Middle (джен)

Остаток воскресенья Гарри занимался опознанием задержанных арестованными магглорождённых — процедура несложная, но нудная и крайне неприятная. К концу дня он был совершенно вымотан, но зато вернул всем жертвам имена. Теперь в понедельник можно было предъявлять всей четвёрке обвинения и выводить дело в суд. Если, конечно, Сэвидж не накопает что-нибудь ещё. Конечно, предстояло ещё отыскать всех жертв и взять у них показания, и это потребует времени, но главное было сделано. Так что домой Гарри вернулся хотя и уставшим, но довольным, и, подхватив встретившего его у двери мистера Старди, собрался было к Уиспу, когда Кричер, недовольно ворчавший, что хозяин вновь уходит, вручил ему письмо от Андромеды: «Конечно, Гарри, ты знаешь, я всегда рада тебя видеть. Сейчас мы с Тедди живём в Лестрейндж-холле. Приходи, когда тебе будет удобно. Возможно, в следующее воскресенье? АТ».

Гарри снова пожалел о том, что у него нет своей совы. Но идти на почту сейчас было уже поздно, а отправлять с посланьем Кричера в такое время ему было неловко, так что он решил ответить завтра и, спрятав письмо во внутренний карман, забрал кота и наконец отправился к Уиспу, предвкушая ожидающее его воскресенье.

И, как это часто и бывает, долгожданный день пролетел так быстро, что воскресным вечером Гарри, готовясь снова ночевать у Уиспа, буквально простонал куда-то в плечо сидящей на его коленях Джинни:

— Это нечестно. Кота кто угодно может сторожить! Тем более что это абсолютная формальность: я там просто сплю, а не сижу с ним рядом!

— Ты только никому не говори об этом, — попросила Джинни.

— Да не скажу, конечно, — вздохнул Гарри. — Хотя все и так всё понимают. Скорей бы уже Визенгамот собрался!

— Уиспа многие же знают, — попыталась обнадёжить его Джинни. — Я думаю, ему тоже не нравится вся эта тягомотина.

Гарри был абсолютно с ней согласен, но сам на Визенгамот повлиять никак не мог — ему оставалось только ждать. Если бы не Джинни, Гарри не особенно переживал бы: комната в доме Уиспа была удобной, а завтрак так и вовсе превосходен. Но по ней Гарри скучал, и мысль о том, что в следующее воскресенье…

А ведь он так Андромеде и не написал, сообразил Гарри, уже засыпая. Нужно будет сделать это завтра — и непременно завести сову. Так всё-таки нельзя.

Понедельник начался с рутины: Гарри с Сэвиджем обходили свидетелей, и это растянулось на весь день, и продолжилось ещё во вторник. И когда Гарри уже уходил, Сэвидж вдруг обрадовал его:

— В четверг заседание Визенгамота по делу Хамблов. Заседание в одиннадцать, тебе выступать там, утром не забудь принести сюда улику.

— Есть, сэр! — Гарри так просиял, что Праудфут не удержался:

— Похоже, Уисп не слишком-то гостеприимен!

— Вовсе нет! — запротестовал Гарри. — Но дома всё равно же лучше.

— Лучше, — Праудфут игриво подмигнул ему, и Гарри, кажется, даже немного покраснел.

На следующий день он в Аврорат почти бежал: готовить дело Хамблов к слушанию. Конечно, там оставались мелочи, но их было довольно много. Гарри перечитывал допросы, протоколы осмотра и задержания, и не понимал Бартоломью. То, что он сделал, было не просто отвратительно — это было глупо. На удивление глупо: он сам, своими собственными руками уничтожил то благополучие, которого желал. Бартоломью даже не задумался о том, что у его тётки может быть завещание, и что дом и состояние она могла оставить совсем не обязательно сестре. В конце концов, писатели — натуры эксцентричные, кто помешал бы ей всё завещать любимой квиддичной команде? Или вообще коту?

А уж подставить мать — что может быть глупее? Убийца ведь не может быть наследником! И если Бартоломью предполагал, что завещания нет, он должен был бы понимать, что всё уйдёт к Уиспу, а вовсе не к нему. И вряд ли тот бы стал делиться с родственниками, учитывая его взгляды.

Это каким же идиотом нужно быть?!

— Сэр, — сказал Гарри, отдавая уже готовое дело Сэвиджу. — Это самое идиотское преступление из всех, что я встречал. Хотя, конечно, у меня не очень большой опыт.

— Да ничего особенного, — пожал плечами Сэвидж. — Что тебя так изумляет?

— Как можно было, во-первых, не подумать о возможности существования завещания? И почему из всех возможностей этот Бартоломью выбрал подставить мать? Лишая её, тем самым, возможности получить то самое наследство?

— Потому что идиот, — пожал плечами Сэвидж. — Подобное встречается намного чаще, чем ты думаешь. Про правило, что убийца не может наследовать убитому, он мог не знать, а почему именно мать… а кто ещё его стал бы защищать? У всех ведь можно взять воспоминания, подвергнуть их легилименции, напоить веритасерумом — да много способов. И вспомни: она ведь его раскрыла. И ты знаешь — как бы к ней ни относиться, но она достаточно порядочная женщина, чтобы никого не подставлять. Кроме себя, конечно, но за себя она имела право решать. Учитывая отношения в этой семейке, это дорогого стоит. Считай, подвиг.

Гарри молчал несколько секунд, обдумывая услышанное. И повторил скептически:

— Подвиг?

— В определённой степени, — Сэвидж убрал папку в стол, посмотрел на часы, показывающие половину третьего, и вдруг сказал: — Иди-ка ты…

— …домой? — изумлённо не удержался Гарри.

