Middle (джен)

Гарри много раз видел изображение и даже колдофото Азкабана, и в Академии они даже проходили и его историю, и общее устройство — и всё равно вживую крепость произвела на него сильное впечатление. Она напоминала выросший посреди моря чёрный трёхгранный кристалл, на чьих мокрых стенах сейчас бликовало солнце, и Гарри удивился тому, насколько неустойчивым тот выглядел. Торчит себе, словно хищный чёрный зуб… как странно, что здешние шторма ему ничуть не навредили!

Карета опустилась на большую треугольную площадку, где их уже встречали комендант и два охранника — теперь, когда дементоров из Азкабана убрали, крепость охранял специально созданный отряд ДМП. Пока Робардс говорил о чём-то с комендантом, Гарри огляделся и, подойдя к высокому и очень широкому парапету, положил на него ладони и остановился, глядя на бескрайнее море вокруг. Камень был холодным, очень холодным, даже на ярком летнем солнце. И ужасно скользким: Гарри это ощутил, когда сжал пальцы.

— Осторожнее, — услышал он совсем рядом звучащий сейчас несколько сипло голос Лестрейнджа. — Здесь чрезвычайно скользко. Нужно было вас предупредить… позволите? — он держал в руке палочку, указывая на ботинки Гарри, и тот вдруг почему-то испугался. На мгновенье, но взметнувшаяся у него внутри паника, вероятно, отразилась на его лице, потому что Лестрейндж, откашлявшись и потерев горло рукой, сказал с неожиданным сочувствием: — Здесь всё насквозь пропитано отчаяньем и ужасом. Я не причиню вреда вам, лишь трансфигурирую подошвы ваших ботинок, чтобы они меньше скользили. Но если хотите, это может сделать и Гавейн.

— Я не боюсь, сэр! — Гарри было стыдно за этот совершенно неуместный страх, и он очень разозлился на себя за это н глупое чувство. Если бы Лестрейндж и вправду хотел сделать ему что-нибудь дурное, у него было огромное количество возможностей для этого, когда они работали с ним вместе. Наедине, вдвоём, а не на глазах главы Аврората, коменданта Азкабана и охранников. А главное, что вызвало у Гарри острую досаду на самого себя, он ведь об этом эффекте знал! Их всех предупреждали в Академии. Но стоило столкнуться с ним в реальности, и Гарри напрочь обо всём забыл.

— Боитесь, — мягко возразил Лестрейндж. — Все боятся — это место так устроено. Каждый, кто попадает сюда впервые, испытывает страх, — он снова откашлялся. — Да и потом… Вы ещё отлично держитесь. В мой первый раз меня от ужаса мутило. От ощущения, что я останусь здесь. Просто потому что я — Лестрейндж. Это место любит поиграть на наших страхах, как я понимаю, у вас их немного.

— Буду вам очень признателен, сэр, — Гарри указал на свои ботинки. — Здесь и вправду очень скользко.

Лестрейндж чуть кивнул, и, как Гарри ни твердил себе, что это морок, и что ему точно ничего сейчас не угрожает, в тот момент, когда он ощутил, как меняются его ботинки, он почувствовал и холодок, ползущий по спине.

— Внизу будет хуже, — предупредил Лестрейндж, вкладывая свою палочку в ножны и вновь потирая рукой горло. — Дементоров здесь больше нет, но стен достаточно. И шоколад от них не помогает, — добавил он, и в этот момент Робардс, подзывая, махнул им рукой.

— Как ты? — спросил он, похлопав Гарри по плечу, когда тот подошёл.

— Думаю, что нужно было надеть свитер, — улыбнулся Гарри. Он действительно продрог: казалось, что одежда совершенно перестала защищать от холода, словно бы на нём была не шерстяная форменная мантия, а шёлковая лёгкая накидка.

— Это бы не слишком помогло, — заверил его Робардс. — Ничего, бодроперцовое отлично помогает при простуде, — улыбнулся он подбадривающе и велел Лестрейнджу: — Ты первый.

Тот кивнул и, отдав свою сумку одному из охранников, начал спускаться по довольно широкой лестнице, уходящей вниз, под пол, и только когда Робардс пропустил вперёд и Гарри, до того дошло, почему был выбран именно такой порядок. Понимание, что они оба — и Робардс, и Лестрейндж — то ли увидели, то ли просто предсказали его возможный страх того, что последний окажется за спиной Гарри, обожгло его стыдом, обидой, возмущением и злостью на самого себя. Как ни странно, его это несколько согрело и придало сил, и Гарри потихоньку начал оглядываться, хотя смотреть здесь было, в общем, не на что. Лестница привела их на широкую площадку, от которой в разные стороны расходилось три коридора и выходило с дюжину тяжёлых дубовых дверей. Лестрейндж, Гарри и Робардс пересекли её и продолжили спускаться уже по другой, куда более узкой и тёмной, лестнице, освещённой только узкими, шириной едва ли в ладонь, невысокими, прорезанными в толстой стене окошками. Падавшего из них света было достаточно, чтобы видеть сами стены и несколько ступеней перед собой, а потом вдруг под потолок взмыла источающая серебристо-белый свет сфера, созданная Робардсом. Они пошли быстрее; лестница всё тянулась и тянулась вниз, и время от времени Гарри видел отходящие от неё влево коридоры. Он не сразу начал их считать, пропустив, наверное, штук пять, и когда они втроём, наконец, свернули в очередной неширокий и довольно тёмный коридор, Гарри насчитал четырнадцать.

