Middle (джен)

Тему Отдела тайн Гарри больше не поднимал — Андромеда и так рассказала ему очень много, и он опасался, что если будет слишком настойчив, она может и вовсе прекратить такие разговоры в будущем. А вот о другом спросил, когда эльфы подали бараньи отбивные:

— Скажи, а что Тедди делает у Моранов так долго?

— Это из-за Миллисент, — сказала Андромеда. — Морриган Моран её опекает, и Миллисент часто там бывает — а сейчас там почти подготовка к Имболку, и Миллисент очень деятельно в ней участвует. Тедди тоже захотел, конечно, Миллисент попросила Моран, и мне оставалось только согласиться, — она осуждающе вздохнула, но по её глазам Гарри видел, что Андромеда совсем не сердится.

— А ты на самом деле против? — спросил он, и она ответила, подумав:

— Я не то что против. Но я лично их почти не знаю, хотя в последние недели с Морриган мы часто видимся. Не думаю, что мы когда-нибудь станем подругами, но в то же время за Тедди я вполне спокойна: его там не обидят и присмотрят. Я не уверена, что выбрала бы Моранов ему в друзья, но они не причинят вреда ребёнку.

— А почему не выбрала бы? — с острым любопытством спросил Гарри.

— Они ирландцы, — ответила она. — Закрытый, хотя и очень большой и влиятельный клан. Традиционно не слишком дружелюбный к англичанам и лоббирующий интересы, прежде всего, Ирландии. И то, что они, по сути, воспринимают Миллисент своей, довольно удивительно.

— Потому что она англичанка? — улыбнулся Гарри, и Андромеда кивнула очень серьёзно:

— Да. Ей это в будущем очень поможет — я это понимаю и отчасти поэтому не стала спорить.

— А почему так? — спросил Гарри. — Я понимаю, что это потому, что она — воспитанница Лестрейнджа. Они настолько близко дружат с Морриган Моран?

— На самом деле дело здесь не в Морриган, — ответила Андромеда, и в её голосе прозвучала грусть, — а в её брате. У неё был старший брат — Мэдок Моран. Они с Дольфом дружили с одиннадцати лет — со школы. Как познакомились с ним в первый день, так и подружились. В школе это многих удивляло, помню.

— Потому что он ирландец? — понимающе спросил Гарри. — А Лестрейндж — англичанин?

— И вообще это две очень разные семьи, — кивнула Андромеда. — С очень разными взглядами вообще на всё: ты знаешь ведь, что отец Дольфа был близок к Волдемотру ещё со школы? — Гарри кивнул, и она продолжила: — Мораны же никогда Волдеморта не просто не поддерживали — они считали его выскочкой и презирали, не скрывая. Так же как и всех, кто шёл за ним. Не то чтобы они боролись с ним, но я знаю, что в их землях многих прятали в войну, и, насколько мне известно, Волдеморт сам туда даже не совался. Хотя, может, это просто слухи. Дружба Мэдока и Дольфа поначалу всем казалась не просто странной — дикой. Как если бы Малфой дружил с Уизли, — она улыбнулась. — Однако они были не разлей вода, и, видимо, семье пришлось смириться.

— А что с ним случилось? — спросил Гарри. — С Мэдоком?

— Погиб в ночь на второе мая в школе, — Андромеда положила приборы, отвернулась и некоторое время молча смотрела в окно, за которым виднелось серое зимнее небо. — Я знаю, Дольф винит себя за то, что не был рядом — как и с Дорой, — тихо проговорила она, не поворачиваясь.

— А ты? — так же тихо спросил Гарри. — Винишь его?

— Нет, — Андромеда повернулась наконец и повторила: — Нет. Он и не мог там быть. Как я, — сказала она и вдруг посмотрела в глаза Гарри.

— Есть вещи, которых нельзя требовать ни от кого, — твёрдо сказал он, и Андромеда согласилась:

— Да. Но если бы я знала, я бы там была.

— Ты не могла знать, — сказал он, и Андромеда жёстко возразила:

— Нет. Могла. И знала бы, если бы позволила себе, но я тогда просто не хотела об этом думать. Я достаточно знала Беллатрикс, чтобы понимать, что она должна сделать со своей племянницей, которая сына родила от оборотня. И знала дочь, чтобы понимать, куда она пошла.

— Она не сказала?

— Нет, конечно, — Андромеда подавила то ли вздох, то ли всхлип. — Она знала, что я не пущу её.

Они прежде никогда не говорили о том дне — и о смерти Нимфадоры, и сейчас Гарри чувствовал себя так, словно нечаянно подслушал чью-то тайну. Ему было грустно и неловко, и он никак не мог подобрать нужные слова и сказал ужасно банальное:

— Мне жаль.

Она кивнула, снова отвернулась к окну и некоторое время в него смотрела. А когда обернулась вновь, сказала уже вполне обычным тоном:

— Дольф и Мэдок были словно братья. Это знали все. Дольфа принимали у них в доме — с какого-то момента не просто как школьного приятеля, а как своего и близкого.

— Откуда ты знаешь? — Гарри был так рад сменить тему, что подхватил бы сейчас любой разговор, но Андромеду выбрала действительно интересную ему тему, так что он решил не сдерживать обуревавшее его любопытство.

— Не помню уже точно, когда это было, но в какой-то момент Филтиарна пригласила его на свой день рождения — и это была почти что декларация, — Андромеда вновь взяла приборы и, отрезав было кусочек отбивной, поглядела на неё с сомнением, а затем направила на мясо струю горячего воздуха из палочки. И только потом положила в рот кусок.

