Middle (джен)

Как Гарри ни пытался отвлечься, у него ничего не получилось. Они с Джинни даже легли спать, но уснуть он не сумел и, пролежав, наверное, час, не выдержал и встал, оделся, написал Джинни записку и пошёл обратно в Аврорат. Можно, даже нужно было подождать утра, наверное, но Гарри хотел поговорить с Лестрейнджем спокойно и очень надеялся, что в час ночи тот не будет занят.

Ему повезло: в Аврорате было тихо и Лестрейндж обнаружился на месте — правда, не за своим столом, а на трансфигурированной из кресла, видимо, кушетке, на которой он устроился под пледом и с подушкой, и так читал какое-то дело. Вероятно, Петтигрю.

— Не спится? — дружелюбно спросил Лестрейндж при виде Гарри, приветственно ему кивая.

— Нет, сэр, — тот закрыл за собой дверь, дошёл до своего кресла и присел на край. — Можно поговорить с вами?

— Давайте, — Лестрейндж закрыл папку и отлевитировал её на стол. Затем встал, откинув плед, вернул креслу первоначальный вид и сел, поощрительно глядя на Гарри.

— Это сложно, сэр, — признался Гарри, ероша волосы. — Но я всё же думаю, что должен вам сказать.

— Скажите, — кивнул Лестрейндж. Его взгляд казался тёплым и дружелюбным, и Гарри, глубоко вздохнув, сказал:

— Сэр, я был хоркруксом. Одним из хоркруксов Волдеморта. Я так понимаю, это вышло случайно, когда он пытался меня убить, но… вот.

— Интересно, — немного помолчав, проговорил Лестрейндж. — Вот почему Авада не убила вас…

— Наверное, сэр, — нетерпеливо сказал Гарри, выжидающе на него глядя.

— Вы думаете, Петтигрю об этом знал? — спросил Лестрейндж.

— Нет! — уверенно ответил Гарри. — Даже Волдеморт не знал. Это случайно вышло. Но я подумал, что об этом должны знать вы… и, наверное, нужно сказать Робардсу…

— Пожалуй, — согласился Лестрейндж, непонятно почему явно повеселев. — Но мне кажется, что остальным не стоит знать. Если это всплывёт, вас могут не принять на службу. Хотя, на мой взгляд, напрасно. Но кто-нибудь обязательно захочет подстраховаться — а ещё о вас поползут слухи. Очень много слухов.

— Да, я понимаю, — Гарри стало так легко, что он сам не заметил, как заулыбался.

— Вот и не рассказывайте никому. А Гавейну завтра скажете — наедине. Или при мне, если хотите.

— А вы сами не боитесь, сэр? — весело спросил Гарри.

— Вас? — уточнил Лестрейндж, слегка приподняв брови, и они оба рассмеялись. — Я дома поищу об этом что-нибудь, — пообещал он. — Кажется, мне попадалось что-то о том, что происходит с живыми хоркруксами, когда они перестают быть ими… а может быть и нет. Но вас столько изучали и осматривали, что не думаю, что вы опаснее любого из нас.

— И вы не боитесь, что однажды я сойду с ума и всех убью? — улыбаясь, спросил Гарри.

— Это каждый может, — пожал плечами Лестрейндж. — У нас тут всякое бывало… сейчас разве историю Аврората в Академии не изучают?

— Изучают, — подтвердил Гарри. — Да, я помню эти жуткие истории.

— Чем нас можно напугать после Ночного призрака? — улыбнулся Лестрейндж. — Кстати, вы его уже встречали?

— Пока нет, сэр, — с удовольствием ответил Гарри. Ему было легко и хорошо и ужасно хотелось просто поболтать. О чём угодно. И ещё хотелось чая, но где его взять посреди ночи? Нужно будет завести, подумал Гарри. Принести и чай, и кофе, и сложить в ящик стола — пусть там лежат. В конце концов, всё остальное можно и трансфигурировать, а для воды есть Акваменти.

