Middle (джен)

Кроме колдографий мистера и миссис Оупли с дочерью здесь были и снимки, если Гарри верно понял, их родителей, а также братьев и сестёр. По крайней мере, есть, кому забрать Шерон, мрачно подумал Гарри.

Закончив осмотр когда-то, видимо, родительской, а теперь просто материнской спальни, Гарри перешёл в детскую. Типичная комната подростка, причём явно девочки: плакаты с симпатичными певцами-музыкантами, на шкафу — небольшая коллекция кукол и единорогов, розовое с блёстками покрывало, на столе — колдография с тремя ровесницами, видимо, подружками, на которой они все радостно смеялись и приветственно махали, правда, кто из этих девочек Шерон, Гарри понять не смог. Осмотрев комнату и тоже ничего не обнаружив, он спустился вниз и доложил Сэвиджу о полном отсутствии каких-либо результатов.

— Потом вернёмся, — решил тот, остановив протокол, — когда поймём, что искать. Поднимись пока, бумаги забери — все, которые найдёшь. Девчачьи тоже. Думаю, убийца прятался в доме, — сказал Сэвидж. — Не знаю пока, как он вошёл — послушаем, что скажут нам эксперты. На первый взгляд, это очередной мститель — возможно, не абстрактный, а имеющий претензии лично к жертвам… или, скорее, к их мужьям. Похоже, нас с тобой опять ждёт Азкабан, — вздохнул он. — Сейчас дождёмся эксперта, и я пойду к Ламентам, раз уж они уже в курсе, а ты — в архив. Изучишь оба дела… я тебе сейчас подпишу запрос, — он достал из сумки пергамент.

Пока Сэвидж оформлял запрос, Гарри с грустью думал, что Лестрейндж бы взял его с собой. И дела бы они с ним, наверное, поделили. Сэвидж был прекрасным аврором и отличным, насколько Гарри мог судить, начальником, но… учить он не умел. Даже Гарри понимал, что нужно было бы сперва спросить его — стажёра — о том, какие у него есть версии, и уже после называть свою. Но ведь он сам хотел когда-то Сэвиджа в наставники? Ну вот, его желание сбылось…

Дом Оупли Сэвидж тщательно закрыл, а затем они с Гарри разделились, и он отправился в архив, изучать дела… Мерлин, он даже не спросил Колина, как зовут его отца!

Звали мистера Ламента Уильям. Пятьдесят шесть лет, держал до ареста зеленную лавку, видимо, перешедшую потом к его жене. И что будет теперь с ней? Дети ещё долго управляться с ней не смогут — значит, видимо, придётся продавать… или, может быть, кто-то из родственников ей пока займётся? И хорошо бы, чтобы он потом вернул лавку наследникам…

Гарри долго всматривался в лицо Ламента. Сын явно пошёл в него: тот был таким же крепким, круглолицым и румяным, только выглядел куда мрачней. Впрочем, на тюремных колдографиях все казались мрачными, и Гарри очень удивился бы, увидев там радостное лицо.

Он читал дело и не находил ответа на вопрос, что привело Ламента к Волдеморту. В деле, разумеется, был допрос, но всё, что Гарри вынес из него — что Ламент терпеть не мог «грязнокровок», как он называл их, и считал, что они уничтожают тот традиционный уклад, которым волшебники «веками жили». А потом явился Дамблдор и уничтожил «нормальный порядок» сперва в школе, а потом во всей Британии. Как бы Дамблдор мог это сделать, не занимая министерский пост, Ламент не сказал, а его, конечно, не спросили.

Нечто очень похожее говорил и Лоуренс Оупли. Они с Ламентом были ровесниками и оба закончили… нет, отнюдь не Слизерин, как Гарри ожидал, а Хаффлпафф в шестьдесят пятом году. В их делах не было никакого указания на то, что они оба имели хоть какое-нибудь отношения к первой магической войне, да и во вторую засветились лишь при штурме школы. Но поскольку обвиняли их лишь в этом, и, судя по материалам дел, они никого не убили и не ранили — ну, или это не было определено — дали им по десять лет, а значит, им осталось отсидеть четыре года с небольшим. Почему же мститель — если это был и правда мститель — не дождался их? Может быть, он болен? Или его что-то спровоцировало?

— Что нашёл?

Гарри так зачитался, что даже не услышал, как вернулся в отдел Сэвидж.

— Да ничего, — ответил Гарри, поворачиваясь к нему и кратко пересказывая прочитанное. — Я думаю, им могли бы мстить, но кто и почему именно сейчас — неясно.

