Middle (джен)

Первое сентября две тысячи девятого года выпало на вторник — и Гарри взял на этот день выходной заранее, написав заявление ещё в июле. Он просто обязан был проводить Тедди в его Хогвартс — хотя бы в первый раз. Кажется, Гарри волновался больше и крестника, и Андромеды вместе взятых, так что по дороги Тонксы над ним даже слегка подшучивали. И когда они все вместе вышли из такси, и Гарри, жмурясь от яркого солнца, грузил на тележку чемодан и ставил на него большую клетку с симпатичной иглоногой совой, его сердце билось, кажется, даже сильнее, чем когда всё это происходило с ним самим — и с Хагридом.

Тедди разбежался и легко прошёл сквозь стену, толкая перед собой тележку, и Гарри с Андромедой последовали за ним, по дороге поздоровавшись с какой-то полузнакомой ему дамой, рядом с которой шёл мальчик на пару лет постарше Тедди.

Хотя Хогвартс-экспресс уже стоял, и посадка началась, на перроне пока что было малолюдно: до отправления было ещё сорок минут. Они пришли одними из первых.

— Ну вот, — протянул Тедди. — Я же говорил, что мы слишком рано!

— Зато ты выберешь себе любое место в любом купе, каком захочешь, — подбодрил его Гарри. — И сядешь у окна.

— Откуда меня сгонят, — разумно возразил Тедди, впрочем, совершенно не расстроившись. — Пойдёмте тогда в хвост — туда старшие вряд ли дойдут.

— Разумно, — услышали они сзади голос Лестрейнджа.

Гарри обернулся и, заулыбавшись, поздоровался:

— Доброе утро.

— Я знал, что вы придёте проводить меня! — радостно воскликнул Тедди, обнимая стоящую рядом с Лестрейнджем высокую девочку с густыми длинными светло-русыми волосами, схваченными на затылке лентой.

— Я так тебе завидую! — воскликнула она, обняв его в ответ, и её золотые кисти рук сверкнули на солнце. От обычных человеческих рук они отличались только цветом — а в остальном были точь-в-точь такими же: Гарри, кажется, даже видел тонкий рисунок кожи, не говоря уже о ногтях и двигающихся под тонкой золотой кожей косточках. Он очень давно не видел Миллисент, и эти… у него язык не поворачивался назвать их «протезами», нет, просто руки он прежде не видел. Странно, они ведь, кажется, ещё не ездили в Китай? Или это временные… но какими же тогда будут те, китайские? — Я тоже хочу в школу! Это так нечестно!

— Я буду писать тебе, — пообещал Тедди, энергично шагая по перрону вместе с тележкой.

Взрослые позволили детям немного обогнать их, и Гарри некоторое время с восхищением любовался идущей рядом с его крестником девочкой в светло-жёлтом платье до колен, чьи ноги в белых гольфах и чёрных замшевых туфлях невозможно было отличить от самых обычных, человеческих.

— Невероятно, — негромко проговорил Гарри, когда дети оказались достаточно далеко от них. — Вы же не были в Китае? Кто ей сделал руки?

— Я, — ответил Лестрейндж, и Гарри даже переспросил:

— Ты?

— Я же всегда занимался артефакторикой, — улыбнулся Лестрейндж. — Почему, ты думаешь, я в последние годы стал брать отпуск? А в прошлом году даже два?

— Ну, не знаю, — сказал Гарри. — Я надеялся, что ты решил стать нормальным человеком. Знаешь, отдыхать, как все…

— Это тоже, — кивнул Лестрейндж. — Но мне нужно было время для работы. Получилось, полагаю, хорошо — но мы это проверим через шесть недель.

— Думаешь, — Гарри и не думал скрывать своё восхищение, — она сможет с ними колдовать?

— И получится, что мы с ней зря выучили китайский? Да, — ответил Лестрейндж. — Но если нет — что ж, мастер ждёт нас. У него чудесный дом.

— Ты там был? — можно было и не спрашивать, конечно. — Почему ты никому не рассказал?

— Зачем? — спросил Лестрейндж. — Могло не получиться. Я расскажу, если тебе интересно.

— Смотрите, кто там, — прервала их Андромеда, указывая куда-то в сторону.

Они проследили за её рукой и увидели идущую вдоль поезда молодую женщину в светло-синем платье-футляре с летящими по ткани белыми цаплями и в белых лёгких туфлях. Ветер слегка шевелил её короткие тёмные волосы и солнце бликовало на них, подкрашивая пряди в рыжевато-золотой.

Гарри попытался было подавить улыбку, быстро бросил эту бесполезную затею и, подняв руку, замахал и крикнул:

— Констанс! Привет!

Констанс Робардс обернулась и радостно замахала им в ответ.

— Иди, — Андромеда подтолкнула Лестрейнджа в спину.

— Меда, — Лестрейндж смутился, и это было одно из самых забавных зрелищ, что доводилось видеть Гарри. — Я не раз говорил тебе, мы лишь коллеги.

— Так иди к коллеге, — невозмутимо согласилась Андромеда. — И угости её мороженым — день жаркий.

— Меда! — повторил Лестрейндж, но Констанс уже подошла к ним, и он ей улыбнулся: — Привет, Констанс. Как ты тут?

— Привет, — ответила она с улыбкой. — Мадам Тонкс, — Констанс чуть склонила голову, и Андромеда, тоже улыбнувшись, ответила ей тем же. — Дольф, Гарри. Я тут с самого утра — осматривала тут кабину машиниста и вагоны. Всё в полном порядке, и я свободна до полудня — у нас будет экспертиза.

— Мы думали поесть мороженого, — сказала Андромеда. — И будем рады, если вы к нам присоединитесь. Вот только, наконец, дождёмся, пока мой внук выберет себе вагон и сядет в поезд.

— Спасибо, с радостью, — Констанс заулыбалась.

Андромеда, тоже улыбнувшись ей, взяла Гарри под руку и сказала:

— Мы с Гарри вас обгоним — пойдём и поторопим Тедди. А то он тут останется до следующего года.

Они с Гарри пошли вперёд, туда, где Тедди, наконец, остановился и теперь прощался с Миллисент, уже державшей в руках клетку с птицей, чтобы дать ему возможность погрузить сначала чемодан. Гарри шёл к ним, смотрел, как она жмурится от солнца и как нетерпеливо откидывает своими сверкающими в его лучах пальцами сдуваемые в лицо ветром волоски — и вспоминал сидящую в допросной рядом с Фоссет девочку без кистей рук и без ступней.

И тот жуткий кокон в углу детской, который много лет назад на Рождество успел размотать Радольфус Лестрейндж.