Middle (джен)

Гарри сидел в допросной напротив невысокого мужчины неопределённых лет, встрёпанного и какого-то одутловатого, с не слишком чистой кожей и седыми, неаккуратно торчащими волосами, и пытался поймать взгляд его водянистых глаз. По обе стороны от Гарри сидели Лестрейндж с Робардсом, а дальше — Сэвидж с Праудфутом. И Гарри был уверен, что по другую сторону непрозрачной с этой стороны стены собрался весь не то что Аврорат — весь ДМП. По крайней мере, из посвящённых.

Питера поймали совсем не так и не там, как ловили, но Гарри сейчас было даже не обидно, что от него эту часть расследования скрыли. Хотя, вернее, просто не поставили в известность, потому что к Гарри она не имела отношения.

Петтигрю поймали не на Молли Уизли, а на того самого игрока, что помогал им с мадам Крэбб. Того после признания не стали арестовывать, а установили наблюдение за ним — и в день, когда половина волшебной Британии праздновала в Хогвартсе, взяли обоих при попытке покинуть Британию. Взяли в поезде: при пересечении границы сработали обнаруживающие волшебника чары, и в Кале их приняли. Ехали они очень разумно: Питер, разумеется, крысой тихо сидел в кармане, а второй использовал оборотное зелье и выглядел милой маленькой старушкой.

Хитрейшая операция Аврората прошла впустую: всё произошло куда банальнее и проще. И даже время для побега эти двое выбрали вполне разумно: в этот день и вправду шансов выбраться было больше, чем обычно.

Но теперь Петтигрю сидел здесь. И Гарри, глядя на него, думал, что должен был бы радоваться тому, что наконец свершится справедливость — и понимал, что никакой справедливости не будет всё равно. Даже если бы Петтигрю отдали дементорам, это всё равно бы не вернуло никого: ни родителей, ни Сириуса, ни всех тех, кто погиб во время второй войны. И разве даже самая мучительная его казнь вернула бы родителям Седрика или Артуру и Молли сына? А уж просто заключение… Петтигрю там просто превратится в крысу, да и всё. Наверное, со временем сознание его угаснет — говорят, так происходит, если слишком много времени провести в анимагической форме — и однажды Питер Петтигрю исчезнет. А потом умрёт и крыса, и так всё закончится.

— Жаль, что мы так поздно встретились, — Лестрейндж заговорил первым, и от звука его голоса Питер нервно дёрнулся и заморгал. — Я мало о чём в жизни так жалею.

— Что вы со мной сделаете? — спросил Петтигрю, суетливо переводя взгляд с одного на другого. — Вы не можете меня убить! Я арестован!

— Нет, конечно, — заверил его Лестрейндж. — Вас никто не тронет. Здесь, по крайней мере.

— В каком смысле «здесь»? — насторожился Петтигрю. — Дементоров нет больше!

— Нет, — согласился Лестрейндж, и Гарри услышал, как Сэвидж как-то очень нехорошо хмыкнул.

— Вы не можете мне ничего сделать! — Петтигрю подался назад, вжимаясь в спинку стула. — Вам нельзя!

— Нам — нет, — согласился Лестрейндж. — А вот ему можно.

Он указал палочкой в самый угол допросной, развеивая маскирующие чары, и Гарри увидел сидящего на таком же железном стуле, что и остальные, Мальсибера. На сей раз на нём был не свитер, а стандартная чёрная мантия, и может быть, поэтому он выглядел пугающе.

Или не поэтому, а потому что в его чёрных глазах виднелось что-то тёмное и жуткое, и кривившая губы улыбка делала это лишь страшнее.

— Здравствуй, Питер, — негромко проговорил Мальсибер.

Питер как-то придушенно пискнул, и его взгляд заметался по лицам авроров.

— Вы не можете! — зачастил он. — Нельзя, так нельзя делать! Он же тоже, он… меня нельзя так! Гарри, — его мечущийся взгляд, наконец, остановился на лице Гарри. — Гарри, я же ведь тогда… ведь ты же помнишь? Я же ничего тебе не сделал! Я…

— Просто попытался, — ответил Гарри.

