Middle (джен)

Проснулся Гарри от жажды. Пить хотелось так, что ему не то что сглотнуть было нечем, а казалось, что язык настолько высох, что царапает такое же сухое нёбо. И хотя Гарри чувствовал себя усталым и разбитым настолько, что при одной мысли о том, что нужно пошевелиться, ему хотелось застонать, жажда была сильнее. Так что он заставил себя подняться… ну, или хотя бы для начала открыть глаза.

И не понял, где находится. Его взгляд упёрся в тумбочку, на которой стоял… стакан с водой! На какое-то время всё остальное значение потеряло, и Гарри, ощутивший прилив сил, сел, взял этот стакан и залпом осушил, ощущая, как прохладная и невероятно вкусная вода заполняет его рот и течёт по такому же сухому пищеводу в, кажется, слипшийся желудок, расправляя его стенки и буквально наполняя тело жизнью.

Когда вода кончилась — то есть почти сразу — Гарри с сожалением уронил руку с уже пустым стаканом на кровать и огляделся. Маленькая комната: кровать, тумбочка, стул, кресло… всё. Окно было занавешено плотной шторой, дверь закрыта, и Гарри потребовалась, наверное, минута, чтобы вспомнить всё, что с ним произошло, и сообразить, где он находится.

Мунго.

Дом.

Заложники.

И Лестрейндж…

Усталость растворилась, как и не было. Гарри вскочил с кровати и, схватив висящий на спинке стула халат, кое-как его накинул, нашарил мягкие войлочные туфли и выскочил за дверь. За нею обнаружился больничный коридор, пустой и тихий, и Гарри опознал отделение Уингера. Если он попал сюда, где тогда Лестрейндж? Здесь же?

Свернув за угол, Гарри буквально налетел на медиковедьму, возмущённо его остановившую:

— Мистер Поттер, вы это куда? Немедленно вернитесь в палату!

— Кто мой целитель? Мне нужно с ним поговорить прямо сейчас!

— Три часа ночи, — осуждающе ответила она. — С вами, как я вижу, всё в порядке, нет никакой нужды звать мистера Уингера. Но вам нужно вернуться в палату — вам нельзя пока вставать.

— Но мне нужно с ним поговорить! — настойчиво сказал Гарри и увидел в её руке палочку.

— Мистер Поттер, прошу вас, вернитесь в палату. Пожалуйста, — сказала она, очень выразительно на него глядя.

— Вы знаете, что с Радольфусом Лестрейнджем? — спросил Гарри.

— Я не могу это с вами обсуждать, — ответила она чуть мягче. — Завтра доктор Уингер к вам зайдёт, и вы обо всём его расспросите. А сейчас вам нужно спать, — она сделала требовательный жест, и Гарри подчинился, тем более что его вдруг резко начало подташнивать.

Медиковедьма проводила его в палату и даже помогла снять халат, а потом, проследив, что Гарри лёг, принесла стакан с каким-то зельем, напоминающим на вкус прокисший яблочный сок. Впрочем, это было далеко не самое гадкое, что Гарри приходилось пить — и почти сразу его начало клонить в сон. Засыпая, он видел ту поляну и сбегающихся к Лестрейнджу заложников, и почему-то это зрелище было донельзя пугающим.

Проснулся Гарри от голоса Уингера:

— Просыпайтесь-просыпайтесь, я знаю, что вы уже вставали ночью. Мистер Поттер!

Гарри с трудом разлепил глаза и заморгал от яркого света. Как ни странно, чувствовал он себя нормально, даже хорошо, пожалуй, разве что не выспался. Но уж к чему к чему, а к этому ему было не привыкать. Так что он сел, подавил зевок и сказал:

— Я в порядке.

— Это мы сейчас проверим, — довольно сказал Уингер. — Рот откройте.

