Middle (джен)

Сэвидж несколько скептически приподнял брови:

— Однако их услугами охотно пользуются. Есть в этой неприязни нечто ханжеское, вы не находите?

— Возможно, — согласился Малфой. — Смотря кого считать предателем.

— Интересно, — кивнул Сэвидж. — Расскажите нам. Кого же вы считаете предателем? А кого — нет?

— Я считаю, это зависит от мотива, — спокойно ответил Малфой. — Полагаю, если человек меняет сторону искренне, идейно — это не предательство. Это перемена взглядов. Это происходит редко, но таких людей обычно уважают. Ну, по крайней мере, принимают. Если человек меняет сторону из материальной заинтересованности — это, разумеется, предательство. Таких редко уважают, остальное же зависит от того, как они держатся. И тоже принимают, пусть не как друзей. Если человек меняет сторону из страха за родных — ему сочувствуют… но я не стал бы доверять ему. Ни на секунду. И если человек меняет сторону из страха за себя — его обычно презирают. И не любят. Петтигрю определённо относился к этой категории.

— Вы знаете, почему он это сделал? — спросил Гарри. Наверное, не должен был так делать, но при мысли о том, что, может быть, сейчас узнает, что стало настоящей причиной гибели его родителей, Гарри просто не захотел думать о том, что сейчас не самый лучший момент для такого разговора.

— Что именно? — Малфой наконец-то посмотрел на Гарри. У него были серые, довольно светлые глаза, и сейчас Гарри видел, что они очень похожи на глаза его сына. Верней, наоборот, конечно.

— Предал своих друзей, — Гарри пристально посмотрел Малфою в глаза. Тот не смутился и ответил спокойным и открытым взглядом, и Гарри стало очень противно: конечно, разве Малфоя можно смутить подобным образом? Да и вообще, можно ли его смутить? Хоть чем-то?

— Нет, — сказал Малфой. — Я плохо его знал, особенно в то время. Но он всегда производил какое-то… — он задумался, — испуганное впечатление. Нет, Лорда все боялись, — добавил он, — но он не то чтобы боялся... скорей, пугался. Не только Лорда — всех. Ну, или почти всех. То лебезил, то вдруг задирал нос... и это выглядело отвратительно и жалко.

— Немного странно слышать это от вас, — ответил ему Гарри и посмотрел на Сэвиджа. — Извините, сэр.

Тот сделал отрицательный жест рукой и обратился к Малфою:

— Вернёмся к телу Петтигрю. Вы утверждаете, что его местонахождение вам неизвестно. Но ведь это ваш дом. Предположите хотя бы, куда оно могло деться. Или вы с тех пор в подвал ни разу не спускались, и оно так там и лежит?

— Вряд ли, — серьёзно возразил Малфой. — Нам пришлось серьёзно восстанавливать дом, и в подвале тела точно не было. По крайней мере, когда я туда спустился. Было бы — я бы, по крайней мере, знал, что Петтигрю мёртв.

— А когда это случилось? — уточнил Сэвидж.

— Сложно сказать, — Малфой задумался. — Мне кажется, впервые я спустился в свой подвал уже после возвращения из-под ареста. Не помню, чтобы я ходил туда в тот день, когда вас привели сюда.

— Но ведь мы сбежали, — напомнил ему Гарри. — Вы не могли не пойти проверить пленников!

— Почему? — удивился Малфой. — Я уже сказал: у меня даже палочки волшебной не было. Я здесь был никем. Конечно, пленников проверили — но это был не я. Никто из нас.

— А кто? — спросил Сэвидж.

Малфой покачал головой:

— Не знаю. Или, может быть, не помню… честно говоря, меня подобные подробности тогда интересовали мало. Может быть, Родольфус.

— Почему именно он? — с сомнением проговорил Сэвидж.

