Middle (джен)

Обедать с Мальсибером Гарри точно не хотел, но слова Робардса воспринял как предложение или, по крайней мере, разрешение пообщаться. Но обедать он пошёл в столовую, решив, что один поест быстрее, чем вся та компания в переговорной. И всё равно Гарри спешил и, вероятно, несколько перестарался, потому что когда вернулся к камере Мальсибера, тот ещё ел. Кажется, это был суп, и Мальсибер ел его очень медленно, и по выражению его лица Гарри не мог понять, смакует ли он свой обед или же, наоборот, буквально давится от отвращения.

Гарри подождал, пока Мальсибер доел и у него остался только чай — или что там дымилось в кружке? — и открыл, наконец, дверь. Мальсибер обернулся и, увидев Гарри, проговорил с некоторым сожалением:

— А я решил было, что мне свитер принесли.

— Вам обещали, значит, принесут, — ответил Гарри, но согревающие чары всё же наложил. Как бы он к Мальсиберу ни относился, не хотел просто мучить его, заставляя мёрзнуть.

— Благодарю вас, — Мальсибер склонил голову, однако кружку из ладоней не выпустил. — Чему обязан?

— Вы знаете заклинание Песнь Орфея? — спросил в ответ Гарри.

— Слышал, — в глазах Мальсибера зажёгся явный интерес. — Но сам им не владею.

— Вы бы могли помочь тому, кто им воспользовался, справиться с последствиями?

Сердце у Гарри бешено билось где-то в горле, но он надеялся, что выглядит спокойным и не слишком сильно заинтересованным.

Мальсибер задумался. И даже кружку опустил, поставив её себе на правое колено.

— Возможно, — сказал он наконец. — Но мне определённо нужно что-то почитать по теме. Если я не ошибаюсь, в результате применения этого заклятья волшебник утрачивает контроль над своими эмоциями и приобретает способность остро воспринимать чужие. Я, возможно, в самом деле мог бы что-то сделать, но, конечно, после консультации с целителями. Располагайте мною, — он снова склонил голову.

Гарри ожидал, что он задаст какие-то вопросы: спросит, кто у Гарри сделал это, может, это кто-то из друзей или родни, но Мальсибер просто молча на него смотрел.

— Спасибо, — немного запоздало сказал Гарри. — Я не могу располагать вами, но я должен был узнать, возможно ли это в принципе.

— Я не могу вам ничего пообещать, — Мальсибер перехватил кружку поудобнее. — Но обещаю сделать всё, что будет в моих силах. Если мы договоримся, разумеется, — добавил он.

— Вы уже договорились бы, — с деланной досадой сказал Гарри. — Если бы не ваше последнее требование.

— Я понимаю, — кивнул Мальсибер.

— И не отступите? — полуутвердительно спросил Гарри.

— Я не так уж много требую, — Мальсибер наконец поднял кружку и сделал глоток. — И многое могу отдать.

— А если он откажется? — скорее, чтобы подразнить, чем всерьёз спросил Гарри, но Мальсибер ответил неожиданно серьёзно:

— В данной сделке он не является субъектом.

— То есть, — подначил его Гарри, — вам желание вашего друга не интересно? Важно только ваше?

— Да, — спокойно ответил Мальсибер.

И, улыбнувшись, сделал ещё глоток.

Его чёрные глаза смеялись, и Гарри, кажется, впервые видел это — до сих пор в улыбках Мальсибера участвовали, в основном, губы.

— Странное понятие о дружбе, — сухо сказал Гарри.

— Да, — опять сказал Мальсибер и мягко спросил: — Я забыл спросить вас: человек, что спел ту песню, будет ли он согласен принять помощь от меня?

Гарри вспыхнул — с этим он сделать ничего не мог, беспомощно чувствуя, как начинают гореть щёки. Потому что Мальсибер был абсолютно прав, и Гарри понимал, что Лестрейндж бы ни за что своего согласия на то, чтобы тот влез ему в голову, не дал.

Но ведь нужно же было хоть что-то делать!

— Сперва нужно, чтобы это стало возможным, — ответил Гарри, поднимаясь. — Я напомню дежурному о вашем свитере, — пообещал он и ушёл, чувствуя на себя внимательный взгляд Мальсибера.

Самым скверным было то, что Мальсибер верно обозначил ту проблему, которая непременно встанет, если всё получится и можно будет воспользоваться его знаниями. И Гарри не представлял, как её решать.

Он вернулся в отдел мрачным и взялся наконец за окончательное оформление того самого дела с розовой шерстью. Штрафовать виновную он не хотел, так что просто написал длинное обоснование отказа от предъявления претензий. Оставалось только получить подпись Сэвиджа, но того пока что не было, и Гарри просто положил папку к нему на стол. Время уже приближалось к четырём часам, а вестей от собравшихся в переговорной не было. А ведь до момента срабатывания хроноворота теперь осталось меньше суток! И хотя Мальсибер говорил, что для предотвращения этого много времени не нужно, Гарри нервничал.

