Middle (джен)

На часы посмотрел не только Гарри — но, в отличие от него, Джонс высказалась вслух:

— Не надо было отпускать его. Он должен был уже вернуться.

— А как не отпускать? — качнул головой Робардс. — Он не ребёнок. И задерживать его не за что.

— Как-то же он пережил их смерть, — добавил Шеклболт. — Вернётся. Гарри, — посмотрел он на него, — нам тут нужно закончить — подожди в приёмной, или… где-нибудь. Мы, я надеюсь, быстро.

— Иди в отдел, — велел Робардс. — Сиди там и жди меня. К задержанному заходить в допросную я тебе запрещаю. Придёт Дольф — вместе с ним ко мне. Ну, или, в крайнем случае, один.

— Понял, сэр, — ответил Гарри.

— Нарушишь приказ — уволю, — пригрозил Робардс, и Гарри даже усмехнулся. Реакцию Робардса можно было даже счесть за комплимент, но Гарри в самом деле не собирался туда заходить — зачем? Что он мог сказать тому мужчине, что тот подонок и убийца? Глупо, да и что это изменит?

— Я понял, сэр, — повторил Гарри и пошёл в отдел.

— Попроси секретаря зайти ко мне, — сказал вслед ему Робардс, и Гарри был почти уверен, что тому сейчас дадут распоряжение позаботиться о том, чтобы в допросную номер четыре не входил никто. Включая — или, может быть, даже особенно — Лестрейнджа. Только главный аврор.

Гарри очень надеялся, что в отделе будет так же пусто, как и когда они с Лестрейнджем уходили, но ему не повезло: все, как назло, были на месте.

— Гарри, что такое? — ну конечно, Праудфут заметил его состояние, и не захотел проигнорировать. И хотя обычно Гарри эта его особенность, скорее, нравилась, сейчас она была совсем не к месту.

— Всё в порядке, — сказал он, садясь за свой стол и вытаскивая первую попавшуюся папку. У него не было сил сейчас с кем-то говорить о чём-нибудь ещё кроме того, что он узнал, но вряд ли это было сейчас уместно.

Или было?

Эта мысль, раз появившись, уже Гарри не оставила. Праудфут и Сэвидж ведь там тоже были. Робардс ему не запретил им что-либо рассказывать… никому не запретил. Может, стоит это сделать? Если Лестрейндж вернётся сначала именно сюда, наверное, им лучше знать? Да и вообще, пожалуй, правильно будет избавить его от объяснений.

Гарри незаметно огляделся. Все работали, и на Гарри больше никто не обращал внимания. Если он сейчас им скажет…

— Поттер, к Робардсу, — дверь распахнулась, и дежурный, передав приказ, исчез, привычно не закрыв её.

— В порядке? — спросил Праудфут, и Гарри на бегу кивнул, стараясь избавиться от чувства, что он врёт. Вот только что соврал… зачем-то. Но теперь уже, конечно, назад не отыграть.

В кабинете Робардса Гарри увидел Лестрейнджа и в первый момент кинулся было к нему, но сдержался и просто сел рядом, на соседний стул, оставшийся стоять возле стола, видимо, после Шеклболта с Джонс. Лестрейндж выглядел спокойным, только очень бледным и уставшим. Да и голос его звучал, в общем, нормально.

— Как я уже сказал, — видимо, специально для Гарри повторил Робардс, — дело это я возьму. Формально, раз вы с Гарри его начали, он может продолжать, но если ты не хочешь, я его отстраню.

— Не нужно, — возразил Лестрейндж, когда Гарри кивнул как можно более уверенно, подтверждая, что он готов к отстранению. — Я думаю, ему это будет как раз полезно. Вам, — поправился он, тоже кивнув Гарри. — Такие истории происходят иногда и, возможно, вам однажды выпадет оказаться на месте Гавейна… не приведи, конечно, Мерлин. Но бывает всякое, так что работайте. Но я хочу смотреть, — он снова перевёл взгляд на Робардса. — Я обещаю, что не подойду к нему. Но я хочу смотреть и слышать.

— Ты не имеешь права, — как-то задумчиво возразил Робардс. — Но я ведь не могу знать, что происходит за стеной, — добавил он. — Конечно, можно было бы её закрыть, но вот молодёжи нужно поучиться. И не только Гарри.

— Нужно, — согласился Лестрейндж, чуть прикрыв глаза. — Да. Разумеется. Нужно открыть дело, — сказал он уже почти деловым тоном. — Можно здесь, можно пойти… куда-нибудь.

— Зачем ходить? — спросил Робардс. — Ты как предпочитаешь: написать всё, или тебя допросить.

— Я думаю, допрос будет лучше смотреться на процессе, — ответил Лестрейндж. — Да и мне… мне нужно потренироваться. Ты ведь вызовешь меня на суде.

