Ответ ждал на столе рядом с тарелкой овсянки. И времени встречи в нём не было, лишь вежливое недоумение нетактичностью Нотта, беспокоившего чудом увернувшегося от серьёзных неприятностей человека, нуждающегося в покое. Рыкнув от недовольства, мгновенно забывая о намерении не ссориться с Малфоем, Эдриан с трудом проглотил рвущиеся с языка непечатные выражения, успокоительно улыбнулся детям и решительно прошёл в гостиную к камину.

— Малфой-мэнор! — рявкнул он и замер, ожидая реакции.

На этот раз камин не был заблокирован, поэтому можно было надеяться, что ему ответят. Пламя полыхало минуты три, не меньше, прежде чем в огне появился Малфой, чьё лицо выражало крайнюю степень негодования.

— Нотт? — кажется, он был удивлён. — Я же написал, что…

— А я написал, — перебил Эдриан, — что это важно и срочно! Люциус, я понимаю, тебе пришлось нелегко, но, поверь, без серьёзной причины я бы тебя не побеспокоил.

— Если бы понимал, — парировал тот, — мы бы сейчас не разговаривали.

Хотелось схватить Малфоя за отвороты домашней мантии и как следует встряхнуть, но Эдриан напомнил себе, что он взрослый и уравновешенный человек, которому не присущи эмоциональные поступки, и как спокойный человек он не может позволить себе сорваться, тем более что на него смотрят дети, а потому вдохнул-выдохнул и примирительно произнёс:

— Это действительно очень важно, но по камину обсуждать ситуацию я не хочу. Давай встретимся вечером? Я не займу много времени, обещаю.

Люциус скривился, но всё же кивнул.

— В семь, — бросил он и отключился.

Уставившись на пыльную каминную полку, Эдриан усмирил ярость и, вызвав домовика, сорвал плохое настроение на нём:

— Почему здесь всё в пыли?!

Однако полноценно выплеснуть негативные эмоции было невозможно — притихшие дети смотрели на него с испугом, и пришлось спешно брать себя в руки и натягивать на лицо улыбку.

— Всё хорошо, кушайте, — мягко произнёс он, возвращаясь за стол. — Кто у нас сегодня чемпион по скоростному поеданию каши?

— Я!

— Нет, я!

Две ложки застучали по фарфору, и улыбка Эдриана стала настоящей. Как бы ни складывались обстоятельства, дети неизменно радовали самим фактом присутствия в его жизни.

* * *

Вход в Департамент транспорта оказался перекрыт двумя сурового вида аврорами, и едва выйдя из лифта, Эдриан почувствовал, как вокруг сердца сжимается невидимая костлявая рука. Путь отступления перекрыли сотрудники, топчущиеся в коридоре, и другого варианта, кроме как брать инициативу в свои руки, просто не осталось.

— Доброе утро, господа, — максимально спокойно, чтобы не спровоцировать авроров, поздоровался он и, кивнув им за спину, поинтересовался: — Не просветите, что происходит и почему люди не могут пройти на свои рабочие места?

— Вы Нотт? — хмуро уточнил тот, что был на голову выше напарника и обладал буйными кудрями и лихо закрученными усами, и посторонился: — Вы можете пройти.

Мысленно выругавшись, Эдриан бросил взгляд на маячившие вдалеке двери лифта, от которых его теперь отделяла толпа, и вздохнул.

— Сохраняйте спокойствие, — попросил он коллег и подчинённых и двинулся вперёд.

За дверями шло бурное обсуждение, причём появление нового лица никого не удивило, напротив, пожилой аврор кивнул Эдриану, как старому знакомому, хотя тот понятия не имел, кто он такой.

— Господа, господа! Давайте потише и поконструктивнее, — воззвал тот самый мужчина к беседующим на повышенных тонах магам. — Мистер Нотт, прошу вас, присоединяйтесь. Боюсь, мы попали в затруднительное положение.

— Здравствуйте, — сдержанно приветствовал обратившую на него гневные взгляды толпу Эдриан. — Что происходит?

— Крысы у вас завелись, — рявкнул смутно знакомый голос, а секундой позже вперёд выступил человек, которого Эдриан предпочёл бы не встречать никогда.

— Мистер Грюм, — констатировал он, незаметно опуская руку так, чтобы можно было мгновенно выхватить запасную палочку.

— Вы в руководстве новое лицо, так что точно не успели бы продаться. Но вот Бакнер с Купером точно на Пожирателей работали и камины им подключали без регистрации. Вопрос такой, Нотт. Кто ещё у вас метками обзавёлся?

Эдриан растерянно моргнул и посмотрел туда, куда указывал Грюм: двое связанных мужчин в панике озирались по сторонам, безуспешно дёргаясь в руках авроров, и бесшумно открывали рты, пытаясь что-то объяснить даже под Силенцио.

— Вы могли бы обратить внимание, мистер Грюм, — осторожно начал Эдриан, не желая злить агрессивного врага, — что это сотрудники каминного центра. Боюсь, мне нечего вам сказать — я с ними не знаком.