— Начнём с родных погибших или тяжело пострадавших, — Сэвидж отпер одну из дверей шкафа. — Списки есть, сейчас посмотрим, — Сэвидж достал два пергамента и, увеличив их, повесил в воздухе так, чтобы они оба могли видеть написанное. — Погибшие, — указал он на левый лист, закрывая шкаф. — Пострадавшие, — кивнул он на второй.

Оба списка были разделены надвое, и Гарри не нужно было задавать вопросы, чтобы понять, почему: он узнал имена в обеих частях. В левой колонке списка погибших — защитников школы — было пятьдесят две фамилии, в правой — нападавших — сто шестнадцать. Второй список — верней, вторые — был куда длиннее: в левой колонке возле последней фамилии стояло число двести пять, а в правой так и вовсе триста сорок восемь. Этот список был разноцветным: верхние строчки — красные, дальше — жёлтые, зелёные и синие, и в самом конце — чёрные.

— Сэр, если я верно понимаю, красный — это тяжёлые ранения или повреждения от заклятий, — сказал Гарри. — Жёлтый — средней тяжести…

— Непоправимые, — возразил Сэвидж. — Красный — это тяжёлые и непоправимые повреждения. Не потерянный палец, а безумие, или, например, обе ноги.

— Безумие? — тихо переспросил Гарри, тут же вспомнив Лонгботтомов.

— Да, там есть пара случаев, — кивнул Сэвидж. — Как раз сейчас посмотрим, но дай договорить. Жёлтый — тяжёлые, но исправимые последствия, или непоправимые повреждения, которые можно восполнить протезированием. Не две ноги, а, например, одна. Или рука, глаз… думаю, ты понял?

— Да, сэр. Думаю, я понял.

— Зелёные, как понимаешь, лёгкие и исправимые или не особенно существенные, вроде пальца. Синие — проклятья, мешающие жить лишь иногда, от оборотничества, например, до тех заклятий, что дают знать о себе периодически. Не слишком часто.

— Оборотничества? — переспросил Гарри. — Но тогда ведь не было полнолуния. Грейбек?

— Даже он не мог превратить волшебника в оборотня не в полнолуние, — возразил Сэвидж. — Однако шрамы, им оставленные, очень плохо заживали, и до сих пор, как говорят, порой открываются. Но именно порой — поэтому и его жертвы тоже обозначены синим. И, наконец, чёрный цвет — те, кого мы не смогли классифицировать. Например, те, кто пострадал от неизвестных заклятий — которые вроде бы были сняты, но… вроде бы. Есть случаи, когда те проявлялись через годы. Мы иногда меняем цвет, если обстоятельства меняются. Обрати внимание: напротив части фамилий в левой колонке стоят отметки о тех, кто убил их или покалечил. В правой, соответственно, наоборот. Но таких не так уж много — меньше, чем хотелось бы. Начнём с этой проверки.

— Но Ламенту и Оупли не предъявили никаких конкретных обвинений! — возразил Гарри.

— Если они оторвали кому-то палец, это могло всплыть потом, — ответил Сэвидж, — но из-за такой мелочи дело пересматривать не стали. Так что проверяй, хотя я не особенно надеюсь.

Он, конечно, оказался прав: в списках фамилии Ламент и Оупли так и не всплыли. Гарри это не слишком удивило — в отличие от собственной фамилии, которую он, к собственному изумлению, обнаружил в конце списка, вписанную чёрными чернилами.

— Сэр, — спросил он, — а почему здесь я?

— Так ведь тебя убили, — очень серьёзно ответил Сэвидж. — Такое не каждый день бывает. Тем более авадой. Ты понимаешь, до сих пор считалось, что это смертельное заклятье, а теперь вот даже и не знаю…

— Так это личная особенность, — не менее серьёзно сказал Гарри. — Статистическая погрешность.

— Именно поэтому мы всё-таки решили, что это чёрный цвет. Не красный. Ты хочешь заявить протест?

— Нет, сэр, — подумав, решил Гарри. — Пусть будет чёрный. Я просто не ожидал себя увидеть, — признался он.

— Так ведь порядок и учёт, — ответил Сэвидж наставительно. — Ты что-нибудь нашёл?

— Нет, сэр, — Гарри вздохнул.

— Жаль, — Сэвидж вздохнул тоже. — Ну, значит, Азкабан. Хотя… да к дракклам — это не настолько срочно, — решил он. — Время мы всё равно упустили — пусть привозят. Оформляй запрос.

Гарри был с ним вполне согласен, и не только потому, что уже нагляделся на Азкабана и совершенно не успел соскучиться. Но в самом деле время они уже потеряли, и будет куда эффективнее не терять очередной день, а спокойно тут работать, пока заключённых привезут.

