Middle (джен)

Гарри захотелось как-нибудь съязвить, но в голову ничего не приходило, и покуда он молчал, Праудфут спросил с любопытством:

— С чем?

— Приз выдан, — улыбнулся Долиш.

— Какой приз? — недоумённо переспросил Праудфут. Гарри хотел было спросить примерно то же, когда до него дошло, и он воскликнул:

— Кто? В смысле, кому? Кто это сделал всё-таки?

— Свежий номер наверняка есть у дежурного, — продолжая улыбаться, подсказал Долиш, и Гарри захотелось обрастить его розовой кудрявой шерстью. С ног до головы.

Гор хихикнула, а Праудфут прокомментировал:

— Да, такова доля стажёра.

И Гарри под их ухмылочки отправился к дежурному, обещая себе, что однажды, когда они станут равноправными коллегами, непременно отыграется.

Номер у дежурного, конечно, отыскался, и Гарри на первой же странице увидел большой заголовок: «Победитель найден! Редакция вручает приз!» Торопливо перевернув страницу, Гарри увидел колдографию, на которой смущённая маленькая рядом с дородным Каффом женщина с идеально уложенными вокруг круглого лица кудряшками принимала из рук главного редактора Розового Пушистика, радостно улыбаясь в колдокамеру. В коротком интервью под снимком она рассказывала, что так разозлилась на своего вечно ругающегося и выпивающего лишнего супруга, что когда он в день Святого Валентина завалился в бар с дружками вместо того, чтобы пойти туда с женой, прокляла его и их… и не подумала, что проклятье ведь не ограничится лишь кругом их компании. И что она, конечно же, ужасно сожалеет, но, с другой стороны, от него ведь пострадали только люди невоспитанные! И это ведь можно просто счесть воспитательной мерой, не так ли? Она только и хотела, чтобы забыл об этих Мерлиновых панталонах навсегда!

Что ж, подумал Гарри, теперь дело можно было окончательно закрывать. Серьёзному наказанию подобные действия не подлежали, но в Аврорат эту даму вызвать придётся: штраф она заплатит. Наверное. Хотя… Гарри осознал вдруг, что ему не на кого переложить решение: это дело вёл он. И только ему было решать, назначать ли этот штраф в пользу Мунго или посмеяться и оставить всё как есть.

И это оказалась непростая задача! Если бы штраф взимался просто в пользу министерства, Гарри бы не колебался ни секунды — но деньги бы пошли в Мунго, и он буквально разрывался между нежеланием портить такую отличную шутку и желанием пополнить бюджет тех, кто, бесспорно, заслужил это.

В раздумьях Гарри вернулся назад, и коллеги встретили его новость хохотом.

— Ославил мужика на весь мир — и рад? — утирая слёзы, спросил Праудфут. — Спорить могу, что к нему теперь насмерть приклеится прозвище «Розовые панталоны»!

— Я?! — шутливо возмутился Гарри.

— Ну а кто? Кто додумался дать объявление в «Пророке»? — спросил Праудфут, и Гарри ответил:

— Робардс! Это была его идея!

— Ну конечно, — покивал Праудфут. — Давай, вали теперь всё на главного аврора!

— Но это в самом деле была его идея! — возразил Гарри, но его, конечно же, никто не стал слушать.

Надо было садиться и закрывать дело, но поскольку Гарри так пока и не пришёл к какому-либо решению, сначала занялся разбором самолётиков. Это заняло неожиданно много времени, так что он даже не успел закончить, когда заглянувший в отдел Сэвидж вызвал их с Праудфутом в коридор.

— Идём обедать, — велел он, хотя была едва половина двенадцатого. — В полдень переговоры официально продолжатся, хотя результат уже предрешён, — он был хмурым, и Гарри не рискнул задавать вопросов. — Потом пойдём за Капланом и всем остальным — в общем, неизвестно, когда ещё поесть доведётся.

— Что, уже всё решили? — тихо спросил Праудфут, когда они пошли к лифтам, но Сэвидж только скривился и заговорил о том, что весны в этом году, похоже, вовсе не будет, потому что лично он видел этим утром на траве самый настоящий снег.

Голоден Гарри не был, но Сэвидж явно не собирался оставлять этот вопрос на его усмотрение, пригрозив, что если Гарри не поест как следует, он просто отошлёт его — и даже напишет после объяснительную. Но Гарри — его стажёр, а значит, ему решать, чем тот должен быть занят. Подобная забота показалась бы Гарри даже трогательной, если бы не касалась его самого, но как бы он ни возмущался, есть пришлось. И это было странно, потому что обычно прерогатива заботиться о питании окружающих в их отделе принадлежала Праудфуту, Сэвидж же подобными вопросами, кажется, прежде никогда не интересовался.

