Middle (джен)

Сэвидж вернулся лишь к полудню в довольно странном настроении: он был как-то разом и зол, и весел, и сказал буквально с порога:

— Переговорам быть. И я не знаю, как формировали комиссию Визенгамота, но у них определённо есть чувство юмора. Потому что возглавляет её… Турпин! — он издал короткий злой смешок и хлопнул ладонью по своему столу, до которого как раз дошёл.

Гарри это имя в первый момент не сказало ничего, хотя и прозвучало знакомо. Турпин… Лайза Турпин, с Рейвенкло! Его одноклассница, которую он, впрочем, очень плохо знал, как и большинство учеников с Рейвенкло. Кажется, блондинка… Гарри понятия не имел, что её отец в Визенгамоте! Или дед, поправил он себя, а то и прадед. Или дядя…

— Их семья исстари связана с ОТ, — шепнула Гарри Гор. — У них почти в каждом поколении там кто-нибудь работает. Те, конечно, кто не в Визенгамоте, — добавила она ехидно. — Даже говорят, что если Турпин не пошёл в ОТ — значит, метит в будущем в Визенгамот.

— Ну, не настолько, — возразил ей Праудфут. — Но это правда: Турпинов традиционно связывают с ОТ. Хотя семья старинная, большая — кого там только нет. Даже наши клиенты были, — усмехнулся он.

— И коллеги, — добавила Гор.

— С другой стороны, он не подонок, — сказал Долиш, и Сэвидж согласился:

— Не подонок. И в войну показал себя приличным человеком.

— Потому и в Визенгамот вошёл, — добавил Праудфут. — Сменил бабку — страшная была женщина! Ларс вроде понормальней. Но всё равно, конечно, — он покачал головой.

— От ОТ будет сам Кронк, лично, — продолжил Сэвидж. — Ожидаемо, конечно. Но есть и хорошие новости. Во-первых, они все к нам присоединятся только на финальной стадии переговоров, а во-вторых, в комиссии есть МакЛагген. Он, конечно, тот ещё мудак, но ненавидит всю эту пожирательскую сволочь лютой ненавистью. И он весьма упрям, когда его что-то интересует, а это дело его интересует, так что у нас есть отличный союзник. Но есть новость и плохая, даже две: Хиггс и Шафик.

— Хиггс-то что? — удивилась Гор. — Он вроде бы, наоборот, к нам расположен, я помню по ряду заседаний.

— Он иногда не к месту и не ко времени играет в объективность, — раздражённо сказал Сэвидж. — И вот сдаётся мне, что здесь — тот самый случай. Очень уж он сегодня был настроен… деловито. Ну а старик Шафик будет нудеть о милосердии, — он поморщился. — Особенно когда узнает про браслеты и всё это. Когда он уже уйдёт-то, — пробормотал он. — Ему же… я не знаю, сколько, сто двадцать? Сто тридцать?

— А потом ему на смену придёт тот, кто заставит нас вспоминать старика Шафика добрым грустным словом, — нравоучительно заметил Праудфут. — Хотя, конечно, тяжело, — признал он.

— Ладно, — Сэвидж махнул рукой. — Давайте к делу. Вы добыли что-нибудь? — спросил он Праудфута с Долишем, и только сейчас Гарри вспомнил, что те летали в выходные в Азкабан.

— А как же, — довольно отозвался Праудфут, левитируя на стол Сэвиджу папку. — Не так много, как хотелось бы, но… прежде всего, обрати внимание — там есть показания о ещё одном заимперенном ещё в первую войну. Тогда Мальсибера за это не судили — а значит, и не оправдали. Найдём — будет отличный козырь. Непростительное есть непростительное.

— Ищи, — Сэвидж как-то хищно открыл папку. Видимо, нужные показания лежали сверху, потому что он нашёл их сразу и прочёл: — Джулиан Ворме, тридцать-сорок лет, секретариат Визенгамота. Надеюсь, что он жив, — Сэвидж поглядел на Праудфута и велел: — Ищи. Оставь всё остальное и ищи. Ищите оба, если нужно.