Коридор, по которому они теперь шли, был на удивление широким, с глухой стеной по одну сторону и рядом новеньких дубовых дверей вдоль другой, на каждой из которых виднелась выглядящая тоже совсем новой табличка.

Лестрейндж остановился возле одной из камер и обернулся, ожидая остальных.

— При дементорах здесь вместо дверей были решётки, — сказал Робардс, словно прочитав Гаррины мысли. — Теперь их заменили дверьми. Гарри, — он сделал шаг к нему и оказался совсем близко. — Что бы ни произошло в камере — ничего не говори. Это приказ, — он поймал его взгляд и чуть кивнул, призывая Гарри отнестись к его словам со всей серьёзностью. — Говорить будем только мы с Дольфом. Без прямого моего приказа ты должен молчать. Это понятно?

— Да, сэр, — Гарри подтверждающе кивнул.

— Просто стой возле двери, молчи и слушай, — Робардс вновь кивнул ему, а затем подошёл к двери, достал из кармана большой, с ладонь, тёмный ключ, вставил его в замочную скважину какой-то хитрой формы и повернул.

Замок негромко щёлкнул. Робардс вынул ключ, убрал в карман, взялся за простую, чуть изогнутую ручку на двери. Нажал — раздался тихий щелчок, и дверь открылась.

Камера была совсем маленькой, площадью от силы футов в сорок ⁽¹⁾. Вдоль одной из стен крепилась узкая, шириной, наверное, фута в два деревянная койка, на которой лежал тонкий матрас, покрытый тонким же грязно-серым одеялом. Рядом с ней почти что под окном в стену был вмурован совсем крохотный стол, на котором стоял оловянный, кажется, кувшин. Кроме стоящего у двери накрытого крышкой ведра больше в камере не было ничего, если не считать, конечно, заключённого.

Он сидел на койке, Рабастан Лестрейндж. С длинными тёмными волосами, густою бородой, в серой полосатой робе он казался куда старше того Лестрейнджа, что сейчас стоял перед ним в аврорской мантии. Он был очень худ и бледен, Рабастан Лестрейндж, и на его лице сейчас было написано глубочайшее изумление.

— Ты! — сказал он, поднимаясь и делая шаг к брату, и словно бы не замечая стоящего чуть впереди него Робардса.

— Мистер Рабастан Лестрейндж, сядьте, — велел Робардс, и Рабастан покорно опустился назад, на койку, не отрывая, впрочем, глаз от брата.

— У Аврората есть к тебе дело и предложение, — очень ровно и спокойно проговорил Лестрейндж… Радольфус Лестрейндж. Его голос сейчас звучал сипло и казался куда ниже обычного. — Выслушай очень внимательно.

Сказав это, он сделал маленький шаг назад и в сторону, то ли открывая этим Гарри лучший обзор, то ли оставляя таким образом Робардса подчёркнуто впереди и, в то же время, оставаясь отлично видимым своему брату.

Пока Робардс говорил, коротко и чётко излагая заключённому проблему и его задачу, Рабастан смотрел на него, но едва тот умолк, вновь буквально впился взглядом в брата.

— Если ты поможешь, — сказал тот, откашлявлись, и начиная теперь излагать условия выторгованной у Визенгамота сделки, — тебя оставят в той камере, в которой ты сейчас будешь работать, навсегда. Там тепло, светло и можно посмотреть в окно, — его голос постепенно стал совсем хриплым, и Лестрейндж прокашлялся, чтобы продолжить. — Каждый год ты будешь получать десять холстов шесть на три фута, количество бумаги и альбомов можно обсудить. Так же у тебя будет достаточно карандашей, пастели, красок — точный список тоже обсуждаем, ты можешь его обдумать. Есть некоторые условия, я их назову, если мы принципиально договоримся.

— Да, — выдохнул Рабастан.

— Ты согласен помочь Аврорату? — казалось, будто Радольфус Лестрейндж читает вслух скучную, но важную статью, настолько ровным и отстранённым был тон его, в котором вновь звучала отчётливая хрипотца, и насколько же он контрастировал с тоном его брата!

— Да! — Рабастан опять вскочил, но, оглянувшись на Робардса, тут же сел обратно.

— Хорошо. В таком случае мы сейчас поднимемся в твою новую камеру и там продолжим. Встань, повернись спиной, расставь ноги и заведи руки за спину.

Рабастан послушно подчинился, и Робардс сцепил его лодыжки и запястья извлечёнными буквально из воздуха кандалами, соединёнными друг с другом цепью. Он же вывел Рабастана Лестрейнджа из камеры, старший Лестрейндж к своей палочке так и не прикоснулся, и Гарри подумал, что, возможно, это демонстрация лично для него… чего только? Они что, действительно боялись испугать его?

Они двинулись в обратный путь: по коридору, а затем по той же лестнице. Идти вверх было намного тяжелей, чем вниз, даже им, шагающим свободно, а уж скованный цепями, чей лязг сопровождал каждый его шаг, Рабастан Лестрейндж выдохся уже к второй площадке и в какой-то момент споткнулся и упал бы, если бы ведший его Робардс не остановил падение одним точным движением палочки. А потом поднял заключённого над лестницей и весь дальнейший путь молча левитировал его — иначе бы подъём отнял у них, наверное, полчаса. Если не больше.

1) около 4 кв. м.

Вернуться к тексту