Middle (джен)

Дома Гарри оказался в начале третьего ночи. Письмо для Дольфа Лестрейнджа он убрал в ящик стола в кабинете, запер его и пошёл спать, понимая, что завтрашний день будет непростым.

И оказался прав. Когда Гарри пришёл на следующее утро в Аврорат, тот буквально гудел, а дверь в отдел особо тяжких, кажется, вообще не закрывалась. Работа была почти парализована, причём не только у Гор с Сэвиджем: сложно что-то делать, когда в комнату то и дело кто-нибудь вбегает или выбегает. Зато весь этот переполох имел неожиданное следствие: кажется, всем сейчас было абсолютно не до чего-либо ещё, так что никакого запрета или даже просто требования обратиться за разрешение продолжать расследование по делу Бьюкенена Гарри не получил. И, поскольку в деле содержалась лишь короткая отметка о том, что транспортники ничего по их части не обнаружили, Гарри пошёл к ним, с некоторой грустью думая, что надеяться на то, что Перси просто по-дружески и даже практически уже по-родственному ему поможет, невозможно: он даже не знал, что должно было произойти, чтобы тот отступил от правил.

Перси встретил его в своём кабинете и долго и очень тщательно изучал его запрос, который Сэвидж подмахнул только что, буквально на бегу. Затем Перси подписал запрос и, вызвав своего секретаря, отдал ему и сказал Гарри:

— Сейчас дело принесут.

— Спасибо, — кротко ответил Гарри, и Перси улыбнулся:

— Как дела? Ты у родителей давно не был.

— Да я уже не помню, когда у меня были выходные, — ответил Гарри, чувствуя слабый укол совести, и подумал, что нужно будет прийти к ним вот хотя бы в ближайшее воскресенье. Он и правда не был там уже почти что месяц — с Рождества.

— Родители скучают, — сказал Перси. — И мы все.

— Я сам скучаю, — признался Гарри. — Но правда, времени совсем нет. Да ты же знаешь, как это бывает!

Вернулся секретарь, и Гарри с изумлением подумал, что действительно хотел бы знать, как Перси удалось добиться от подопечных такой скорости работы. Да у них в архиве архивариус за это время в лучшем случае успела бы журнал заполнить, да и то вряд ли!

Перси взял у секретаря папку, сам внёс отметку в реестр и, открыв её, пролистал дело и спросил у Гарри удивлённо:

— Я не понимаю, зачем оно тебе: здесь написано, что департамент провёл своё расследование и ничего не обнаружил. У вас должна быть соответствующая пометка.

— У нас есть, — согласился Гарри. — Но дело очень странное, я хочу посмотреть, что вы тогда нашли.

— Да ничего мы не нашли, — нахмурился Перси. — Вот, сам посмотри: проверили оба камина, всё работало прекрасно.

Гарри взял тонкую серую папку, в которой было всего несколько листков. Протокол осмотра камина Бьюкенена… Протокол осмотра камина его родителей… В самом деле ничего. Но что-то же должно быть! Он же ведь вошёл в камин!

Гарри очень внимательно перечитал оба заключения, но так ничего и не нашёл. И уже возвращая дело Перси, спросил:

— А похожие случаи ещё бывали? Не такие яркие, но что-нибудь похожее? Когда человек просто попадал куда-то не туда?

— Да такое постоянно происходит, — с некоторым удивлением ответил Перси. — Вечно кто-то где-то застревает и выходит не туда.

— Мне нужны все эти случаи, — сказал Гарри. — С января девяносто шестого и до мая девяносто восьмого. Или даже до июня.

— Ты с ума сошёл? — глаза Перси расширились. — Ты хоть понимаешь, что их тысячи!

— У меня есть время, — легко ответил Гарри.

— Это действительно тысячи дел, я не преувеличил, — предупредил его Перси. — И мне нужен другой запрос.

— Я принесу сейчас, — пообещал Гарри, вставая.