А Гарри поймал себя на скверной и неправильной ассоциации с Хвостом. Ворме, Вормтейл… это было очень некрасиво, и Гарри разозлился на себя за это. Возможно, это отразилось на его лице, потому что Сэвидж обратился и к нему:

— А вот для тебя у меня хорошая новость: можешь присоединиться к нам. По крайней мере, на начальном этапе переговоров. И начинаем мы в половине первого.

Он сел и углубился в чтение содержимого папки Праудфута, который сразу же ушёл, а Гарри только оставалось изводиться, глядя на часы и думая, что стрелка могла бы двигаться и побыстрее. Ему ужасно хотелось заглянуть в те бумаги, что читал сейчас Сэвидж, но ему никто не предложил, а просить об этом самому было бы уж слишком большой наглостью. Оставалось ждать и надеяться, что всё это выяснится уже на допросе.

Наконец Сэвидж поднялся, сложил бумаги назад в папку, закрыл её и кивнул Гарри. Тот буквально вскочил с места, и они отправились сначала в кабинет Робардса, откуда уже вместе с Джонс и Шеклболтом пошли в камеру Мальсибера.

Несмотря на дневное время, они застали его спящим. Впрочем, это не смутило никого, и Сэвидж, толчком разбудив Мальсибера, велел ему подняться, а затем, наколдовав ему такую же тюремно-полосатую, как и пижама, мантию с широким капюшоном, велел:

— Вперёд. Медленно.

Гарри почему-то был уверен, что Мальсибера будут допрашивать здесь же, и не ожидал, что того поведут в допросную. Особенную допросную, которую использовали нечасто: она находилась в конце коридора, где располагались камеры предварительного заключения, и соседствовала с камерой Мальсибера.

Вопреки обыкновению, к вделанной в стол скобе Сэвидж приковывать Мальсибера не стал, ограничившись тем, что надел ему на талию железное кольцо и цепью прикрепи к скобе его, оставив ещё цепи на ногах. Руки же Мальсиберу он освободил, позволив тому устроить их как хочется, и тот сложил их на столе и начал медленно растирать кисти.

Шеклболт с Джонс сели сбоку, у стены, и допрос наблюдали подчёркнуто со стороны, так что напротив Мальсибера сидели трое: Робардс, Сэвидж и Гарри.

— Британский Аврорат, — открыл протокол Робардс. — Главный аврор Гавейн Робардс, старший аврор Роберт Сэвидж, стажёр Гарри Поттер. Руководитель департамента магического правопорядка Гестия Джонс, министр Кингсли Шеклболт. Двадцать четвёртое февраля две тысячи третьего года, двенадцать часов сорок три минуты. Допрос Ойгена Мальсибера. Мистер Мальсибер, расскажите о вашем сотрудничестве с Альфонсом Капланом.

— Я не так уж много знаю, — сказал Мальсибер. — Может быть, вы могли бы задать чуть более конкретные вопросы?

— С чего началось ваше сотрудничество? — спросил Робардс.

— Со знакомства, — на губах Мальсибера мелькнула едва заметная улыбка. — Не помню точной даты, кажется, был август девяносто седьмого. Вскоре после того, как нас всех выпустили и оправдали, — на сей раз его улыбка была откровенно ироничной. — Нас познакомил Тёмный Лорд — велел мне… да, Лорд обычно именно велел — поработать с ним. Помочь… чем я смогу. И я помог. Хотя поначалу это было сложно.

— Почему? — Робардс выглядел очень спокойным, в отличие от Сэвиджа, который явно ждал чего-то. Вероятно, выдвижения новых обвинений.

— Потому что при работе с хроноворотом важно не столкнуться с самим собой, — сказал Мальсибер. — А когда вы используете его несколько раз подряд, развести ваши копии бывает сложно. И потом это просто физически тяжело.

— Что именно? — уточнил Робардс, и Мальсибер вдруг, склонив голову на бок, оглядел их всех троих очень внимательно, а затем повернул голову и посмотрел так же на Шеклболта с Джонс.

— Если вы отправляетесь в прошлое, скажем, на один час, — Мальсибер поднял руку и потёр висок основанием ладони, — у вас нет проблем с тем, чтобы вернуться: вы просто проживёте этот час, и всё. То же и с парой часов, и даже с сутками — если вы не торопитесь, конечно. Но если это, скажем, месяц? И у вас нет времени проживать его весь, целиком? Или год, к примеру. Тогда вам, чтобы вернуться, нужно прыгнуть в будущее. А это… сложно. И довольно дискомфортно.

