Middle (джен)

О том, что ему завтра вставать в полшестого… ладно, можно и без двадцати: умыться, побриться и одеться он успеет, а завтракать потом вернётся — Гарри рассказал Джинни за чаем.

— По-моему, он над тобою издевается, — сказала Джинни. — Можно было бы отправить кого-то из дежурных ДМП.

— Мне тоже иногда так кажется, — признался Гарри. — Например, сейчас. За что только? — спросил он с шутливым пафосом, кладя себе на тарелку второй кусок ещё горячего вишнёвого пирога.

— За сейф? — спросила Джинни, и Гарри недоумевающе переспросил:

— Какой?

— Их сейф, — Джинни вздохнула и тоже положила себе ещё один кусок пирога. — Ну, вы же разгромили его, помнишь? Когда брали чашу. Не помню, кто из вас рассказывал, что там сработало заклятье умножения — ты представляешь, какой там в результате получился бардак? Ещё и чашу утащили, — она, смеясь, укоризненно покачала головой. — Вы воры и вандалы!

— Ох, — Гарри даже вилку отложил. — Я как-то и забыл. А ты права…

— Забыл? — на лице Джинни появилось выражение, очень похожее на то, с каким её мама смотрела иногда на Рона или Билла. — Ты шутишь, или правда?

— Правда! — Гарри даже головой тряхнул для убедительности. — Но вообще не думаю, что нам можно предъявить за чашу иск. Она, во-первых, Лестрейнджам не принадлежала. Вот пусть Волдеморт и предъявляет, — заявил он, и они с Джинни рассмеялись. — А во-вторых, я не уверен, но, по-моему, владеть хоркруксами запрещено. Ну, по идее должно быть. С другой стороны, конечно, это спорно, — признал он. — В сейф мы действительно залезли и чужую вещь забрали. Как ни посмотри, а это ограбление. И вообще, конечно, Лестрейнджи вполне могли бы предъявить к нам иск. И к банку тоже.

— Может, тебя к нему поэтому отправили стажёром? — предположила Джинни, выгребая ложкой побольше начинки. — Ну, знаешь, чтобы он к тебе привык, и ему потом неловко было бы подавать иск.

— Думаешь? — вообще-то, в словах Джинни был смысл. Много смысла. И, пожалуй, Робардс мог подобное придумать — Гарри знал его не так уж хорошо, но ему так казалось.

— На самом деле, мы с родителями это обсуждали, — призналась Джинни. — Папа считает, что это единственное разумное объяснение того, что тебя отправили к нему. А мама просто очень переживает из-за иска.

— Да я не думаю, что он его подаст, — уверенно возразил Гарри. — Джин, ну правда, у него на это было целых четыре года, хотел бы — уже давно подал.

— Я ей тоже это говорю, — она кивнула. — Но мама всё равно переживает. А папа говорит, что Лестрейндж не посмеет: если он решится, будет скандал, поэтому он не станет. Потому что это ты, — она улыбнулась и погладила его запястье.

— Герой и всё такое? — усмехнулся Гарри.

— Ну да, — Джинни потянулась и взлохматила волосы у него на голове, и Гарри улыбнулся — ему так нравился этот её жест, такой невинный и интимный разом. — Тут папа прав: скандал и правда будет громкий. Если будет. Знаешь, что я думаю? — спросила она, забавно сморщив нос, как делала всегда, когда хотела дать какой-нибудь совет, но не была уверена в том, что он кому-то нужен.

— Меня легилименции учили, — ответил Гарри, — но мне кажется, Снейп был прав. И менталистика мне не даётся. Так что нет, не знаю, — он показательно вздохнул. — Скажи!

— Я думаю, его нужно спросить. Вот просто взять — и задать вопрос. Не думаю, что он хотел подать иск и забыл, — проговорила Джинни полувопросительно. — И что после твоего вопроса вспомнит и побежит в Визенгамот.