— Разумеется, — согласился Робардс. — Что ж, допрос так допрос. Гарри? — полувопросительно произнёс он, и Лестрейндж почему-то вдруг вздохнул:

— Он ведёт это дело. Его отстранять не с чего. Пусть тоже допрашивает.

— Ну иди сюда, — улыбнулся Робардс, делая Гарри знак пересесть к нему. — Раз у нас допрос. Итак, — проговорил он уже официально, ставя над пергаментом очень красивое, белое с мелкими тёмными крапинками, Прытко Пишущее Перо. — Гавейн Робардс, главный аврор, Гарри Поттер, младший аврор. Британский Аврорат. Семнадцатое июня две тысячи четвёртого года, семнадцать часов двадцать две минуты. Опрос потерпевшего Радольфуса Лестрейнджа. Расскажите, что произошло двадцать третьего декабря одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

— У нас с моей женой были браслеты, — сказал Лестрейндж, поднимая левый рукав и демонстрируя два браслет, очень похожий на те, что он подарил Гарри с Джинни на их свадьбу. — На них лежали чары по типу Протеевых — можно было набрать слово или два. Тогда шла война, — он прикрыл глаза и говорил теперь так, словно рассказывал историю. Просто историю, не имеющую к нему лично никакого отношения. — Я был главным аврором. И Лестрейнджем, — он чуть усмехнулся. — Я знал, что за моей семьёй охотятся. Нет, у меня не было сигналов или подозрений о том, кто это мог бы быть — я это просто знал. Ну, понимал, если угодно. Элизабет работала в Мунго, и я сам провожал её туда и потом сопровождал домой. А больше ни она, ни наши дочери нигде не бывали — она тоже понимала, что это опасно. Я так думал…

Он умолк. Затем огляделся, наколдовал себе стакан, наполнил его водой из палочки и сделал несколько глотков.

— Как оказалось, я ошибся, — продолжил он, глядя на Робардса. Теперь всё, что он говорил, он говорил лично ему, и Гарри казалось, что он лишний. — Видимо, я не сумел ей объяснить, насколько эта опасность реальна. А мой младший брат… о, он хотел как лучше, — в голосе Лестрейнджа зазвенела горечь. — Он почти всегда хотел как лучше, и он всегда был донельзя самоуверен. Он… он предложил им выйти вечером, чтобы купить подарки. Порадовать меня и удивить, — тихо проговорил он и провёл рукою по столу, словно гладил некое живое существо. — Не знаю, как, но он уговорил их. Видимо, Элиз решила, что в его компании на них никто не нападёт… просто не решится. Но она… ошиблась, — его голос упал совсем до шёпота.

— Откуда ты узнал, как это было? — так же негромко спросил Робардс.

— От него, конечно, — кажется, этот вопрос привёл Лестрейнджа в себя. — Я расскажу чуть позже. Я получил сигнал от Элиз в восемнадцать тридцать — я точно помню время. Была половина седьмого, и я уже собирался уходить домой. Я… я так испугался — как будто знал уже тогда, что увижу… но пока поднялся наверх с этими лифтами, пока вышел, время ушло. Она мне написала только «Диагон-элле» — я искал их там, но не нашёл… и снова время, — он облизнул сухие губы. — Я снова время потерял. Я их нашёл в переулке за кафе Фортескью — не знаю, что они там делали, оно уже давно было закрыто к тому моменту. Я слишком поздно их нашёл.

Он снова замолчал и сделал пару глотков.

— Я понял, что они мертвы, едва увидел. Всё было красным… всё было залито их кровью. Я… я их очистил — сам не знаю, почему. Зачем-то… Мне хотелось… казалось правильным очистить их. Я знал, что это не поможет, но… возможно, я не очень понимал, что делаю. Стоял там и смотрел на них… Я ни о чём не думал. Просто смотрел. Потом понял, что мой брат жив почему-то, и… Это привело меня в себя, не знаю, почему. Наверно, потому что это было… неправильно. Несправедливо. Такое всепоглощающее ощущение несправедливости, — он посмотрел на Робардса. — Я не знал тогда, что это он привёл сюда их.

— Ты считаешь, он имеет отношение к их смерти? — спросил Робардс, хмурясь.

— Не намеренно, — возразил Лестрейндж. — Он не подставлял их, если ты об этом. Он просто переоценил себя. Свои возможности. Умения. И навыки. Не знаю. Просто снова решил сделать всё наперекор — он знал, что я им запрещаю выходить без моего сопровождения. Знал, но сумел убедить Элиз. Был момент, когда я едва не убил его — он лежал там без сознания, и я… ты знаешь, это был такой соблазн. И знаешь, почему я удержался? — спросил он с горькой, но язвительной усмешкой.

— Почему? — негромко спросил Робардс.

