Middle (джен)

К допросу Долорес Амбридж Гарри приступил в восьмом часу вечера. Лестрейндж остался наблюдать за допросом снаружи, через сделанную прозрачной стену, а Гарри вошёл в допросную и сел за обитый железом стол напротив женщины, в которой мало что теперь выдавало ту, что всего три года назад так легко играла судьбами людей. Сейчас она выглядела жалко и казалась почти старухой в своей полосатой робе, с грязными волосами, свисающими вокруг лица жалкими пегими сосульками.

— Стажёр Гарри Поттер, — представился Гарри. — Британский Аврорат. Шестое августа две тысячи второго года, девятнадцать часов восемь минут. Заключённая номер ОИ шестьсот восемь, Долорес Амбридж, — он положил на стол пергамент и запустил Прытко пишущее перо вести протокол. — Вас вызвали для дачи показаний по расследованию деятельности Комиссии по учёту маггловских выродков. Вы готовы отвечать на вопросы Аврората?

— Я всего лишь исполняла закон, — сказала Амбридж. — И делала это хорошо, — добавила она довольно и бросила быстрый взгляд на стену. На плакат.

— Поэтому вы здесь, — ответил Гарри. Он чувствовал себя собранным и спокойным, только шрам на тыльной стороне левой руки чесался с каждым мигом всё сильнее.

— Я не буду с вами разговаривать, Гарри Поттер, — заявила вдруг она и упрямо поджала губы.

Не то чтобы Гарри этого не ожидал, но он надеялся… нет — был уверен, что сумеет преодолеть её сопротивление. Но он ошибся: она просто молчала, изредка, и даже не особенно впопад, твердя одно и то же: «Я не буду с вами разговаривать». И всё.

Но ему нужно было добиться её согласия на получение воспоминаний! Не всех, но вот на того же Лилака им необходимо было посмотреть её глазами. И сравнить с тем, кто находился сейчас под домашним арестом.

— Оборотное зелье — это проблема, — говорил Гарри Лестрейндж, когда они обсуждали план допроса. — Но проблема, чаще всего, решаемая. Неподготовленному человеку совсем непросто изобразить другого, важно только знать, куда смотреть. Внешность подменить можно, но останутся мимика, жесты, походка, манера речи… иногда даже акцент. Так что всё, что нам нужно, увидеть воспоминания Амбридж. Для некоторых из обвиняемых это может оказаться единственным шансом на оправдание, а для нас — отыскать настоящих виновных.

Гарри понимал это, но добиться ничего не сумел. У него фактически не было никаких рычагов воздействия — что он мог у неё отобрать? Чем грозить? Что пообещать? В конце концов он признал своё поражение, ушёл из допросной и сказал наблюдавшему за ними Лестрейнджу:

— Я не справился. Сэр.

— Это нормально, вы учитесь, — ответил тот. — Попробую что-нибудь сделать, а вы пока посмотрите.

Он вошёл в допросную и, вновь запустив Прытко Пишущее перо, представился по всей форме:

— Радольфус Лестрейндж, британский Аврорат. Шестое августа две тысячи второго года, девятнадцать часов пятьдесят три минуты. Заключённая номер ОИ шестьсот восемь, Долорес Амбридж, вас вызвали для дачи показаний по расследованию деятельности Комиссии по учёту маггловских выродков. Вы готовы отвечать на вопросы Аврората?

— Я сказала: я не буду с вами разговаривать! — ответила она, очень зло на него посмотрев.

— Нам не это нужно, — возразил Лестрейндж. — Нам нужны ваши воспоминания.

— Ничего я вам не дам, — она сощурилась и повторила: — Ничего.

— А ведь в Азкабан попадают не только люди, — как-то задумчиво проговорил Лестрейндж. — Там есть камеры и для других представителей разумного вида. Вы знали?

— Что? — переспросила она, и Гарри понял, что будет дальше. Ему стало противно, да, он понимал, что Лестрейндж такого не сделает… но очень хотел бы знать, потому ли, что ему этого не позволит закон, или потому что просто не стал бы? Сам?