— Слушай, а что Перси говорит про Лестрейнджа? — спросил Гарри. Ему уже не раз приходила в голову мысль расспросить Перси, но это каждый раз происходило на работе, а когда они встречались у Артура с Молли, Гарри забывал свою идею. — Он же ведь работал в Министерстве в тот год при Волдеморте.

— Я не знаю, — призналась Джинни. — Я как-то никогда его не спрашивала…

— А я забываю каждый раз, — признался Гарри. — Может, ты напомнишь мне на следующем обеде? — попросил он.

— Я попробую, — пообещала Джинни. — Если сама вспомню.

— Да ну его, — решил, наконец, Гарри. — Давай лучше про квиддич? Ты бы знала, как я по нему скучаю! Я не думал, что совсем его лишусь, — он горестно вздохнул.

Гарри в самом деле очень скучал по квиддичу, в который теперь не то чтобы играть — даже смотреть его не успевал. Только иногда читать в «Пророке». Он даже на игры с Джинни не попал! Она не обижалась, понимая, что стажёр есть стажёр, и даже утешала Гарри, но он сам расстраивался и жутко тосковал по атмосфере матчей. И уговаривал себя, что через год он уже станет аврором, пусть и младшим, а значит, выходные у него всё-таки появятся.

Проснуться в полшестого оказалось проще, чем Гарри опасался, и, отнеся молоко и йогурт Кейдам, Гарри даже вернулся домой, и они успели с Джинни поваляться, а потом позавтракать, прежде чем ему нужно было на работу. В Аврорат Гарри отправился к восьми: теперь, с необходимостью ежедневного подъёма в полшестого, он стал буквально кровно заинтересован в том, чтобы поскорее разгадать загадку дела Лилака, которое, похоже, правильнее бы было уже называть делом Батчелора.

Но пока ответов ни от МакГонагалл, ни от Спраут Гарри не получил, а меж тем сегодня был важный день, когда дела о КМВ, как все их тут между собою называли, передавались в суд. Поэтому сегодняшнее утро в их отделе началось с летучки с Робардсом и подведения итогов.

Как оказалось, кроме дела Лилака, было ещё три, по которым выдвижение обвинения задерживалось, что тоже требовало утверждения у Джонс. Но остальные были готовы, а с Гестией Джонс Робардс взялся договориться сам.

— Кто пойдёт на растерзание в «Пророк»? — осведомился Робардс под конец.

— По правилам бы мне, — сказал Лестрейндж. — Но я не думаю, что в данном случае это хорошая идея.

— Да уж, — согласился Сэвидж. — Давайте я пойду. Должен же я отрабатывать свой хлеб руководителя.

— А у меня другое предложение, — сказал Робардс, поглядев на Гарри. — Дольф, вы ведь с Поттером работали?

— Хорошая идея, — поддержал его Лестрейндж, и Гарри вдруг оказался в центре общего внимания. — Нужно же когда-то начинать.

— Я вообще стажёр! — запротестовал Гарри. — Это будет очень странно выглядеть, если выяснится, что такое дело поручено стажёру!

— Хорошая попытка, — одобрительно кивнул Сэвидж, и все рассмеялись. — Мы, разумеется, пойдём вдвоём. Но интервью давать тебе придётся тоже, — сказал он Гарри, — и для этого, я полагаю, лучше нам обоим надеть форму. Так что ты сходи домой переоденься, ну и приготовься быть героем. Победителем, — он подмигнул Гарри, и тот, ответив понимающей ухмылкой, обречённо подумал, что это навсегда. Кем бы он ни стал и что бы он ни сделал, всегда найдётся случай вспомнить, что он — мальчик-который-выжил, а потом всё-таки убил Волдеморта. И нужно просто научиться это правильно использовать.

— Да без проблем, сэр, — легко ответил, за что был вознаграждён всеобщими одобрительными взглядами.

— Скитер будет счастлива, — прокомментировал Сэвидж.