— А твои подчинённые? — отбрасывая вежливость, насупился Грюм.

Нотт искренне задумался. В портальном управлении кроме него самого и Бэддока не было никого, связанного с организацией. После того, как Лорд отпустил Эдриана воспитывать сына, всё решал начальник, и насколько было известно отстранившемуся от всего лишнего Нотту, сотрудники были чисты. О чём он и сказал:

— Учитывая, что бывшим начальником управления был Пожиратель смерти… не вижу смысла, зачем бы мистеру Бэддоку посвящать кого-то ещё в свои дела.

— Звучит логично, — сплюнул Грюм. — Ладно, пакуйте этих уродов и уходим.

Через пять минут лишь разбросанные по приёмной бумаги намекали, что утро началось как-то необычно. Вошедшие сотрудники загалдели, но одёргивать их оказалось некому — Эдриан заперся у себя в кабинете, пытаясь прийти в себя. Беда пролетела на волоске. С Грюмом шутить было чревато; один из опытнейших авроров, этот маг был не просто силён, но обладал нечеловеческой интуицией. Потомственный вояка, Аластор Грюм привык решать все проблемы Ступефаем в лицо, и что-то подсказывало, что Эдриан даже не успел бы активировать браслет — свалился бы бессознательной тушкой прямо под ноги врагу… а там всего-то и осталось бы, что задрать рукав на его левой руке, и — здравствуй, Азкабан.

По спине тёк холодный пот, руки дрожали, язык прилип к нёбу, — сосредоточиться на работе в таких условиях было просто нереально.

* * *

Пообещав себе принести в кабинет пару флаконов умиротворяющего бальзама, Эдриан кое-как сумел продержаться до вечера. На самом деле, пытался убедить себя он, встреча с Грюмом многое прояснила. Не задавал бы он вопросов и не смотрел бы прямо в глаза со спокойным интересом, будь у Аврората хотя бы малейшие подозрения в чистоте предплечий Нотта. Падение Крауча всколыхнуло болото, однако с его мнением по-прежнему считались, и то, что Нотту повышение выбил именно Железный Барти, обеспечило солидный кредит доверия.

И всё же полностью подавить желание бросить к дракклам работу и забаррикадироваться в родном мэноре не получалось.

До визита к Малфою было полно времени, поэтому Эдриан успел поужинать и пообщаться с детьми. Снега навалило уже по колено, так что дети второй день были лишены ставших привычными игр в снежки. Бедняга Лаки не мог расчистить большое пространство, дел у него и без этого хватало, поэтому Эдриан решил самолично заняться устройством площадки. Усадив сына и Давину на подоконник, он вышел из дома и принялся колдовать, видя через окно, как малыши во все глаза наблюдают за каждым его шагом. Сначала Эдриан хотел просто расчистить двор, но увлёкся. Вспомнилась мама, каждую неделю зачаровывающая ледяные дворцы, и её смех, когда маленький Эд кувырком скатывался с горки… То ли в память о былом, то ли просто так совпало, но он наколдовал точную копию снежного замка, последнего, зачарованного матерью.

Света из окон гостиной не хватало, чтобы осветить двор, и потому дети не смогли оценить весь масштаб колдовства, но всё равно радовались чему-то новому в их скучной и однообразной жизни. Когда замёрзший Эдриан вошёл в дом, они бросились навстречу…

Как сумел подавить крик, он и сам не понял. Теодор небрежно снёс все наложенные им защитные заклинания и слевитировал с высоченного подоконника на пол, с широченной улыбкой подбежав и забираясь на руки.

Тео совсем недавно исполнилось два года, и его магия только-только начала проявляться в левитации мелких предметов, но то, что он продемонстрировал сейчас… «Мой сын будет сильным волшебником!» — мысленно орал Эдриан, желая по примеру детей запрыгать от счастья.

— Иглать! — смеялся не подозревающий о чувствах отца Теодор, дёргая его за мантию.

Давина, к счастью, осталась в коконе чар, но тоже нетерпеливо подпрыгивала.

— Да! Пойдём игйать!

— Уже поздно идти на улицу, — чмокнув сына в макушку, покачал головой Эдриан и опустил Теодора на пол. — В снежки будете завтра играть, а сегодня… — часы начали бить, и счастье тут же испуганно отступило. — Поиграйте пока в детской, мне пора идти.

— Лабота! — фыркнул Теодор и отвернулся.

— Прости, милый, папа скоро вернётся, — хмыкнул он, помог Давине слезть с подоконника и уже сделал шаг к камину…

— Мы будем тебя ждать, папа, — крикнула Давина и вприпрыжку побежала догонять Тео, успевшего выйти в коридор.

Эдриан замер. Часы в последний раз «бомкнули», гостиная погрузилась в тишину.

