Middle (джен)

Лестрейндж и Джагсон сидели друг против друга. Их разделял стол, к которому сейчас были пристёгнуты наручные кандалы Джагсона, ножные же крепились к специальным скобам на полу.

— Боишься, — сказал Джагсон, когда пристёгивавший его аврор вышел. — Даже без руки и палочки и в кандалах меня боишься.

— Это просто протокол, — пожал плечами Лестрейндж, привычно подвешивая в воздухе пергамент и Прытко Пишущее перо. — Седьмое ноября две тысячи второго года, аврор Радольфус Лестрейндж. Допрос начат в одиннадцать часов двадцать четыре минуты.

— Когда это тебя понизили? — спросил Джагсон.

— Сегодня, — любезно сообщил ему Лестрейндж.

— Что, жалоба моя сработала? — осклабился Джагсон. — А что же не спустили на тормозах?

— У нас это не принято, — ответил Лестрейндж.

— Ты мне-то не рассказывай, — Джагсон хмыкнул. — Будто я не знаю, как это делается.

— Похоже на то, — кивнул Лестрейндж, и наблюдающий за ними в компании всего остального отдела и главного аврора Гарри улыбнулся. — Начнём с того, за что вас задержали. Вы обвиняетесь в том, что шестого сентября около девяти часов утра под видом главного аврора Гавейна Робардса проникли в его дом и взяли в заложники его жену Тэмзин и дочерей Маргариту, Шарлотту и Констанс. Затем перенесли их в заброшенную маггловскую деревню Тайнехэм в Южном Дорсете и под угрозой убийства потребовали обменять их на самого старшего аврора Гавейна Робардса, министра Кингсли Шеклболта, стажёра Аврората Гарри Поттера и меня, Радольфуса Лестрейнджа. Зачем?

— Ты правда думаешь, что я тебе отвечу? — удивился Джагсон. — Зачем мне? Мы же оба знаем приговор. Мучайтесь, гадайте… и да — бойтесь, — он сощурился. — Я знаю, что ты успел увидеть. И знаю, что вы не поймали никого. И не поймаете. И бойтесь, — повторил он, улыбаясь.

Не то чтобы Гарри ожидал, что Джагсон сразу же во всём признается, но всё-таки допрос его разочаровал. Джагсон отвечать или отказывался, или издевался, ёрничал и отпускал пошлые или просто грубые шутки, так толком ничего и не сказав. В каком-то смысле Гарри понимал его: действительно, зачем бы ему было что-то говорить? Его приговор был предрешён, и фокус с той же Амбридж тут вряд ли бы сработал.

— Кстати, — сказал Джагсон под конец, уже после сакраментальных слов «допрос закончен», — где целители?

— Какие? — удивлённо спросил Лестрейндж.

— Обыкновенные, — полные, похожие сейчас на бледных гусениц губы Джагсона скривились. — Мне положено, я знаю. Ты мне руку отрубил! Они должны восстановить её.

— Кому должны? — с ещё большим удивлением спросил Лестрейндж.

— Мне, — Джагсон наконец-то улыбаться перестал. — Я знаю правила!

— Ну, мы отправили заявку, — пожал плечами Лестрейндж. — Острой нужды в их вмешательстве нет: рана зажила, не болит и в целом для здоровья заключённого опасности не представляет. То есть к острому случаю не относится, а все остальные проходят по другой графе бюджета. Я вчера оформил заявку, подождём, покуда согласуют.

— Сколько? — Джагсон нахмурился.

— Не знаю, — равнодушно сказал Лестрейндж. — Конец года скоро, если бюджет ещё не исчерпан, должны через пару недель согласовать. Ну или в январе.

— Какой январь? — буквально захлебнулся от возмущения Джагсон. — Я в январе буду уже в Азкабане, ты отлично это знаешь! А там никто меня лечить не будет, заключённым такое не положено!

— Ну что я могу сделать, — развёл руками Лестрейндж.

— Поторопить их! — рявкнул Джагсон. — Ты не можешь меня без руки оставить! И без ног. Я еле хожу! — он подался вперёд, но кандалы его, конечно, удержали. — Ты же залечил!