К семи часам новостей всё ещё не было. Гор, а за ней Долиш, попрощались и ушли домой, оставив Гарри в одиночестве. Делать ему было абсолютно нечего: он уже разобрал все самолётики и оформил все, даже совсем несрочные, заявки, и теперь буквально изнывал без дела, мучаясь также и от любопытства. Он даже выйти никуда не мог, боясь, что Робардс, как и обещал, за ним придёт и, не застав, уйдёт, конечно. Потому что кто станет ждать стажёра?

В дверь тихонько постучали, и Гарри громко застонал. Если он сейчас начнёт принимать посетителя, то Робардс, разумеется, никуда его не заберёт! Ну почему ему так не везёт? Он даже хотел было сделать вид, что здесь никого нет, но, тяжело вздохнув, всё же крикнул:

— Заходите! — и когда увидел Гермиону, буквально выдохнул от облегчения и радостно спросил: — Ты как тут?

— Я вроде как ушла домой, — сказала она приглушённо, с демонстративной тщательностью закрывая дверь. — Но не удержалась и решила заглянуть к тебе — вдруг ты знаешь, что у нас тут происходит?

— А что происходит? — с жадным любопытством спросил Гарри.

— Я не знаю! — возбуждённо воскликнула она. — Около полудня у нас вдруг все забегали, а где-то к трём спешно собрался весь или почти весь Визенгамот. Они там закрылись и сидят так до сих пор!

Так вот что происходит! Конечно, комиссия не могла самостоятельно решить судьбу этого Эйвери — у них просто полномочий не было! Но, значит, это обсуждают, и, похоже, обсуждение идёт непросто.

Гермиона продолжала вопросительно на него смотреть, и Гарри осторожно ответил:

— Я думаю, они обсуждают одну сделку.

— Сделку? — быстро переспросила она.

— Я не могу рассказывать, — страдальчески вздохнул Гарри. — Точно не сейчас.

— Ясно, — она вздохнула. — Ладно, тогда я домой… может, завтра что-то выяснится.

— Должно, — заверил её Гарри.

Визенгамот, думал он, когда она ушла. Им пришлось собрать Визенгамот — а значит, ждать, возможно, придётся ещё долго. Но если Гермиона говорит, что они там до сих пор сидят, значит, ему можно выйти ненадолго — ну хотя бы в туалет.

Туда и обратно Гарри всё равно бежал, но нет, оставленная им метка, которая должна была бы показать, открывали дверь или нет, была на месте. Никто за ним не приходил, вздохнул Гарри, снова усаживаясь за свой стол.

Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать… Ближе к полуночи Гарри закончил перечитывать «Справочник начинающего аврора», который отыскал в шкафу, и пытался придумать себе ещё какое-нибудь дело, когда дверь открылась, и Робардс с некоторым удивлением проговорил:

— Я думал, ты давно спишь дома.

— Вы сказали вас дождаться, сэр, — со старательной невозмутимостью ответил Гарри.

— Ну идём, — усмехнулся Робардс. — Ты хоть ел?

— Да, сэр. Благодарю, сэр, — Гарри даже сумел встать, а не вскочить.

— Ночь будет, кажется, насыщенной, — Робардс вдруг зевнул. — У тебя — особенно… возможно. Идём, — повторил он, донельзя заинтриговав Гарри.

Мальсибер уже спал, и Гарри сейчас смотрел на него с некоторым сочувствием: если он сам так извёлся за несколько часов безделья, каково же должно было ему сидеть в камере? Безо всяких дел? И каково, подумал он впервые, тем, кто заперт в Азкабане в одиночках? Навсегда? При дементорах они, во всяком случае, страдали, поймал Гарри себя на странной мысли. А сейчас… что они там делают? Годами?

Когда Мальсибер оделся, Робардс, обнаружив отсутствие свитера, велел Гарри сходить за ним и принести, и тот подумал, что, похоже, кому-то из дежурных завтра здорово достанется. Хранилище было уже, разумеется, закрыто, и Гарри довольно долго провозился, сперва отыскав дежурного, а потом долго заполняя формуляр.

Его, конечно, дождались, и Робардс даже взглядом не упрекнул Гарри за промедление. Возможно, он и сам был рад передохнуть — или заставить хоть чуть-чуть, но подождать господ из Визенгамота.

Мальсибер надел свитер прямо поверх своей тюремной то ли робы, то ли мантии, и очень тепло поблагодарил Гарри. Затем Робардс надел цепи на Мальсибера, и они очень неспешно двинулись по коридору — так, словно бы им совершенно некуда было спешить.