Из столовой они втроём отправились сразу к камере Мальсибера. Тот, кажется, уже ждал их — во всяком случае, он, как и вчера, был в длинной робе, которой заменил пижаму, и хотя и лежал, но поверх одеяла, лишь слегка прикрыв им ноги. Он послушно позволил Сэвиджу надеть на себя цепи и безмолвно пошёл следом, глядя прямо перед собой. Но под всем этим смирением Гарри чудилось напряжённое нетерпение.

Переговорная уже была заполнена людьми, и, пока Сэвидж с Праудфутом усаживали Мальсибера на его вчерашний стул, Гарри занял своё место у дверей и разглядывал присутствующих, пытаясь угадать, какое же решение они уже, по сути, приняли. Однако ничего не получалось: эти люди умели держать лицо, и у них была для того причина, так что они просто тихо переговаривались с теми самыми выражениями, которые Гарри видел на министерских приёмах.

— Начнём, — сказал Шеклболт, и в переговорной стало тихо.

— Итак, — проговорил Турпин. — Мы ценим ваше стремление сохранить те жизни, которые ещё можно сохранить, — начал он неспешно, глядя на Мальсибера. — К тому же вы уже продемонстрировали вашу добрую волю, и мы принимаем это к сведению. Однако, — продолжил он невозмутимо, — преступления ваши тяжелы, и мы допускаем, что не все ещё известны. Поэтому мы никак не можем позволить вам покинуть нашу юристикцию, Мальсибер, — он качнул головой, и Гарри буквально впился в Мальсибера глазами, но не увидел ничего, кроме спокойного кивка, сопроводившего ответ:

— Я понимаю.

— Скажите, — Турпин извлёк из лежащий перед ним папки заполненный лист пергамента и переправил Мальсиберу, — это ваша подпись?

Тот слегка помедлил, вглядываясь и часто моргая.

— Возможно, — сказал он наконец.

— Ответьте «да» или «нет», — потребовал Турпин. — Или объяснитесь.

— Возможно, подпись и моя, — сказал Мальсибер. — Но я совершенно точно не подписывал эту бумагу.

— Кто-то вас заставил? — спросил Турпин, и Мальсибер пожал плечами:

— Может быть. А может быть, я поставил подпись на чём-нибудь другом, а текст после изменили.

Гарри предполагал, что речь идёт о контракте внештатного сотрудника ОТ, но текста он не видел и дорого бы дал за то, чтобы его прочесть. Однако подойти поближе не мог, а Турпин явно не стремился помогать ему — напротив, забрал пергамент и снова спрятал его в папку.

— Мы долго совещались, — продолжил Турпин, — и в итоге пришли к следующему. Если не всплывут какие-нибудь новые обстоятельства, вроде ваших жертв Непростительных заклятий, например, вы будете отправлены в изгнание, но под надзором. Вам наденут следящие браслеты — разумеется, после того, как колдомедики дадут добро на это, мы не поощряем пытки, — и вы не будете иметь права покидать принявшую вас страну без согласия вашего куратора. Он будет проверять вас еженедельно — первые пять лет, затем, возможно, этот режим будет пересмотрен. Вы будете по-прежнему считаться подданным Британии, но будете обязаны, естественно, соблюдать и законы принявшей вас стороны. Раз в месяц вас и вашу палочку будут осматривать наши специалисты — спонтанно, без предупреждения. Также вы будете обязаны сотрудничать с любыми британскими службами, от Аврората до Мунго, и, наконец, вы выплатите штраф за те разрушения, что в девяносто шестом году причинили Отделу тайн.

— О какой стране идёт речь? — спросил Мальсибер.

— Это ещё не решено, — невозмутимо ответил ему Турпин. — И значения для дела не имеет. Если наше предложение вас не устроит, вы вернётесь в Азкабан.

— Страна важна, — возразил Мальсибер, но Турпин лишь проговорил, причём по-прежнему спокойно и даже отстранённо:

— Я всё уже сказал. Решайте.

Казалось, Турпина совсем не интересует результат, и он просто исполняет тут свои обязанности, решая очередную задачу — и ему важно просто получить какое-нибудь решение, а какое именно, его интересует мало. Просто закрыть дело — и уйти домой, жить дальше свою жизнь. И это вежливое равнодушие, которым буквально веяло от него, было Гарри очень неприятно.

Мальсибер всё молчал. Молчали и другие, и тишина эта была тревожной и неустойчивой — казалось, она прикрывает что-то не особенно приятное и, может быть, опасное.

— В таком случае у меня есть ещё условия, — сказал Мальсибер, наконец, и Гарри глубоко вдохнул, только сейчас поняв, что до сего момента дышал совсем поверхностно и часто.