Оформляя запрос, Гарри думал о тех, чьи имена сейчас увидел. И о том, что очень давно почти не вспоминал о многих своих однокурсниках. И не думал, как живёт сейчас, к примеру, та же Лаванда Браун. Её имя в списках было написано синим, и Гарри гадал, значит ли это, что её шрамы оказались не так уж и ужасны, или что последствия укуса показались составителям списка важнее состояния внезапно обезображенной прежде красивой девушки? Как она вообще живёт, Лаванда? Или Денис Криви, потерявший брата? Остался ли он вообще в волшебном мире? Гарри понял бы его, если бы он этого не захотел…

— Гарри! — окликнул его Сэвидж. — Запрос закончил?

— Сейчас, — ответил Гарри и обругал себя за то, что так отвлёкся.

Когда он вернулся из совятни, Сэвидж что-то писал за своим столом, и Гарри, наконец, его спросил:

— Сэр, что сказали Ламенты?

— Ничего полезного, — довольно равнодушно откликнулся Сэвидж. — Я не думаю, что они имеют отношение к убийству невестки — не вижу ни одного мотива. Отношения у них были, судя по всему, нормальные, внуков они любят… нет, не думаю. Им самим никто не угрожал, и ни про какие угрозы невестке они тоже никогда не слышали. То же и с её родителями, — сказал он, и Гарри постарался подавить обиду. Сэвидж его даже туда не позвал! Хотя им ведь некуда спешить: всё равно до понедельника ждать заключённых, вряд ли тех доставят завтра, в воскресенье. Гарри чем дальше, тем сильней казалось, что Сэвидж относится к нему, скорей, как к младшему напарнику, чем как к стажёру, и это было даже лестно… ну, или должно было бы быть. Но Гарри из-за этого так много пропускал, что радоваться у него не выходило.

— Вы были у родителей миссис Ламент? — задал он ненужный, в общем-то, вопрос.

— Как минимум ей нужно было сообщить, — ответил Сэвидж. — Насколько они знают, никаких романов у их дочки не было — ни в данный момент, ни прежде. Хотя они, конечно, могут и не знать. Она ни с кем особенно не ссорилась… и, в целом, всё пока что сходится на мстителе, но у нас ещё есть Оупли. По словам Ламентов, их сыновья сдружились ещё в школе, и так всю жизнь и продружили. Теперь вот сидят вместе, — хмыкнул Сэвидж. — Их жёны подружились благодаря мужьям, но дружба вышла крепкой — они много общались и друг другу помогали, особенно в первый год после войны. Я полагаю, им пришлось непросто.

— Вы думаете, их травили? — серьёзно спросил Гарри и удивился насмешливому выражению на лице Сэвиджа:

— С чего бы? Гарри, ты, боюсь, не слишком верно представляешь себе, что тогда происходило, — он поднялся, подошёл к столу Гарри и придвинул себе кресло Лестрейнджа. Сел, положив руки со сплетёнными пальцами на стол, и сказал: — Неверно думать, что Волдеморта поддержали только Пожиратели и маргиналы. Ну и слизеринцы, — хмыкнул он. — Неверно и опасно. Нет, Гарри, его идеи так или иначе разделяли многие — и сейчас они умолкли, а не передумали. Большинство почти всегда поддерживает власть — бывает и иначе, но нечасто. Так что тебя, конечно, любят, но лишь потому, что Волдеморт повёл себя, давай признаем, глупо. И неоправданно жестоко. И большинство были, конечно, рады, что ты с ним покончил, но Волдеморт — одно, а его идеи — совсем другое. Так что я думаю, что Ламентов и Оупли, скорей, поддерживали — может быть, неявно, но… в конце концов, они обе были всего лишь женщинами, оставшимися с дошкольниками на руках. Поэтому, — добавил он с каким-то покровительственным выражением, — я и не взял тебя с собой. И снова не возьму: мне нужна их искренность, а не опасливая настороженность. И Мальчик-который-всё-это-устроил — не тот человек, с которым они будут откровенничать.

— Да, сэр, — Гарри хотя и был несколько смущён, но рад намного больше. Сэвидж вовсе не забыл о нём, просто действовал разумно. Чему бы Гарри нужно было поучиться у него.

— Кстати, очень ясный признак, по которому ты всегда сможешь отличить тех, кто тебе не рад — если у них есть ребёнок-дошкольник, и ребёнок не узнаёт тебя. Ты говорил, что Колин Ламент не узнал?

— Нет, сэр. Не узнал.

— А это значит, что в его семье тебя героем не считают, и о тебе не говорят, — наставительно проговорил Сэвидж и поднялся. — Пойду поговорю с Оупли, а ты пока пройдись ещё по спискам и подумай, кто мог бы оказаться нашим мстителем. Не факт, конечно, что он — или она — связан именно со школой, но с чего-то нужно начинать.