— В Азкабане, — Лестрейндж словно бы читал лекцию, — существуют камеры не только для волшебников. Оборотней мы не берём: они проходят как люди, и камеры получают такие же. Но порой приходится отправлять туда, например, гоблинов. Или карг. Вы удивитесь, возможно, но они проходят не как люди, а как волшебные существа. До сих пор. Или вот кентавры, — протянул он задумчиво и умолк, внимательно и вполне доброжелательно глядя на Амбридж.

Она выдержала буквально несколько секунд и спросила как-то визгливо:

— И что? Зачем вы мне это рассказываете?

— Знаете, я думаю, нынешний комендант долго не продержится на своём посту, — доверительно проговорил Лестрейндж. — Вы не представляете, сколько у него уже замечаний и выговоров. Однажды он даже отправил волшебника в камеру к гоблинам! Вы же знаете, что одиночные камеры положены только пожизненно осуждённым. К счастью, за ту неделю, что он провёл там, с ним ничего не случилось, но я подумать боюсь, что могло бы произойти, будь он, например, женщиной. Или попади, избави Мерлин, к кентаврам. Чудовищная невнимательность.

Он снова умолк, осуждающе покачивая головой.

— Вы мне угрожаете? — воскликнула Амбридж.

— Что вы, — возразил он с некоторым недоумением. — Я делюсь с вами нашими проблемами… вы ведь столько проработали в Министерстве, что должны знать, как сложно заставить людей хорошо исполнять свои обязанности. А он знает, как непросто отыскать человека на его место, и пользуется ситуацией, — Лестрейндж осуждающе покачал головой.

— Вы этого не сделаете! — она подалась вперёд.

— О чём вы? — удивлённо спросил он. — Я вообще не имею отношения к этому безобразию, слава Мерлину. И всё надеюсь, что у коменданта проснётся, наконец, совесть. Конечно, я мог бы проводить вас и лично убедиться, что всё в порядке, — добавил Лестрейндж, — если мы с вами договоримся. В противном случае у меня просто не будет на это времени — сроки… ну, вы понимаете. Инструкции с каждом годом становятся лишь сложнее.

— Вы этого не сделаете, — буквально прошипела она.

— Нет, конечно, — убеждённо подтвердил он. — Я просто не смогу проводить вас, если вы не начнёте сотрудничать. И даже не смогу отправить с вами стажёра: у нас десятки подозреваемых. Я не помню, когда в последний раз ел.

— Подонок, — выплюнула она. — Негодяй, недостойный носить свою фамилию!

— Возможно, — пожал плечами Лестрейндж и сказал уже жёстко: — Амбридж, мне нужны ваши воспоминания о тех, кто сообщал вам о местонахождении магглорождённых. Я знаю, что вы лично встречались с каждым, и мне нужно это увидеть. Я понимаю, что это небыстрый процесс, людей много, воспоминаний тоже. Возможно, это растянется на неделю, — предположил он, вновь смягчая свой тон. — Которую вам — если вы согласитесь — придётся провести здесь. И, кстати, — он понизил голос и подался к ней, — здесь есть душ. Если желаете. И я бы угостил вас, например, чашкой какао… не здесь, конечно, — он огляделся, — в допросную нельзя проносить еду. А вот в комнату, где будут работать легилименты, можно…

Он умолк. Молчала и она, а потом Лестрейндж встал и сказал:

— Подумайте. Я вернусь, и вы дадите ответ, после чего вернётесь или в нынешнюю камеру, или в Азкабан, карета вас ждёт. Допрос прерван в двадцать часов шесть минут.

Лестрейндж вышел из допросной и, увидев лицо Гарри, чуть сощурился и спросил:

— Не понравилось?

— Это подло, — хмуро сказал Гарри. — И незаконно.

— Да. И нет, — ответил Лестрейндж. — Подло, но совершенно законно. Я не нарушил закон ни единым словом.

— Ну да, — не сдержался Гарри.

— Вам ещё предстоит найти собственные методы, в том числе, и допроса, — сказал Лестрейндж. — Пойдёте практиковаться или вы на сегодня закончили?

— На ком? — Гарри не хотелось никуда идти, но сдаться ему хотелось ещё меньше.

— Выбирайте, кого хотите, — предложил Лестрейндж.

— А она? — Гарри посмотрел на нервно перебирающую край свой робы Амбридж, так и сидящей за допросным столом.