— Ещё? — МакЛагген вдруг оглушительно громко хлопнул по столу ладонью, и от этого внезапного резкого звука, кажется, все вздрогнули, и только Мальсибер просто кивнул.

— Мы слушаем, — сказал Турпин.

— Во-первых, я хочу, чтобы в сделку вошло всё, что было мной совершено до сделки, — спокойно проговорил Мальсибер.

— Мы не можем обсуждать то, чего не знаем, — возразил Турпин.

— А я не могу позволить себе подобные ошибки, — сказал Мальсибер. — Мы все понимаем, что оговорка «если не всплывут какие-нибудь новые обстоятельства» перечёркивает все договорённости.

Турпин посмотрел на него внимательно, а затем взял палочку, указал ей на Мальсибера и превратил его в каменную статую. А затем спросил:

— Какие будут предложения?

— Я предупреждала, — сказала Моран, и Гарри показалось, что она произнесла это с удовольствием.

— А ведь однажды кто-нибудь из родственников жертв может выяснить, куда он делся, — как-то задумчиво проговорил Огден.

— Но не от нас, — с нажимом проговорил Хиггс.

— Да мало ли, — пожал плечами Огден, почему-то посмотрев на Гарри и донельзя возмутив его этим. Его никто и никогда не обвинял в болтливости! И уж тем более такой!

— Давайте не будем отвлекаться, — предложил Турпин. — У нас осталось меньше суток, и кто знает, где эти хроновороты и что от нас потребуется.

— Хватит делать вид, что мы все потрясены и растеряны, как первокурсница, впервые препарирующая флоббер-червя, — резко сказала Моран. — Наша ставка не сыграла, делаем следующий ход и движемся вперёд. Что там может ещё всплыть — парочка Империусов? Так это не новость. Или он младенцев ел, по-вашему?

— Может быть, и ел, — буркнул Сэвидж, но хорошо его знавший Гарри понял, что тот просто ёрничает.

— В таком случае придётся подкинуть ему свеженького и взять на месте преступления, — парировала Моран. — Или Аврорат опасается не справиться?

«Она не любит Аврорат», — вспомнил Гарри слова Лестрейнджа. Вот теперь он это видел и опять не мог отделаться от мысли, что о его наставнике забыли.

— Мы приложим все возможные усилия, — заверил её Робардс.

— В таком случае давайте соглашаться и продолжим, — Моран нетерпеливо посмотрела на часы и вдруг добавила весьма язвительно: — А то у меня такое впечатление, что я сижу среди невинных первоклашек, впервые в жизни обнаруживших, что куриные крылышки не растут на ветках, а отрезаются у кур. Живых когда-то кур, которых убивают. И у детей трагедия.

— При всём уважении, — не сдержался Огден, — я попросил бы, мэм, не говорить за всех. Империус — это весьма серьёзно.

— Так нам уже известно, что он его накладывал, — ответила она. — Не разово, а массово, если так можно выразиться. И вы, — она ткнула в него пальцем, — его за это оправдали. Меня в Визенгамоте в это время не было, — заметила она с сарказмом. — А вы, если мне не изменяет память, были — и оправдали. Сами. А теперь идёте на попятную!

— Я предложил бы сейчас не отвлекаться, — быстро проговорил Турпин. — От нашей темы. Иначе мы можем просто не успеть.

МакЛагген громко хмыкнул и несколько иронически поклонился в сторону Моран.

— Да Мордред с ним, — сказал он. — Обыграл так обыграл. Я лично со вчерашнего дня мечтал поглядеть на этого Каплана, — он покосился на молчащего Кронка, который вдруг вскинул голову и заявил:

— Я согласен с мадам Моран.

— Проголосуем, — решил Турпин. — Кто за то, чтобы принять условие Мальсибера?

Руки подняли все, кроме Огдена и Джонс — к большому изумлению Гарри, наблюдавшему, как Сэвидж поднимает руку наравне с другими.

— Принято, — резюмировал Турпин и снял заклятие с Мальсибера. — Мы включим в сделку всё, что было совершено вами прежде, — сказал он. — Но с одним условием. Вы дадите нам — сейчас и здесь — обет, что искренне ответите на все вопросы Аврората. И если вы не сможете чего-то вспомнить, позволите нашему легилименту помочь вам в этом.

Турпин не улыбался и вообще выглядел воплощением спокойствия, но Гарри всё равно почудилась в его серых глазах ирония. И он ужасно жалел, что не может сейчас видеть глаз своих коллег.

— Я согласен, — сказал Мальсибер. — Если мы договоримся обо всём, я дам обет. У меня есть ещё одно условие.

— Мы слушаем, — Турпин сплёл пальцы и положил руки перед собой на стол.