— Напомни, почему я не скормил её дементорам? — спросил Лестрейндж под общий смех. — А ведь я мог когда-то, — он вздохнул, вызвав этим ещё один взрыв хохота. — И никто бы ничего мне не сказал тогда…

— Смирись, ты упустил свой шанс, — назидательно проговорил Робардс. — Так что сиди тихо и нос отсюда не высовывай. Не в этом деле.

— Могу вообще домой уйти, — мирно предложил Лестрейндж. — Хоть высплюсь.

— Иди, — кивнул Робардс. — Отличная идея. И отдохни до завтра.

— Пожалуй, — тот поднялся. — Всё равно сюда прорвётся кто-нибудь.

В целом, Гарри был согласен: со стороны роль Лестрейнджа в этом деле могла выглядеть весьма неоднозначной. А уж как умеет подобные «неоднозначности» трактовать Скитер, он знал получше многих. Но в том, чтобы избегать даже упоминания имени того, кто, Гарри знал, четыре года добивался выдачи документов из архива, и кто вёл дело, было что-то глубоко неправильное и несправедливое. Пусть даже для самого дела так и вправду было лучше.

Гарри ещё не знал, что на пресс-конференции почти вся слава неожиданно достанется ему, совсем не ожидая, что Сэвидж с Робардсом внезапно выдвинут его на первый план, так всё повернув — и не соврав при этом ни полсловом, — что это именно при Гарри удалось добиться, наконец, возврата документов и открытия всех этих дел. Конечно, спорить с ними на глазах у журналистов он не стал, но когда всё, наконец, закончилось, и они втроём остались в кабинете Робардса одни, позволил себе высказать всё своё возмущение в лицо обоим.

— И я имею право знать, зачем вы это сделали! — сказал он под конец. — И почему не то что даже не спросили моего согласия, но даже не предупредили!

— Имя, Гарри, — сказал Робардс. — И репутация. Они все должны привыкнуть к тому, что ты не просто почиваешь на лаврах и не собираешься всю жизнь эксплуатировать одну победу. И должны ассоциировать тебя с возмездием и справедливостью.

— Зачем? — безнадёжно спросил Гарри. Почему опять всё все решают за него?

— Затем, что иначе к тебе никто всерьёз не отнесётся, — сказал Робардс. — Никогда. В тебе так и будут вечно видеть мальчика-который-выжил-а-потом-убил-наконец-Волдеморта. Но ты ведь собираешься работать здесь — а это, как ни странно, не лучшая репутация для аврора. Тебя будут бояться, но не станут доверять и говорить. Им всем нужно понять, что ты намного больше, чем просто победитель Волдеморта. Ты — аврор.

— Или меньше, — добавил Сэвидж.

— Или так, — согласился Робардс. — Хочешь, чтобы люди видели в тебе не просто «Гарри Поттера», а человека — покажи его им. В деле.

— Но это нечестно, — вздохнул Гарри, и они все наконец-то сели вокруг стола Робардса, и тот извлёк из ящика бутылку виски и стаканы. — Я почти что ничего не сделал.

— Сделаешь ещё, — Робардс кивнул ему, соглашаясь, и, заморозив стаканы, разлил виски. — Если ты здесь решишь остаться, у тебя впереди ещё будет много работы, о которой никто не узнает. Считай, это аванс.

— Иногда приходится чужие лавры принимать, — добавил Сэвидж. — И отдавать свои. Пока ты это не поймёшь, хорошего аврора из тебя не выйдет.

— Большой аванс какой-то, — сдаваясь, буркнул Гарри, и они, чокнувшись, выпили.

И разошлись работать. К своей радости, на своём столе Гарри обнаружил сразу два письма, от Спраут и МакГонагалл, с требуемыми списками и приглашением поговорить. Чем тут же с радостью воспользовался — и, поскольку Лестрейнджа на месте не было, с лёгкостью отпросился у Сэвиджа и аппарировал в самое волшебное место на земле — в Хогвартс. Не в сам, конечно, а к мосту, но так было даже лучше.