Но «сейчас» не получилось: Сэвиджа на месте не было. Гарри даже сунулся было к Робардсу, но секретарь его остановил, предупредив, что у того сейчас сидят «иностранные коллеги» и что беспокоить его можно только в самом крайнем случае. Дело Гарри таковым, конечно, не являлось, так что пришлось возвращаться и ждать Сэвиджа. А пока можно было перечитать другие пять дел тех, кто выжил и с кем можно было бы поговорить.

Фазал Шах, тридцати лет, пропал в ноябре девяносто шестого, выйдя утром на работу, и был найден крепко спящим уже после войны, в сентябре девяносто восьмого, причём случайно, при задержании группы контрабандистов. Больше в деле не было ничего кроме той самой пометки «в работе».

Анастасия Кройн, двадцати пяти лет, пропала в августе девяносто седьмого года: вышла вечером от своей подруги, но до дома не дошла. Нашли её только в декабре двухтысячного года в каком-то старом доме в окрестностях Дублина, совершенно ничего не понимающую и убеждённую, что буквально пару минут назад попрощалась со своей подругой. Дом этот стоял в глуши, соседей не было, и вопросы задавать было больше некому.

Август Бамблпаф, сорока восьми лет, пропал шестнадцатого сентября девяносто шестого года вообще из дома: они с женою спали в разных спальнях, и когда он как-то утром не спустился к завтраку, она вошла к нему, но никого не обнаружила, хотя постель была расстелена. Вернулся он — да, именно вернулся, сам — в марте девяносто девятого и утверждал, что просто вышел подышать на пять минут, и всё. И долго не мог поверить в то, что прошло уже два с половиной года.

Миранда Ли, тридцати шести лет, пропала в самом конце войны, в апреле девяносто восьмого, и нашлась уже в июне… в трюме маггловского судна. Нашли её всё те же магглы, и домой она вернулась уже сама, проснувшись в их больнице. Где она была всё это время и как попала в трюм, она ответить не могла.

Сильванус Снайд, шестидесяти семи лет, пропал в феврале девяносто седьмого года с дня рождения друга. Хватились его, видимо, не сразу, и никто не мог точно сказать, когда это случилось. Вернулся он в мае девяносто девятого — просто вышел из камина в своём доме, и был поражён поднявшимся переполохом.

Сейчас, прочитав эти дела подряд, а не среди множества других, Гарри настолько явно видел сходство между ними, что только удивлялся, как никто его не увидел прежде. Хотя если не читать их друг за другом, а копаться в общей кучи, это легко было не заметить.

Увидев Сэвиджа, вошедшего в кабинет в сопровождении двух незнакомых Гарри женщин, он вскочил и буквально подбежал к нему с запросом. Сэвидж бегло просмотрел его, спросил:

— Там тысячи дел. Тебе заняться нечем?

— Сэр, пожалуйста! — взмолился Гарри, и Сэвидж молча поставил свою подпись. На самом деле Гарри теперь вовсе не был уверен в том, что это нужно, но раз уж он всё это начал, следовало закончить.

Перси его ждал и, получив запрос, вызвал секретаря, сказав:

— Тебе придётся работать с делами здесь, у нас. Мы не можем выдать тебе на руки половину нашего архива.

— Я за один день точно не успею, — предупредил его Гарри, и Перси лишь кивнул в ответ.

Секретарь, такой же серьёзный, как и Перси, проводил Гарри в малюсенькую комнатушку без окон, где кроме полностью закрывавших её стены шкафов поместились только крохотный стол со стулом.

— Нужные вам дела в этих ящиках, — сказал секретарь, обводя комнату палочкой, и Гарри сглотнул, увидев, как немалая часть ящиков слабо вспыхнули зелёным. — Это архив за девяностые годы.

И ушёл, оставив Гарри одного.

Гарри несколько секунд постоял, задрав голову и глядя на уходящие куда-то вверх шкафы, вздохнул и открыл нижний левый ящик, уверенный, что найдёт там одну папку. Однако в ящике папок оказалось двадцать — и вот тогда Гарри в полной мере оценил масштаб предстоящей ему работы. Но делать было нечего, быстрей начнёт — быстрей закончит, решил он и, придвинув себе стул, открыл первую папку.

