Middle (джен)

Время просто летело, а поиски вампира так никакого результата и не дали, и Оггспайр тоже молчал. А вот Визенгамот, напротив, торопился, и заседание суда было назначено на первую среду апреля. Слухи о вампире, разумеется, быстро расползлись по министерству, и все понимали, что судей прежде всего интересует именно он, а не остальные обвиняемые.

— Мы, возможно, выиграем немного времени, — сказал Гарри Лестрейндж в понедельник вечером, явно чтобы несколько его приободрить. — Формально послезавтра будет рассматриваться дело об ограблении. Вопрос об обращении не заявлен. По идее, судьи могут завтра же назначить дату разбирательства, но, может быть, нам повезёт и этот вопрос не всплывёт. Тогда у нас будет ещё время.

— Много? — хмуро спросил Гарри.

— Неделя, полагаю, — ответил Лестрейндж сочувственно.

— Это просто неправильно, — сказал Гарри. — Мы все рискуем, так или иначе… Не говоря уже о том, что это нечестно. Но ведь любого можно при желании уговорить и соблазнить. Почти любого, ладно.

— Можно, — согласился Лестрейндж. — Однако же пока договорились так — но, может, вы когда-то договор измените.

К среде ситуация никак не изменилась, и на суд Гарри шёл с тяжёлым предчувствием надвигающейся катастрофы. Однако всё прошло намного лучше, чем он представлял: вопрос об обращении на процессе так и не возник. Возможно, судей отвлекло семейство нюхлеров, принесённое в зал самим Ньютом Скамандером, которому пришлось буквально обходить всех судей с золотым тазом в руках, в котором копошилась парочка уже чуть-чуть подросших дитёнышей — которых, разумеется, пожелали осмотреть все без исключения. Собственно, это заняло большую часть времени, как показалось Гарри, и, похоже, расположило судей к обвиняемым — во всяком случае, приговоры вынесены были весьма мягки: по шесть лет для людей и десять — для вампира, взявшего на себя роль организатора. Как сказал один из судей, «в конце концов, ничего опасного или особо редкого ведь взято не было».

Впрочем, обвиняемым приговор мягким вовсе не показался: Гарри видел, что они, по крайней мере, пятеро из них, выглядели расстроенными, а когда после процесса их отводили в камеры, Марджорибэнкс вздохнула:

— Мы думали, что нам дадут лет пять… может быть, даже четыре. А тут целых шесть!

— Я вообще бы посадил вас лет на десять, — тут же прокомментировал Лестрейндж. — Как Оггспайра. Не вижу большой разницы между вами.

— Да за что? — возмутилась Марджорибэнкс. — Мы брали лишь ненужное! И никаких зачарованных вещей!

— Если мы с вами ещё встретимся, — пообещал Лестрейндж, заводя её в камеру, — по схожему поводу, следующий приговор не будет таким мягким.

— Не встретимся, — дерзко ответила она, вздёргивая подбородок.

Лестрейндж отвечать не стал, но позже, в коридоре, заметил:

— Надеюсь, что я ошибаюсь. Но мне кажется, мы ещё встретимся. Тем более что в Азкабане больше нет дементоров.

— Вы думаете, она продолжит? — как-то деловито спросил Причард, будто уточнял очередное задание.

— Она азартна, — отозвался Лестрейндж. — И ни капли не смущена и не напугана. Продолжит, полагаю. Но мы это со временем узнаем.

Гарри полагал, что Оггспайра оставят в камере в преддверии следующего заседания, пусть ещё и не назначенного, однако, к его удивлению, на следующее утро тот оказался среди тех, кто отправлялся в Азкабан.

Конвоировать на сей раз Гарри не послали, так что возможности задать вопросы Лестрейнджу ему пришлось ждать ещё сутки — а пока что он сидел в отделе вместе с Гор, Причардом и Сэвиджем и от нечего делать внимательно изучал репортаж «Пророка» о вчерашнем заседании, когда в дверь сперва постучали, а затем она открылась, и стоящая на пороге женщина лет тридцати или, возможно, сорока сказала:

— Здравствуйте. Это ведь отдел Особо тяжких преступлений?

— Мэм? — ответил Сэвидж, и по его лицу Гарри понял, что дежурному на входе придётся долго объясняться.

— Все говорят, что мой муж с собой покончил, — сказала женщина. — Но я уверена, что это не самоубийство. Я точно знаю, что его убили, но меня никто не хочет слушать.

— Проходите, мэм, — подавив вздох, сказал ей Сэвидж и представился: — Роберт Сэвидж, начальник отдела Особо тяжких преступлений. Проходите и рассказывайте, что произошло.

Женщина была очень хорошо и дорого, хотя и совсем неброско, одета: когда она сняла свой бежевый плащ, под ним оказалось чёрное, подчёркивающее стройную фигуру платье безо всяких украшений. На посетительнице даже серёг не было — хотя уши, отметил Гарри, когда она прошла мимо него, у неё были проколоты.

— Садитесь, мэм, — Сэвидж увеличил один из стульев и придвинул ей. — И представьтесь.

— Александра Хопвуд, — сказала та, вешая плащ на спинку стула и садясь. — Вдова Мартина Хопвуда.

— Соболезную, мэм, — склонил голову Сэвидж. — Расскажите, что произошло.

