Middle (джен)

За сто лет сдававших СОВ и ТРИТОНы экстерном набралось около двух тысяч человек — точнее, тысяча девятьсот тридцать четыре. И хотя Гарри понимал, что это не так уж и много, меньше двадцати человек в год на два экзамена, но при мысли о том, что их всех теперь придётся проверять, ему хотелось громко и глубоко вздыхать. Зато у него теперь было красивое и уникальное перо, которое Гарри намеревался сохранить и забрать домой. Вот теперь он понимал, почему его никто не предупредил взять с собой пергамент и перо, и радовался, что не догадался сделать это сам — хотя обычно уж в чём-в чём, а в пергаменте и в перьях в архивах недостатка не бывало.

В отдел Гарри вернулся в девятом часу вечера, хотя и довольный своей работой, но уставший и донельзя голодный.

— Как дела? — поприветствовала его в одиночестве сидящая в отделе Гор, и Гарри гордо продемонстрировал ей свой трофей. — Красивое какое! — она взяла перо, разглядывая. — И большое. Ты ему понравился.

— Ему же не слишком часто приходится так перья раздавать? — спросил Гарри.

— Ему их отращивают, — успокоила его Гор. — Но нет, нечасто: второй раз перо не выдаётся. Только новеньким… ну, или очень редко особенно любимым посетителям. Но авроры в этот круг не попадают: как ты понимаешь, мы там бываем редко. Так что береги — в следующий раз получишь обычный карандаш.

— А он там давно живёт? Клаус? — Гарри ворон действительно понравился.

— Давно, — кивнула Гор. — Я была стажёром, когда он там уже был. Так же, как и Призрак Архивариуса.

— А он кто? — с любопытством поинтересовался Гарри.

— О, это очень поучительно, — она засмеялась и, достав из ящика стола небольшую корзинку с тремя витыми булочками, покрытыми шоколадной глазурью, предложила: — Будешь?

— Да! — Гарри мог бы съесть таких, наверное, с дюжину. Гор наколдовала стакан, налила в него воды и протянула Гарри.

— Так вот — это история о важности точных формулировок, — вернулась она к призраку. — В начале девятнадцатого века этот архивариус потерял один из документов — говорят, что это было уникальное свидетельство о тринадцати ТРИТОНах. Как это вообще возможно, непонятно, потому что их просто не может быть больше дюжины, но легенда такова. Архивариус поклялся, что не уйдёт домой, покуда не найдёт его — и вот… ищет. До сих пор. Ему даже пару раз такой подкидывали, но это не срабатывало, к сожалению. Но работает он, говорят, неплохо — по крайней мере, нареканий к нему нет. Сначала у него был обычный ассистент, но потом появился предшественник мистера Клауса — с тех пор так и идёт. В конце концов, — она снова рассмеялась, — почему у нас не может быть своих чёрных воронов?

— И правда, — согласился Гарри. — Как вы думаете, а его можно навестить? Так, просто без дела?

— Ворона? Конечно, — она ничуть не удивилась. — Ты будешь не первым. Мистер Клаус особенно любит мелкие яйца, моллюсков и жуков. Особенно жуков, — Гор улыбнулась. — Больших и, разумеется, живых.

— Жуков, — повторил Гарри.

— Возможно, это потому что мясом его и так кормят, — разумно предположила Гор. — А вот жуков не держат. Ещё он любит молодой фундук — молочный, ещё не созревший. Но это сезонное, конечно.

— Спасибо, я запомнил, — Гарри дожевал последний кусок третьей булочки и с сожалением подумал, что их было очень мало. — Очень вкусно, — похвалил он. — Спасибо. Правда, я…

— …не ел весь день, — она понимающе кивнула. — Что ж, я думаю, что на сегодня всё, а завтра пиши запрос в другой архив. Нужно отобрать живых… или умерших. Но это будет быстро — за завтра всё успеешь. А теперь домой, — она принялась собираться, и Гарри растроганно догадался:

— Вы ждали меня?

