Middle (джен)

Гарри никогда не думал, что когда-то будет скучать на работе, однако, окунувшись в рутину после последних напряжённых недель и даже месяцев, внезапно поймал себя на этом чувстве. Понедельник прошёл тихо, вторник был таким же — и даже случайно взорвавший дом экспериментатор-зельевар не слишком его разнообразил. В воздухе буквально висело ожидание новостей от иностранных коллег, и Гарри списывал ощущение рутинности на это — однако когда в среду выяснилось, что сделки заключили и куклы будут в пятницу извлечены и переданы целителям, ожидание никуда не делось, просто теперь все ждали Имболка.

Он наступил в пятницу — и это оказался один из самых длинных дней, которые Гарри помнил. Все прекрасно понимали, что с утра новостей не будет, но ждали всё равно — и когда к полудню они так и не пришли, Гарри обратил внимание, что работает в отделе только Долиш. Остальные перекладывали бумажки, болтали, пили чай с принесённым Гор печеньем и очень старались не смотреть на часы. Получалось, правда, плохо.

Первая новость пришла из Дании. Было почти три, когда в окошко над дверью влетел громовещатель от Робардса с коротким сообщением: «Датчане получили всех».

— Ну наконец-то! — воскликнула Гор. — В меня больше печенье не лезет.

— Есть такое заклинание, — задумчиво проговорил Праудфут, и пока все смеялись, в отдел влетел второй громовещатель: «Французы получили всех».

К пяти часам ожидание закончилось последним сообщением от Робардса: «Австрийцы получили всех», и в отделе воцарилось праздничное настроение.

— Теперь можно и праздновать! — сказал Сэвидж и поглядел на часы. — Я предлагаю закончить рабочий день пораньше и пойти куда-нибудь.

— Домой, к примеру? — спросила Гор. — Мне очень надо. Я сегодня не могу никак.

— Домой! — согласился Сэвидж. — Отпразднуем потом все вместе, а сейчас и вправду по домам.

— Да, Гарри, — сказал Праудфут, когда они уже почти ушли. — Я тут подумал — кое-что не складывается. Но это в понедельник, ты только мне напомни, — сказал он, беря свой тёплый плащ.

— Не складывается? Где? — вскинулся Гарри, но Праудфут только махнул рукой и повторил:

— Завтра… в смысле, в понедельник. Не горит.

И ушёл.

Вот кто так делает, ворчал про себя Гарри уже дома, меряя шагами пол и бродя туда-сюда по лестницам и коридорам. Почему было просто не сказать? Чтобы сам додумался, ответил он сам себе. Но можно же ведь было намекнуть!

Но Праудфут не намекнул, и Гарри пришлось думать самому. По сути, размышлял он, Праудфут мог говорить только о деле Каплана — потому что никаких других дел они с ним вместе не вели. Но дело Каплана было уже неделю как закрыто — правда, очень тихо, и всё же тот же Праудфут поговорил с семьями погибших. И если что-то там не складывалось, почему же он молчал всё это время?

И что там могло не складываться? Крокер даже выяснил — ну, или, по крайней мере, сказал, — что то самое ощущение укуса насекомого было результатом касания щупа хроноворота. Почему Каплан, прячась под дезиллюминационными чарами, а то и ставя этот щуп прямо в камин, использовал его, а не цепочку, Крокер не знал, но утверждал, что это было так. Проверить это всё равно было невозможно, так что ему поверили.

Возможно, зря?

Или Праудфут имел в виду не это?

Гарри буквально всю голову сломал и с самого утра в субботу буквально побежал в отдел. Дела уже, конечно, были сданы в архив, но записи, что делал Гарри для себя, остались, и он, разложив их по столу, внимательнейше их перечитал.

Чарльз Бьюкенен. Пропал, войдя в камин… блуждал в лесу… и вышел на Диагон-элле.

Фазал Шах. Пропал, выйдя из дома. Сам не вернулся — нашли спящим.

Анастасия Кройн. Вышла — опять же — из дома подруги, нашлась в чужом доме, искренне считая, что прошла всего пара минут.

Август Бамблпаф. Опять — вышел из дома, пропал, вернулся сам.

Миранда Ли. Вышла из дома и нашлась в трюме маггловского судна, причём нашли её магглы. Похоже, тоже спящей.

Сильванус Снайд. Опять же, вышел из дома — а вернулся камином, причём его самого это совсем не удивило.

И что тут не сходилось?

Часть из найденных вообще ничего не помнила, часть — была обнаружена спящими. В общем-то, одно другому не противоречило: люди, как правило, не помнят происходящее во сне.

Что тут не так?

Гарри взял чистый пергамент и ещё раз коротко всё записал. И вот тогда увидел — и это оказалось настолько очевидно, что ему стало стыдно. Как он умудрился это сразу не заметить?

Немного успокоившись, Гарри с досадой осознал, что понятия не имеет, что теперь делать. Праудфута он увидит только в понедельник… можно было поднять записи осмотра транспортников, решил он — однако времени это заняло совсем немного и ничему не помогло. Что ж, решил Гарри, значит, это дело имеет смысл рассматривать как самое обычное — без оглядки на эксперименты Каплана.

Итак. С чего обычно начинается расследование? С осмотра места происшествия и трупа — или с опроса пострадавшего. С этого-то Гарри и решил начать.

Однако стоило ему собраться и пойти к двери, как та открылась, и на пороге появился мальчик лет одиннадцати… но, наверно, всё же десяти, решил Гарри, потому что будь тому одиннадцать, он бы был сейчас в школе.

— Здравствуйте, — сказал он очень вежливо. — Мне сказали, что мне нужно в Отдел особо тяжких преступлений. Вы аврор?

