Middle (джен)

Робардс деловито уточнил:

— В каком смысле обсуждали? Вы рассказывали ей о том, что делаете?

— Ну так, в целом, — неопределённо отозвался Ламонт.

— Поясните, — потребовал Робардс, и Ламонт вздохнул:

— Что я, должен ей докладывать? Она же баба. Разболтала бы кому-нибудь. И закудахтала: ох, деточки! Ох, как же! Нет, так-то она соглашалась, да — но нет уж. Мы так, болтали иногда за ужином по воскресеньям. Ничего, теперь она поймёт, кто я такой, — добавил он самодовольно. — Гордиться будет, что не пиздобол какой, а человек слова. А то трепать-то языками все горазды.

— Разумно, — согласился Робардс — и ушёл.

Ламонт, оставшись в одиночестве, подёргал было руки, примерился, ухватился за скобу и потянул её на себя. Ничего не произошло; тогда он дёрнул её с силой, передохнул и дёрнул ещё раз. И ещё — безрезультатно.

— С трудом удерживаюсь от того, чтобы запустить туда немного комаров, — сказал Сэвидж.

— Ты умеешь трансфигурировать комаров? — удивилась Гор. — А покажи?

— Только если запустить потом их к этому, — категорично заявил Сэвидж. — Муторно уж очень. Они довольно сложные.

— Давайте не будем отвлекать Аишу, — предложил Лестрейндж. — Он даже не понял, до какой степени нарвался.

— Почему? — заинтригованно спросил Праудфут.

— По трём причинам, — ответил Лестрейндж. — Во-первых, она ненавидит месть как идею. Тому есть основания, но это тайна не моя. Во-вторых, она весьма болезненно воспринимает любое насилие над детьми. И в-третьих, вы разве не заметили, что она похудела?

Этот вопрос взрыв смеха, сквозь который Праудфут спросил:

— Зачем? Она прекрасна!

— Женщины, — философски заметил Причард, вызвав этим ещё одну волну хохота.

— А ты специалист, — смеясь, Праудфут хлопнул его по плечу, и Причард, тоже сквозь смех, подтвердил:

— Немного разбираюсь.

— Тихо, — оборвал их Долиш, потому что в допросную как раз вошли Аиша Маркс и Робардс.

Робардс установил было Прытко Пишущее Перо над пергаментом, когда Ламонт спросил:

— А нет кого-нибудь другого? А то у меня при виде такой красавицы все мысли разбегаются!

— Я соберу, — заверила его Маркс, и Ламонт вдруг заартачился:

— А я хочу мужчину. Я женщинам не доверяю.

— Я могу сделать это и без вашего согласия, — пожала Маркс плечами. — Должна только предупредить: вам это не понравится.

— Я требую, чтобы мне заменили легиллимента! — громко проговорил Ламонт, но ни Робардс, ни Маркс не обратили на его слова внимания. На сей раз она села строго напротив него и, дождавшись, пока Робардс откроет протокол, взяла в руки палочку — совсем короткую, но очень красивую, украшенную тонкой резьбой, и велела:

— Посмотрите мне в глаза.

— Я сказал: я требую другого легиллимента, — упрямо повторил Ламонт, демонстративно зажмуриваясь.

— Сожалею, — прохладно проговорила Маркс и указала палочкой прямо на его лицо. Ламонт скривился, сморщился — и медленно и явно против воли открыл глаза. Он попытался отвернуться, но не смог: тело не то чтобы застыло, но словно одеревенело, и хотя Ламонт мог шевелить, например, руками, головой своей он больше не владел. — Легиллименс, — сказала Маркс.

Зрачки Ламонта расширились, и сидящий футах в трёх от Маркс Робардс беззвучно извлёк из воздуха какую-то папку, открыл её, достал из воздуха же карандаш и начал делать какие-то пометки в тексте.

— Это надолго, — сказал Сэвидж, вставая. — Предлагаю оставить тут дежурным Грэхема и пойти немного поработать.

— Можно, сэр, — важно согласился Причард.

— Я могу составить ему компанию, — предложил Гарри, и Сэвидж спросил:

— А тебе заняться нечем?

— В целом, нечем, — подтвердил Гарри, и Сэвидж пообещал:

— Найдём! Идём, — велел он, и Гарри пришлось оставить Причарда в одиночестве.

В отделе Сэвидж тут же загрузил Гарри работой, вручив ему пухлую папку с комментарием:

— Обман, побои, воровство. Работай.

Предвкушая нечто интересное, Гарри открыл папку. Но чем больше он читал — тем больше разочаровывался, и в то же время не мог не отдать должное чувству юмора Сэвиджа. В деле в самом деле были и обман, и воровство, и даже избиение, причём коллективное. И даже, в некотором роде, война — между двумя поставщиками яиц. Всё началось с того, что один фермер украл у другого с дюжину яиц от какой-то необыкновенной несушки, из которых должны были вылупиться особо плодовитые курицы. Второй стерпеть подобного не смог, однако в аврорат, конечно, не пошёл, и попытался то ли выкрасть в ответ уже вылупившихся цыплят, то ли просто компенсировать себе потерю, и украл у первого несушку. В ответ первый переманил к себе работника второго, пообещав тому златые горы, но, конечно, обманув — но когда через пару месяцев работник решил вернуться на своё прежнее место, его не приняли. Обидевшись, он запустил в курятники обоих бывших своих работодателей лисиц, и те передушили половину — даже больше! — кур. В ответ оба фермера поймали своего бывшего работника и как следует отделали — за что и оказались в аврорате.