— Нет! — воскликнул Петтигрю. — Нет, я просто… я не стал бы!

— Это несущественно, — сказал Лестрейндж. — Мы сейчас начнём допрос, — он указал на висящие в воздухе ближе к концу стола пергамент и Прытко Пишущее перо. — А ты или станешь отвечать на все наши вопросы, и тогда получишь свою личную, индивидуальную камеру — или нет.

— Я всё расскажу! — воскликнул Петтигрю. — Я расскажу, и вы поймёте! Но вы не можете меня с ним посадить! — он оглянулся на Мальсибера, который продолжал просто на него смотреть.

— Почему не можем? — с любопытством спросил Сэвидж. — Что нам может помешать, по-вашему?

— Так нельзя! Нам положены отдельные камеры! — одновременно и уверенно, и просяще воскликнул Петтигрю.

— Да? — удивлённо спросил Сэвидж и посмотрел на Робардса. — А я не знал. Что, есть такой закон?

— Нет, — не менее удивлённо ответил тот. — Я убеждён, что нет. Есть практика. А закона нет.

— Вот видишь, — мягко проговорил Лестрейндж. — Всё зависит от тебя.

— Гарри, ты не проводишь пока его? — спросил Робардс, указывая на Мальсибера. — Мы тебя подождём.

— Да, сэр, — Гарри встал. Лестрейндж указал на Мальсибера палочкой, почему-то наколдовывая ему кандалы. Тот тоже поднялся и, звякая цепями, неспешно направился к двери и, проходя мимо Петтигрю, остановился и проговорил:

— Я так рад тебя тут видеть.

— Вы должны, должны меня защитить! — Петтигрю вцепился в край стола. — Вы же авроры!

Ему никто не ответил, во всяком случае, покуда Гарри с Мальсибером не вышли в коридор. Который — к огромному удивлению Гарри — оказался пуст, а стена допросной была самой обычной, непрозрачной.

— Он расскажет, — сказал Мальсибер. — Всё, что захотите. Он всегда меня боялся с тех пор, как мы вернулись. Даже странно, — он чуть усмехнулся.

— Могу его понять, — Гарри сам не знал, почему злился на Мальсибера сейчас. Тот ведь помог, одним своим присутствием, и уж если Гарри не ощущал ни капли благодарности или признательности, то, по крайней мере, злиться был не должен. Они молча дошли до камеры, где Гарри развеял кандалы и, уже уходя, задержался и спросил: — Как это — видеть старого школьного врага таким?

— Мы не были врагами, — возразил Мальсибер, растирая запястья.

— Вы его для этого слишком презирали, да?

— Да нет, — задумчиво проговорил Мальсибер. — Я в принципе не воспринимал всю их четвёрку как действительно врагов. Враг — это очень серьёзно. А это была простая факультетская вражда. Почти традиция, — он пожал плечами. — Мы, конечно же, старались как могли испортить жизнь друг другу, но это не то. У вас разве не было такого? Гриффиндор не враждовал со Слизерином?

— Было, — Гарри замер буквально на самом пороге. — Я думаю, что некоторые ваши друзья смотрели на это по-другому. Вы ведь дружили со Снейпом?

— Я тогда не понимал, — серьёзно возразил Мальсибер, и его лицо стало печальным. — Впрочем, это теперь уже не важно.

— Чего не понимали? — Гарри сделал шаг к нему. — Что над вашим другом издеваются?

— Ну, Северус в долгу не оставался, — Мальсибер усмехнулся. — Да и я не отставал. И другие тоже. Мы друг другу крови достаточно попортили, — он чуть улыбнулся, — и вполне взаимно. Кто же знал, чем всё закончится.

Гарри помолчал немного, кивнул и вышел. В конце концов, его ждали в допросной, и ему нужно было обдумать то, что он сейчас услышал.

