Middle (джен)

Сэвидж почему-то ухмыльнулся и велел:

— Расскажи ему. Пусть знает.

— Да нечего рассказывать, — пожал плечами Лестрейндж. — Они всё сами сделали — а днём Арчибальд прислал мне приглашение зайти. И передал с рук на руки виновника, пергамент с признанием и в виде благодарности — вино. И это весьма щедро, потому что их вино особенное.

— Да-а-а, — протянул Праудфут мечтательно. — Я предлагаю вечером в пятницу собраться у тебя и её выпить. У тебя же много комнат?

— Много, — улыбнулся Лестрейндж.

— А что, домой мы не попадём даже камином? — спросил Гарри — и услышал в ответ дружное:

— Нет!

— Да мы просто про него не вспомним, — пояснила Гор. — Мы вообще не про что не вспомним — хорошо там эльфы есть, они-то нас и разнесут по комнатам.

— Я, — проговорил Гарри, понимая, как будет выглядеть, — я не уверен, что хочу…

— Конечно, хочешь, — заявил Сэвидж.

— Это не опьянение, — объяснил Лестрейндж. — Вернее, не то, что вы понимаете под ним. Это очень интересный опыт, и я вам советую воспользоваться случаем и получить его.

— Не бойся, — подмигнула Гор.

— Я не боюсь, — Гарри стало любопытно. — Я просто напиваться не люблю и не вижу в этом смысла.

— Это не совсем то, — заверила она. — Верней, совсем не то. И это интересно.

— Но часто повторять не стоит, — заметил Лестрейндж.

— Шеф, а где вампир? — деловито спросил Причард, и Лестрейндж ответил:

— Вы тоже приглашены. Вампир в камере, но вам туда нельзя.

— Я их почти не видел, — сказал Причард. — Тем более, так близко.

— Потом увидите, — ответил Лестрейндж вроде бы спокойно, но категорично, и Причард умолк, позволив себе лишь очень громко и выразительно вздохнуть.

— А в чём он признался, сэр? — спросил Гарри.

— Хотите почитать? — спросил Лестрейндж — и когда Гарри кивнул, достал из ящика стола свиток и переправил ему, предупредив: — Скатывайте аккуратно.

— Можно мне тоже, шеф? — задал Причард полуриторический вопрос, сразу подходя к Гарри — и тот подумал, что если бы Лестрейндж сейчас в шутку или из принципа ответил «Нет», тот бы выглядел довольно глупо. Но Лестрейндж не отказал, и Причард уселся рядом с Гарри, который развернул начало свитка — и присвистнул.

Потому что текст был написан очень красивым, вытянутым в длину готическим шрифтом.

Вокруг засмеялись — Лестрейндж явно всем уже продемонстрировал полученный трофей.

— А в деле это будет так, как есть, — спросил Причард, — или нужно будет переписать это всё по-человечески?

— Сделайте конспект, — невозмутимо велел Лестрейндж. — И оформите протокол. Раз уж всё равно читаете.

Гарри торопливо зачесал свой нос, чтобы скрыть улыбку. Скорее всего, Лестрейндж бы и так дал это поручение Причарду — оформлять-то протокол в любом случае необходимо — но сейчас это вышло так забавно! Причард и сам рассмеялся и отрапортовал:

— Есть, шеф! Давай сюда, — он забрал пергамент и демонстративно отнёс его к себе на стол. И на возмущение Гарри заявил: — Прочтёшь мой пересказ. Ты всё равно читать это не умеешь.

— Я умею! — возразил Гарри. — Учился же я как-то!

— Вот именно что «как-то», — нахально заявил Причард и принялся за работу.

— Седьмой час, — заметил Сэвидж. — Можно по домам… а ты работай, — велел он Причарду, и тот кивнул.

Так что историю вампира пришлось ждать до завтра — и Гарри бессовестно надеялся, что утром всё уже будет готово. Он даже поругал себя за подобную надежду — потому что это означало, что Причарду пришлось бы сидеть хорошо если только до самой ночи, а не до утра — но надеяться не перестал. И когда на следующее утро пришёл в отдел, то первым делом спросил встретившего его там Причарда:

— Ты написал вчера?

— Да там не так и много было, — ответил тот. — Часа за три закончил и даже выспался. Пока никого нет — на, читай, — он отдал Гарри несколько листов протокола. — А я схожу кофе попью — я скоро.

Он ушёл, а Гарри сел, наконец, читать. О том, как называющий себя Иероним вампир, обращённый, по его словам, ещё при Кромвеле, время от времени он создавал себе подобных. Власть министерства он не признавал, считая его глупой выдумкой не способных к самостоятельности смертных, чья уязвимость перед разными болезнями и старостью вынуждала их придумывать самим себе оковы в виде правил и организаций, что будут эти правила блюсти. От своих сородичей же он хоть и не прятался, но к их правилам относился снисходительно и себя связанным ими не считал.

