Middle (джен)

Ничего нового на официальном допросе Ламонт не сказал, даже фамилию Фиделии не вспомнил, но на колдофото опознал. Однако понять, врёт ли он о том, что она не знала ничего и просто разбалтывала нужную Ламонту информацию, или же сотрудничала с ним осознанно, было невозможно — впрочем, допрос самой Фиделии должен был эту проблему разрешить.

Пока Робардс отводил Ламонта обратно в камеру, остальные вышли из кладовки и направились в его кабинет, где уже собирались на еженедельную планёрку остальные авроры. И это была самая длинная планёрка в жизни Гарри — возможно, потому что он всё время смотрел на часы и ждал, когда же она, наконец, закончится, и можно будет перейти к допросу той Фиделии. Но она не заканчивалась: то и дело всплывали мелкие, на взгляд Гарри, вопросы, которые вполне бы можно было решить, что называется, «в рабочем порядке». Кажется, похожие чувства испытывали и его коллеги — во всяком случае, Сэвидж отчитался очень коротко, с абсолютной уверенностью заявив, что никаких сложных дел у них не появилось, одна рутина, о которой он и сообщает. Про Ламонта он даже не упомянул — и понятно, почему: некоторые особо громкие дела на планёрку не выносились для лучшего сохранения секретности.

Когда всё, наконец, закончилось, и в кабинете остались лишь его хозяин и сотрудники отдела Особо тяжких преступлений, Робардс достал какой-то формуляр, заполнил и сказал, посмеиваясь:

— Одна из самых забавных привилегий моей должности — выписывать постановления для самого себя. Ну что — идёмте арестовывать миссис Фиделию Грин. И приготовьтесь к тому, что первого числа зарплату мы все не получим.

— Думаешь? — весело спросил Праудфут.

— Подозреваю, — тоже улыбнулся Робардс. — Но посмотрим. И Дольф — подумай, когда и как мы это дело обнародуем. Если с миссис Грин — не утка, то пора.

— Делай как сочтёшь нужным, — ответил Лестрейндж. — Меня, видимо, отстранять придётся?

— За что? — спросил Гарри.

— За то, что дело не открыл, — ответил Лестрейндж. — По сути, скрыл убийство. Будет разбирательство.

— Я думаю, как раз сразу после суда над Ламонтом, — кивнул Робардс. — Может, даже тем же заседанием успеем. Я советовал бы тебе уйти потом в отпуск — у тебя там много накопилось.

— Да, пожалуй, — неожиданно легко согласился Лестрейндж.

— Надо, чтобы кто-нибудь всё-таки в отделе оставался, — сказал Робардс, оглядев присутствующих. — Кто собой пожертвует? Или я назначу.

Гарри посмотрел на Причарда, который был вполне очевидной жертвой — как он сам когда-то в таких случаях — и подумал, что, наверное, по-товарищески было бы вызваться самому… но он так хотел увидеть этот допрос! Так что Гарри медлил, и услышал сразу два голоса:

— Давайте я.

— Ладно, давайте я.

Причард и Долиш поглядели друг на друга и рассмеялись.

— Иди, — махнул Долиш рукой. — Учись. Мне хватит Омута.

Причард было просиял, но Лестрейндж вдруг вмешался:

— Причард, вы останетесь со мной, благодарю. Джон, иди с остальными — мне там всё равно не стоит быть.

— Есть, шеф, — без особой радости, но и не то чтобы разочарованно ответил Причард — а Гарри задумался. Зачем Лестрейндж сделал это? Должна быть какая-то причина! Долиш ведь был прав: Причарду как раз полезно было бы увидеть допрос и поучиться. Почему же Лестрейндж ему в этом отказал?

Этот вопрос засел в нём занозой, едва ли не перекрыв интерес к грядущему допросу. Впрочем, когда они все зашли в бухгалтерию, Гарри стало не до Причарда — потому что бухгалтерия была в министерстве местом не то чтобы неприкосновенным и мистическим, но приблизившимся к этому очень и очень близко.

— Здравствуйте, — сказала та самая дама в очках — а ведь Гарри не видел колдографии Фиделии! Вдруг это она и есть? — Какие-нибудь проблемы?

— Пригласите миссис Грин, — ответил Робардс.