— А ей нужно подумать, — напомнил Лестрейндж. — Не хочу время терять. Кстати, я не могу завтра взять вас на встречу с невыразимцами, — внезапно сменил он тему. — К сожалению, это решать не мне, а они позвали только нас с Робардсом, вас просто не пустят. И воспоминания показать я вам тоже буду не вправе — таковы правила.

— Я понимаю, — с некоторым удивлением сказал Гарри.

— Хорошо, — констатировал Лестрейндж и спросил: — Вы идёте?

— Да, сэр, — сейчас Лестрейндж был Гарри по-настоящему неприятен, но дело есть дело — что он приобретёт, если просто уйдёт домой? Или сядет разбирать очередные бумаги?

Так что он поплёлся за Лестрейнджем, но мыслями сейчас был далеко. Он пытался заставить себя вспомнить ту же Амбридж в школе, с её кровавым пером, но всё равно не мог почувствовать в себе достаточно злости, чтобы оправдать подобный шантаж. Гермиона тогда их спасала — всех, начиная с Сириуса… и она сделала что могла. И вряд ли она предполагала, что именно произойдёт с Амбридж потом. Но Лестрейндж-то это знал! Знал — и ударил в самое стыдное и больное, хотя сам говорил, что её показания не так уж им и нужны.

— Идите за мной, — велел Лестрейндж по окончанию допроса.

Они вернулись в отдел, и Лестрейндж начал отбирать папки с делами, заглядывая в них буквально на секунду. Собрав с десяток, он вручил их Гарри и приказал:

— Читайте. Прочтите от и до. Очень внимательно. Я, видимо, сделал глупость, решив не показывать вам их сразу, а следовало начать именно с них. Читайте, — повторил он и ушёл.

Гарри сел за свой стол и открыл первую папку. Александра Мюррей. Пятнадцать лет… Странно, Гарри её совсем не помнил — хотя… вот — она училась на Хаффлпаффе, на два года младше его. Конечно, не помнил… Она казалась совсем ребёнком на колдофото, с копной густых вьющихся тяжёлых волос и симпатичным круглым лицом, на котором ясно виднелись кровоподтёки. И губы были разбиты… Гарри прочитал её анкету, пропустил стандартное постановление об аресте и взялся за протокол задержания. И чем дальше читал сухие печатные строки, тем сильнее рос холод у него внутри. Доставили её егеря — и не оборотни, нет, просто егеря… и «...задержанная пыталась склонить их отпустить её в обмен на сексуальные услуги», которыми те, как Гарри понял… воспользовались. А потом сдали её, разумеется, и он ни секунды не верил в эту дикую формулировку. Кому и что она могла предлагать?! «…на теле задержанной имеются кровоподтёки в районе запястий и лодыжек, похожие на следы связывания… безусловно, свидетельствует о порочной склонности задержанной к...»

Гарри сглотнул подступившую к горлу тошноту и отвернулся. Читать это было невыносимо, а уж представлять… Но он заставил себя вернуться и дочитать до конца. Она выжила, вышла из Азкабана — и… и всё. Больше о ней он не знал ничего, кроме имени выдавшей её женщины. Или… может… девушки? А ведь она тут, подумал Гарри. Там, в предвариловке…

Гарри открыл второе дело. Виктор Карст, пятьдесят четыре года. Его избили и отрезали правую кисть — как вору. Да, из Азкабана он вышел, но это уже не восстановить. Конечно, есть волшебные протезы, но…

Ещё одно изнасилование… и ещё… Гейл Шедоу, тридцать четыре года. Здесь было совсем жутко: четверо здоровых мужчин глумились над ней всю ночь, и не просто насиловали — они выжгли на её лбу «воровка», и Гарри смотрел на колдофото, на котором отчётливо читалась эта надпись, и внутри у него закипала ярость. Они сломали её волшебную палочку и затолкали обломки в… Гарри вновь затошнило, и он отшвырнул от себя папку, а потом взял снова и нашёл имя выдавшей… да — снова женщины.

Впрочем, мужчины сдавали знакомых ничуть не реже.