— Как смог, — сухо сказал Лестрейндж. — Я всё же не целитель.

— Так поторопи целителей!

— С какой бы стати? — с неожиданным раздражением спросил Лестрейндж. — Как ты сам сказал в начале — зачем мне? Тем более что я ещё и в звании теперь понижен благодаря тебе, — добавил он. — В общем, жди, пока заявку удовлетворят.

— Ты не посмеешь, — помотал головой Джагсон.

— Почему нет? — недоумённо спросил Лестрейндж. — Что мне помешает?

— Ты обещал! — воскликнул Джагсон.

— Во-первых, нет, — ответил Лестрейндж, — во-вторых, и что? Даже если б я тебе соврал, я бы это пережил. Мысль о том, как ты там ковыляешь в камере, усмирила бы мою совесть.

— Сволочь, — Джагсон закрыл глаза. — Какая же ты сволочь, Лестрейндж.

— Так что либо мы сейчас начнём допрос сначала, — скучно проговорил Лестрейндж, — и я получу ответы на вопросы, либо жди удовлетворения заявки. И надейся, что успеешь до суда. Что вряд ли, потому что если ты отказываешься сотрудничать, суд можно назначать хоть завтра. Хотя завтра пятница, — возразил он сам себе. — Тогда, скорее, в понедельник.

— Ты подонок, — медленно проговорил Джагсон, не открывая глаз. — Мразь.

— Ну как знаешь, — Лестрейндж встал, убрал пергамент и Перо и пошёл к выходу.

— Стоять! — рявкнул Джагсон, и Лестрейндж послушно остановился. — Сядь, — приказал Джагсон. — Сядь, сказал! Оглох? — он открыл глаза.

Лестрейндж обернулся и оглядел его задумчиво:

— Ты мне?

— Мразь, — повторил Джагсон, в ярости сжимая свой оставшийся кулак и дёргая ручные кандалы. — Мразь, мразь, мразь! Урод.

— Однообразно, — заметил Лестрейндж, и Гарри услышал, как Сэвидж еле слышно фыркнул.

— Ладно, — скривившись, сказал Джагсон. — Поговорим.

На сей раз всё прошло иначе. Джагсон отвечал и даже рассказал, что да, есть группа тех, кто был когда-то с Тёмным Лордом — он называл его именно так, и каждый раз при слове «Волдеморт» чуть морщился. Где группа, он сам не знает: так и договорились, что, на случай провала, ему не нужно знать, где они спрячутся. Внешность их Лестрейнджу и так известна, а имена… что знает — Джагсон скажет, а уж насколько те правдивы, ему неведомо.

На вопрос о мотивах захвата заложников Джагсон твердил, что просто собирался всех убить — и да, действительно, там был подземный ход. К церкви, откуда Джагсон собирался выбраться порталом.

— Да обменять они заложников хотели, — не выдержал в какой-то момент Праудфут. — Вопрос лишь, на кого конкретно… а может, на всех скопом. Тоже мне, загадка.

— Раз не признаётся, — сказал Робардс, — значит, знает или надеется, что остальные это сделают. Семьи нужно защитить, и не только наши, — его голос звучал собранно и почти сухо.

— Список сделаем, — пообещал Сэвидж и пробормотал: — Мерлин, когда это, наконец, совсем закончится…

— Когда мы переловим всех, — тихо ответил Робардс. — Да, делай список. Гарри, пожалуйста, подумай, кого с твоей стороны в него включить.

— Рона с Гермионой, — сразу же ответил Гарри. — Про них все знают.

— И Джиневру Уизли, — нетерпеливо добавил Робардс. — Это очевидно — кто ещё? Видимо, Артур и Молли Уизли?

— Да, — это было так логично, что Гарри рассердился на себя за то, что не сообразил назвать их сам.

— Кто ещё?

— Успеется, — оборвал их Сэвидж. — Давайте дослушаем.

— Биографию Джагсона? — переспросил Праудфут. — Послушаем… а ты пока подумай, — сказал он Гарри.

