Middle (джен)

До вторника ещё надо было дожить — а главное, раскрыть дело, и Гарри сел проверять свою гипотезу и пересматривать уже известные случаи. И каждый следующий делал его улыбку ярче, потому что гипотеза его везде, без всяких исключений, подтверждалась. Вероятно, его радость была слишком очевидна, потому что Праудфут в какой-то момент спросил:

— Что, ты уже всё разгадал и закрываешь дело?

— Нет, — довольно сказал Гарри. — Но у меня есть идея.

— Поделись, — велел Сэвидж, и Гарри, отодвинув всколыхнувшееся раздражение — потому что он хотел всё сделать сам, раз уж ему дали дело! А не отчитываться о каждом своём шаге! — ответил:

— Все скульптуры видели дети, и этим детям было десять. Всем — я проверил.

— Интересно, — сказал Сэвидж. — Что думаешь?

— Я думаю, сэр, что…

— Слушай, — вдруг вмешался Праудфут, — ну дай ты парню самому сработать. Ты же сам сказал, что это его дело.

Гарри замер, глядя на Сэвиджа и очень надеясь, что в его взгляде отражается не просьба, а вопрос. Тот поглядел сперва на Праудфута, потом на Гарри и кивнул:

— Ну занимайся. Но напомню: никаких арестов ты самостоятельно проводить не можешь. Можешь лишь допрашивать.

— Да, сэр, — как можно сдержаннее ответил Гарри. — Спасибо, сэр.

— И Гарри, я тебя прошу, — добавил Сэвидж, — Мерлина и всех нас ради: прежде чем куда-то влезть, доложи мне. Или вон хоть Катберту.

— Есть, сэр, — улыбнулся Гарри — и вернулся к работе.

Было совершенно очевидно, что семнадцати совпадений быть не может: если все семнадцать раз эти странные скульптуры видели десятилетние маггловские дети, возраст был уликой и подсказкой. Десять лет… что такое десять лет? У магглов — это последний год обучения в начальной школе. А вот у волшебников — последний перед поступленьем в Хогвартс. Но ведь дети были магглами? Или…

Но никто ведь Гарри не покажет книгу, в которую вписываются имена волшебников, что впоследствии должны отправиться в Хогвартс? Доступ к этой книги был раз и навсегда закрыт: говорили, что это произошло незадолго до принятия Статута — для защиты маленьких волшебников от стремившихся их уничтожить магглов. И хотя теперь давно уже можно было бы её открыть, запрет сохранялся.

А что, если это магглорождённые волшебники? И кто-то — кто? Зачем? — так заколдовывает животных, чтобы они начинали превращаться при маленьких волшебниках, у которых ещё нет палочек? Может, они так зачарованы, что вызывают выброс — небольшой и незаметный их родителям?

Гарри взъерошил волосы и незаметно огляделся. Ему хотелось посоветоваться и сейчас особенно остро не хватало Лестрейнджа: тот бы мог и обсудить, и дать совет — и при этом не вмешался, а позволил Гарри продолжить самому. Но что сделает Сэвидж? Он, конечно, занят, но…

С другой стороны, Гарри не очень представлял, что делать. Как проверить, волшебник ли магглорождённый ребёнок? Спросить родителей, не замечали ли они чего-то странного? Хотя… возможно, в отделе ликвидации случайного волшебства найдётся что-то?

Переписав себе адреса всех детей и даты инцидентов, Гарри отправился в отдел аннулирования случайного волшебства. Ему повезло: Тереза Билмс, руководящая отделом, оказалась на месте и приняла его незамедлительно. В этой обаятельной и милой женщине лет пятидесяти с вьющимися светлыми волосами и весёлыми голубыми глазами сложно было, не зная, заподозрить одного из лучших специалистов по работе со стихийным волшебством, включавшим в себя и детские магические выбросы, отменить последствия которых без специальных умений было не так просто.

— Да, сначала это дело попало к нам, — сказала она, выслушав Гарри. — Но случаев уж слишком много, да и не стихийная это магия, я убеждена.

— Я не думаю, что это стихийные выбросы, — ответил Гарри. — Скажите, вы проверяли этих детей? Они не могут быть волшебниками?

— Мы с этого и начали, — она улыбнулась, и Гарри разочарованно кивнул: одна из его версий рухнула. Хотя нет, не одна — пожалуй, даже обе. — И я совершенно точно могу вам сказать: это обычные магглы. Мы проверяли: никаких выбросов по их адресам зарегистрировано не было.

Гарри разочарованно кивнул и, поблагодарив мадам Билмс, побрёл назад, уныло радуясь тому, что ни с кем не поделился своей версией. Он, конечно, понимал, что рабочие версии на то и рабочие, чтобы подтверждаться или нет, и когда одна из них проваливается — это нормально, но всё равно совсем не хотел бы первым делом провалиться. Хотя они, наверное, и так поймут всё по его лицу…

А ведь наверняка поймут.

Гарри остановился, не дойдя буквально нескольких шагов до лифтов. Постоял пару секунд — и решительно двинулся вперёд, однако же, дождавшись лифта, нажал на кнопку не с цифрой «2», а «8», решив сначала пообедать и успокоиться, а затем уже продолжить.

Жуя огромный шницель, Гарри угрюмо раздумывал о том, что ему делать. Его версия была ошибочной, но он всё равно был убеждён, что возраст детей — это ключ к отгадке. Десять лет, последний год перед поездкой в Хогвартс… а перед чем ещё? Перед покупкой палочки… и перед тем, как директор школы получит списки первоклассников. Когда ребёнку исполняется одиннадцать, его имя появляется в подобном списке, и директор отправляет ему письмо. То есть… то есть этот ребёнок, в некотором смысле, легализуется в волшебном мире. До тех пор его, по сути, как бы нет — раз доступ к книге запрещён для кого бы то ни было, до одиннадцати лет о магглорождённых никто и ничего не знает.

