Middle (джен)

Гарри мгновенно узнал этого ребёнка. Милли Оунс. Сейчас она сидела за столом, положив на него руки и болтая ногами, как любой нормальный ребёнок — вот только ни кистей, ни стоп у неё не было. Её ноги заканчивались где-то посередине голени, от рук осталось больше: на левой она, похоже, потеряла только кисть, правая была чуть-чуть короче, но предплечье сохранилось где-то на три четверти — рассмотреть точнее мешал закрывающий культю рукав серо-голубого платья. Они с Сандрой играли в большую разложенную на столе игру фигурками лисицы и собаки, и Милли улыбалась, глядя, как лиса крадётся через высокий лес. Сейчас девочка казалась старше, чем когда Гарри видел её в последний раз в палате — впрочем, с того времени прошло уже полгода… больше. Почти три четверти... Её светлые волосы были довольно коротко пострижены и напоминали надетую на голову круглую шапочку, закрывавшую и лоб, и уши, но оставлявшие открытой шею.

— Это Милли Оунс! — сказал Гарри, резко повернувшись к Лестрейнджу. — Сэр, вы запретили мне тогда…

— …общаться с ними, — кивнул тот. — И теперь вы видите наглядно, почему, — сказал он иронично. — Сейчас на моём месте были бы вы — и что бы делали?

— Вы же не могли знать… — тихо проговорил Гарри и спросил: — Что случилось с миссис Оунс?

— Покончила с собой, — жёстко ответил Лестрейндж, и на его лице на миг мелькнуло что-то вроде отвращения. — Она пыталась отравиться вместе с дочкой, но не вышло.

— Расскажи, — попросил Робардс. — А то я тоже опоздал.

— Вечером она накормила дочку ужином, как я понимаю, подав всё самое любимое и вкусное, а в чай добавила снотворное. Девочка должна была уснуть и не проснуться, но, видно, ужин оказался слишком плотным, и, когда она уже почти заснула, её дважды вырвало. Так что большая часть зелья не всосалась, и она просто заснула очень крепко. А вот мать почти что ничего не ела, и у неё всё получилось. Но, — добавил он, внимательно глядя на Робардса, — я бы предпочёл назвать это ошибкой. В дозировке. Мало ли. Случайность.

— Почему? — спросил Гарри, и Лестрейндж пояснил уже ему:

— Потому что я не вижу ни одного выгодоприобретателя от вердикта «самоубийство». Мать мертва… и я считаю, с этого ребёнка хватит бед. Мысль о том, что её мать предпочла смерть жизни рядом с ней такой не принесёт ей счастья. Не говоря уже о мысли, что её мать хотела и её убить. От этой лжи никто не пострадает — только выиграют.

— А целитель? — спросил Робардс.

— Я не стану вкладывать в дело заключение о Миллисенте. Только о Беттине — матери, — пояснил он Поттеру. — Напишу, что, исходя из осмотра места происшествия и опроса свидетелей складывается картина фатальной ошибки — она дозировки перепутала… что-то такое. Но если ты настаиваешь, — он наклонил голову в сторону Робардса.

— Да нет, — вздохнул тот. — Нет, ты прав. Тут преступленья не случилось, и это лучшее решение. Для Миллисенты прежде всего.

— Я подумаю над формулировками, — пообещал Лестрейндж.

— Как ты вообще узнал? — спросил Робардс.

— От Кларити, сестры, — ответил Лестрейндж. — Она вчера зашла к ним, принесла племяннице к пятнице, тринадцатое, шоколадных лягушек и тыквенных котелков. И утром зашла через камин забрать корзинку и нашла сестру уже холодной. И побежала сразу к нам. Фоссет, умница, первым делом дом проверила, схватила девочку и в Мунго, сестру пока домой отправила, и уже после отнесла в Мунго тело Беттины. Потом сообщила мне.

— А почему тебе? — задал Робардс тот вопрос, что крутился на языке у Гарри.

— Я указал когда-то в списке для дежурных, что если вдруг появится что-то по делу Оунсов — это ко мне, — ответил Лестрейндж.

— Ты ожидал подобного? — серьёзно спросил Робардс.

— Да нет, — подумав, отозвался Лестрейндж. — Если бы я ожидал, я бы поговорил с ней. Попробовал бы объяснить… но нет. Я проглядел, — в его голосе прорвалась досада.