— И что происходит в этом случае? — Гарри видел, что Робардсу на самом деле интересно.

— Это тяжело, — качнул головой Мальсибер. — Я вам расскажу… потом. Если мы договоримся. Всё равно это сейчас не имеет практического смысла. Важно то, что, насколько мне известно, обычный хроноворот настроить так нельзя. И Каплану пришлось создать свой: он не мог себе позволить проживать все эти месяцы. И годы.

— Годы? — переспросил Робардс, и Мальсибер кивнул и попросил:

— Можно мне воды?

Робардс кивнул Гарри, и тот, наколдовав стакан, наполнил его с помощью «Акваменти» и отлевитировал Мальсиберу. Тот отпил примерно треть и, вежливо поблагодарив, повторил:

— Годы.

— Вы сказали, Волдеморт приказал вам помогать Каплану, — продолжил допрос Робрадс. — Чем конкретно?

— Каплан проводил эксперименты, — ответил Мальсибер. — Ему нужно было, чтобы те, кто становился их объектом… или предметом, ничего потом не помнили. И не просто не помнили, как в случае с Обливиэйтом, а чтобы у них даже не было сомнений в том, что помнить нечего.

— Объясните, — потребовал Робардс. — Разве в случае с, как вы сказали, «простым Обливиэйтом», люди знают, что забыли что-то?

— Смотря что, — сказал Мальсибер. — Например, если наложить Обливиэйт, заставив человека забыть о чём-то рядовом… о том, к примеру, что он ел на завтрак — он, конечно же, не заподозрит, что забыл что-то. Однако если вы заставляете забыть его о большом промежутке времени или о чём-то эмоционально важном для него, он, разумеется, забудет, но будет мучиться, пытаясь вспомнить. Как мисс Кройн, — мягко добавил он.

— Спрашивать сейчас о том, где её ребёнок, я не стану, вы всё равно не скажете, — спокойно проговорил Робардс. — Так что просто объясните.

— Мать — обычно — весьма привязана к новорождённому, — ответил Мальсибер. — Если просто наложить Обливиэйт, она о нём не вспомнит, но будет помнить, что потеряла что-то чрезвычайно важное и ценное. По сути, в ней останется любовь — потому что это чувство, а не память, но она не будет помнить, к кому именно.

— И что с ней произойдёт? — Робардс позволил себе нахмурился.

— От женщины зависит, — так же мягко проговорил Мальсибер. — Сойдёт с ума, возможно. Или просто попытается всё это как-то… заглушить. По-разному бывает, здесь нет правил. Опять же, мать — нормальная — всё сделает, чтобы не позволить нанести вред её ребёнку. Проводить над ним эксперименты.

— И вы… — проговорил Робардс вопросительно.

— Стирал ей память, да, — кивнул Мальсибер. — Я старался делать всё как можно аккуратнее.

— Благородно, — процедил сквозь зубы Сэвидж.

— Это всё равно бы сделали, — возразил ему Мальсибер. — Не я — так кто-нибудь ещё. Каплан и сам умел — не так, как я, но всё же. Но он калечил их в итоге, ему это не нравилось.

— Давайте чуть подробнее об этом, — остановил его Робардс. — О тех, кого Каплан калечил.

— Мисс Кройн была нашей первой общей жертвой, — ответил Мальсибер, и Гарри почему-то вздрогнул, когда он так её назвал. Это прозвучало странно — может, потому что так обыденно. — Но до неё у него были и другие — с кем-то из которых он недоработал, с кем-то, наоборот, перестарался. Я потом исправил то, что смог.

— Помните их имена? — Робардс держался на удивление спокойно и казался почти дружелюбным, а Гарри разглядывал Мальсибера почти в открытую и думал, что за прошедшие выходные тот совсем не изменился. Конечно, вряд ли за два дня перемены могли бы быть серьёзными, но их совсем не было заметно. Но ведь его лечили?

— Они есть в журнале, — ответил Мальсибер тоже вполне дружелюбно. — Том, втором. Там всё записано весьма подробно.

— Ну хорошо, — не стал настаивать Робардс. — Расскажите нам об Аласторе Моуди.