Его и вправду ждали, и едва Гарри вернулся, Робардс открыл протокол и прежде всего спросил Петтигрю про ограбление. Тот рассказал — торопливо, почти жадно, едва ли не захлёбываясь собственными словами, — как сперва хотел украсть ключ у Крэббов, но попался, и пришлось всё рассказать. Но он в конце концов решил, что так будет даже лучше, потому что к тому моменту он так и не придумал, как добраться до своего сейфа. Не мог же он туда просто прийти! Сначала он хотел, чтобы мадам Крэбб пришла сама — да, вот так вошла и показала ключ. И потребовала дать ей доступ. Он слышал, что так можно! Она с ним даже согласилась поначалу, но потом они подумали, что неизвестно, что говорят правила о сейфах умерших преступников. Да и умерших ли? Она не знала точно, считается ли Петтигрю покойным: прежде её этот вопрос никогда не интересовал, а как это узнать теперь, они не знали.

Того игрока предложила мадам Крэбб, которая, оказывается, была вовсе не чужой на скачках. План с игрой они придумали уже втроём, а Грин вообще оказались втянуты в это дело случайно: как раз когда они обсуждали план, им на глаза попалась статья в «Пророке» с колдофото, и мадам Крэбб решила, что девушка такого типа вполне может подойти. О том, что Грин на самом деле две, они узнали позже: Петтигрю выяснил, пробравшись к ним домой — где едва не был насмерть съеден их чокнутым котом! И если бы Петтигрю в последний момент не превратился, он бы так и сгинул — но кота такая трансформация ужасно напугала, и так что он просто исчез. И больше не мешал Петтигрю осматриваться.

— Вас не смущала мысль, что вы, возможно, отправляете их в Азкабан? — спросил Сэвидж, и Петтигрю, сморгнув, завозражал:

— Мы были почти уверены, что всё получится! И мы бы заплатили им, мы честно им бы заплатили!

— Однако вы предусмотрели ситуацию, в которой они оказались, — напомнил Сэвидж.

— На всякий случай! Слушайте, мы были действительно почти уверены. Мы просто так, на всякий случай! Ну кто же мог знать! У вас же получилось, — он посмотрел на Гарри и несмело улыбнулся. — Мы думали, они сумеют тоже…

— Почему вы просто не отправили кого-нибудь из них с ключом? — спросил Робардс.

— Нам бы всё пришлось им рассказать, — помотал головой Петтигрю. — Мы же не могли их тоже посвятить!

— Расскажи про статуэтку, — сказал Лестрейндж, обрывая поток слов. — Зачем она была нужна тебе и мадам Крэбб.

— Она ребёночка хотела, — быстро и охотно ответил Петтигрю. — Её-то сын погиб, и…

— Разве статуэтка может этому помочь? — спросил Лестрейндж.

Петтигрю слегка хихикнул.

— Ну, тут же как знать… она даёт бессмертие! И лечит всё. Могла, наверное. Но мы договорились, что я буду первым! Она не до конца поверила. Хотела убедиться, да…

— А тебе? — спросил опять Лестрейндж, и Петтигрю вдруг подался вперёд.

— Я хочу жить, — горячо проговорил он. — Я просто хочу жить! Нормально, как вы все!

— А кто тебе мешал? — негромко спросил Лестрейндж. — Тогда, в восемьдесят первом, никому бы никогда не пришло в голову тебя искать! Даже если бы Блэк всё рассказал нормально, тебя всё равно сочли бы мёртвым — просто не героем, а предателем. Но мёртвым. Почему ты не сбежал? Неужели же так сложно было отыскать портал? Да и той же крысой пробраться на корабль — в море чары слабые, тебя не засекли бы. Никогда понять не мог. Почему?

— Я боялся, — с каким-то даже удивлением ответил Петтигрю. — Я просто боялся! Куда бы я пошёл? На что бы жил? И как?

— Ты волшебник, — как-то недоверчиво проговорил Лестрейндж. — И, видимо, не худший.

— Ты не понимаешь! — воскликнул Петтигрю. — Вы все не понимаете! Вы все… вы все не понимаете, — повторил он и вдруг заплакал.