— Целители дали заключение, что мой муж покончил с собой, — сказала Хопвуд. Со своего места Гарри видел только часть её лица, красивого и очень, очень ухоженного. — Я нашла его вчера днём в кабинете. Повесившимся. Вызвала целителей, но было уже поздно — впрочем, я и сама это понимала. Они сказали, что он умер приблизительно за час до их прихода. Был и представитель ДМП. Они нашли предсмертную записку, — сказала она раздражённо. — Опознали почерк. Проверили на заклинания, и всё такое, но я знаю, что муж этого не делал.

— Мы, разумеется, проверим, — кивнул Сэвидж. — Но так бывает, мэм. Способ немного странный для волшебника, согласен…

— Мой муж никогда бы так не сделал, — перебила Хопвуд. — И причин у него для этого тоже не было.

— А кто вынес такой вердикт? У вас заключение есть? — Сэвидж нахмурился, и Гарри подумал, что это и вправду очень странно. Обычно такие спорные дела всё-таки передавали в Аврорат…

Хопвуд в ответ передала Сэвиджу тонкую стопку листов, которые тот некоторое время изучал очень внимательно. В какой-то момент на его лице отразилось откровенное — и, как показалось Гарри, немного подчёркнутое — изумление, и Сэвидж спросил:

— Мэм, но ваше дело передавали в Аврорат. В отдел Чрезвычайных происшествий. Вот подпись и печать на заключении.

— Но он не кончал с собой, — настойчиво повторила Хопвуд. — Его убили.

— Кто? — терпеливо спросил Сэвидж.

— Я не знаю, — раздражённо ответила Хопвуд. — Мартин не любил меня тревожить и обычно не делился своими текущими проблемами, но я знаю, что в последние недели он чего-то опасался. Мы обновили заклинания на доме, и он кое-что перенёс в сейф в Гринготтсе — какие-то бумаги. Я не знаю, какие именно — у нас их там много, я пока ничего не разбирала. Но я готова показать! Он и меня просил почаще оставаться дома и даже сыну написал, чтобы он остался в школе на каникулах. Он и остался — но сейчас он дома, разумеется.

— Но следов взлома не нашли, — Сэвидж кивнул на пергамент, что так и держал в руках. — Никакого проникновения в дом не было. Чары бы сработали — вы ведь были дома и услышали бы. Эльфов тоже допросили, они никого не видели. Мэм, мне жаль, но, судя по всему, у вашего супруга и вправду были неприятности, и он… не справился.

— Нет, — упрямо возразила Хопвуд. — Послушайте, вы должны начать расследование! Я понимаю, почему вы этого не делаете, но и вы меня поймите. В противном случае мне просто ничего другого не останется, кроме как пойти в «Пророк». Я не хочу вас шантажировать, — она покачала головой, — но кто-то убил Мартина. И если и вы тоже дело не откроете, мне останется только газета.

— Да нет, — к огромному удивлению Гарри, вздохнул Сэвидж. — Мы, конечно, всё проверим. Завтра утром и начнём, — он извлёк из ящика чистый пергамент и положил перед Хопвуд. — Пишите заявление и опишите там всё так подробно, как только сможете.

— Спасибо, — искренне, как показалось Гарри, проговорила Хопвуд и взялась за перо.

Писала она долго, а когда ушла, Гарри тут же спросил Сэвиджа:

— Сэр, вы ей верите?

— Не знаю, — тот кривился, словно бы случайно съел лимон.

— Сэр, — подал голос Причард. — Это всё равно как заявить о недоверии коллегам. Будет большой скандал.

— Не будет, — Сэвидж вновь поморщился. И вздохнул.

— Сэр, ну объясните! — взмолился Гарри. — Что произошло? И почему?

— Думаю, коллега просто не обратил внимание на имя мертвеца, — неохотно объяснил Сэвидж. — До девяносто восьмого Мартин Хопвуд был секретарём руководителя отдела магических игр и спорта. И весьма активно поддержал… так скажем, Тикнесса. Нет, метки у него, насколько мне известно, не было, но Волдеморту он сочувствовал, особо не скрываясь. Разумеется, после войны ему пришлось уйти — я помню, дело было некрасивое, и уходил он со скандалом. И хотя это всё действительно похоже на самоубийство, и к работе коллег у меня претензий нет… и придётся извиняться, — он опять скривился, — дело мы возьмём и всё проверим. Вот вернётся Дольф — пускай и занимается.

— Вы думаете, это пятое убийство? — с сомнением спросил Гарри. — Прошёл же всего месяц. Прежние были раз в год, вроде…

— Я боюсь, всё ещё хуже, — Сэвидж вновь поморщился. — Нам придётся поднять все случаи самоубийств и несчастных случаев с мая девяносто восьмого, — тяжело вздохнул он, и Гарри понял, почему он морщится. — Есть у меня дурное предчувствие, что мы много чего пропустили. Гарри, Грэхем — вы сейчас этим займётесь, — он быстро заполнил бланк допуска и отдал его Гарри. — Постарайтесь до завтра рассортировать все дела по типу смертей и приносите их сюда — вам выдадут. А я пойду к коллегам, — он поднялся. — Ситуация паршивая, — признался он сочувственно кивнувшей ему Гор. — Зайду сперва к Гавейну. А вы оба почему ещё не в архиве? — спросил он, и Гарри с Причардом отправились туда, предчувствуя, что домой они сегодня уйдут ночью.