— Прочитали? — голос Лестрейнджа в тихой комнате прозвучал оглушающе. Гарри поднял на него красные глаза, и тот сказал: — В том, что произошло с этими людьми, виноваты те, кто их выдал. Те, кто их отыскал и арестовал. Те, кто придумал саму идею украденной магии. И Долорес Амбридж. Если вы хотите стать аврором, — продолжал он, не дав Гарри ответить, — вам придётся научиться играть не только по своим правилам. И далеко не всегда делать это исключительно честно. Иначе вам путь в ДМП: идите туда, там так можно. Здесь не выйдет. Да, мы не должны преступать закон, но внутри него у нас довольно свободы. А теперь скажите: вы по-прежнему полагаете, что я был недопустимо несправедлив с ней?

— Могу я спросить? — глухо проговорил Гарри. Лестрейндж кивнул, и Гарри спросил: — Вы бы сделали это, сэр? Если бы она отказалась отвечать?

— Она пока и не согласилась, — ответил Лестрейндж. — Пойдёте смотреть окончание допроса?

Они вышли из кабинета, и Гарри всё же спросил:

— Те люди ведь тоже задержаны? Из тех дел, что вы мне сейчас дали?

— Безусловно, — ответил Лестрейндж. — Их сегодня не допрашивали — завтра. Если вернусь, допрошу сам, если нет... полагаю, вам в любом случае позволят посмотреть.

— Вы вернётесь, — убеждённо проговорил Гарри, и услышал в ответ сухой смешок:

— Думаю, вам лучше остаться невидимым зрителем: ваша компания Амбридж злит и нервирует, а нам нужно договориться, а не досадить ей.

Лестрейндж сделал стену прозрачной и вошёл в допросную, а Гарри остался снаружи, даже не наколдовав себе стул. Не смог бы сейчас сидеть — он и стоял-то с трудом, нервное напряжение требовало выхода, и Гарри ходил по коридору туда-сюда, слушая и глядя на немолодую и словно бы сдувшуюся, как уже неновый воздушный шарик, женщину с грязными серыми волосами. И не мог отделаться от мысли, что ведь она полукровка. Её мать и брат — магглы… откуда в ней подобная ненависть? Что произошло между ней и матерью? Или братом? Или дело вообще не в этом?

— Старший аврор Радольфус Лестрейндж. Допрос продолжен шестого августа две тысячи второго года в двадцать два часа пятнадцать минут. Итак, что вы решили? — спросил он, останавливаясь возле стола напротив Амбридж и опираясь на него ладонями. Он так и не сел, и теперь возвышался над ней, и Амбридж это явно не нравилось. — Долорес Амбридж, даёте ли вы согласие на использование ваших воспоминаний?

— Да, даю, — сказала она устало. — Но я требую взамен кое-что.

— Я вас слушаю, — Лестрейндж отодвинул стул и сел, и Гарри подумал, что этот дешёвый приём действительно работает. Он наблюдал это далеко не в первый раз и каждый раз удивлялся.

— Я хочу другую камеру! — быстро проговорила она. — Сухую и тёплую. И нормальную еду. И возможность гулять во дворе один час в день.

— Это обсуждаемо, — сказал Лестрейндж. — Но такие решения принимаю не я. Полагаю, Главный аврор Гавейн Робардс будет более сговорчив, если вы начнёте давать показания.

— Я устала! — воскликнула она.

— Завтра, — кивнул он. — Сегодня легилиментов уже нет на месте. Подпишите согласие, и вас проводят в камеру. Завтра утром с вами начнут работать.

Он придвинул к ней перо и пергамент, и Амбридж поставила свою подпись.

— Я пришлю за вами дежурного, — сказал Лестрейндж. — Допрос закончен в двадцать два часа двадцать четыре минуты.

Он забрал бумаги и вышел, и сказал Гарри, возвращая стене прежний вид:

— Идите домой — спать. Выспитесь и приходите как сможете, меня всё равно не будет минимум до полудня. А может, и больше… полагаю, вам никто не откажет в возможности присоединиться к допросам.

— Сэр? — спросил Гарри, и Лестрейндж с неожиданной усталостью не сдержался:

— Это срочно?

— Короткий вопрос, сэр, — тот кивнул, и Гарри спросил: — Она и правда получит то, что требует? Прогулки, камеру?

— Вопрос формулировок, Поттер, — ответил Лестрейндж. — Идите спать или в отдел, если желаете, но ваша встреча с Амбридж сейчас будет лишней. Это можно устроить, но после того, как мы получим её воспоминания. Доброй ночи, — он проводил Гарри до выхода из ведущего к допросным коридора и ушёл.