В следующие десять минут он залез Гарри в рот, нос, глаза и уши, потом заставил его раздеться и долго мял и щупал, а после водил палочкой по телу и, наконец, сказал:

— Ну вот и всё. Молодость преодолеет всё... Собирайтесь, вам тут больше делать нечего. Здоровы, — он указал палочкой на шкаф, дверца распахнулась, и Гарри увидел свою одежду, аккуратно вычищенную и, похоже, даже выглаженную.

— Спасибо, — он пока накинул на себя халат. — Сэр, что это за заклинание — песнь Орфея? — спросил он. — Что со мною было?

— Поищите в справочниках, — отмахнулся Уингер в свойственной ему отвратительной манере не комментировать что-то без необходимости. — С вами всё в порядке, никаких последствий, и я заодно почистил остальное. Нахватали, — он подмигнул ему, и Гарри улыбнулся.

— Много?

— Да прилично, — осуждающе сказал Уингер. — Вы бы заходили хоть раз в год — почиститься. Понахватают всякого, а потом вспомнить ничего не могут, — пробурчал он, поднимаясь. — Свободны, можете идти на службу.

— А что с Лестрейнджем? — спросил Гарри, тоже вставая.

— Жив, — сухо бросил Уингер, и Гарри это очень не понравилось.

— Он же поправится? — спросил Гарри, и Уингер раздражённо бросил:

— Справочник, молодой человек, всё есть в справочниках. Вы не родственник? Нет. Не начальник? С остальными я не вправе это обсуждать. Всё, собирайтесь, все бумаги получите внизу. Надеюсь увидеть вас очень нескоро, — привычно попрощался он и вышел, оставив встревоженного Гарри одного.

Быстро одевшись, Гарри вышел в коридор, но пошёл не вниз, а вглубь отделения. В конце концов, никто не может его просто выставить отсюда, решил он, и если ему ничего не говорят, он всё узнает сам. Однако стоило ему свернуть туда, где располагались палаты для особенных, сложных или опасных случаев, как он увидел сидящего возле одной из дверей молодого парня в форме ДМП.

— Нельзя, — сказал тот, когда Гарри подошёл ближе.

— Он там, да? — спросил Гарри. — Лестрейндж?

— Вообще-то я не должен говорить, — ответил дежурный. — Но… — он медленно кивнул.

— Мне войти нельзя, да? — полуутвердительно спросил Гарри.

— Никому нельзя, — ответил дежурный. — Кроме Уингера — и по паролю.

— Спасибо, — сказал Гарри, подавив вздох.

Что ж, ладно, справочник так справочник… но ведь сегодня, наверное, понедельник? Гарри даже не спросил, какой сегодня день, но вряд ли он тут больше суток, решил он, проводя рукою по лицу. Разве что его побрили… Если сегодня понедельник, да даже если вторник или среда, сейчас в отделе кто-то есть — их Гарри и спросит. Ну и справочник найдёт. Тут ему всё равно никто и ничего не скажет: кто станет разговаривать со стажёром?

Гарри понимал, конечно, что сначала должен заглянуть домой, и, как бы ему ни хотелось узнать новости о Лестрейндже и заложниках, он аппарировал на площадь Гриммо. Было ещё так рано, что Джинни спала, почему-то одетая и поверх одеяла, просто укрывшись покрывалом. Гарри присел на край кровати, обнял её и, целуя, прошептал:

— Привет.

Она мгновенно проснулась и обняла его за шею, уткнулась в неё лицом и прошептала:

— Гарри! Мне не разрешили с тобой остаться…

— Я всё равно спал, — ответил он, беря её на руки. — Со мной уже всё хорошо. Ну правда.

— Гарри, — Джинни прижалась к нему всем телом и замерла так, и прошептала: — Я так испугалась.

— И ты знаешь, что это за заклинание? — быстро спросил Гарри.

У неё ведь было время всё узнать, сообразил Гарри. Не может быть, чтобы она этого не сделала!

— Знаю, — вздохнула Джинни. — Гермиона рассказала.

