Middle (джен)

Гарри думал, что о деле Белчера-Речлеба в следующий раз услышит только на суде, но ошибся. На следующий день ближе к вечеру вернувшийся откуда-то Лестрейндж заявил:

— А ведь никто из нас не задался вопросом, почему Речлеб не знал о последнем убийстве.

— Так выяснили же, — удивился Сэвидж. — Бдительный сосед, и всё такое.

— Это мы выяснили про сову, — возразил Лестрейндж. — Но не про само убийство. Миссис Белчер, если помните, не просто убивала. После убийства она приносила девушку домой, клала на стол и ела её лицо перед своим сыном. Однако если бы она так сделала, он знал бы. Я сперва проверил Речлеба — он действительно не знал. А затем пошёл к его матери и задал вопрос. И получил ответ.

— Ну не томи! — воскликнул Сэвидж.

— Она не хотела, чтобы сын понял, что она сбросила чары, — мрачно проговорил Лестрейндж. — Опасалась, что он тогда вновь запрёт её в комнате, как сделал поначалу.

— То есть она её убила, съела и назад вернула? И сыну не сказала? — спросил Праудфут. — А в чём смысл?

— Империо влияет на способность логично мыслить, — ответил Лестрейндж. — Так что у нас некоторая проблема. Её могут признать безумной. И в определённом смысле будут правы.

— Я надеюсь, никому в Визенгамоте не придёт в голову задать этот вопрос, — заметил Сэвидж. — И ты сам не комментируй.

— Слушай, её место в Азкабане, — сказал Праудфут. — Мы все это знаем. Даже если она немного не в себе сейчас, это не меняет ничего. В конце концов, хотя бы ради сына… как его там?

— Ради сына, — повторил Лестрейндж. — Да, пожалуй, я согласен. Её место там.

Он, конечно, согласился, но выглядел очень недовольным. Гарри в разговор не вмешивался, но задался вопросом, что сделал бы он сам. И не нашёл ответа. С одной стороны, Белчер, конечно, заслужила Азкабан. Но с другой, если она безумна, отправлять её туда жестоко…

Гарри так и не нашёл ответа, но склонялся всё же к Азкабану. Даже если эта женщина отчасти и сошла с ума, в целом-то она всё понимала.

Дело, между тем, закрыли, и поскольку судьи решили, что оно не стоит прерывания их отпусков, Белчер и Речлеба отправили дожидаться процесса в Азкабан. Гарри опасался, что они покончат с собой там — но нет. То ли чары там на камеры поставили, то ли комендант позаботился о родственниках, но в середине сентября их доставили обратно — к назначенному на пятнадцатое процессу.

— Я надеюсь, всё пройдёт традиционно, — сказал Сэвидж накануне в пятницу.

— А потом пойдём праздновать! — радостно добавила Гор.

— Что праздновать? — немедленно вмешался Причард, хотя его никто не приглашал.

— Мой день рождения, — ответил Лестрейндж. — Пойдём, конечно. Я стол забронировал. И буду рад всех видеть. Подарков не нужно, — предупредил он, глядя на Гарри. — Разве что бутылку интересной выпивки к общему столу.

— Отлично, сэр, — Причард блеснул глазами. Ну конечно. Гарри даже не удивился — хотя ни разу не видел Причарда пьяным или даже выпившим, тот почему-то выглядел как человек, который точно знает, где взять «бутылку интересной выпивки».

А вот что делать самому Гарри?

Времени у него было вроде бы достаточно: целые выходные, но начать он решил в пятницу же вечером. С погреба.

В доме на Гриммо был погреб, куда Гарри почти не спускался — был там всего пару раз перед свадьбой. И тогда он не особо разбирал, что брал — просто виски и вино. Но теперь хотел найти что-нибудь особенное — и ему необходим был тот, кто в этом разбирается.

Но кто?

Джинни, Рон, Гермиона — никто из них знатоком спиртного не был. Артур или Молли? Тоже нет… Невилл? Луна?

Аберфорд!

Эта мысль пришла в голову Гарри в тот момент, когда они с Джинни уже ложились спать — и он с трудом дождался следующего утра и сразу после завтрака аппарировал к «Кабаньей голове». И, что называется, поцеловал запертую дверь: трактир открывался только в два. Впрочем, рассудил Гарри, это было вполне разумно: вряд ли его клиенты вставали по субботам рано. Да и не только по субботам.

