Middle (джен)

К вечеру дело Хамблов было полностью закончено: эксперты дали заключение, и Сэвидж оказался прав: Бартоломью и вправду оказался поклонником одного из весьма распространённых зелий, поднимавших настроение и вызывавших прилив энергии и сил. Не слишком-то опасное при разовом приёме, оно со временем вызывало привыкание, делая человека всё более чувствительным и нервным — и требовало, разумеется, всё больших доз.

Что до завещания, то Ариэль Уисп его не изменила, и всё было так, как рассказал Кеннилуорти: кота, дом, и половину денег унаследовала Нора, и она же получила права на треть книг Лео Лайала. Другая половина денег делилась поровну между сестрою Ариэль, получившей также часть фамильных украшений, и её второй племянницей, так же, как и права на книги. Бартоломью получал символические — в размере всего наследства — тысячу галлеонов. Распорядителем наследства Ариэль оставила брата, получившего оригиналы книг, вторую часть фамильных украшений и ещё несколько вещей из дома, и это должно было помочь ему в будущем защитить Нору. Гарри, честно говоря, жалел, что не видел оглашения, на которое, он знал, в министерстве собралась вся семья — но, с другой стороны, вряд ли она была так уж хороша. Гарри не был уверен в том, что Ариэль сделала хороший выбор: да, конечно, она, с одной стороны, обеспечила племянницу, но с другой — поссорила её и с родителями, и с сестрой. И с братом бы поссорила, будь он здесь.

О завещании им рассказал Уисп, заглянувший в Аврорат перед самым окончанием рабочего дня.

— А что за украшения? — поинтересовался Сэвидж.

— Фамильные, — ответил он. — Не знаю, почему часть она отдала мне.

— Наверное, чтобы вы после сами выбрали, кто их получит, — предположил Сэвидж. — Как ваша сестра приняла это?

— Плохо, — Уисп вздохнул. — Она и так в тяжёлом состоянии, а теперь… боюсь, что Норе стоит остаться у меня. По крайней мере, до лета.

— Я думаю, так будет лучше всем, — поддержал его Сэвидж. — Мне кажется, вы сможете со временем их помирить.

— Я? — удивился Уисп. — Вряд ли. Я никогда не занимался дипломатией. И Эва сейчас на меня обижена не меньше.

— Почему? — тоже удивился Гарри.

— Я — распорядитель, — вздохнул он. — Её всё это донельзя задело. Я… на самом деле, я могу её понять. Она за ней ухаживала — и такая… в сущности, пощёчина. И Хэмиш масла в огонь подлил — и подольёт ещё. Это было отвратительно, — признался он. — Я всё понимаю, но в чём виновата Нора?

— В том, что родилась другой, — ответил ему Гарри. И когда Уисп и Сэвидж посмотрели на него, добавил: — Иногда это ужасно раздражает. Вы тут ничего не сможете исправить — только объяснить ей это. И я тоже думаю, что разлука Норе и родителям пойдёт на пользу.

— Я надеюсь, — вздохнул Уисп. — На самом деле это, конечно же, несправедливо.

— Ну, вы же не бедный человек, — заметил Сэвидж. — Несправедливость можно и исправить.

— Думаете? — Уисп задумчиво поглядел на Сэвиджа, и тот пожал плечами:

— Ну, мы, вроде как, тут этим занимаемся. Но это уже не наша компетенция.

— Сэр, — спросил Гарри, когда Уисп улыбнулся, — раз Нора остаётся с вами, вы не будете против, если я как-нибудь приглашу её на детский праздник к крестнику?

— О, я почту за честь, — оживился Уисп. — Если я не ошибаюсь, вы об Эдварде Люпине? Внуке мадам Тонкс?

