Middle (джен)

Процедуру использования веритасерума Гарри знал, как говорится, назубок, причём занятия в академии включали в себя и проверку действия зелья на себе. Да, сопротивляться ему можно, но при внимательном наблюдении это чаще всего можно увидеть — не всегда, конечно, поэтому показания, данные под Веритасерумом, неопровержимой и решающей уликой не являются, но всё же…

Лилак залпом выпил воду — Лестрейндж, впрочем, налил в стакан немного, едва четверть — и спросил:

— Ну и чего теперь со мною должно быть? Когда оно подействует?

— Мистер Лилок, вы знакомы с мистером Батчелором? — спросил Лестрейндж.

— Ну колдофото да, знакомое… но я его не помню, ну, почти! — воскликнул тот. — Так, вспоминаю — да, ну бегал… сидел в гостиной, да, лицо знакомое, но правда, я понятия не знал, что он магглорождённый!

— Вы сообщали Комиссии по учёту маггловских выродков о его местонахождении? — продолжил допрос Лестрейндж.

— Да нет же, ну! — он даже ударил себя ладонью в грудь с размаха. Капли пота вновь упали на стол, Лилак его вытер, а потом обтёр платком лицо и шею. — Я даже и не знал! Извините, — он покосился на то место на столе, куда упали капли. — Я всегда потею, когда нервничаю. Как свинья, — он хохотнул и сам, похоже, понял неуместность шутки.

— А если бы вы знали, — невозмутимо поинтересовался Лестрейндж, — вы бы сообщили?

— Да на кой? — воскликнул Лилак. — С чего вы докопались-то? Зачем мне? Ну вот за-чем?

— Вознаграждение? — предположил Лестрейндж, и на лице Лилака отразилось искреннее изумление:

— А что, за это ещё и платили?

— Да, информаторам выплачивали премию, — кивнул Лестрейндж.

— Да не, я всё равно б не стал, — Лилак помотал головой. — Это как трубку уронить в дерьмо, почистить и потом курить. Тьфу, — он сплюнул, и плевок шлёпнулся на пол.

— Не всех бы это смутило, — заметил Лестрейндж, и Лилак хохотнул:

— Ну, вам видней. Так что, отпустите меня? Ребят, ну правда, нельзя коров так долго не доить!

— Нельзя, — подумав, согласился Лестрейндж. — Так знали вы о том, что мистер Батчелор магглорождённый?

— Не знал я! — воскликнул Лилак, нервно вытирая платком верхнюю губу и шею. — А вы всё про всех в школе знали, да? Ну серьёзно, отпустите хоть их подоить! Их же лечить потом, вы даже не представляете!

— Допрос закончен в десять тридцать две. Вас проводят в камеру…

— Да что ж такое, а?! — буквально возопил Лилак, вскакивая, стул с грохотом упал, но Лестрейндж даже не вздрогнул. — Вы издеваетесь тут все! Мне коров надо подоить, понятно? — он пальцами стёр пот со лба.

— Да, я понял, — Лестрейндж встал. — Подумаю, что можно сделать, а сейчас вы возвращаетесь в камеру. Нам ведь не придётся принуждать вас к этому? — осведомился он, и Лилак, грязно выругавшись, хмуро пошёл к двери.

Когда они отвели его в камеру, Лестрейндж, отведя Гарри в сторону, спросил:

— Что вы думаете? Виновен или нет?

— Не знаю, — Гарри чувствовал себя совсем запутавшимся. — Мне кажется, что нет, — добавил он очень осторожно. — Он же и под веритасемумом…

— Я тоже не знаю, — согласился с ним Лестрейндж. — Да, всё выглядит довольно достоверно… но я видел всякое. Не знаю, — повторил он. — Но коров доить и вправду нужно. Сходите к Робардсу и согласуйте с ним домашний арест мистера Лилака. Заодно будет вам практика.