Раскрывать здесь было нечего, но бумаг предстояло оформить море, поскольку подлеченный в Мунго работник легко согласился на денежную компенсацию, и стороны заключили соглашение. И всё бы ничего, но, видимо, проведённая вдвоём ночь в камере предварительного заключения примирила их, и когда выяснилось, что можно обойтись выплатой денежной компенсации пострадавшему и штрафом в пользу министерства, и обойтись без всякого суда, они решили заодно разрешить так и свою вражду. И оставалось только посчитать ущерб, с чем справиться самостоятельно у них не получилось, и сделать это предстояло Гарри — вернее, конечно, не ему лично, а назначенному им эксперту. Дело было муторным, но сейчас оно Гарри даже обрадовало: никто никого тут не убил и даже непоправимо не покалечил (работник вышел из Мунго на своих двоих уже через пару дней, опившись костеростом), а под конец все даже помирились. Всегда бы всё заканчивалось так!

Так что, хотя Гарри предстояло море довольно скучной бумажной работы, настроение у него было отличное. Он почти успел оформить первые два штрафа, в пользу работника, когда в отдел вошёл Причард и сообщил:

— Они там закончили и сразу же отправили Ламонта в камеру.

— Что, она его совсем сломала? — весело осведомился Праудфут.

— Честно говоря, он выглядел помятым, — ответил Причард. — Сильно. Интересно — я такого не видел никогда.

— Аиша сильный легиллимент, — сказал Лестрейндж. — Со стороны Ламонта было крайне неразумно оскорблять её.

— Страшные люди, — ворчливо буркнул Сэвидж. — Я очень уважаю Маркс, но — страшные.

— Легиллименты? — переспросил Лестрейндж и спросил: — Ты меня боишься?

— Ты не в счёт, — отмахнулся Сэвидж. — Ты просто это умеешь.

— Хороший менталист может превратить жизнь человека в ад, — сказал Лестрейндж. — Неподготовленного, по крайней мере. Поэтому мы все и изучаем окклюменцию, — проговорил он очень назидательно.

— Я немного её знаю, шеф, — заявил Причард. — Но очень хочу на курсы!

— Станете аврором и отправитесь, — ответил ему Лестрейндж. — Ну, или ищите платного учителя — нашим тренерам это, кстати, не запрещено.

— Кого бы вы порекомендовали, шеф? — спросил Причард, и Гарри удержаться, разумеется, не смог:

— Нам! Я тоже хочу. Если ты не против, — он посмотрел на Причарда, и тот кивнул:

— Я за! Вдвоём даже удобнее — тренироваться можно.

— Нельзя, — возразил Лестрейндж. — До определённого момента такие вещи нельзя делать без присмотра.

— Так мы после будем, — мгновенно среагировал Причард.

— Я узнаю, кто возьмётся, — пообещал Лестрейндж. — Есть, конечно, Карасе…

— Ой, — сказала Гор. — Ребят, не соглашайтесь — это страшно.

— Но он лучший, — явно подначил Причарда Праудфут — и это сработало:

— Чем? — спросил тот, и его ноздри хищно затрепетали.

— Всем, — ответил Праудфут и посмотрел на Лестрейнджа. — Дольф. Чем Карасе лучший?

— Всем, — согласился тот. — Но он, во-первых, дорого берёт, и, во-вторых, не всех.

— Но вы же его знаете? — с нажимом спросил Причард.

А вот Гарри отнюдь не был уверен, что хочет учиться у этого Карасе. Был у него уже однажды «лучший». И хотя он действительно был, как Гарри знал теперь, лучшим, те уроки он вспоминал с содроганием.

— Я могу поговорить с ним, — сказал Лестрейндж. — И он даже войдёт в ваше положение и назначит уроки на удобное вам время. Но их пропускать нельзя, — он посмотрел на Сэвиджа. — Ты знаешь.

— Учту ради такого дела, — пообещал тот.

— Гарри? — Лестрейндж вопросительно посмотрел на него, как будто бы почувствовав… или, может быть, заметив его колебания? — Что скажете? Занятия по галлеону, обычно три или четыре раза в неделю.

— За одно занятие? — спросил Причард. — Ух ты. Нормально, шеф, я найду деньги.

— Я тоже, — ну не отказываться же теперь было. Да и потом, решил Гарри, если уж учиться — так у лучших, и Причард прав, вдвоём и проще, и удобнее.

— Я поговорю с ним, — пообещал Лестрейндж. — Не уверен, что он сможет взять вас прямо сейчас.

— Да как получится, — сказал Причард. — Мы встанем в очередь.

— Кстати, — спохватился Сэвидж, — июнь заканчивается. Грэм, ты идёшь в отпуск?

— Да, конечно, — отозвался тот, и Гарри удержал улыбку. Он-то в отпуск не ходил! Правда, не из принципа, а потому что пропустил бы тогда слишком много, но всё равно же не ходил. И посмеялся над собою сам: всё-таки он до сих пор соревновался с Грэхемом, пусть и не показывал это даже самому объекту.

И выиграл сейчас. Хоть и почти случайно.