Middle (джен)

Гарри думал весь вечер и всю ночь, и утром вторника, дождавшись прихода Праудфута, сказал, не дожидаясь его вопроса:

— Я думаю, лучше всё оставить так, как было. Всё равно мы эту книгу не найдём, и Каплана уже ни в чём не обвинить. А кто знает, кому однажды попадётся эта запись на глаза.

— Согласен, — сказал Праудфут довольно равнодушно, но потом поморщился. — Поганое такое дело, — пробормотал он. — Но можно утешаться тем, что у серых сейчас идёт проверка. Большая и серьёзная, — довольным Праудфут не выглядел, и Гарри тоже не почувствовал ничего похожего. Ну, проверка… Никто, правда, не погиб, но люди потеряли месяцы и годы жизни — а что пережили их родные!

— Но ведь кто-то разрешил Каплану проводить эти эксперименты, — сам не зная зачем, сказал Гарри.

— Не факт, — ответил Праудфут. — Я допускаю, что он мог всё делать, так сказать, на свой страх и риск. Серые, конечно, на особом положении, но закон-то есть закон. А он прямо путешествия в будущее. В прошлое-то ограничили… однако мне вот что интересно, — добавил он без перерыва. — Кто так необычно подправил память Бьюкенену.

— Каплан? — спросил Гарри, и Праудфут хмыкнул:

— Нет. Я тут вчера… ты извини, — он поглядел на Гарри, и тот вспыхнул:

— Вы нарочно меня отослали!

— Ну прости, — развёл руками Праудфут. — Это было проще, чем велеть тебе сидеть на месте. Ты бы всё равно ведь сунулся, а ты стажёр, тебе нельзя.

— Ну да, — буркнул Гарри. — Мне ничего нельзя, кроме как работать Гарри Поттером.

— При случае, — хмыкнул Праудфут. — Так что — рассказывать?

— Угу, — Гарри, впрочем, понимал, что не так уж на него и злится.

— Бьюкенена привести к эксперту я не мог, — сказал тот. — Так что мы с Маркс зашли к нему — она как раз искала переплётчика для одной старой детской книжки.

— Аиша Маркс? — переспросил Гарри. Они не так уж часто с ней встречались, но Маркс ему нравилась, даже несмотря на некоторое предубеждение, которые он питал к менталистам как таковым.

— Она, — подтвердил Праудфут. — И когда мистер Бьюкенен рассказал ей свою удивительную историю, и она предложила… кхм… свою помощь, — он не сдержал улыбку, и Гарри тоже улыбнулся, — он с радостью её принял. Согласись: любой имеет право разобраться с тем, что с ним произошло. Хотя бы попытаться.

— Согласен, — Гарри стало весело. В конце концов, ему и самому ужасно хотелось узнать, что всё-таки тогда произошло, и раз сделать это официально было невозможно…

«Иногда правила стоит нарушать, — вдруг прозвучал у него в голове знакомый голос. — Понимая, что заплатишь за это некоторую цену… не платить нельзя. Даже если можно». Интересно, а что бы сделал Лестрейндж на месте Праудфута? В такой же ситуации: когда официальное расследование закончено и продолжение его грозит, прежде всего, пострадавшему: ему просто сотрут память, да и всё. И хорошо, если только ему… интересно, а сотрудники ОТ имею право стереть память аврору? Официально? Гарри сейчас интересовала именно официальная возможность — что те могут попытаться сделать это неофициально, было, в общем-то, и так понятно, но совсем неинтересно. А вот могут ли они сделать это законно?

А ещё Гарри очень хотел знать, собирается ли Праудфут «платить». Вот так, сознательно. И как.

— Так вот, — Праудфут отвлёкся, кивнув пришедшей Гор, и тут же накрыл их с Гарри звукозащищающими чарами. — С ним в самом деле поработал менталист — и очень интересно поработал. Как думаешь, что он — или она — с ним сделал?

— Вложил чужие воспоминания? — предположил Гарри очевидное. — Про лес?

— А вот и нет, — торжествующе возразил Праудфут. — Не чужие. Его собственные. Но из детства, и практически забытые.

— Это как? — Гарри нахмурился. — Бьюкенен их не узнал?

— Ему было всего три, когда он заблудился, — ответил Праудфут. — Но это всё, что мы об этом знаем: он большего не помнит. Но это ещё не всё, — добавил он. — Дальше ещё интереснее. Маркс говорит, что это сложный трюк, но не уникальный. Проблема в том, что в этом случае Бьюкенен должен был бы ощущать себя ребёнком. А это не так — и в его воспоминаниях он взрослый. И вот это уже странно.

— Разве так можно сделать? — Гарри не то чтобы разбирался в менталистике. Конечно, их в аврорской школе научили окклюменции и даже обучили основам легилименции — хотя пока что Гарри права применять её к подследственным не имел. И, чтобы получить его, ему пришлось бы пройти серьёзное обучение, направление на которое давали аврорам — полным или старшим: ни стажёр, ни младший аврор получить его не могли.

— Маркс говорит, что никогда такого прежде не видела, — ответил Праудфут. — И что самое странное, те детские воспоминания ведь были весьма обрывистыми. Тот, кто их достал, сумел соединить их в нечто цельное, при это сохранив все ощущения: усталость, голод и очень не сразу появляющийся страх. Не слишком сильный, кстати. И радость от выхода к дороге, и очень яркое осознание того, что нужно идти именно по ней. И очень — так она сказала — тонкий и аккуратный перевод её в то обыденное ощущение, что мы испытываем при аппарации на Диагог-элле. Ювелирной точности работа.

— И кто это мог сделать? — спросил Гарри. — Она знает?