— Запрос, пожалуйста, по форме, — ответила дама, но он просто пошёл вперёд и, обойдя её стол, двинулся к той самой двери, из-за которой она так недавно выносила списки. — Вам туда нельзя! — воскликнула она, но Робардс, проходя мимо стола, положил на него тот самый формуляр и проследовал дальше. Остальные шли за ним, проходя мимо явно растерявшейся и растерявшей всю свою значительность дамы, которую Гарри даже пожалел. Вряд ли она хоть раз в своей жизни сталкивалась с чем-нибудь подобным… да…

Сзади послышался звук отодвигаемого стула. Гарри обернулся машинально и увидел, что тот самый Ансельм, что никак не хотел отдавать нужный формуляр, довольно живо выскочил из-за своего стола и побежал к двери, но не добежал, конечно, остановленный чьим-то заклятьем.

— А это бонус, — сказал Сэвидж, возвращаясь к обездвиженному Ансельму. — Вы идите, я тут сам, — махнул он рукой остальным.

— Их что же, двое? — шепнул Гарри Праудфуту, и тот пожал плечами:

— Может, да. А может, у него нервы сдали по другому поводу. Так бывает чаще, чем ты думаешь.

За открытой Робардсом дверью обнаружились ряды шкафов, стремившихся к высоченному здесь потолку и уходящие куда-то вдаль. Робардс, видимо, был здесь не впервые, потому что шёл по довольно узкому проходу между ними весьма уверенно и не менее уверенно свернул сперва направо, а затем налево, приведя всех к проёму, в котором за большим столом сидела и заполняла какую-то большущую таблицу женщина. Её можно было бы описать словом «средний»: такими были её возраст, внешность, вес, судя по всему, рост и даже одежда, если к последней вообще применимо подобное определение. Слегка полноватая, с округлым неярким лицом с немного нечёткими чертами, тонкими русыми волосами, она непонимающе смотрела на подошедших к ней авроров небольшими круглыми водянистыми глазами.

— Миссис Фиделия Грин? — спросил Робардс, и она кивнула. — Я главный аврор Гавейн Робардс. Вы задержаны по подозрению в передаче служебной информации посторонним лицам. Идёмте с нами.

— Но я не могу, — возразила она растерянно. — Я сейчас считаю заработную плату. Мне нужно сегодня…

— Сожалею, но вашему начальству придётся либо вам найти замену — если факты подтвердятся, либо выделить вам дополнительное время для работы — если нет. Сейчас вы идёте с нами — добровольно или нет, решать вам, — строго сказал Робардс.

— Но я правда не могу, — повторила она, сжимая края пергамента с таблицей.

— Вам помочь? — предложил Долиш и представился: — Джон Долиш, старший аврор. Мэм, мы можем обездвижить вас и отлевитировать, если вам так будет удобнее.

— Но я… я не могу уйти без разрешения, — пролепетала Грин. — Мне нужно…

— Вы. Идёте. С нами, — отчеканил Робардс. — Если факты подтвердятся, у вас будут проблемы существенно серьёзнее недовольства вашего начальства, а если нет — я с ним договорюсь. Вставайте.

— Ладно, — она отпустила пергамент и встала. На ней была хлопковая блузка в мелкий жёлто-розовый цветочек и тёмно-коричневая юбка, не слишком хорошо сидевшая и несколько помятая, которую Грин быстро оправила. — Но я правда вас не понимаю.

— Мы поговорим не здесь, — сказал Робардс.

Назад они возвращались длинной вереницей. Никакие кандалы на Грин Робардс надевать не стал, её даже вроде бы на прицеле не держали, но Гарри видел, что в своей опущенной руке идущей сразу следом за задержанной Праудфут держит палочку. Да и свою Гарри не выпускал — мало ли что…

В комнате с двумя столами — видимо, приёмной — обнаружилась только та дама в очках. Сэвиджа с Ансельмом не было — но, впрочем, зачем бы им было ждать здесь?

Робардс отвёл Грин во всю ту же восьмую допросную, и Праудфут шепнул Гарри:

— Остальных-то позови!