— Расскажи мне, — попросил Гарри, но Джинни только глубоко вздохнула и ткнулась носом куда-то в его ключицу. — Джин, пожалуйста! — он погладил её по голове. — Пожалуйста, мне нужно знать!

— Пусть лучше она тебе сама расскажет, — сказала Джинни и опять вздохнула.

— Пусть, — согласился Гарри и спросил: — Ну ты что? Джин, я же аврор… ну, буду — я буду иногда попадать в Мунго. Ты же понимаешь, да?

— Если бы я была твоей женой, — грустно ответила она, — меня к тебе пустили бы.

— Ты будешь, — с облегчением тоже вздохнул Гарри. — А хочешь, давай поженимся хоть завтра?

— Тридцать первого декабря? — она, наконец, оторвалась от Гарри, подняла голову и посмотрела на него. — Прямо в новый год?

— Ну да, — он улыбнулся. — Хочешь?

— Мама нас убьёт, — Джинни чуть улыбнулась. — Прямо совсем убьёт.

— И что? — он улыбнулся шире, и Джинни рассмеялась и решила:

— Нет. Но мне намекнули, что если бы я была официальная невеста… может быть, нам всё же опубликовать в «Пророке» объявление»?

— Давай! — Гарри закивал. — Хочешь, я сегодня сам зайду и дам? Или идём вдвоём, прямо сейчас?

— Идём, — она села и взяла было его лицо в ладони, но потом её руки сдвинулись, и пальцы довольно сильно, хотя и не больно, сжали уши Гарри. — И да, это был шантаж, — заявила Джинни. — Потому что мне совсем не понравилось, что меня даже не пустили к тебе в палату!

— Шантаж так шантаж, — согласился Гарри и попросил: — Только уши мне не оторви, пожалуйста.

— Думаешь? — спросила Джинни как-то задумчиво и сжала пальцы посильнее.

— Как я тогда очки носить буду? — укоризненно спросил Гарри, и Джинни, не удержавшись, рассмеялась.

А потом спросила:

— Ты же наверняка уже весь на своей работе?

— Я хочу узнать, что с Лестрейнджем, заложниками, и что это вообще за заклинание, — признался Гарри. — Идём скорее, а?

— Идём, — согласилась Джинни и отпустила, наконец, Гарри.

Гарри очень опасался, что их появление в редакции «Пророка» с подобным объявлением вызовет большой ажиотаж, но, к собственному удивлению и радости, ошибся: кажется, случившееся накануне затмило собой пока все новости. Так что их визит прошёл почти что незаметно — нет, секретарь, конечно, их поздравила, но, к счастью, никого не позвала и вообще её, похоже, куда больше интересовало другое:

— Мистер Поттер, а вы же были там вчера? — спросила она с блестящими от любопытства глазами.

Так, значит, сегодня всё же понедельник, понял Гарри и подумал, что, наверное, в противном случае Джинни бы к нему пробилась. Может быть, с помощью Молли, но вряд ли ей смогли бы долго противостоять.

— Без комментариев, — ответил он и, взяв Джинни под руку, быстро вытащил её из кабинета, а потом и из редакции.

— Главное — сохранить этот номер газеты, — деловито сказала Джинни, когда они вышли на улицу. — И потом всем показывать. Ну согласись, сегодня идеальный день для нашего объявления.

— Да уж, — улыбнулся он. — Если у нас с тобой и был шанс проделать это незаметно — то точно сегодня. Хотя вчера, мне кажется, было бы ещё лучше.

Простившись в Джинни, Гарри аппарировал к министерству и, немного поколебавшись, пошёл всё-таки сначала к Гермионе, решив, что раз начало рабочего дня он всё равно пропустил, лишние полчаса ничего особо не решат, а в отделе его, скорее всего, тоже отошлют к справочникам.

Гермиона, кажется, ждала его, и, вскочив навстречу, тут же заперла дверь и взволнованно спросила:

— Как ты?