Биография у Джагсона могла бы показаться скучной: не слишком состоятельная, но старинная семья, заметно обедневшая буквально за два-три последних поколения. Слизерин, где Джагсон встретил тех, кто разделял те же идеи, что и его родные. Кто-то из них и познакомил его с Волдемортом — это были ещё шестидесятые, и тот пока что не был тем, кем стал позднее. Так что Джагсон был не то чтобы из самых первых его соратников, но близко к этому. В восемьдесят первом Джагсон отправился в Азкабан, затем бежал, затем — после битвы в Отделе тайн — вернулся туда снова, вновь вышел и даже получил должность заместителя руководителя административной службы Визенгамота. А после битвы за Хогвартс — в которой, разумеется, участвовал — бежал, да не один, а в компании, которая потом и стала костяком тех, кого теперь аврорам только предстояло отыскать.

Под конец допроса Джагсон вновь спросил:

— Теперь ты пришлёшь ко мне целителя?

— Я зайду сегодня в Мунго, — пообещал Лестрейндж. — Допрос закончен в семнадцать часов сорок три минуты.

Выйдя из допросной, Лестрейндж подошёл к расположившимся напротив всё ещё остающейся прозрачной стены товарищей и, вручив Поттеру пергамент, устало потёр лицо ладонями:

— Я на сегодня всё, пожалуй.

— Ты ведь нарочно это сделал, — сказал Робардс, поднимаясь и потягиваясь, хрустя суставами. — Кисть ему отсёк. И ноги подрубил.

— Нарочно, — согласился Лестрейндж. — Нам нужен был какой-нибудь рычаг воздействия — понятно было, что он просто так не станет говорить. Что смог — то сделал, — улыбнулся он.

— Ты ведь мог просто палочку выбить, — сказал Робардс. — Ты попал бы.

— Но так вышло, согласись, куда эффектнее, — возразил Лестрейндж. — Я бы, честно говоря, оставил всё, как есть, — добавил он цинично. — Но решать тебе, я вообще теперь простой аврор, — он тихо рассмеялся.

— Да нет, — крайне неохотно сказал Робардс. — Пускай его посмотрят.

— Пускай, — со странным выражением лица кивнул Лестрейндж, и Робардс вскинул брови:

— Дольф? Это ведь был маггловский клинок?

— Клинок маггловский, — согласился Лестрейндж.

— А что нет? — вмешался Праудфут.

— Ну… я ведь не целитель, — медленно проговорил Лестрейндж. — Залечил, как смог. Как учили, — он довольно неприятно усмехнулся.

— Кто учил? — осведомился Праудфут.

— Не помню, — Лестрейндж развёл руками. — Давно было. Кто-то…

Гарри всё прекрасно понял, и ему стало так противно, что ужасно захотелось убежать. Просто встать, уйти — и хотя бы до завтрашнего дня не видеть никого. Вероятно, это отразилось на его лице, потому что Лестрейндж посмотрел на Гарри и сказал:

— Не молчите, Поттер. Здесь все свои.

— Руку ведь не вырастят? — довольно резко спросил Гарри.

— Не могу сказать с уверенностью, — ответил Лестрейндж. — Но полагаю это маловероятным.

— Это подло, — глухо сказал Гарри.

Вероятно, если б не недавний разговор, он бы воспринял это иначе, но ведь это Лестрейндж несколько часов с ним говорил о плате и о том, что нельзя присваивать себе исключительное право на что-либо.

— Подло, — согласился Лестрейндж. — Справедливей было бы его кастрировать, — добавил он внезапно, — но вот это уже было бы куда сложнее объяснить. Его дело уже должны были доставить из архива, — продолжал он, не давая Гарри вставить слово. — Ознакомьтесь с ним, покуда я обедаю, а затем продолжим этот разговор. Через полчаса.

Он развернулся и ушёл, не оборачиваясь и ни с кем не попрощавшись.

— Вы оба правы, — сказал Робардс, подходя к Гарри и похлопывая его по плечу. — И я так говорю не потому, что я пристрастен. Иди, почитай дело.