— О нём, да, — улыбнулся Гарри. И подумал, что, будь Тедди внуком какой-нибудь никому неизвестной миссис Смит… не их тех самых Смитов, а просто Смит, Уисп бы среагировал иначе. Но, как говорил когда-то Лестрейндж, глупо не использовать то, что есть неотъемлемая твоя часть — имя. Вот он и использовал — пусть и чужое. — Тедди, конечно, немного младше, но мне кажется, им может быть друг с другом интересно.

— Праздник есть праздник, — ответил Уисп. — Я думаю, Норе это будет полезно — тем более что она хорошо ладит с младшими детьми. Это старших, да и сверстников она обычно раздражает — слишком умная, — он улыбнулся с некоторой гордостью. — А младшим нравится.

Гарри был уверен, что Нора Тедди понравится — про Миллисент он ничего такого, разумеется, сказать не мог, но решил, что хуже, во всяком случае, не будет. Оставалось лишь придумать праздник — потому что до дня рождения было ещё долго. Впрочем, будет Пасха, ну а до неё, к примеру, равноденствие, которое некоторые тоже празднуют. И, может, Андромеда что-нибудь придумает.

— Провозились целый день, — недовольно проворчал Сэвидж, проводив Уиспа. — Ладно. Пусть сидят до завтра.

— Егеря? — вскинулся Гарри.

— Я не уверен, что они именно что егеря, — ответил Сэвидж. — По крайней мере, все. Сейчас заканчивай дела и иди домой, а завтра в девять начинаем их допрашивать.

— Сэр, а что с детьми? — спросил Гарри. — Теми, что были ещё в Мунго?

— Мне обещали сообщить, когда их выпишут, — ответил Сэвидж хмуро. — Пока, по-видимому, ничего не изменилось. Визенгамот сегодня ограниченным составом дал согласие на легилименцию и на веритасерум — можно приступать. Они там жаждут крови — нам бы поспешить, пока такой настрой удачный.

— Вы думаете, они передумают потом? — спросил Гарри недоверчиво.

— Да кто их знает, — скривился Сэвидж. — У них настроение меняется быстрей нашей погоды.

— Сэр, а уже известно, кто они? Хотя бы имена?

— Завтра, — сказал Сэвидж. — Завтра всё узнаешь. А сегодня мы должны закрыть дело Хамблов, чтобы больше к нему не возвращаться до суда. А эти пусть сидят — полезно.

Спорить с Сэвиджем было бессмысленно, и Гарри, закрыв дело и отдав его на подпись, вернулся домой рано. Мистер Старди встретил его в коридоре громким воплем, и Гарри, присев на корточки перед недовольно дёргающим хвостом котом, сказал:

— Ну извини. Я ничего пока поделать не могу — сейчас пойдём к твоей хозяйке, но утром придётся тебе сюда вернуться. Это ненадолго, скоро ты перестанешь быть уликой и вернёшься к ней.

Ответом ему был возмущённый и тоскливый крик, и Гарри, вздохнув, пошёл искать Джинни. Но вместо неё обнаружил на подушке в спальне записку: «Мы сегодня у Марисы: скоро начинается сезон. Не жди меня, я поздно. Люблю, Дж.». Гарри расстроенно вздохнул и подумал, что это справедливо, разумеется: она его хотя бы предупредила, а не исчезла, прислав Патронуса с сообщением, что её не будет пару дней. Причём чужого.

Так что Гарри грустно поужинал в одиночестве, переоделся, собрался — и, посадив кота в корзину, около девяти вечера вышел из камина в выложенным белыми и тёмно-серыми мраморными плитами холле дома Уиспа в Ноттингемшире. Кот, едва Гарри переступил порог камина, громко мяукнул, выпрыгнул из корзины и куда-то унёсся, продолжая призывно мяукать.

— Добрый вечер, — Уисп появился откуда-то слева. — Нора очень вас ждала.

— Мистер Старди тоже, — улыбнулся Гарри. — Я надеюсь, я не слишком помешаю.

— Я надеюсь, вы не ужинали? — спросил Уисп. — Мы с Норой ложимся рано, но…

— Ужинал, — заверил его Гарри. — Спасибо вам большое, но я правда совсем не голоден.