— По логике, больше просто некому, — пояснил Малфой. — В доме в тот момент были только мы и Лестрейнджи. Мальсибера не было уже дня три или четыре, Руквуда — с неделю… где был Долохов — не знаю, но не здесь. Иначе вы бы его встретили, — он снова посмотрел на Гарри. — И всё пошло бы по-другому.

— Что именно? — резко спросил Гарри. — И почему?

— Он бы просто сразу вызвал Лорда, — ответил Малфой. — Он наверняка бы предпочёл ошибиться и быть потом наказанным. Не знаю, что произошло бы после, но он бы точно так и поступил. Это Белла захотела убедиться, чтобы Лорда не расстраивать, — он усмехнулся, — в случае ошибки. Долохова это бы не испугало.

— Итак, в доме были только вы и Лестрейнджи, — сказал Сэвидж. — Все трое?

— Вроде да, — не слишком уверенно ответил Малфой. — Я уверен про Родольфуса и Беллатрикс… про Рабастана не скажу. Он был в тот день с утра, но мог потом уйти. Не помню, был ли он потом. Вернулся Лорд, и началось такое… — он покачал головой и снова усмехнулся. — Если это так важно, вы ведь можете Родольфуса спросить. Я думаю, он вспомнит.

— Куда вы дели вещи, что нашли в комнате Петтигрю? — сменил тему Сэвидж. — Или вы её закрыли, и там всё осталось так, как было?

— Нет, конечно, — улыбнулся Малфой. — Разумеется, мы всё там разобрали. Вещи… — он задумался. — Я, честно говоря, не помню, но уверен, что сумею вам ответить — дайте только чуть подумать. Видимо, сложили и куда-нибудь убрали… или выбросили, — добавил он с сомнением.

— Зачем бы вам хранить чужой хлам? — с неожиданным пониманием спросил Сэвидж, и Малфой бросил на него удивлённый взгляд:

— Он чужой. Что бы мы сказали, если бы хозяин вздумал за ним вернуться? Или, может быть, прислать.

— Мёртвый? — уточнил Сэвидж.

— Откуда же мы знали, — возразил Малфой.

Они играли друг с другом, Гарри видел это, но если Сэвиджу эта игра не приносила никакого удовольствия, то Малфою она, похоже, нравилась.

— Мы хотели бы получить эти вещи. Ордер будет, безусловно, — сказал Сэвидж, и Малфой кивнул:

— Конечно. Я как раз, пока вы за ним ходите, постараюсь вспомнить, где они. Я действительно не помню.

— А где вещи остальных? — спросил вдруг Сэвидж. — Тех, кто жил у вас. Долохова, Руквуда, Мальсибера? Лестрейнджей?

— Думаю, при обысках изъяты, — равнодушно отозвался Малфой — и оживился вдруг. — Да, в самом деле! Здесь же всё обыскивали, от и до. Вероятно, изъяли и вещи Петтигрю — а я этого не помню потому что был в то время под арестом. Вам лучше спросить мою жену об этом.

— Непременно, — пообещал Сэвидж, а Гарри стало очень неприятно. Малфой уже второй раз пытался спрятаться за свою супругу, выставить её перед собой как щит — как тогда, в том мае. Это ведь именно Нарцисса его вытащила, это Гарри помнил. Она тогда и к нему приходила — просить за сына и за мужа. И он… он тогда не сумел ей отказать. У него в ушах всё ещё звучал её голос: «Он мёртв!» Кто ещё осмеливался бы на такое? Солгать Волдеморту, глядя в глаза? Да, она спасала не его, а сына — но что было бы, скажи она правду в том лесу? Не с Гарри — он бы просто умер, да и всё. Для остальных. — Раз вы так настаиваете, позовите её, — может, Гарри показалось, но, похоже, у Сэвиджа эти постоянные отсылки к Нарциссе вызвали схожие чувства.

Вместо того, чтобы позвать эльфа, Малфой отправился за супругой сам. Сэвидж не стал останавливать его и, проводив глазами, обвёл взглядом комнату и остановил его на Гарри.