Пришлось уйти, а затем вернуться в половине третьего. Трактир был уже открыт, но внутри пока что было пусто — если не считать, конечно же, хозяина, лениво протиравшего не слишком чистым полотенцем за не слишком чистой стойкой не слишком чистые стаканы.

— Добрый день, — сказал Гарри, заходя и щурясь, чтобы привыкнуть к здешнему полумраку.

— А, — сказал Аберфорд с таким видом, будто они с Гарри договаривались об этой встрече. — Выпьешь что?

— Пива, — сказал Гарри, чувствуя себя немного глупо: «Кабанья голова» не выглядела тем местом, куда приходят за пивом.

— Сливочного? — уточнил Аберфорд с некоторой насмешкой.

— Обычного, — возразил Гарри. — Светлого.

— Портер есть, — сказал Аберфорд в ответ. И добавил, подумав: — Приличный.

— Отлично, — согласился Гарри. — Портер.

— Ну? — спросил Аберфорд, неторопливо беря высокий стакан и ставя его на стойку.

— Мне нужен ваш совет, — честно ответил Гарри.

— Ну? — повторил Аберфорд, беря теперь бутылку и открывая её одним движеньем пальцев — безо всякой палочки, — а затем медленно наливая в стакан тёмную пенящуюся жидкость.

— Мне нужно сделать подарок, — Гарри взял стакан и сделал глоток, чувствуя, как густая пена ложится ему на верхнюю губу. — Какой-нибудь интересный и необычный алкоголь. Легальный, — добавил он на всякий случай и чуть улыбнулся.

— Где легальный? — уточнил Аберфорд, и Гарри улыбнулся снова.

— Здесь. В Британии.

— Сколько? — спросил Аберфорд, и Гарри отмахнулся:

— Не важно. Главное, чтобы это было действительно редко и необычно. И законно.

— Три тысячи? — спросил Аберфорд насмешливо. — Четыре? Восемь?

— Галлеонов? — недоверчиво переспросил Гарри.

— Ну не фунтов же, — ответил Аберфорд.

— Э-э-э… нет, — Гарри просто не мог представить, что это должен быть за алкоголь такой. Видимо, всё дело в бутылке. — Мы не настолько близки, чтобы делать такие дорогие подарки. Что-нибудь за сотню или две.

— Вид? — уточнил Аберфорд.

— Наверное, виски, — решил Гарри. Глупо как-то приносить на стол бутылку вина. Всего одну. — Или бренди. Или даже шерри.

— Есть шерри, — тут же предложил Аберфорд. — СДБ. Триста пятьдесят — и только для тебя.

— Отлично! — обрадовался Гарри. Что такое «СДБ», он не знал, но что это могло быть? Наверное, марка?

— Сикль, — добавил Аберфорд, указывая на стакан, из которого Гарри как раз делал очередной глоток.

Пока Гарри искал в кармане сикль, Аберфорд открыл неприметную дверь за стойкой и скрылся за ней, а затем вернулся с деревянной коробкой, обвязанной верёвкой и запечатанной сургучом.

— У меня с собою только двести, — сказал Гарри. — Я сейчас…

— После занесёшь, — махнул рукою Аберфорд. — Или совой пришлёшь. Лестрейнджу привет.

— А вы знакомы? — с любопытством спросил Гарри.

— Тоже выродок, — одобрительно ответил Аберфорд.

— Как кто? — Гарри подозревал, что услышит сейчас в ответ, но от вопроса всё-таки не удержался.

— Как ты, — ухмыльнулся Аберфорд.

Нет, Гарри не угадал.

— Почему это я — выродок? — шутливо возмутился он.

— Тебя даже авада не берёт, — ответил Аберфорд. — Целых два раза.

Дверь открылась, впуская двоих посетителей, и Гарри, быстро допив портер, поднялся, не желая своим присутствием распугивать клиентов. Кого-кого, а аврора они здесь вряд ли рады были видеть.

Уже дома Гарри рассмотрел коробку. Она выглядела вполне обычной: светлая фанера, сургуч, верёвка, но Гарри почему-то не мог избавиться от ощущения какого-то подвоха и ужасно хотел посмотреть, что там внутри. Но не ломать же печать! Оставалось лишь надеяться, что Лестрейндж сделает это в понедельник сам.