Гарри ещё не разу не осуществлял домашнего ареста, хотя процедуру, конечно, знал. Но одно дело теория, и совсем другое — практика. Первым делом Лестрейндж надел на Лилака наручники — невидимые и не связывающие руки, но это и не требовалось: теперь весь их отдел, а по ночам дежурный, будут знать, какие заклинания творит подозреваемый. Затем они втроём аппарировали к Лилаку на ферму, и Гарри впервые после выпуска из академии устанавливал антиаппарационный купол, а после и сигнальные чары по периметру. Лилак же буквально кинулся к своим коровам, и к действиям аврора никакого интереса не проявлял.

— Все доносчики проходили через Амбридж, — сказал Лестрейндж, когда они вернулись в Аврорат. — Но нужно помнить о существовании оборотного зелья.

— И как тогда быть? — спросил Гарри, которому совсем не нравился Лилак, но это же ведь не причина просто взять и посадить его!

— Думайте, — ответил Лестрейндж, и они отправились на следующий допрос.

И в коридорчике, ведущем к камерам предварительного заключения, столкнулись с Флэк, бросившей Лестрейнджу:

— Я слышала, что при Пие здесь было так же тесно!

Она пошла дальше, а Гарри почувствовал себя неловко. Лестрейндж же её, казалось, не услышал — и они продолжили работу. Допросов предстояло много…

Как ни странно, большинство подозреваемых признавались сразу. По-разному: кто-то плакал, кто-то упирал на то, что не только не сделал ничего противозаконного, а, напротив, исполнял закон, предписывавший сообщать о магглорождённых, кто-то ссылался на то, что поверил в кражу магии и искренне был возмущён или напуган… и чем дальше, тем меньше Гарри понимал, что думает. Потому что они тоже были правы: был такой закон, и в утверждение о краже магии тоже вполне можно было, наверное, поверить. И закон ведь обратной силы не имеет! Это Гарри знал, но, с другой стороны, если абсолютно придерживаться этой максимы, то всех Пожирателей нужно отпускать: в девяносто седьмом они все были оправданы за старые деяния, а потом законов не нарушили. И даже в штурме школы их нельзя винить: там был сам министр. Правда, был он под Империо, но тогда можно осудить, наверное, только того, кто его держал под ним… нет, так можно невесть до чего додуматься. И это неправильно! Кстати, нужно будет выяснить, как были юридически оформлены все те аресты в мае девяносто восьмого. Как-то он до сих пор не задавался этим вопросом…

У Гарри просто пухла голова от этих мыслей, и когда Лестрейндж после очередного допроса сказал:

— Без пяти пять. Остановимся на совещание, — Гарри был почти счастлив.

На совещании к ним присоединились Робардс и, конечно, Клоггс, которую чрезвычайно заинтересовала нарисованная Рабастаном Лестрейнджем картина. Настолько, что Гарри был уверен: она не вошла туда прямо на совещании только потому, что уже побывала там.

Основным вопросом обсуждения была кандидатура того — или тех, — кто войдёт в дом. Лестрейндж настаивал на том, что это должен быть он, и что он пойдёт один.

— Никто не может точно знать, насколько точна эта картина, — сказал Лестрейндж. — Никто не может быть уверен в том, что это не ловушка. И я полагаю справедливым, что в этом случае попасться должен я.

— Я считаю, пойти должен наш сотрудник, — хмуро возразила Клоггс. — Мы уступаем, потому что это ваша операция, но я должна отметить наше несогласие. При всём уважение к вашему профессионализму, мистер Лестрейндж, Отдел тайн считает, что наши сотрудники лучше подготовлены к подобному.

— Я был бы признателен, если бы они поделились своим опытом, — ответил тот вполне любезно.

— Вы утверждаете, что у Отдела тайн есть опыт освобождения жертв из таких домов? — вежливо осведомился Робардс, и Гарри удержал усмешку. Ответ Клоггс был очевиден: если б такой опыт был, Отдел тайн бы давно решил проблему сам. Ну или сразу заявил бы, что им только плана не хватает, а что делать дальше, они знают.