— Да я схожу, — вмешалась Гор. — Мне всё равно там надо…

Пока они устраивались в кладовке, Робардс очень неторопливо усаживал Грин за стол и открывал протокол. Никаких кандалов он по-прежнему не наколдовывал, однако палочку изъял, чем, кажется, очень напугал её хозяйку. Грин вообще выглядела напуганной, растерянной и ничего не понимающей, и Гарри пожалел её. Что, если она вправду ничего не знала?

Вернулись Гор и Лестрейндж — но без Причарда. Что было, в общем, предсказуемо: не может в начале рабочего дня отдел стоять совсем пустым. Кто-то должен там дежурить. Кому, как ни стажёру, снова пропускать всё интересное? Почему всё же Лестрейндж не дал Причарду сходить за Грин?

Робардс между тем извлёк из воздуха колдографию Ламонта и положил на стол перед Грин.

— Миссис Грин, вы знакомы с этим человеком?

— Я? — она покраснела и смешалась, в принципе, ответив этим на вопрос. — А что?

— Просто отвечайте «да» или «нет».

— Ну… я немного его знаю, — она покраснела ещё сильнее.

— Где вы познакомились?

— Я… но послушайте, это же моё личное дело, так? — спросила она то ли от смущения, то ли наконец набравшись храбрости. — Я даже не замужем! Что тут такого?

— Просто отвечайте на мои вопросы, — сказал Робардс и добавил чуть помягче: — Вас никто не осуждает ни за что. Просто отвечайте. Где вы познакомились?

— На улице, — она смущённо улыбнулась. — На празднике.

— Когда?

— Несколько лет назад, — Гарри увидел, как она затеребила край манжета. А вот Робардс этого не видел, потому что её руки лежали на коленях, и Гарри впервые подумал, что, возможно, допрашиваемых приковывают к скобе в столе для того, чтобы всегда видеть их руки?

— Вспомните точней, пожалуйста, — попросил Робардс. — Какой это был год? — она молчала, и он подсказал: — До войны? Последней? Или после?

— Ну, — она заправило за ухо выбившуюся прядь, — до. Наверное, это был девяносто седьмой год, получается.

— А что был за праздник? Когда вы познакомились?

— День равноденствия, — она поправила другую прядь. — Осенью. Ну, в сентябре.

— В каких вы отношениях? — спросил Робардс, и она опять смутилась:

— Мы… друзья.

Она так покраснела, что Гарри решил, что она не врёт, а просто не может произнести вслух то слово, что вернее описало бы их отношения.

— Насколько близкие? — Робардс спросил это спокойно, но в отношении Грин это прозвучало почти жестоко.

— Ну… близкие, — Грин часто заморгала. А ведь ей лет сорок, подумал Гарри удивлённо. Может, даже пятьдесят… почему она так реагирует, словно ей пятнадцать? Или даже меньше, и это её первый… кхм… мальчик?

— Как часто вы встречаетесь? — Робардс милосердно перестал настаивать, и Грин буквально ухватилась за его вопрос:

— Раз в неделю. Или в две. Он очень занят, понимаете? И я работаю.

— Что вы обычно делаете, когда встречаетесь?

Этот вопрос поставил Грин в тупик. Она опять зарделась, опустила взгляд и с явным трудом проговорила:

— Ну… мы разговариваем… чай едим… пьём, в смысле… вот…

— Где?

— Ну, — она заёрзала на стуле, словно бы её спросили о чём-то очень неприличном. — По-разному… Ну, мы ходим в гости…

— К кому? — Робардс и не думал отступать.

— Ко мне, — призналась наконец она. — Ну и что? Мы просто… ну и что?

— Нет, ничего, — заверил он её. — Я просто уточняю. О чём вы говорите?

— Ой, о разном! — этот вопрос её явно обрадовал, и Робардс подбодрил её:

— Ну, расскажите мне. О чём конкретно.

— О разном-разном! О музыке, о книгах, о работе…

— О чьей? — мягко спросил Робардс.

— Он — человек богатый, и он не работает, — с какой-то затаённой гордостью сказала Грин. — Так что о моей. Он так слушает! Ему всё интересно, он, — она чуть улыбнулась, — пишет книгу. Длинный-длинный роман — он мне даже обещал дать первой прочитать его! И я рассказываю ему всякие истории. Для книги.

— Какие? — голос Робардса звучал почти участливо — а Гарри было грустно. Потому что, кажется, он уже всё понял, и ему ужасно было жалко эту Грин.