— Ну не бросать же тебя было, — ответила она. — И, кстати, у нас новости: пришёл ответ от наших иностранных коллег — вместе с самими коллегами. У них почти такая же статистика, как и у нас, но они дома не находили. Теперь ищут — я надеюсь, что найдут. Похоже, что игра — если это правда игра — была международной, и Британия на сей раз проиграла.

— Думаете, это всё-таки игра?

— Похоже на то, но я не буду утверждать пока что, — ответила она, вставая. — Ну всё, по домам. А то Роберт меня завтра высечет. Прилюдно.

Понедельник этот словно задал тему всей неделе, большую часть которой Гарри проторчал в архивах. Потому что, как он с удивлением выяснил, в министерстве фиксировались далеко не все смерти — и вообще, это было обязательным лишь для получавших пенсии или ещё какие-то пособия, то есть, в основном, бывших или действующих служителей министерства. Остальные же уведомляли министерство добровольно, и делали это отнюдь не все.

Таким образом, довольно неожиданно для Гарри куда более полным источником информации стал… «Ежедневный пророк», в котором обычно публиковались объявления о похоронах. Полный архив «Пророка» хранился в министерстве, но это было единственной хорошей новостью для Гарри, потому что просмотреть больше семидесяти тысяч последних страниц газет оказалось делом, мягко говоря, непростым.

— Я их ненавижу, — признался в четверг вечером Гарри за ужином.

— Кого именно? — уточнила Джинни. — Газеты? Умирающих? Или, наоборот, живых?

— Всех! — решительно ответил Гарри. — И ещё запах типографской краски! И бумаги. И почему вообще нет простого правила, по которому бы, например, наследники обязаны бы были сообщать о смерти? Или ещё как-нибудь… но это же ужасно неудобно!

— Ну вот станешь министром — и введёшь, — сказала Джинни. — Видишь, как удобно: одну реформу ты уже придумал.

— Каким ещё министром? — возмутился Гарри. — Нет уж. Мне все прочат место Робардса — а Шеклболта пусть сменяет Гермиона. Вот ещё, — он громко фыркнул и решительно вонзил вилку в остаток своего стейка.

Но мучения Гарри принесли свой результат, и к концу недели у авроров на руках были окончательные списки уже умерших и всё ещё живущих волшебников, родившихся в позапрошлом веке и хотя бы теоретически способных сотворить подобный дом.

И списки эти были, к сожалению, весьма внушительны.

— Я думаю, — сказал на совещании отдела вечером пятницы Сэвидж, — мы начнём, как и всегда, с определения круга возможных подозреваемых. Вполне очевидно, например, что Альбус Дамблдор туда не попадает, — улыбнулся он. — Поделим всех, иначе мы с Лисандрой тут утонем. Может, есть у кого-нибудь идеи, за что можно зацепиться?

— Мы даже до конца не знаем, действительно ли это та самая «Дикая охота», — разумно заметил Праудфут.

— Не знаем, — согласился Сэвидж. — Но нужно же с чего-то начинать. Примем пока как рабочую гипотезу, а там посмотрим. Но это после, а в понедельник суд над егерями.

Только сейчас Гарри понял, что почти забыл об этом деле. Конечно, оно, в целом, было закончено, но ещё неделю назад занимало почти все его мысли, а теперь в них были только записи о смерти и рождении. «Вы должны уметь откладывать то, чем не занимаетесь прямо сейчас, — говорил их преподаватель в Академии, — в самый дальний угол вашей памяти, но не забывать, в какой. С тем, чтобы при необходимости извлечь его оттуда». Что ж, Гарри не был уверен во второй части этого совета, но, похоже, с первой он научился справляться на отлично.

— Гарри, — продолжал меж тем Сэвидж. — Тебе нужно быть готовым выступить свидетелем. Ты не заявлен, но я удивлюсь, если никто из Визенгамота не захочет расспросить тебя о твоих ощущениях во время «Песни Орфея». Будь готов ответить — заранее подумай, что ты скажешь.

— Но ведь это к делу не относится, — нахмурился Гарри, которому абсолютно не хотелось ни с кем делиться этим.

— И ты даже можешь отказаться отвечать, — кивнул Сэвидж. — Но я бы не советовал.