И что?

Гарри с досадой постучал краем ножа по своему стакану с яблочно-тыквенным соком. Ну, не знает. Но ведь дети не волшебники! Он пошёл по кругу…

Десять лет. Канун легализации в волшебном мире. Обычно к этому возрасту если ребёнок волшебник, это уже проявляется — даже от Невилле, вспомнил Гарри, к десяти годам его чокнутые родственники выбросов добились. Значит… что? Они же не волшебники, напомнил он себе. Да что ж такое?!

Что ещё может быть связано с десятью годами? Нет, не так. Что ещё общего между теми, кто видел эти скульптуры? Вот правильный вопрос!

Гарри даже повеселел и, быстро доев какой-то бесконечный шницель, побежал назад. И, вернувшись в отдел, снова открыл папку и, разложив все листы с описаниями дел, принялся составлять список, расставив случаи в хронологическом порядке. Вышло следующее:

Ливерпуль — кошка — женщина 44 года и мальчик 10 лет

Манчестер — енот — женщина 41 год, мальчик 17 лет, девочка 14 лет и мальчик 10 лет

Бирмингем — ёж — мужчина 73 года, пара: мужчина 47 лет и женщина 38 лет, девочка 15 лет, девочка 10 лет

Ливерпуль — лиса — мужчина 42 года, женщина 43 года, девочка 10 лет

Бирмингем — кошка — женщина 35 лет, мальчик 3 года, мальчик 10 лет

Глазго — енот — женщина 45 лет, мальчик 10 лет

Лондон — лиса — женщина 38, девочка 6 лет, мальчик 10 лет

Глазго — кошка — мужчина 36, мальчик 10 лет

Бирмингем — собака — мужчина 49, мальчик 12 лет, мальчик 10 лет

Ливерпуль — пингвин — женщина 75 лет и мальчик 10 лет

Шеффилд — ёж — женщина 35 лет, мальчик 4 года, девочка 10 лет

Манчестер — лиса — женщина 34 года, мальчик 2 года, девочка 10 лет

Шеффилд — собака — мужчина 52 года, девочка 13 лет, мальчик 10 лет

Глазго — пингвин — женщина 82 года, девочка 5 лет, мальчик 6 лет, девочка 10 лет

Бирмингем — панда — женщина 29 лет, девочка 4 года, мальчик 7 лет, девочка 10 лет

Ливерпуль — собака — мужчина 41, мальчик 10 лет

Лондон — енот — женщина 32 года с младенцем и мальчик 10 лет

Закончив, Гарри озадаченно уставился на результат своих трудов. Думай, Гарри, думай! Где-то тут должна быть если не разгадка, то подсказка — только где? Что ещё есть общего у этих случаев? Время — утро, день или ранний вечер — Гарри таковым не счёл: понятно же, что по ночам десятилетки редко ходят по улицам. Место? В целом, тоже нет, хотя ни одно из животных не обнаружилось в шумном и людном месте. Гарри отметил это для себя, но не стал пока что останавливаться на этой мысли. Что ещё?

Ну, все дети были с кем-то из родителей, не с нянями… а, нет, не все — трое с бабушками или дедушками. Не то…

Ещё все дети учились в школе, и все были здоровы — по крайней мере, внешне. Домашние животные были не у всех, часть детей жили с родителями в домах, часть — в квартирах, социальное происхождение… а кстати. Они все принадлежали к нижним или средним слоям среднего класса, и все жили весьма скромно. Может, дело в этом? Но таких — половина Великобритании… Скорее, решил Гарри, можно считать, что тот, кто это делал, старательно не трогал людей хоть сколько-то заметных, вот и всё. И это можно было счесть лишь разумной предосторожностью и свидетельством некоторой осведомлённости о магглах — и не больше.

От дальнейших рассуждений Гарри оторвал откуда-то вернувшийся Сэвидж, сообщивший всем:

— Уисп прислал четыре билета на открытия сезона в ложу для прессы. Один твой, — он вручил билет Гарри, — один мой, и остаётся ещё два. Сезон откроется в субботу, двадцать второго, так что, по идее, могут пойти все… и кто-нибудь один останется дежурить. Сейчас мы разыграем, кто.

— Давайте я останусь, — предложила Гор. — Сходите — я не настолько люблю квиддич.

— Уверена? — с сомнением спросил Сэвидж. — Он потом зовёт на ужин.

— Уверена, — она махнула рукой. — Я тут лучше посижу. Тут тихо, — проговорила она мечтательно.

— А у тебя что, ещё один младенец завёлся? — спросил Праудфут под общий смех.

— Да лучше бы младенец, — Гор отсмеялась. — На днях супруг, — она всегда так называла мужа, именно «супруг», и Гарри чудилась в этом какая-то шутливая нежность, — нашёл на улице молодую ворону с наполовину оторванным крылом. Рана оказалась старой, отрастить недостающую часть целители не смогли, но всё остальное починили — так что у нас теперь новый питомец. Ужасно шумный, но супруг уверен, что со временем они договорятся. А пока у нас бардак… чуть больший, чем всегда. Назвали Робертом, — она лукаво улыбнулась, и Сэвидж покивал:

— Ну разумеется. Как иначе.

— Это не я придумала! — засмеялась Гор. — Честное слово! Это всё супруг!

— Конечно, — кивнул снова Сэвидж, вызвав этим общий смех.