Middle (джен)

В последний раз он позволял себе подобное очень давно — наверное, десять лет назад. И вот теперь он тихо вышел из камина и, кивнув встречающему эльфу, просто пошёл через холл к лестнице. Эльф мешать не стал: Радольфуса здесь давно считали своим.

Поднявшись по лестнице, он свернул в коридор и остановился возле одной из дверей, ничем вроде бы не отличающейся от остальных. Постоял немного, постучал и позвал негромко:

— Нари. Спишь?

— Входи! — раздался из-за двери женский голос. Радольфус потянул за ручку и вошёл в довольно большую, освещённую рассветным солнцем комнату. Пол, потолок, стены — всё было сложено из светло-серого камня, который лишь в изголовье стоящей почти по центру одной из стен кровати скрывал изображающий охоту гобелен.

Морриган сидела в этой самой кровати. Она уже проснулась, но ещё не встала, и её длинные чёрные волосы были сейчас растрёпаны и блестящими змеями лежали на её груди, подушке и на одеяле, и белоснежное бельё только подчёркивало их черноту.

Она молча смотрела на вошедшего Радольфуса, следя за ним глазами, и только протянула руку, жестом предлагая ему сесть прямо на кровать. Он опустился рядом с Морриган, совсем близко, и, взяв её лицо в ладони, проговорил тихо:

— Я прошу тебя. Пообещай мне сделать то, о чём я попрошу.

— Я постараюсь, — ответила она, тоже беря его лицо в ладони. — Но я не могу пообещать, не зная.

— Тогда пообещай хотя бы подождать, — попросил он. — Пожалуйста.

— Возможно, — её лицо стало нежным и печальным. — Я запомню твою просьбу. Говори.

— Я думаю, мы нашли того, кто их убил, — сказал Радольфус.

Мгновенье или два лицо Морриган сохраняло всё то же нежное и грустное выражение — а затем оно потемнело и заострилось и стало вдруг похожим на птичье, и эта птица определённо не питалась ни зерном, ни ягодами.

Она слишком давно и хорошо знали друг друга, чтобы ему нужно было называть их имена — да и о ком бы ещё он мог говорить сейчас, вот так?

— Я поклялась, — пальцы Морриган напряглись, и её недлинные ногти коснулись висков Радольфуса. — Ты не позволил мне проститься с ними, но ты не сможешь помешать мне отомстить.

— Я хочу суда, — глухо проговорил он. — Хочу суда над ним. И Азкабана. Хочу, чтобы он жил и помнил. Долго.

— Хорошо, — она сощурилась, и в этот момент, видимо, какая-то тень затмила солнце, и в набежавший на пару секунд тени показалось, что её волосы зашевелились. Игра света. — Он будет жить и помнить. Я клянусь.

Она притянула голову Радольфуса к себе и коснулась губами его глаз, правого и левого. А затем порывисто вскочила на колени, роняя одеяло и оставаясь в одной белой рубашке, и прижала лицо Радольфуса к груди, и обняла его за плечи, и прижалась губами к его макушке, и замерла так. Какое-то время он не шевелился тоже, а потом обнял её и, усадив к себе на колени, зарылся лицом в её волосы и снова замер. Она тихо гладила его по голове, и движения её были мягкими и ласковыми, однако на лице, которого сейчас не мог видеть Радольфус, застыла маска ярости и ненависти.

— Ты мне обещала, — наконец сказал Радольфус, поднимая голову. Лицо Морриган вмиг изменилось, став серьёзным, но спокойным, и она кивнула:

— Да. Он будет долго жить. Я обещала. Во всяком случае, — добавила она, — если это будет зависеть только от меня. Но есть другие — над ними я не властна. Впрочем, это потом, — она погладила его по волосам опять. — Сейчас тебе нужно поспать.

— Потом, — возразил он, и она не стала спорить, лишь вздохнув. — Я пойду, — он мягко пересадил Морриган на кровать и встал. Потом наклонился, поцеловал её в лоб и двинулся к двери, задержавшись у которой, проговорил: — Ты обещала.

— Да, — ответила она.

А когда дверь за ним закрылась, Морриган заперла её, а затем встала, сбросила рубашку и обнажённой и босой подошла к зеркалу, неслышно ступая по камням. И остановилась, вглядываясь в собственное изображение.