Процесс прошёл не то что тихо, но довольно быстро, и судьи были практически единодушны в своём решении отправить обоих подсудимых в Азкабан. Нельзя сказать, что Лестрейндж был этим доволен, но, кажется, его бы не устроил ни один из возможных приговоров. Впрочем, комментировать приговор он никак не стал, и после окончания процесса просто занялся оформлением бумаг.

Однако к вечеру Лестрейндж, похоже, успокоился, и когда они все встретились, выглядел довольным, улыбался и шутил. И сразу открывал подарки, так что вскоре посреди стола выстроилась небольшая батарея необычных, никогда Гарри прежде не виданных бутылок. Одна из них, высокая и тонкая, прозрачного стекла со светло-соломенным напитком, содержала в себе не только жидкость и какие-то тоненькие ветки, но и какое-то маленькое существо… живое существо, плавающее там, словно, да, это была оранжево-голубая рыбка, просто почти без хвоста.

— Я не стану спрашивать, где ты взяла это, — сказал Лестрейндж Гор под всеобщий смех. — Будем считать, что привезла из отпуска.

— Конечно, — весело согласилась та. — Пускай Миллисент её растит.

— Это ещё и самка? — спросил Лестрейндж под очередной взрыв хохота.

— Конечно, — Гор указала на бутылку. — Видишь, у неё почти не виден хвост.

— Где же я тебе возьму столько кораллов? — спросил Лестрейндж.

— В Адриатике, — ответила она. — Ты же отлично ныряешь, ты сам говорил.

— Кто это? — тихо спросил Гарри сидящего рядом Робардса.

— Коралловая ракия, — ответил тот. — Это напиток. И ракийная рыба — редкость, между прочим. Они запрещены к вывозу из всех стран адриатического бассейна — но… — он рассмеялся, — разрешение на вывоз можно получить. Дело довольно муторное, но, теоретически, Лисандра могла его добиться. Хотя я подозреваю… — рассмеялся он. — Обычно разрешают вывозить самцов.

— Вы думаете…

— Я ничего не думаю, — запротестовал Робардс. — Это отличные питомцы: они привыкают к своему хозяину, узнают его и едят с рук. И делают прекрасную ракию… правда, медленно. Вырастают до двух футов, между прочим.

— Два фута? — недоверчиво переспросил Гарри, глядя на крохотную, в полдюйма, рыбку.

— Вы сговорились, что ли? — услышал Гарри вопрос Лестрейнджа и увидел, что тот держит в руках его коробку, а почти все вокруг буквально лежат на столе от смеха. Лестрейндж и сам хохотал, до слёз.

— Не-е-ет! — выдохнула Лисандра. — Правда-а-а!

— Нет? — переспросил Лестрейндж и огляделся. — Признавайтесь, чьё это?

— Моё, — смущённо признался Гарри. — Сэр, мы правда ни о чём не договаривались!

«И я понятия не имею, что там внутри!» — хотел он крикнуть, но смолчал.

— Ну открывай! — воскликнул Праудфут. — Дай хоть посмотрим!

Лестрейндж аккуратно сломал печать, снял верёвку, постучал по коробке, потянул за одну из стенок — и открыл её, как дверцу, а затем извлёк бутылку и поставил на стол.

В оранжево-медовой жидкости парил маленький чёрный, усеянный белыми и сияюще-голубыми точками смеркут с длинным хвостом и скорее треугольными, чем полукруглыми, крыльями. Лестрейндж повернул бутылку, и Гарри увидел его брюхо, нежно-белое и словно улыбающееся.

— Голубой хересовый скат, — присвистнул Праудфут, и Гарри сглотнул. Если сейчас выяснится, что это контрабанда, он… он будет каждую субботу и воскресенье приходить к Аберфорду и сидеть там целый день. На самом видном месте. В форменной мантии.

Гарри только открыл рот, чтобы признаться, что понятия не имел ни о каком скате, как Лестрейндж улыбнулся ему и сказал:

— Спасибо. Не знаю, как вы его достали, но я очень тронут.

— Самец или самка? — с любопытством спросил Праудфут, разглядывая чуть колышущего крыльями… вернее, плавниками, ската.

— Самец, — сказал Лестрейндж, указав на сломанную сургучную печать. — Спасибо, — повторил он, и Гарри кивнул с улыбкой, обещая себе, что больше никогда и никому не станет дарить что-то, хоть в чём-то незнакомое ему. Он ужасно глупо себя чувствовал: подарок явно был со смыслом, и смысл этот понимали чуть ли не все здесь.

Кроме него.