— Почему, сэр? — обречённо спросил Гарри.

— Потому что тебе это не забудут, — спокойно ответил Сэвидж. — Визенгамот очень не любит признаваться, что ему и вправду что-то любопытно, и ещё меньше любит получать отказ в ответ. Хочешь, могу дать совет.

— Хочу, сэр, — кивнул Гарри с признательностью.

— Дай им пару ярких моментов — и с них хватит, — предложил Сэвидж.

— Ну и никто не требует, чтобы это было что-то очень личное, — заметил Праудфут. — Скажи, мол, был готов порвать на части голыми руками.

— И нос откусить, — добавила Гор, и когда Гарри рассмеялся вместе со всеми, ему стало легче.

И всё же предстоящее выступление испортило ему выходные. И это было особенно обидно потому, что Сэвидж снова никаких дежурств Гарри не назначил и можно было отдыхать бы целых два дня подряд, однако, что бы он ни делал, не думать о том, что скоро ему предстоит, не получалось.

В ночь на понедельник Гарри почти не спал, и в Аврорат пришёл к восьми. Сам суд назначен был на десять, совещание у Робардса начиналось в девять, но сам он и Сэвидж были уже в их отделе.

— Готов? — спросил его Робардс, и когда Гарри кивнул, сказал: — А к пресс-конференции?

— Угу, — позволил себе буркнуть Гарри.

Он прекрасно понимал, что на сей раз окажется в самом центре внимания прессы. Визенгамот хотя бы будет, всё же, занят рассмотрением дела, а вот пресса наверняка ухватится за Гарри. Раз сбежать не выйдет, решил он, нужно быть готовым немного поиграть в звезду. Наверняка бы что-нибудь такое посоветовал бы ему и Лестрейндж… что ж, сегодня он попробует.

— Давай без сюрпризов, ладно? — попросил его Робардс, и Гарри искренне пообещал:

— Что вы, сэр!

Робардс лишь вздохнул в ответ, и Гарри почему-то стало легче.

— Хотя бы перед Визенгамотом, — добавил Робардс, и Гарри вновь заверил его:

— Сэр, всё будет идеально!

— Вот этого-то я и опасаюсь, — пробормотал Робардс.

Поскольку Гарри в качестве свидетеля изначально Аврорат не заявлял, его с самого начала впустили в зал суда, поставив в оцепление. И Гарри наконец увидел пострадавших.

Их было много, и они занимали три скамьи. На двух первых сидели те, кого когда-то поймали егеря — и среди них Гарри увидел Гейл Шедоу. Она сидела с краю, сторонясь всех, сидела и смотрела прямо на обвиняемых… на Чалка. Настолько пристально, что ему явно неудобно было под её взглядом, и он всё отворачивался, насколько позволяли удерживающие его прямо в кресле цепи.

На третьей скамье сидели бывшие заложники. Их было восемь: четыре пары. Уилдсмиты — сам он хотя и был членом Визенгамота, но занимать сегодня место среди судей, разумеется, не мог, — Ботты и обе пары Граннионов. И Гарри, наконец, увидел супругу младшего из них.

Вейлу.

И хотя она сейчас наверняка не колдовала, ей это и не требовалось. Гарри помнил её дочь, и сейчас понимал, что она была очень похожа на свою мать. У той тоже были вьющиеся каштановые волосы, убранные в строгую причёску, и такие же огромные и ярко-голубые, словно небо в сентябре, глаза, в которые хотелось смотреть, не отрываясь. На её лице не было ни капли косметики, и губы, видимо, поэтому казались бледными, но ведь от поцелуя бы они, наверно, покраснели бы?

Поймав себя на этой мысли, Гарри с усилием заставил себя отвести глаза от младшей мадам Граннион и больше на неё уже не смотрел.

Сам процесс же шёл вполне обычно. Робардс зачитал обвинение, затем начались допросы обвиняемых. Судьи слушали внимательно, задавали иногда вопросы, ожидаемо сочувствовали пострадавшим и снова слушали. Но Гарри чувствовал их взгляды на себе и понимал, что его просто оставили напоследок.