— Дежурный, — сказал Гарри, охваченный мучительным тоскливым предчувствием. Прошлое появление дошкольницы ничем хорошим не закончилось, и этот мальчик тоже обещал проблемы, хоть и выглядел вполне невинно: тёмные штаны и куртка, фиолетовые шарф и шапка, и под нею — румяное круглое лицо с несколько курносым носом и торчащими на лбу прядками русых волос. — Как тебя зовут?

— Колин Ламент, — ответил мальчик. — У меня пропала мама. Вы можете её найти?

— Мы постараемся, — ободряюще улыбнулся ему Гарри и вернулся к своему столу. — Садись. Рассказывай. И можешь раздеться, — он указал на вешалку, — здесь жарко.

Мальчик деловито стянул шапку, развязал шарф, запихнул их в рукав снятой куртки и повесил ту на вешалку у двери. Под всем этим обнаружился зелёный свитер с вышитым на груди золотым снитчем, который, кажется, был крепко сбитому мальчику уже немного мал — и основательно потрёпан.

— Итак, мистер Ламент, — Гарри тем временем приготовил пергамент и Прытко Пишущее перо. — Расскажите, что случилось с вашей мамой. Начнём с того, как её зовут.

— Аделаида, — ответил Ламент, садясь на стул и приглаживая ладонями совершенно растрепавшиеся русые волосы. — Ей тридцать восемь лет.

— А тебе? — уточнил Гарри.

— Мне одиннадцать, — важно ответил Ламент. — Осенью я поеду в школу.

— Вы живёте вдвоём с мамой?

— Не совсем, — деловито ответил мальчик. — У нас есть ещё Агата — ей четырнадцать, она моя старшая сестра. Но она сейчас на третьем курсе в школе.

— Вы втроём живёте? — снова спросил Гарри.

— Да, — кивнул Ламент, и Гарри очень осторожно спросил:

— А папы нет?

— Он в тюрьме, — ответил Ламент, и Гарри почувствовал себя чудовищно неловко. Никогда он даже не представлял себе подобных ситуаций — и теперь ему в ней нужно было как-то действовать. — За нападение на школу.

Гарри стало ещё хуже. Почему, ну почему этот ребёнок пришёл именно сейчас? Приди он, например, вчера, или хотя бы завтра, он бы встретился с кем-то другим — но нет, повезло, конечно, именно Гарри.

— Понятно, — сказал он. — Расскажи, когда ты в последний раз видел маму.

— Вчера, — ответил Ламент. — Она ушла к подруге, вечером. И не вернулась. Она задерживалась там, и я лёг спать сам. В десять часов.

— Ты так всегда ложишься? — Гарри отметил про себя, что, видимо, подобное случалось достаточно часто, чтобы мальчик не видел в этом ничего особенного. Ну и одиннадцать — не пять, нет ничего дурного в том, чтобы оставить такого ребёнка одного.

— Да, — Ламент кивнул.

— А утром ты проснулся — и её не было? — спросил Гарри, и Ламент кивнул:

— Да. И это было странно.

— Она так прежде никогда не делала? — спросил Гарри, впрочем, уже предполагая ответ.

— Нет, — ответил Ламент. — Я, конечно, сначала хотел спросить тётю Эугению, где мама, но у нас камин закрыт. Мама его всегда закрывает, когда куда-нибудь уходит.

— Очень разумно, — похвалил её Гарри. — Как ты к нам добрался?

— «Ночным рыцарем», — ответил Ламент, и Гарри улыбнулся. — У меня же уже есть палочка, — важно добавил мальчик.

— Разумно, — повторил Гарри. — А откуда ты знал, куда идти и как войти?

— У нас на доске написано, — сказал Ламент. — Мама нам с Агатой рассказала, куда идти, если что-нибудь случится.

С каждым его словом Гарри всё сильнее уважал эту незнакомую Аделаиду Ламент. Вряд ли она так уж любила авроров — и всё же сделала что сделала. Многие бы на её месте поступили так же?

— Твоя мама очень мудрая женщина, — искренне проговорил Гарри. — Скажи, к кому она пошла?

— К Эугении Оупли, — тут же сказал Ламент. — Она живёт недалеко от нас. Пароль в камине — Три Оупли.

— А где живёте вы?

— В Телфолде, на Доли-роуд, — почему-то Ламент Гарри восхищал, хотя, конечно, в том, что тот знал свой адрес, не было ничего странного. — А Эугения живёт на Барн-лэйн.

— Я думаю, мы тоже можем воспользоваться «Рыцарем», — решил Гарри, потому что из ближайших городов он достаточно хорошо для аппарации знал только Бирмингем, но тот был всё-таки довольно далеко. Идём, посмотрим. Возможно, твоя мама и её подруга просто всё проспали?

— Я так не думаю, — серьёзно сказал Ламент. — Мама встаёт в семь часов, а уже одиннадцать.

— Разумно, — Гарри встал. — Я думаю, мы вот как сделаем: ты мне покажешь, где живёт мисс… или миссис? — Оупли, а дальше разберёмся.

Будь сейчас будний день, Гарри бы оставил Ламента в комнате ожидания в ДМП, но сейчас там не было дежурного, а интуиция подсказывала, что оставлять мальчика без присмотра — не самая удачная идея. Оставлять же его дома одного Гарри опасался: мало ли что случилось с его матерью, и кто знает, не угрожает ли что-то самому Ламенту. Нет, он лучше заберёт его с собой, а если они сразу его маму не найдут, тогда Гарри и будет думать, куда девать ребёнка.

— Миссис, — сказал Ламент, соскальзывая со стула. — Её муж тоже в Азкабане, как и папа. А Шерон в школе.

— Дочка?

— Да, — Ламент пошёл к вешалке, и Гарри помог ему снять зацепившуюся куртку.