— В Мунго, — возразил Сэвидж. — Ты же ведь так и не был у Уингера.

— Нет, сэр, — Гарри даже обмер. Проигнорировать прямое указание целителя было, мягко говоря, ошибкой.

— Иди, — Сэвидж злым не выглядел, но то, что он отпускал Гарри прямо сейчас, было нехорошим знаком. — А вот потом уже домой. Завтра форму не забудь.

— Да, сэр, — виновато сказал Гарри.

— Он тебя сейчас сожрёт, — напутствовал его Праудфут. — Придёшь — он тебе голову откусит. А потом посадит новую отращивать.

— Может, она будет работать лучше, — пошутил Гарри в ответ и, готовясь к самым страшным карам, отправился в клинику.

Уингера на месте не было, и Гарри пришлось ждать его, наверное, с полчаса, которые он провёл в приёмной, опасаясь отойти и снова разминуться с ним. Он даже от чая, любезно предложенного дежурной медиковедьмой, отказался, отчаянно себя ругая. Как он мог забыть? Как вообще можно забыть подобное?

— Заходите, — Уингер, едва войдя в приёмную, махнул Гарри рукой и, не оглядываясь, первым вошёл в свой кабинет. И когда Гарри последовал за ним, сказал: — Надо было вам напоминалку дать. Что, с памятью проблемы?

— Простите, сэр, — сокрушённо проговорил Гарри. — Я… мне нет оправданий.

— При чём тут?.. — спросил Уингер, указав ему на кушетку. — Раздевайтесь и ложитесь. Я спросил, есть ли с памятью проблемы?

— Я не знаю, как я мог забыть, — Гарри поглядел на него очень виновато, и Уингер раздражённо сморщился:

— Я знаю, как. Я в третий раз прошу вас описать симптомы.

— Симптомы? — переспросил Гарри.

— С памятью проблемы есть? — с видимым терпением спросил Уигнер, и Гарри, поняв, наконец, что тот и вправду задаёт вопрос как целитель, а не как… он запутался и просто ответил:

— Да. Я действительно совсем забыл о том, что должен к вам прийти.

— Ещё есть что? — деловито поинтересовался Уингер.

Андромеда!

Гарри охнул и понял, что краснеет.

Он ей так и не ответил!

— Есть, — Гарри потёр лицо ладонями. — Сэр, это симптом?

— Что именно? — терпение Уингера явно подходило к концу, и Гарри честно признался:

— Я забыл ответить на письмо. На очень важное и личное письмо. С субботы!

— Нужна справка? — осведомился Уингер, и Гарри больше от неожиданности, нежели потому что в самом деле собирался предъявлять её Андромеде, кивнул:

— Да, пожалуйста.

Он, наконец, разделся, и лёг голым на приятно тёплую кушетку.

— Глаза закрыть, не открывать, — велел Уингер. — Скажете, будет холодно или горячо.

Гарри кивнул послушно и принялся ждать ну хоть чего-нибудь, но он ничего не чувствовал, совсем. Он лежал так долго, что почти что задремал, когда Уингер с некоторым удивлением спросил:

— Что, ничего не чувствуете?

— Нет, — честно сказал Гарри.

— Одевайтесь, — скомандовал Уингер и, не спрашивая никакого разрешения, надел ему на левое запястье простой серебряный браслет. — Напоминалка, — пояснил он. — Зайдёте завтра вечером.

— Сэр, — аккуратно спросил Гарри, одеваясь, — а эти проблемы с памятью — они надолго?

— Не знаю, — довольно равнодушно отозвался Уингер. — Я вам говорил уже, что заклинанье не изучено. Возможно, их вообще больше не будет. Но я бы на вашем месте важные вещи пока записывал.

— Спасибо, — вздохнул Гарри, но Уингер никогда не был склонен к излишней сентиментальности и просто вручил ему справку и почти что выставил из кабинета. Впрочем, когда Гарри уже пересекал порог, Уингер его окликнул: — Кстати, кто у вас там занимается куклами?

— Лисандра Гор, — Гарри мгновенно развернулся к нему. — И Сэвидж.

— Скажи им, пусть зайдут. У нас тут интересно получается.

— Что получается? — спросил Гарри, но, конечно же, не получил ответа.

Что ж, зато у Гарри был предлог вернуться в Аврорат и, может быть, потом прийти сюда опять, но уже не в одиночку.

Сэвидж встретил его насмешливым предположением о том, что раз Гарри уже начал путать Аврорат и дом, ему, возможно, просто стоит переехать сюда, однако стоило тому передать слова Уингера, как Гор бросила свои газеты и вскочила, а за нею встал и Сэвидж. И когда они, наспех всё убрав со своих столов, пошли к двери, Гарри, поняв, что его, похоже, не зовут, не выдержал и попросился сам:

— Сэр! Можно мне тоже с вами?

— Домой иди, — отмахнулся Сэвидж, и это было донельзя обидно.

— Идём, — вдруг сказала Гор. — Раз это моё дело, то и мне решать, — добавила она, и Сэвидж лишь пожал плечами.

На сей раз Уингера ждать не пришлось, и он, откровенно хмыкнув при виде Гарри, повёл авроров за собой в ту самую часть отделения, где размещали самых сложных пациентов. Они прошли мимо палаты Лестрейнджа и остановились возле двери с табличкой «К-3». Уингер тронул стену палочкой, и та стала прозрачной, открыв довольно большую палату, в которой было двадцать семь кроватей. Гарри даже не пришлось считать: те были пронумерованы, и в изножье каждой висела табличка с двумя номерами и именем.