— Тогда пойдёмте, я покажу вам дом, — предложил Уисп.

Это был дом настоящего квиддичного знатока: повсюду и в холле, и в гостиной на стенах висели афиши, газетные статьи, и даже мётлы, а также майки, принадлежавшие когда-то известным игрокам. И Гарри, разглядывая всё это богатство, не мог не задать себе вопрос, а нет ли в этой коллекции майки Джинни. Но задавать этот вопрос не стал — кто знает, что мог услышать? И что потом он делал бы с этим ответом? Некоторые вещи, решил Гарри, лучше попросту не знать.

Комнату ему Уисп отвёл на втором этаже. Это была довольно большая и не то чтобы уютная, но тёплая и удобная спальня с большой кроватью, покрытой огромным тёмно-серым покрывалом из чего-то, больше всего напоминающего очень лохматый войлок. Гарри решил, что в нём безо всяких чар вполне можно ночевать на улице в самый лютый мороз — если, конечно, без этих самых чар получится его поднять и сдвинуть с места. Конечно, это было некоторое преувеличение, но покрывало оказалось действительно тяжёлым.

Лёг спать Гарри рано и поэтому, наверное, отлично выспался, проснувшись в начале восьмого в кои-то веки без всякого будильника. Нору он за завтраком не встретил — она то ли ещё спала, то ли, наоборот, уже поела, — но Уисп составил ему компанию, и они мирно обсудили новости, погоду и — совсем немного — квиддич.

— Я постараюсь сегодня прийти примерно в то же время, — сказал Гарри, надеясь, что Сэвидж тоже будет помнить о том, что нехорошо являться к Уиспу среди ночи… а главное — бессмысленно с точки зрения заботы о коте.

— Я всё понимаю, — заверил его тот. — Вы аврор — всё что угодно может быть. Не беспокойтесь. Мы с Норой очень благодарны вам за хлопоты.

— Ну, я обязан сохранить улику в целости, — улыбнулся Гарри.

В Аврорат он пришёл в начале девятого. В отделе была только Лисандра, протянувшая ему вместо приветствия пахнущую на всю комнату булочку с корицей.

— Моя дочка старшая работает в пекарне, — дочками, Гарри знал, она называла дочерей мужа, за которого вышла замуж после пары лет его вдовства. — Её допустили наконец до выпечки — и вот, — она вздохнула. — Я сбежала на работу, а не то пришлось бы гардероб менять.

— Спасибо, — Гарри откусил от булочки и восхищённо застонал: — М-м-м! Это невероятно!

— Я ей передам — имей в виду, в ответ получишь целую корзинку, — предупредила Лисандра.

— Я только за! — заверил он её. И, раз уж всё равно они пока были одни, а дел у Гарри не было, спросил: — Скажи, а что известно всё-таки про дом?

— Да вот, — она кивнула на разложенную перед ней газету. — Перевожу. Готовлюсь составлять запросы. Есть у меня одна теория, но я её пока что придержу. Но я докопаюсь, — пообещала она мстительно. — У меня до сих пор экзема, — Лисандра показала Гарри тыльную сторону руки, на которой было два красных пятна неправильной формы. — Уже получше, но Уингер говорит, что это может проявляться ещё годы. Но знаешь — это даже и полезно, — заметила она. — Не позволяет ни отвлечься, ни забыть.

— Ты думаешь, ты бы смогла забыть такое? — недоверчиво спросил Гарри.

— Нет, конечно, — ответила она. — Но всё равно подстёгивает.

— Всем доброе утро, — сказал вошедший в отдел Сэвидж. — А, Гарри, ты на месте. Идём? — он повесил тёплый плащ на вешалку, взял из шкафа чистый пергамент и Прытко Пишущее перо, и они с Гарри, наконец, отправились за первым из обвиняемых по делу о взятии заложников в Граннион-холле.