— Я подумал, что их смерть ведь можно скрыть. А его — нет. Если я убью его сейчас, страну зальют кровью. Волдеморт вкупе с моей невесткой, который терпеть моего брата не могла, но мстить будет. Яксли. Амбридж. Здесь начнётся ад — и я сейчас держу в руках ключи, — он криво усмехнулся. — Пафосно, знаю. Но я так тогда подумал. Это… может быть, мне эта мысль и цель позволил сохранить рассудок, не знаю. Я знал, что должен делать — всё сложилось в миг, в секунду. Я убрал там всё, забрал их всех и аппарировал. Сперва на берег — я… просто не смог внести их в дом. Как будто там ещё осталось что-то… жизнь. Я их оставил там, на берегу, а брата оттащил домой. Привёл в себя — его всего-то оглушили, может быть, даже и не чарами. Ударили по голове. Он открыл глаза, узнал меня, увидел, что мы дома и…

Его голос вдруг прервался, словно Лестрейндж поперхнулся чем-то. Некоторое время он просто сидел, глядя перед собой, покуда Робардс не вложил в его руку стакан с водой. Лестрейндж послушно сжал его, поднял и выпил — это помогло, во всяком случае, он снова смог заговорить:

— Он мне сказал: «Ой. Прости. Я… мы думали сделать тебе сюрприз. Но… всё же хорошо? Да? С ними? Да?» Мне столько раз снились эти слова, что я их помню наизусть, — Лестрейндж провёл рукою по лицу. — Ой. Это «ой» меня как будто… Я сорвался. Я избил его — не знаю, как не убил его тогда. Когда понял, что произошло и почему. Мне хотелось разорвать его… не знаю, как я тогда остановился. Пришлось… пришлось срочно сращивать все переломы и разрывы. А потом я усыпил его — довольно грубо, но как смог. Потом… потом, — он посмотрел на Робардса, — ты знаешь. Я аппарировал к тебе, и мы похоронили их. В море, как положено. Удобно, — он негромко усмехнулся. — И всё по правилам, и никаких следов. Только исчезла лодка — но вы тогда наколдовали шторм.

— Праудфут, — сказал, кажется, больше для протокола Робардс.

— А я пошёл домой и разбудил его. Сказал, что их чуть не убили, и что он идиот. И что я больше не позволю им тут жить — потому что больше ему не верю. И что мысль о том, что Волдеморт с ним сделает, меня и вправду радует. Он… он, как всегда, разнылся, что не хотел, не думал, что это случайно вышло, что не понимает… и не говори, мол, никому. И вот тогда я предложил ему сказать, что он приставал к Элизабет… почти что изнасиловал её. Конечно, спьяну. Поэтому она здесь жить не хочет, да и я, конечно, против. Он согласился. Ещё бы он не согласился, — почти что прошептал Лестрейндж. — И нам поверили, — добавил он уже спокойней. — Всем было всё равно: никто из моих братьев не отличался чадолюбием, о Беллатрикс и говорить нечего. Ей дела не было до моих дочек. Да и до жены — они и так почти что не общались. В Мунго я рассказал примерно то же… и подделал её заявление об увольнении, — признался он. — И это преступление — готов ответить.

— После, — махнул рукою Робардс.

— Они не удивились. Меня они отлично знали, так что вопросов всё это не вызвало.

— Ещё раз, — сказал Робардс. — Хочу выделить отдельно. Почему ты скрыл их смерть?

— Потому что она привела бы к казням, — ответил Лестрейндж. — Я постоянно воевал с Долорес Амбридж за магглорождённых — я требовал держать их в Азкабане, а она настаивала на том, чтобы их скормить дементорам и «не тратить средства». Яксли склонен был, скорее, поддержать её, но ему не хотелось со мной связываться. Так и балансировали… а тут меня бы просто перестали слушать. Параллельно начались бы поиски преступника — и несложно догадаться, чем они закончились бы. И сколько людей оказались бы «убиты при сопротивлении аресту». Раз сопротивлялись — значит, виноваты. Старая логика. Я не мог и не хотел позволить этому всему случиться. Да и не нашли бы никого.

— Почему? — спросил Робардс.

— А как искать? — спросил в ответ Лестрейндж. — Мой брат нападавшего не видел. Свидетелей там не было. Да и не думаю, что этот кто-то был там со своим лицом. Открытым. И потом, — добавил он негромко и посмотрел — впервые с начала допроса — на Гарри, — я мог понять тех, кто это сделал. Не простить, нет — но понять. Да, это не метод и не способ, и да, это неприемлемо. Но… я понимал их.

— Но ты не простил, — утвердительно проговорил Робардс.

— Нет, — Лестрейндж вскинул голову. — Раньше я сказал бы, что этот убийца заслуживает поцелуя. Даже не потому, что он убил мою семью. Он убил детей — не важно, чьих. И женщину, которая спасала жизни. Любые жизни.