— Филтиарна Моран — член Визенгамота? — уточнил Гарри, повторяя трюк Андромеды с горячим воздухом.

— Да, она, — кивнула Андромеда. — Если не случится ничего, она скоро передаст своё место Морриган, но останется, конечно, главой клана. На все праздники колеса года, на Рождество, на день рождения любого члена семьи приглашают кого угодно — это ничего не значит, кроме выражения симпатии и дружбы. Но на день рождения главы клана зовут только своих. У них так заведено. Свои, — предвосхитила она вопрос Гарри, — это не только члены семьи. Это те, за кого Мораны готовы при необходимости вступиться. Некоторая декларация намерений, если угодно. Все это поняли и приняли — и я уверена, Дольф этим пользуется. Но мы отвлеклись, — она доела отбивную и, макнув кусок картофеля в соус, подхватила его вилкой. — Морриган — единственная сестра Мэдока. Она намного младше — говорили, что у старшей ветви Моранов никак не получалось завести ещё одного ребёнка из-за полученного Мораном проклятья, но потом родилась Морриган, и слухи утихли. Она была совсем малышкой, когда брат уехал в школу, и Дольфа знает всю свою жизнь. Они почти родня — а Мораны, что бы я о них не думала, такие узы ценят очень высоко. Так что приглядись к ним, — посоветовала она вдруг. — И всегда помни, кто Дольф для них такой. И отдельно для Морриган Моран.

— Но они тоже ничем ему помочь не могут, — тихо проговорил Гарри, и Андромеда подтвердила:

— Нет.

— Ты знаешь что-нибудь? — спросил он. — Целители со мной не говорят.

— Всё не очень хорошо, — ответила она, снова отложив приборы, но на сей раз сложив их на почти пустой тарелке. — Целители ничем пока помочь не могут. Нужно ждать — и надеяться, что Дольф сам справится. Всё, что они могут — поддерживать его в том состоянии, в котором он сейчас есть. Но, может, мы найдём других целителей.

— Мы? — переспросил Гарри.

— Морриган Моран тоже ищет. И Уингер, и другие целители. Так что я пока что не отчаиваюсь. И тебе не стоит.

Пока эльф убирал грязную посуду и накрывал чай, Гарри думал, стоит ли рассказывать ей о визите к Малфоям, и в конце концов решил, что специально говорить не станет ничего, просто упомянет как-нибудь при случае. И уж если Андромеда сама начнёт его расспрашивать, он расскажет поподробнее.

Однако этим вечером такого случая Гарри не представилось: они заговорили о Тедди и вообще о детях, потом как-то незаметно перешли к грядущей свадьбе, и, конечно, о Малфоях он забыл.

Домой Гарри вернулся довольно поздно. Бутылку вина он сперва хотел было вернуть назад, но затем оставил в спальне, решив позже выпить его с Джинни. Андромеда на прощанье показала ему неприметную отметку на правом нижнем уголке этикетки, и сейчас, ставя бутылку на комод, Гарри задумался о том, сколько ещё в его жизни будет вот таких неважных мелочей, и каждая из них будет напоминать ему о том, где и с кем он вырос. И о том, что мир, в котором он сейчас живёт, до сих пор не стал ему своим настолько же, насколько он таков, скажем, для Джинни.

Хотя…

Гарри задумчиво посмотрел на стоящую на комоде бутылку вина и заулыбался. А потом забрал бутылку и отнёс на кухню и поставил её в шкафчик рядом с уксусом и маслом. И оттуда пошёл в душ, решив лечь пораньше спать: впереди была новая рабочая неделя.

Понедельник привычно начался совещанием у Робардса, на котором присутствовали и авроры из других стран — тех самых, где искали «кукольные домики Розье».

— Первая и главная новость на сегодня, — сказал Робардс, — все дома нашлись. И это хорошая новость. А плохая: входить в них некому. И единственный шанс спасти жизни жертв — убедить хозяек домов вынести их всех, что, как мы знаем, возможно во время Имболка. Так что ждём — четыре дня осталось. Надеюсь, наши коллеги успеют, — он кивнул в сторону гостей.

— Пойдём на сделку, — неохотно сказал один из них с немецким, кажется, акцентом.

— Тут главное, чтоб на неё пошли Розье, — заметил Сэвидж.

Когда совещание закончилось и все вернулись в свои отделы, Гарри спросил Сэвиджа:

— Какая тут может быть сделка? За такое?

— Ну какая, — раздражённо сказал Сэвидж. — Они же никого пока что не убили. Что им, по сути, предъявить? Ну, пленение. Но мы же знаем: жертвы восстанавливаются. И если владелицы будут достаточно молодыми, чтобы им нельзя было вменить предыдущий эпизод, и «добровольно» отдадут пленённых, они отделаются несколькими годами заключения. И штрафом в пользу жертв.

— И всё? — спросил Гарри недоверчиво.

— И всё, — Сэвидж мрачно усмехнулся. — А за предыдущий эпизод, если они не совсем дуры, обвинят уже умерших. А ты как думал? — спросил он, сощурившись.

— Потому что они Розье? — зло спросил Гарри.

— И это тоже, — согласился Сэвидж. — Но на самом деле в данном случае это не главное. Просто так сложилось. Мы, по сути, обменяем их почти свободу на чужие жизни. Неплохой обмен, — он вновь сощурился. — Вот только… сам додумаешь? — спросил он, и Гарри мотнул головою:

— Нет.

— Мы не магглы, — Сэвидж улыбнулся, широко и очень недобро. — Никто из участников. Так что небольшой срок заключения — не всегда благо, — он хлопнул Гарри по плечу и куда-то вышел, оставив его обдумывать свои слова.