Примерно через час Гарри понял, что неверно сформулировал задачу. Ему нужны были не просто случаи, когда кто-то выходил куда-то не туда — ему нужны были случаи, когда происходило что-то необычное. Не просто перепутанные адреса, не просто понятный транспортникам сбой, а случаи, которые те сами не могли бы объяснить.

Пришлось снова идти к Перси и надеяться, что тот не потребует очередной запрос с уточнённой формулировкой. Но его на месте не было — зато был секретарь, который, выслушав Гарри, задумался и пообещал:

— Я подумаю, что можно сделать. Может быть, вы пока пообедаете?

Предложение показалось Гарри очень разумным, тем более что он надеялся узнать какие-нибудь новости по делу «кукольных домов». И, увидев в столовой Праудфута, подсел к нему и с нетерпением спросил:

— Известно уже что-нибудь? Нашли другие дома?

— Не спрашивай, — замахал на него руками Праудфут. — Узнаем в свой срок, а пока что лично я сбежал сюда. Там невозможно. Джон сидит в допросной, сказал, что ему там очень нравится. Международные дела, тем более до такой степени международные — такая дрянь.

— Да уж, — на самом деле Гарри очень бы хотелось поучаствовать и посмотреть, как это происходит, но Сэвидж очень ясно дал понять, что ему там сейчас совсем не место. А вот Лестрейндж бы наверняка его оставил в деле, думал Гарри. И таскал бы за собой на все переговоры…

— Как будет что известно, мы узнаем, — уверенно сказал Праудфут. — А пока держись подальше — сейчас под горячую руку можно очень здорово попасть. Ты, кстати, куда делся-то?

— К транспортникам, — честно ответил Гарри.

— А зачем?

Выслушав рассказ Гарри и о делах пропавших и вернувшихся, и о тех тех, что он изучал сейчас в отделе транспорта, Праудфут сказал:

— А ты везучий. ОТ не любит выпускать из своих когтей то, на что они однажды наложили лапу. Но сейчас всем не до чего, кроме этих домов — и про тебя, я думаю, попросту забыли. Потом спохватятся, конечно, и тебя засыплют выговорами и объяснительными… если не успеешь что-нибудь найти, — Праудфут хитро подмигнул. — А если успеешь, будем бодаться с серыми. Так что желаю всяческой удачи.

— Я думаю, что без них разобраться будет сложно, — признался Гарри. — У меня есть одна теория… но это просто теория, и я пока даже не знаю, как её доказывать без сотрудничества с ними. Но если я прав, они не станут.

— О как, — с интересом сказал Праудфут. — Что за теория? Расскажешь?

— Нет пока, — подумав, решил Гарри. — Я хочу пока что опросить всех остальных.

«А вместо этого ввязался в бесконечные дела транспортников», — добавил он про себя уныло. Но и бросить это прямо сейчас было нельзя... хотя… пожалуй, если он сейчас вернётся и скажет, что его срочно вызвали в отдел, его поймут. И сроков на запросе нет… По правде, Гарри просто было неловко перед секретарём, так охотно взявшегося ему помочь — но, с другой стороны, сейчас он правда терял шанс. Может быть, единственный.

— Скажите, — вспомнил Гарри то, о чём хотел спросить Сэвиджа ещё до их полёта в Азкабан, — вы знали Альфонса Каплана?

— Знал, — Праудфут помрачнел. — Тебе зачем? Откуда вообще знаешь его имя?

— Он допрашивал Чарльза Бьюкенена, — ответил Гарри, охваченный предчувствием чего-то очень важного. — Тот ему всё рассказал — что с ним случилось, как он бродил по тому лесу… Бьюкенен считает, что он был аврором.

— Не был, — очень хмуро возразил Праудфут.

— А кем он был? — Гарри даже приподнялся.

— Невыразимцем, — взгляд Праудфута стал очень тяжёлым. — И трупом. Одним из самых жутких, что мне доводилось видеть.