Обращение же по лицензии Иероним воспринимал как издевательство и попытку смертных взять бессмертных под контроль — и, разумеется, не признавал. Не нуждаясь в постоянном друге или спутнике, он любил наблюдать за новообращёнными, для чего порой и обращал кого-то вроде Оггспайра — понимая, что тех ждёт, но полагая, что они ведь так и так бы умерли, а тут, пускай и ненадолго, но получили иллюзию бессмертия.

Впрочем, дальше он клялся, что к нынешнему моменту никого из обращённых им на свете не осталось — кроме того самого Оггспайра. И требовал, чтобы из них двоих казнили именно того — потому что сам Иероним представлял ценность намного большую, нежели Оггспайр, храня многовековые знания и мудрость.

Последние слова Причард закавычил, как цитату, и Гарри, не сдержавшись, громко фыркнул — и услышал:

— Прочитали?

— Да, — он поднял голову и обнаружил сидящего за своим столом Лестрейнджа. — «Знания и мудрость» он хранит! — процитировал Гарри.

— Вампиры таковы, — кивнул Лестрейндж. — Особенно просуществовавшие как минимум лет сто. На самом деле, некоторый смысл в его требованиях есть, — добавил он. — Но вряд ли суд его учтёт.

— Я думаю, мы как-то обойдёмся и без них, — ехидно сказал Гарри. — Как-то же справлялись.

— Даже если он и вправду обладает неким тайным знанием, он опасен, — сказал Лестрейндж. — И его развоплотят. Оггспайру повезло.

— Вашими трудами, — заметил Гарри, и Лестрейндж кивнул — и, повернувшись к вошедшему Сэвиджу, сказал: — Заметь: у нас опять два крупных дела разом.

— Вот сразу оба и рассмотрят, — ответил тот. — Процесс будет закрытым — это решено. Хотя, конечно, Ламонт нам подгадила.

— Не знаю, что с ней делать, — признался Лестрейндж. — Если она будет делать то, что делает, её действительно убьют.

— Не жалко, — заметил Сэвидж.

— Может быть, — не стал с ним спорить Лестрейндж, — но есть дети. И убийца — которого жаль тоже. Я вот думаю поговорить с Гектором — я написал ему, мы сейчас встречаемся. Логика с ней не сработала — может быть, сработает корысть.

— Сэр, можно с вами? — быстро спросил Гарри

— Нет, — разочаровал его Лестрейндж. — Некоторые разговоры ведутся только с глаза на глаз.

Гарри понимал его, но всё равно жалел, что не услышит разговора. Однако деваться было некуда — только пожелать удачи и надеяться, что всё получится. Потому что за детей и вправду было страшно.

Вернулся Лестрейндж лишь после обеда и на все вопросы только пожимал плечами, говоря, что судить о результатах разговора можно будет только спустя несколько недель. И что вроде бы Гектор его понял, но станет ли он связываться со скандальной Ламонт или предпочтёт заботе о не самой близкой для него родне своё душевное спокойствие, сказать наверняка нельзя.

Зато он показал Гарри и Причарду Иеронима. Спящим. Больше всего Гарри поразило то, насколько тот был маленьким — кажется, заметно ниже его самого, хотя он был довольно невысок. Гарри знал откуда-то, что раньше люди были мельче, но прежде не встречал столь яркого подтверждения сего факта. Но больше всего его поразило то, что Иероним был почти абсолютно лыс. Лишь на затылке сохранилось некоторое количество тонких волос невнятного серовато-мышиного оттенка.

— У вас такой вид, будто вы в чём-то глубоко разочаровались, — заметил Лестрейндж.

— Я… наверное, это глупо, но я никогда не думал, что вампиры бывают лысыми, — признался Гарри. И в ответ на изумлённый взгляд Лестрейнджа добавил: — Ну, или, возможно, я считал, что они после обращения обратно обрастают волосами.

— Почему? — очень удивлённо спросил Лестрейндж. — Тело вампира после обращения не изменяется — остаётся навсегда таким, каким и было, и регенерирует точь-в-точь в такое же. Вы разве в академии не проходили?

— Проходили, — вмешался Причард. — А правда, почему ты так считал? — спросил он Гарри, и тот пожал плечами.

И задумался.

Ответ на этот вопрос он нашёл лишь вечером, стоя под душем дома. И рассмеялся. Надо же, какие фокусы порой выкидывает память! Похоже, что всё дело в вампирских фильмах, которые он видел в детстве: было время, когда Дадли обожал «ужастики», в том числе и о вампирах, и смотрел их иногда по многу раз. Вот Гарри и запомнил… А вампиры в них всегда были или красивыми и молодыми — или уж ужасно старыми и страшными… но превращались в импозантных.

И лысых среди них точно не было.