Middle (джен)

Перед тем, как выйти, Гарри тоже выглянул в окно, выходящее на задний двор, и теперь шёл, держа перед собою палочку и готовясь ко всему. Теперь понятно, почему живая изгородь была такой высокой, думал он. Похоже, оба — и мать, и сын — в этой семье были безумны. Оставалось лишь надеяться, что сумасшествие не дотянулось до эублефаров.

Они втроём вышли из дома и остановились возле задней двери, глядя на парящего совсем невысоко над пожухлой травой дементора, не обратившего на них никакого внимания. Странного дементора: он был какой-то маленький и, главное, Гарри почему-то ничего не ощущал в его присутствии. Совсем. Хотя, возможно, дом укрывали чары? Такие же, как были в Хогвартсе? Но зачем тогда он здесь?

— Иллюзия, — сказал Лестрейндж, давая ответ разом на все его вопросы. — Но очень качественная. Я даже задался вопросом, где он взял дементора и как его удерживал. Стойте здесь и занесите это в протокол, я посмотрю.

Он осторожно двинулся вперёд и, подойдя поближе, долго изучал «дементора», не предпринимая, впрочем, попыток его развеять. Причард тем временем запротоколировал иллюзию и теперь оглядывался, на всякий случай не опуская палочки — как, впрочем, и Гарри.

Когда Лестрейндж закончил, оставив иллюзию на месте, они вернулись в дом и сначала завершили осмотр гостиной, затем — кухни, по сравнению с которой кухня Дурслей и впрямь показалась бы неряшливой и грязноватой. Здесь не просто были подписаны и выравнены по линейке все банки с крупами и пастой — те даже наполняли их до совершенно одинакового уровня! Мешочки с крупами же хранились здесь же, в шкафчике, и тоже были все подписаны, и у каждого была своя коробка с крышкой — совершенно одинаковые снаружи.

Затем Лестрейндж, Гарри и Причард поднялись наверх. Там было три двери: две спальни и, похоже, ванная, которую делили сын и мать.

— К кому сначала? — спросил Лестрейндж, и Причард первым среагировал:

— К матери. Потом возьмём эублефаров и уйдём.

— Разумно, — согласился Лестрейндж, открывая левую дверь.

Комната казалась абсолютно нежилой. Её словно приготовили то ли для приёма гостя, то ли для продажи: здесь не было ни единого следа какой-то жизни. На белоснежном покрывале не было не то что пятнышка — даже морщинки, «Пророк» лежал строго посередине стоящего возле окна небольшого стола, даже складки на раздвинутых сейчас шторах были абсолютно одинаковы и симметричны. Стекло было настолько чистым, что его даже не сразу было видно, да и везде здесь царила та же абсолютная стерильность, как во всём остальном доме. Одежда в шкафу была разложена и развешена по цветам и типам тканей — впрочем, ни те, ни те особенным разнообразием не отличались.

— Ну а что мы собирались здесь найти, — прокомментировал эту картину Лестрейндж. — Чары любопытные стоят, а комната похожа на хозяйку.

— Сэр, — спросил Гарри. — А где она их убивала? И я не понимаю. То, что она делала, было так кроваво — то есть грязно. Но зачем? Есть много способов убить без крови и без грязи. Ей же должно было быть неприятно.

— Ваш вопрос логичен, — согласился Лестрейндж. — Но так иногда бывает. Убийство — дело вообще грязное и скверное, и она осознавала это. Такое же грязное, какими она полагает оборотней. Грязь к грязи. Но давайте спросим у неё. Идёмте.

А вот комната Речлеба была совсем другой. Живой. Нет, тоже аккуратной, но вполне жилой: кровать хоть и была заправлена, но после на неё явно садились, а потом и не подумали расправить складки, а в ногах вообще лежала какая-то одежда — видимо, домашняя. Кроме обычного шкафа для одежды здесь был ещё книжный, и большую часть его содержимого составляла литература по профессии Речлеба — в том числе про оборотней.

А возле окна стоял большой террариум, в котором на изогнутой коричневой ветке среди алоэ и агавы сидели две цветные ящерицы: одна ярко-оранжевая, а другая белая в чёрный горошек. Сидели и смотрели на них всех, как показалось Гарри, с любопытством.

— Единственные нормальные обитатели этого дома, — сказал Лестрейндж, беря стоящую рядом банку с номером «два», в которой, когда он её открыл, копошились какие-то не то личинки, не то черви. Он вынул — прямо пальцами — штук десять и аккуратно поместил в террариум, затем вернул банку на место и сказал: — Пока что я их заберу домой — что с ними делать, решим чуть позже. Если Миллисент захочет, они останутся у нас, а нет — поищем дом.

— Мне кажется, они ей понравятся, — не удержался Гарри, глядя, как ящерицы спускаются со своей ветки к лежащим на земле личинкам.

— Я вам расскажу, — пообещал Лестрейндж, теряя интерес к эублефарам и возвращаясь к книжному шкафу. Некоторое время он внимательно изучал его содержимое, затем извлёк одну из книг, вернул её на место и взял другую. Сделав так несколько раз, качнул головою и сказал: — Я полагаю, мы закончили.

— А давайте заберём дементора, — предложил Причард, когда они спустились вниз.

— Зачем? — осведомился Лестрейндж таким тоном, будто уточнял какую-то деталь.

— Для устрашения, — ответил Причард. — Будем показывать особенно упрямым подследственным.

— Напишите обоснование, — кивнул Лестрейндж, и Гарри прикусил щёку изнутри, чтобы не улыбнуться. — Когда будет готово — покажете сначала мне, затем отнесёте главному аврору.