— Пока не встретите — считайте, вы и не аврор, — негромко рассмеялся Лестрейндж.

— Сэр, а почему даже в учебниках нет его имени? На него тоже заклятье табу наложено?

— Этого никто не знает, — с шутливой таинственностью ответил Лестрейндж. — И никто не хочет проверять. Так имя и затерялось… вот мы от него избавиться и не можем. Экзорцисты говорят, что для этого им нужно его имя, а он не признаётся. Мы даже поднимали личные дела, но колдокамер в его время ещё не было, да и бардак в архиве тот ещё.

— Сэр, но ведь не может быть, чтобы никто не знал, кто он, — возразил Гарри. — В конце концов, авроров ведь конечное количество, и все они известны. Можно…

— Ну вот станете главным аврором — и займётесь, — снова засмеялся Лестрейндж.

— Сэр, вы что-то знаете? — тоже рассмеялся Гарри.

— Я надеюсь, что хоть что-то в моей голове есть, — согласился Лестрейндж, и они снова рассмеялись. — Раз вы здесь, — добавил он уже серьёзней, — я бы предложил пока что обсудить, какие обвинения предъявлять Петтигрю, чтобы, с одной стороны, отправить его в Азкабан, а с другой — попытаться обойти описание ритуала на суде.

— Но ведь про хоркруксы он не знал, — сказал Гарри.

— Он опишет ритуал, — терпеливо возразил Лестрейндж. — Для интересующегося этого достаточно. Итак, начнём с самого начала. В чём мы можем обвинить его?

— В предательстве моих родителей, — Гарри мгновенно посерьёзнел. — Они прятались в нашем доме под Фиделиусом, и он был Хранителем. Он их выдал и привёл туда Волдеморта.

— Доказательства? — спокойно спросил Лестрейндж.

Гарри открыл было рот, но не ответил ничего. Потому что в самом деле, как он мог бы это доказать? Все, кто ему рассказал об этом, были мертвы — а в документах было зафиксировано совсем другое…

— Я могу показать воспоминания о том, как Сириус рассказывает мне об этом, — сказал он наконец.

— Осуждённый за убийство ваших родителей рассказывает вам о том, что на самом деле он этого не делал? — скептически спросил Лестрейндж. — Я понимаю, что вы ему верите — я и сам верю. Нет, это не пойдёт… но можно попытаться обратиться в Отдел духов, — проговорил он полувопросительно. — Конечно, с вашего согласия.

— И вызвать его дух? — глаза Гарри расширились. — А это примут?

— Не только его, — поправил Лестрейндж. — Ваших родителей тоже нужно вызвать. Показания трёх духов вполне могут и принять. Процедура эта непростая, но я думаю, так можно сделать. Если вы согласны, разумеется.

— Согласен, — твёрдо сказал Гарри. — Я хочу, чтоб он ответил.

— Мы, конечно, попытаемся получить его признательные показания, — добавил Лестрейндж. — Хотя я и не уверен, что получится, но попробуем. Допустим, это первое. В принципе, этого достаточно для пожизненного заключения: там ведь ещё убийство магглов. Но продолжим. Следующим пунктом у нас идёт возрождение Волдеморта… но вообще, — добавил он как-то задумчиво, — нам хватит первого. Я не уверен, что нужно продолжать. Кроме, собственно, возрождения, в чём он ещё виновен?

— Он убил Седрика, — хмуро ответил Гарри. — Авадой.

— А вот это нужно, — согласился Лестрейндж. — И одного этого хватило бы для приговора. Вы дадите показания?

— Дам, — Гарри нахмурился. — Могу прямо сейчас, сэр.

— Давайте, — согласился Лестрейндж неожиданно. — Мы оба на дежурстве — у нас нет ограничения на ночной допрос. Начнём.