— Она говорит, что прежде никогда не видела подобного, — покачал головой Праудфут. — И не представляет, как это можно сделать. Я поговорил вчера с Гавейном — они с Кингсли попробуют добиться от ОТ… чего-нибудь.

— Может, это не ОТ, — тихо сказал Гарри.

— Думаешь, кто-то из Пожирателей? — совсем не удивился Праудфут. — Мы, честно говоря, об этом тоже думали.

— Или сам Волдеморт, — хмуро предположил Гарри.

— Тренировался? — понимающе спросил Праудфут и возразил: — А почему в живых оставил? Что за гуманизм странный?

— Я не знаю, — признал Гарри. Да, пожалуй, Волдеморт убил бы, да и представить его мирно сотрудничавшим с Капланом Гарри не мог. Хотя, может быть, и зря, потому что как-то же он вербовал сторонников? И наверняка был убедителен и даже… обаятелен? Когда-то… когда-то да — Гарри помнил историю с Хепзибой Смит, — но вот потом? После своего возрождения? А его ведь многие поддерживали. Или тогда дело было уже не в самом Волдеморте? И достаточно было его сторонников — и, главное, идей? И сам он уже никого нового не привлекал?

— У него, конечно, были менталисты, — сказал Праудфут. — Вон тот же Малфой.

— Думаете, это он? — почему-то Гарри сложно было представить Малфоя в этой роли.

— Ну, сам он не признается, — справедливо заметил Праудфут. — Не знаю. Но ведь были и другие. Ну, посмотрим, может быть, Гавейн и узнает что. Давай работать, что ли, — он снял с них звукозащищающие чары и потянулся. — Узнаю что-нибудь — скажу.

Однако дни шли за днями, а новостей всё не было — причём ни по одному из дел. Робардс то ли молчал, то ли и вправду ничего не смог узнать, так что несуществующее дело Бьюкенена, что называется, повисло, и надежды Гарри на его раскрытие тихонько таяли. С делом Оупли и Ламентов всё тоже было глухо: Тутхилл словно в воду канула, алиби мистера Паффета подтвердилось, и другие нитки обрывались одна за другой. Так прошла неделя, и когда она закончилась, Сэвидж мрачновато предсказал:

— Похоже, это дело может на нас повиснуть. Если это в самом деле Тутхилл, то надолго.

— Сэр, вы думаете, мы не найдём её? — недоверчиво спросил Гарри.

— Вполне возможно, — неохотно признал Сэвидж. — Так бывает чаще, чем ты думаешь. Но будем искать.

Однако жизнь на месте не стояла и подбрасывала всё новые дела, причём немало, и к середине февраля отдел оказался буквально завален делами. Так что когда в очередную среду, после дня святого Валентина, к ним явился грустный посетитель, Сэвидж, пообщавшись с ним, посмеиваясь, вдруг направил его к Гарри, предупредив того:

— Дело, конечно, не совсем по нашему профилю. Но сейчас завал у всех, а тебе нужно начинать с чего-то. Занимайся. Прислали вот из Мунго… Идите в третью допросную — тут и так не продохнуть, — велел он, и это была правда: Гор и Долиш разговаривали с посетителями, и сам Сэвидж, Гарри знал, тоже ждал кого-то.

Сэвидж выглядел вполне серьёзно, но Гарри знал его достаточно, чтобы увидеть, что это дело его явно веселит. Что ж, решил он, это было хорошим знаком: по крайней мере, вряд ли его ждало что-то по-настоящему ужасное. Ну или гадкое. Хотя если посетителя прислали к ним из Мунго…

— Мистер Арчибальд Виникус, — сказал Гарри, подходя к невысокому лысоватому и заметно смущённому мужчине, скромно ожидавшему у двери, — я стажёр Гарри Поттер, и я займусь вашим делом. Пожалуйста, пойдёмте.

— Стажёр? — разочарованно спросил мужчина, и Гарри про себя вздохнул. Он понимал его, конечно, и не ожидал на самом деле от него другой реакции, но приятнее от этого не становилось.

— Все остальные заняты, — как можно дружелюбнее сказал Гарри и предложил: — Вы можете написать жалобу и подождать, если хотите.

— И сколько ждать? — мужчина так расстроился, что Гарри не мог не пожалеть его.

— Не могу сказать, — сочувственно ответил Гарри. — Но я не думаю, что вашим делом смогут заняться сегодня.

Мужчина засопел обиженно и возмущённо, придирчиво оглядел Гарри и сказал, явно колеблясь:

— Ну, раз вы Гарри Поттер…

— Определённо, сэр, — подтвердил тот.

— Тогда, наверное… ну хорошо, — он тяжело вздохнул. — Ладно. Раз все так страшно заняты. Не понимаю только, чем. Ну хорошо. Пойдёмте.

— Сюда, пожалуйста, — пригласил Гарри.

Они прошли в допросную, и мужчина долго устраивался на стуле, ворча, что он, вообще-то, пострадавший, а не преступник. Гарри терпеливо ждал, и когда тот, наконец, уселся поудобнее, спросил:

— Итак, мистер Виникус. Что у вас случилось?

— У меня… дурацкий день святого Валентина! — воскликнул он и повторил: — Ду-рац-кий! А вы, наверное, празднуете, да?

— Я же стажёр, — ответил ему Гарри. — Я дежурю.

— Вам повезло, — проворчал мужчина. — Дурацкий праздник, — сказал он в третий раз и вдруг, поднявшись, распахнул плащ и мантию и принялся расстёгивать штаны.

И онемевший от такого поворота Гарри прикусил изнутри щёку, чтоб не улыбнуться, когда в обнажившемся паху обнаружилась ярко-розовая шерсть, густая и кудрявая.