— Есть, сэр, — с видимым энтузиазмом ответил Причард. Сколько он здесь? Три недели? Или всё-таки четыре? Видимо, пока что он просто не столкнулся толком с министерской бюрократией. Что ж… Наверное, предложение Лестрейнджа можно было счесть жестоким, но, с другой стороны, это ведь не было настоящим поручением. Вернее, поручением было составление обоснования — но не его принятие. Потому что в этом случае Причард или вылетел бы со службы, или ходил бы в стажёрах десять лет. Ну или двадцать.

Или сто.

Лестрейндж снова закрыл дом, а затем почти так же долго, как при входе, возился с калиткой. Закончив, оглядел изгородь и дом и распорядился:

— Причард, возвращайтесь в отдел и оформляйте протокол. Поттер, в Мунго.

Они аппарировали к Мунго, но к миссис Белчер попали не сразу, наткнувшись прямо в приёмном покое на очень громкий скандал.

— …да как же вы не знаете, если я знаю, что она была? — возмущённо кричала молодая и эффектная блондинка в ярко-красном платье, открывавшем куда больше, чем скрывавшем. Впрочем, ей, определённо, было, что показать, признал Гарри. — Да я просто в Аврорат сейчас пойду и подам заявление о краже! Вы что думаете себе!

— Мэм, вы были без мантии, — очень спокойно, хотя и явно не в первый и не во второй раз говорила высокая медиковедьма средних лет со стянутыми в пучок волосами.

— Нет, не была! — блондинка топнула ногой в открытой туфельке на очень высоком каблуке.

— Конечно, не была, — возмущённо подтвердил стоящий рядом с нею молодой, весьма презентабельного вида волшебник. — Послушайте, моя невеста не ходит в таком виде по улицам. Конечно она была в мантии.

— Зачем нам ваша мантия? — спросила медиковедьма.

— Она дорогая! — воскликнула блондинка. — И красивая, — она на мгновенье улыбнулась спутнику. — Я думаю, вы за год заработаете меньше, чем она стоит.

— Радольфус Лестрейндж, Гарри Поттер, британский Аврорат, — громко и уверенно сказал Лестрейндж, подходя к ним. — Мы можем помочь?

— Да! — тут же сказал волшебник. — У моей невесты здесь украли мантию. Она утром зелья перепутала и кожу обожгла — пришла сюда, и вот теперь ей просто не отдают одежду. Это безобразие!

Блондинка между тем молчала, и Гарри увидел, как она сглотнула. Дважды.

— В самом деле, — согласился Лестрейндж. — Дело нехорошее. Мэм, вам нужно написать заявление, — участливо сказал он блондинке. — Я полагаю, мантия пока что здесь — мы прямо сейчас её найдём. Нам только нужно описание. Какой целитель принимал вас?

— Я не думаю, что это сделал он, — быстро ответила она. — Я думаю, это кто-то из обслуги.

— И всё-таки начнём с целителя, — авторитетно сказал Лестрейндж и обратился к привет-ведьме: — Мы можем где-то сесть? И попросить у вас перо, чернила и пергамент.

— Конечно, сэр, — та улыбнулась. — Пройдите по левому коридору, там в конце будет переговорная, она сейчас свободна. Там всё есть.

— Прошу вас, — Лестрейндж любезно, но очень решительно указал налево. — Пойдёмте.

— Слушайте, нам некогда, — блондинка недовольно сжала губы. — Давайте вы её просто поищете, а как найдёте — нам пришлёте…

— Но мы не можем просто взять и начать её искать, — возразил Лестрейндж. — Нам нужно ваше заявление.

— Сейчас мы всё напишем, — пообещал молодой волшебник. — Милая, пойдём.

— Но я хочу домой! — воскликнула она. — Я устала, мне здесь жарко, и вообще — пускай они её пришлют, когда найдут! А если нет, то вечером мы сходим в Аврорат и всё напишем!

— Зачем так сложно? — возразил Лестрейндж. — Потратьте пять минут и напишите заявление сейчас, и мы всё остальное сделаем.

— Да мне их просто жалко! Милый, — она посмотрела на своего спутника. — Я уверена, это взяла какая-то молоденькая медиковедьма. Просто не устояла! Я не хочу ломать ей жизнь, — она очаровательно улыбнулась сперва ему, а затем Лестрейнджу. — Я хочу дать ей шанс.

Гарри молча стоял рядом, думая о том, насколько идиотом может сделать волшебника влюблённость. Происходящее было настолько очевидно — хотя и оставляло ряд вопросов, — что он всё ждал, чтобы молодой человек тоже увидел, наконец, что происходит, но тот как будто бы ослеп и оглох. На самом деле Гарри было жалко его спутницу, и он не понимал, почему Лестрейндж не отступится и не согласится на её предложение.

А тот явно отступать не собирался.

— Мэм, вы выдвинули обвинение в краже, — покачал он головой. — Это весьма серьёзно. Госпиталь святого Мунго весьма дорожит своей репутацией. Мы должны понять, что здесь произошло. Когда мы вашу мантию найдём, вы сможете — если будет на то ваше желание — примириться без суда. Но разобраться мы должны. Иначе, я боюсь, целители выдвинут обвинение уже против вас.

— В чём? — возмутилась блондинка, но в её голубых глазах мелькнул откровенный испуг.

— В клевете, — очень серьёзно сказал Лестрейндж. — Пойдёмте, прошу вас.

— Идём, — спутник блондинки взял её под локоть. — Милая, он прав. Это серьёзно.

— Вас я попрошу здесь подождать, — сказал Лестрейндж. — Мы вас допросим тоже — после.

— Хорошо, — покладисто согласился молодой человек, и Лестрейндж снова указал рукой на левый коридор.

— Прошу вас, мэм. Пойдёмте.