До этой ночи Гарри никогда и никому не рассказывал о том, что произошло тогда на кладбище. Но тогда, когда он рассказывал обо всём случившемся Дамблдору и Моуди… нет — Барти Краучу, пусть и не зная, что говорит с ним, — Гарри ни о чём не думал. Просто не мог — и пересказал случившееся, словно выплеснув его из себя, и так очистившись. А после той ужасной ночи он ни с кем не говорил об этом, пусть и видел после Седрика в кошмарах. Но потом это не то чтобы забылось, но ушло куда-то в глубину памяти, и вытаскивать теперь оттуда было больно. Потому что Гарри словно вновь оказался там, на незнакомом тёмном кладбище, и снова слышал омерзительный высокий голос, приказывающий Хвосту… нет — Петтигрю — убить. И видел, как в зелёной вспышке замирает лицо Седрика, и как тот падает, и снова ничего не мог поделать.

Почему-то только сейчас Гарри подумал о том, что ведь Хвостом Петтигрю назвали Мародёры. Его друзья — те самые, которых он убил… и в том, что точно так же называл его и Волдеморт, было что-то тошнотворно противоестественное.

— У меня есть одна идея, — сказал Лестрейндж, когда они закончили. — Мне нужно обсудить её с Гавейном и с министром… возможно, я придумал, как заставить Петтигрю молчать про ритуал. Который, полагаю, вообще не должен всплыть когда-либо где-либо.

— Как? — спросил Гарри устало. Вот теперь ему хотелось спать, но он уже не мог уйти, и оставалось лишь надеяться, что вечером внезапно не случится ничего, что вынудит его здесь задержаться.

— Если бы он связан был Обетом, — задумчиво проговорил Лестрейндж, — мы бы могли за это зацепиться и остановиться в обвинении на этом эпизоде. В конце концов, для приговора остальное несущественно. Я думаю, Визенгамот не слишком станет с нами спорить.

— Но он же им не связан, — возразил Гарри. — И потом, даже если Волдеморт бы так и сделал, он мёртв. Обет уже не действует.

— Если бы это сделал Волдеморт, — кивнул Лестрейндж. — А если нет?

— А кто? — нет, Гарри всё равно не понимал его идею.

— Не знаю, — отозвался тот. — Я расскажу вам, если мы решим так сделать. А сейчас я предлагаю расходиться по домам, — сказал он вдруг, зевнув и вкладывая протокол допроса Гарри в папку.

— Как домой, сэр? — с недоверчивой радостью спросил Гарри.

— Официально ни я, ни вы не на дежурстве, — пожал плечами тот. — Мы заработались, закончили, ушли. Это нормально. Я думаю, мы можем прийти попозже… скажем, в десять — я сейчас оставлю Роберту записку. Пусть он пока что прочитает протокол… да, — он улыбнулся, отвечая на невысказанный вопрос. — Начальник отдела по умолчанию имеет доступ ко всем ящикам всех столов своих коллег. А главный аврор — вообще всех авроров. У нас не принято влезать туда без нужды, но возможность есть. Вы просто не сможете зачаровать их так, чтобы Гавейн или Роберт не сумели бы открыть их. Это разумно, — пояснил он, продолжая отвечать на молчаливые вопросы, которые Гарри ещё даже толком не успевал сформулировать. — Во-первых, в случае, если кто-нибудь погибнет или внезапно в Мунго попадёт. А во-вторых, в случае служебного расследования. Поэтому я не советовал бы вам хранить здесь что-то личное — такое, чего вы сами бы не показали Роберту. Хотя, конечно, он без повода не тронет даже старого «Пророка» у вас в столе.

— Я понял, сэр, — ответил Гарри, думая, почему об этом не предупреждают в Академии. — У меня там ничего и нет — я даже чай и кофе всё никак не принесу.

Лестрейндж кивнул в ответ и взял пергамент, чтобы написать записку:

— Идите, — он махнул рукой. — Я здесь закончу и пойду. Не ждите.

— Доброй ночи, сэр, — ответил Гарри и ушёл, потому что в самом деле уже буквально засыпал.