— Абсолютно здоров, — ответил Гарри. — Уингер меня выгнал с этой характеристикой. Джин сказала, что ты знаешь, что это за «песнь Орфея» — расскажи!

— Ох, — она вздохнула и положила на стол толстую книгу с торчащей откуда-то из середины закладкой. — Вот, я для тебя оставила.

Гарри открыл книгу. Наверху страницы была жутковатая картинка с женщинами, разрывающими на куски мужчину… хотя нет, не только с женщинами. Там были и мужчины — Гарри сбили с толку их одежды.

«"Песнь Орфея" — заклинание, созданное, предположительно, ещё в Древней Греции, — начал читать Гарри. — Заклинание вызывает чувство сильнейшей всеобъемлющей любви к налагающему его волшебнику и несокрушимое намерение исполнить высказанное им в заклинании желание, однако лишь в процессе совершения заклинания. Как только песня будет закончена, жертвы заклинания почувствуют ненависть такой же силы, что и испытанная ими любовь, и желание немедленно уничтожить этого волшебника».

О да… Это Гарри помнил. И любовь, и желание убить… и понимал теперь, почему авроры наложили на всех выбежавших из дома Петрификус или что-то на него похожее.

«Это заклинание может быть наложено как на одного человека, так и на нескольких. Известны примеры применения заклятья к магглам и домашним эльфам с теми же эффектами.

Хотя это заклинание часто относят к той же категории, что и Империус, это категорически неверно. По способу своего воздействия оно, на наш взгляд, должно быть отнесено, скорее, к любовной магии и, прежде всего, к приворотам.

Это заклинание, безусловно, должно быть отнесено к высшей категории сложности и по, собственно, исполнению, и по той опасности, что оно представляет для исполняющего. Исполнение заклинания требует от волшебника, во-первых, умения петь правильно: малейшая фальшь в исполнении прекращает заклинание досрочно, со всеми вытекающими из его применения последствиями, и, во-вторых, знания древнегреческого языка в степени, достаточной, чтобы не просто сформулировать, но и срифмовать своё желание.

Для исполнения заклинания волшебнику следует подобрать подходящую по настроению музыку и исполнить нижеследующий стих, вставив на место пустой строки соответствующие его задаче слова. Исполнять заклятье следует уверенно и громко. Сила заклинания зависит не только от личной силы волшебника, но и от силы и красоты его голоса, что накладывает дополнительные ограничения при его использовании. Заклинание можно повторять любое количество раз, на которое волшебнику достанет сил.

Практическое применение представляется нецелесообразным из-за тяжести последствий для исполняющего заклинание волшебника. Поскольку заклинание это, в силу вышеозначенных причин, используется весьма редко, невозможно утверждать, что нам известны все возможные последствия. Однако можно сказать с уверенностью, что они все делятся на три категории: смерть, безумие и все остальные, которые можно назвать «временными» или «исправимыми». Однако даже в этом, самом мягком случае, на их устранение потребуются, в лучшем случае, недели, а чаще — месяцы.

Главной проблемой использующего это заклинание волшебника является происходящее в процессе наложения заклинания полное слияние его чувств и ощущений с чувствами и ощущениями тех, на кого заклятье накладывается. Ненависть и жажда уничтожения волшебника, испытываемая ими после окончания заклятья, может полностью или частично уничтожить его личность. На данный момент нам неизвестны универсальные методы лечения, которые могли бы гарантировать полное восстановление рискнувшему использовать это заклинание волшебнику, — их следует подбирать строго индивидуально, помня, что полное восприятие чувств и ощущений находящихся рядом с означенным волшебником людей и прочих живых существ сохраняется у него на неопределённый срок.

На степень тяжести последствий влияют, прежде всего, физическое и ментальное состояние накладывающего заклинание волшебника. Слишком юный — до тридцати пяти — и слишком старый — от ста лет — возраст волшебника является безусловным противопоказанием для использования данного заклятия».