В переговорной их ждали с явным нетерпением — Гарри просто ощутил его, едва войдя и скромно остановившись там, где прежде и стоял, в углу у двери, разглядывая всех присутствующих, покуда Робардс усаживал Мальсибера на место.

Вид у всех, начиная с министра и заканчивая Кронком, был несколько потрёпанный. Похоже было, что дискуссия выдалась тяжёлая, и Гарри очень дорого бы дал, чтобы поприсутствовать на ней — но, конечно, кто бы пустил туда стажёра? Ему и так позволили увидеть в разы больше, чем он мог рассчитывать.

— Визенгамот готов пойти навстречу и подписать внесудебное соглашение, — сказал Турпин, и Гарри ощутил странную смесь удовлетворения и разочарования. С одной стороны, это обещало раскрытие многих тайн, а с другой… Они уступили. И теперь, по сути, на свободу выйдет не один, а два Пожирателя, один из которых вообще ничего для этого не сделал.

Гарри понимал, что, видимо, решение далось Визенгамоту нелегко, и не знал, что сам бы сделал на их месте, однако же всё его существо противилось происходящему. Какие бы условия и ограничения сейчас Мальсиберу и Эйвери не выставили, они избегут тюрьмы. И если Мальсибер, по крайней мере, пять лет провёл в плену у Каплана, и Гарри признавал, что это было действительно ужасно, то Эйвери всего лишь просидел всё это время в одиночной камере. И если и страдал, то лишь от скуки — и вряд ли это можно было признать возмездием.

Мальсибер между тем наклонил голову, но не издал ни звука. И Турпин продолжал:

— Однако. Поскольку освобождение мистера Эйвери является одним из условий вашей сделки, вы будете отвечать за его действия как за свои собственные. Надзор за ним, конечно, будет установлен в равной с вами мере, однако в случае каких-либо нарушений с его стороны наказаны вы будете равно. Это условие бессрочно.

— Я согласен, — спокойно ответил Мальсибер.

— Далее. Вы оба выплатите в пользу Министерства штраф — его размер будет определён позднее.

— Мне нужно знать примерный размер суммы, — возразил Мальсибер. — Если вы насчитаете нам миллион, сделка не имеет смысла: мы тут же её нарушим просто потому что не сможем заплатить.

— Этот вопрос в ведении Отдела тайн, — ответил Турпин. — Вы причинили им крупный ущерб, и он должен быть возмещён. Кронк, сориентируйте нас, — обратился он к невыразимцу.

— Мы не закончили подсчёты, — отозвался тот. — Полагаю, речь идёт о сумме тысяч в тридцать.

— На двоих? — уточнил Мальсибер.

— На одного, — возразил Кронк.

— Мистер Кронк, — Мальсибер усмехнулся. — Я понимаю ваше желание воспользоваться ситуацией и пополнить бюджет министерства — цель, я признаю, благая. Но не так уж сложно будет установить, просто посмотрев мои воспоминания, что я лично ничего не разрушал. Так же, как и мистер Эйвери. Погром в хранилище воспоминаний вообще не мы устроили, и ни один из нас не задевал другие артефакты.

Да, погром в хранилище воспоминаний устроил не Мальсибер и вообще не Пожиратели, подумал Гарри. Шкафы обрушили они — сначала он, а за ним и остальные. И однажды Отдел тайн может им это припомнить…

— Сумма не окончательная, — ответил недовольно Кронк. — Я уже сказал: подсчёты не закончены.

— Конечно, — вновь кивнул Мальсибер.

— Я полагаю, — сказал ему Турпин, — ваше предположение было недалеко от истины. Но, впрочем, я могу и ошибаться, — Кронк неопределённо кивнул, и Турпин продолжил: — К этому вопросу мы вернёмся позже. Должен вас предупредить: наш договор начнёт действовать только после полного исполнения вами обещанного.

— Если вы при задержании убьёте, например, Каплана, будут ли считаться мои обязательства исполненными? — спросил Мальсибер.

— Безусловно, — ответ Турпина прозвучал слегка нетерпеливо.

— У вас есть хроноворот? — Мальсибер задавал вопросы так, словно давно их обдумал. Хотя почему «словно»? Времени у него было полно.

— Есть. В пределах шести часов мы можем переместиться в прошлое, — теперь голос Турпина звучал предельно терпеливо.

— Могу я прочитать текст соглашения? — спросил Мальсибер, и на лицах всех присутствующих отразились облегчение, нетерпение и даже раздражение.

Турпин извлёк из лежащей перед ним папки пергамент и переправил его Мальсиберу, и тот, то и дела потирая глаза, под звяканье цепей принялся за чтение.