— Такие вещи сложно разглядеть, — примирительно проговорил Робардс. — Ты не так уж часто видел их.

— Не так уж, — неохотно признал Лестрейндж.

Гарри злился на него: тот, значит, запретил ему вообще общаться с Оунсами, а сам? Но упрекать его было, конечно же, немыслимо, поэтому Гарри просто сказал:

— Сэр, я хочу помочь.

Лестрейндж улыбнулся:

— Спасибо. Ей понадобится помощь, ваша — в том числе… у вас ведь есть крестник? — спросил он, и Гарри закивал:

— Конечно! И они же одного возраста, и…

— Не совсем, — поправил его Лестрейндж. — Он апрельский, а она октябрьская — в школу он поедет на год раньше. Но вообще они, конечно же, ровесники, и это очень кстати, я уверен, они если не подружатся, то Тедди станет опекать её.

— Станет, — широко заулыбался Гарри, и увидел, что Робардс тоже улыбается. — Я, правда, в последнее время не очень хороший крёстный, но уверен, что они подружатся!

— Это и есть та самая родня, — сказал с улыбкой Лестрейндж Робардсу, — о которой я и говорил. Я уверен, Меда нам поможет, и, честно говоря, думаю, ей это тоже пойдёт на пользу. — Гарри открыл было рот, но благоразумно промолчал. Но… Меда? Откуда Лестрейндж знает Андромеду? Хотя… Он же… — Вы так на меня глядите, будто у меня вдруг выросли рога, когти и крылья, — заметил Лестрейндж. — Поттер, Андромеда Тонкс — сестра моей невестки. Конечно, мы знакомы. С детства. И я, в конце концов, работал с Дорой… с Тонкс, — в его голосе мелькнула грусть.

— Так дядя Дольф… это же вы? — до Гарри вдруг дошло, что «дядя Дольф», о котором иногда рассказывал Тедди, и есть Радольфус Лестрейндж, и он понял, что стремительно краснеет. Потому что Гарри сам порой рассказывал той же Андромеде о Лестрейндже, но… но ему и в голову не приходило, что они могут быть знакомы…

Лестрейндж рассмеялся:

— Это я. Не сердитесь на Меду, я просил её вам ничего не говорить, пока вы сами не догадаетесь. И клянусь: она мне никогда не передавала ничего, что вы бы говорили обо мне. А я не спрашивал.

— Так вы хорошо знакомы, сэр? — спросил Гарри, чувствуя себя ужасным дураком.

— Да, — просто ответил Лестрейндж. — Я знал и Теда, и их дочь… и я до сих пор по ним скучаю. Если бы я знал, что Дора будет в школе, я бы тоже был там, — добавил он, отворачиваясь к стеклу, за которым Фоссет с Милли Оунс азартно следили за идущими по картонному полю игры фигурки. — Я не пошёл туда по двум причинам, — добавил Лестрейндж глуховато. — Во-первых, кто-то должен был позаботиться о том, чтобы Пию уже некуда было вернуться. А во-вторых… я не хотел столкнуться с родственниками, — сказал он тише. — Но если бы я знал, что Дора там, я бы рискнул.

— И что мы делали бы без тебя здесь? — спросил Робардс. — Ты забыл, что тут тогда творилось?

— Нет, — это прозвучало резковато, и Лестрейндж сменил тему: — Но достаточно воспоминаний, я думаю, пора вернуться в настоящее и поговорить с ней, — он кивнул на Милли, и Робардс тут же предложил:

— Давай я сейчас отправлю Тэмзин к тебе домой?

— Давай, — кивнул Лестрейндж и обернулся. — Спасибо. Хотя, наверное, было бы лучше, если бы ты привёл её сюда, и мы все вместе пошли домой к Оунсам собрать вещи. Я мог бы отправить эльфов, но мне кажется, будет лучше, если Миллисента выберет сама, что взять.

— Пожалуй, — согласился Робардс. — Я схожу за ней, а вы пока поговорите.

Он снова хлопнул Лестрейнджа по плечу, чуть придержал руку, сжав его, и когда тот ответил ему тем же, ушёл, махнув Гарри рукой.

— Я вас познакомлю позже, — пообещал Лестрейндж Гарри. — Может быть, даже сегодня, но не прямо сейчас. Ступайте пока в отдел дежурить. И спасибо за готовность помочь, — он протянул ему руку, и когда Гарри пожимал её, ладонь казалась едва ли не обжигающе горячей.