В любой другой ситуации он был бы счастлив услышать эти слова — он всегда хотел иметь большую семью, если не братьев с сёстрами, то хотя бы детей, но не сложилось. И потому слова Давины… Но сейчас было не время жмуриться от удовольствия, он уже опаздывал на встречу с человеком, которому должен был отдать девочку…

«Ничего я не должен! — со злостью подумал Эдриан и швырнул в камин пригоршню летучего пороха. — Руди доверил Давину мне, доверяй он Люциусу с Нарциссой, про порт-ключ в Нотт-мэнор речь бы даже не зашла! А потому в его отсутствие только я буду решать, что для неё лучше!»

— Малфой-мэнор! — выплюнул он адрес, и пламя подхватило его и понесло навстречу серьёзному разговору.

— Опаздываешь, Нотт, — вместо приветствия сказал Малфой, стоящий в дверях, и тут же взмахом руки пригласить следовать за ним.

На ходу отряхнувшись от сажи, Эдриан молча двинулся за хозяином, незаметно осматриваясь.

Мэнор был неестественно тих, темен и как никогда мрачен.

— Нарцисса ещё не вернулась? — нарушил тишину Эдриан.

— Откуда? — Люциус будто налетел на стену и резко обернулся.

— Из Франции? — неуверенно ответил он и наконец догадался спросить: — Люциус, ты в порядке?

— Нет, — усмехнулся тот и молча продолжил путь.

Наконец они вошли в помещение, в котором ранее Эдриану бывать не доводилось, и он завертел головой, осматриваясь. Выдержанная в тёмных цветах гостиная словно принадлежала другому дому. В Малфой-мэноре всё было светлым, лёгким и каким-то воздушным, будь то цвет стен, тюль вместо штор на окнах или перила лестниц, в этой же комнате преобладали насыщенные цвета, массивная мебель и…

— Что это за помещение? — холодно спросил Эдриан, открыто доставая палочку и останавливаясь на пороге.

Люциус хмыкнул и никак не отреагировал на оружие.

— Сына искал, — спокойно объяснил он расчерченную на полу магическую фигуру и потушенные свечи, прошёл к дивану и грациозно опустился на него.

— Искал? — переспросил Нотт. — В смысле — «искал»?! — ахнул он, наконец-то осознав сказанное, и вошёл в комнату. — Нарцисса что, не связалась с тобой?

— Представь себе — нет, — небрежно пожал плечами Малфой. — Ты что-то знаешь, я верно понял? Выпьешь? Я решил отметить освобождение бутылочкой Романо-Конти… Не сорок пятого, конечно, но семьдесят третий тоже весьма хорош, рекомендую⁽¹⁾.

Эдриан кивнул. В винах он разбирался на уровне «вкусно-невкусно», но рекомендация Малфоя дорогого стоила.

Поведение Люциуса смущало. Раз он, едва выйдя на свободу, занялся ритуалистикой, за которую запросто может вернуться обратно в камеру и на этот раз уже не отделаться так легко, отсутствие жены и сына его явно волновало. Но расслабленность, отсутствие вопросов, разговоры о вине… «Маска, идиот! — мысленно хлопнув себя по лбу, вдруг понял Нотт. — Сам же только что думал, что Люциуса несправедливо недооценивают, ведясь на его маску, и всё равно чуть не попался!»

— Люциус, Нарцисса с мальчиком переместилась во Францию с домовиком в день твоего ареста, — отбрасывая колебания, твёрдо сказал Эдриан и прямо посмотрел в глаза сидящего напротив мужчины.

— Что ты делал в моём доме в тот день? — как-то даже лениво спросил тот, разливая рубиновое вино по бокалам. Ничто в его облике не намекало, как Люциус воспринял информацию о семье.

— Случайно вышло, — не стал юлить Эдриан. — Я не смог связать с мэнором по камину, а дело не терпело отлагательства…

— Ты уже не в первый раз говоришь о не терпящем отлагательств деле, — перебил Малфой. — Давай уже, говори.

Эдриан колебался лишь мгновение. Раз Люциус не желает говорить о семье, что ж, это его выбор. Сам он сюда пришёл точно не ради Нарциссы.

— Давина Лестрейндж, — просто сказал Нотт и замолчал, внимательно смотря, какая последует реакция. Он не хотел отдавать девочку и не обманывался на свой счёт — и он сам, и тем более Тео успели сильно привязаться к малышке и не желали с ней расставаться, — однако он был взрослым человеком и понимал, что руководствоваться своими желаниями в столь серьёзных вопросах нельзя и правильнее будет передать ответственность за Давину её кровным родственникам. Осталось убедиться, что это не станет ошибкой и не обернётся для беспомощной трёхлетки катастрофой.

16.10.2020

1) Domaine de la Romanee-Conti — поместье в Бургундии, широко известно среди именитых производителей вин, вина DRC одни из самых дорогих. В 1945 году было произведено всего 600 бутылок, в 2018 году на аукционе Sotheby’s бутылка DRC была продана за 496 тысяч $.

Вернуться к тексту