— Ты точно уверен, что он умер? — спросил Сэвидж.

— Я как раз об этом думаю, — мрачно сказал Гарри. — Он точно не дышал, когда мы уходили — но… я уже не знаю. Как подумаю, что он может быть жив…

— Воспоминание потом покажешь? — спросил Сэвидж, и Гарри, сглотнув, кивнул:

— Да, сэр.

— Только ту часть, где он умирает, — успокаивающе заверил его Сэвидж. — Рассмотреть, что там с ним было.

— Да, конечно, сэр, — повторил Гарри.

Он на самом деле уже и сам начал сомневаться в смерти Петтигрю. Что, собственно, он видел? Видел, как рука его душила и как он упал и перестал дышать. Сколько он так не дышал? Даже не минуту: они с Роном сразу побежали дальше. Кто сказал, что после их ухода серебряные пальцы не разжались? А могли ведь, думал Гарри. Это даже было бы логично: рука начала душить Петтигрю когда тот вспомнил о долге перед Гарри, то есть, видимо, по логике руки предал её создателя. Гарри ушёл — и, строго говоря, проблема разрешилась. Могла и отпустить… а Петтигрю, воспользовавшись ситуацией, мог убежать.

Или не убежать, а даже и вернуться к Волдеморту. То, что Малфой утверждает, что не знал об этом, ни о чём не говорит… и, кстати, он как раз ничего такого не сказал. Он, собственно, как раз удивился его смерти — или сделал вид, не важно. Малфой даже не сказал, когда в последний раз его встречал — это сказал сам Гарри. Малфой ничего подобного не говорил…

— Сэр, — негромко спросил Гарри, — а Мальсибер с Эйвери ещё у нас?

— Да, — Сэвидж вопросительно взглянул на него.

— Надо их спросить, когда они его в последний раз видели, — сказал Гарри. — И Малфоев тоже.

— Надо, — согласился Сэвидж. Малфоев всё не было, и он спросил шутливо: — Как считаешь, может быть, они сбежали?

— Вряд ли, сэр, — возразил Гарри. — Это как-то глупо.

— Нашёл интеллектуалов, — фыркнул Сэвидж.

Они снова замолчали — а через минуту или две в гостиную наконец вошла Нарцисса Малфой.

Одна.

На сей раз на ней было тёмно-синее глухое, под горло, платье в пол, с чуть расширенными на плечах рукавами, плотно обхватывающими предплечья. Её светлые волосы были собраны в строгий и простой пучок на затылке, и ни один волосок не выбивался из этой идеальной причёски.

— Мистер Сэвидж, мистер Поттер, — поприветствовала она их, подходя и опускаясь в то же кресло, где недавно сидел её супруг. — Чем могу помочь?

— Ваш муж не сказал? — недоверчиво спросил Сэвидж.

— Он сказал, что вас интересует Питер Петтигрю, — ответила она. — И что он, оказывается, умер.

— Вы видели его тело? — осведомился Сэвидж.

— Нет, — лицо Нарциссы было таким же непроницаемо-спокойным, как у мужа. — Я даже не знала до сегодняшнего дня о его смерти.

— Когда вы видели его в последний раз?

Она задумалась. Действительно задумалась — или, во всяком случае, изобразила очень убедительно.

— Я не могу вспомнить, — ответила Нарцисса наконец. — В последних числах апреля.

— А во время битвы? — уточнил Сэвидж.

— Меня мало интересовал Питер Петтигрю в то время, — она спокойно посмотрела Сэвиджу в глаза, а потом перевела взгляд на Гарри, и её глаза на пару мгновений потеплели. — Я искала сына. У вас ведь дети есть, — она вновь посмотрела на Сэвиджа. — Насколько вас в такой момент бы интересовал малознакомый и малоприятный человек?

— Вспомните момент побега пленных, — велел Сэвидж. — Расскажите, что потом происходило.