— Нет, — не слишком охотно признала Клоггс.

— В таком случае аргументы Лестрейнджа мне представляются достаточно весомыми, — ответил Робардс. — Но Аврорат будет признателен Отделу тайн за консультации.

— Мы будем рады предоставить их вам завтра в десять утра, — сказала Клоггс. — Мистер Лестрейндж, мистер Робардс, мы всё подготовим.

Затем разговор перекинулся на организацию оцепления и на те меры, что стоило принять на случай, если дом обрушится. Что Отдел тайн считал очень вероятным в случае, если Лестрейнджу удастся выбраться оттуда.

Когда Клоггс ушла, обстановка в Отделе сразу стала куда менее формальной.

— Ты подозреваешь, что твой брат устроил тебе ловушку? — спросил Робардс Лестрейнджа.

— Я рассматриваю эту версию, — ответил тот. — Но, честно говоря, не думаю, что это так. Я бы удивился. Хотя исключать этого нельзя.

— Я тоже так считаю, — кивнул Робардс. — Но эта операция сама по себе опасна.

— Ну, у нас ещё в запасе почти три месяца, — пожал плечами Лестрейндж. — И я буду — если что-то пойдёт не так — только восемнадцатой жертвой. У вас останется ещё достаточно попыток, а я посижу куклой на окошке. А если меня вытащат потом, но не расколдуют, обещай, что посадишь меня тут и будешь стирать пыль, — он улыбнулся. — Вдруг на самом деле куклы всё видят и слышат, просто сказать не могут?

— Договорились, — ответил Робардс, и все несколько нервно рассмеялись.

— Послушаем, что завтра нам расскажут наши серые друзья, — Лестрейндж поднялся. — А пока у нас там в предвариловке полно народу — предлагаю всем вернуться к работе. А то сроки поджимают.

— Есть, сэр! — шутливо отсалютовал ему Праудфут.

— Поттер, — Лестрейндж подозвал Гарри и сказал ему негромко: — У нас немного времени: завтра у меня полдня уйдёт на подготовку. Я предлагаю вечером всё же допросить Амбридж. Тем более что общая картина у нас есть. На самом деле нам не так уж нужны её показания для выдвижения обвинения, но без них дело открывать нельзя.

— Они ведь в самом деле исполняли существующий закон, — негромко проговорил Гарри.

— К счастью, право у нас прецедентное, — жёстко сказал Лестрейндж, — и это открывает определённый простор для манёвра. Иначе никаких арестов после войны вообще не было бы: ни егеря, ни Пожиратели закон не нарушали, а приказ штурмовать школу так и вовсе был санкционирован министром. У вас не возникает вопросов по поводу справедливости наказания тех, кто штурмовал Хогвартс? — спросил он, и это явно был не риторический вопрос.

— Нет, — негромко сказал Гарри.

— Вот вам и ответ, — резюмировал Лестрейндж. — Я не буду говорить вам «не жалейте их», на мой взгляд, многие из них заслуживают жалости. Я скажу другое: не все их жертвы просто «посидели в Азкабане». Некоторые умерли там или погибли при аресте. Некоторые покончили с собой. Я знаю минимум одну мать, покончившую с собой вместе с младенцем. И просто задайте себе вопрос, сколько было случаев изнасилования при задержаниях — о некоторых я знаю, но, уверен, что далеко не о всех. Некоторые потом потеряли семьи: далеко не каждый брак выдерживает такие испытания. Некоторые до сих пор так и не пришли в себя до конца. Визенгамот не будет слишком суров к обвиняемым, в этом можете быть вполне уверены. Я бы поставил на то, что большинство вообще получит штраф, и главным наказанием для них станет публикация в «Пророке». Если станет. Идёмте, — позвал Лестрейндж. — Пора работать.