Middle (джен)

Лестрейндж налил Эйвери ещё кофе и придвинул к нему тарелку с пирожными, и тот очень грустно посмотрел на него и сказал:

— Я бы и так всё рассказал, что знаю. В самом деле.

— Я знаю, — кивнул Лестрейндж. — Это благодарность, а не подкуп. Правда.

Эйвери долго-долго на него смотрел, потом кивнул и, улыбнувшись, взял маленькое шоколадное пирожное.

— Я не так уж много знаю, — сказал он. — Вам бы к Яксли.

— Яксли говорить не будет, — ответил Лестрейндж. — Бесполезно. Мы попробуем, конечно, но шансов ноль, я полагаю. Что ему до Джагсона?

— Кто и как голосовал, ты ведь сам знаешь, — Эйвери взял ещё одно шоколадное пирожное, уже другое.

— Разумеется, — кивнул Лестрейндж.

Он что, помнит это наизусть? Скорее, решил Гарри, просто хранит списки — он очень хорошо запомнит тот совет с газетными вырезками.

Эйвери как-то неуверенно занёс руку над тарелкой с пирожными, посмотрел на Гарри и убрал её. Потом перевёл взгляд на Лестрейнджа, вновь на Гарри — и отвёл глаза. Яснее выразиться было невозможно, и Гарри, чтобы не ломать комедию, сам предложил:

— Сэр, может, мне сходить за Омутом?

— Да, сходите, — кивнул Лестрейндж и добавил: — Не спешите.

— Есть, сэр, — Гарри поднялся и вышел. Ему было, с одной стороны, досадно, но с другой, он понимал, что некоторые разговоры с глаза на глаз идут совсем не так, как при свидетелях, и недоумевал, зачем Лестрейнджу вообще понадобилось их с Эйвери знакомить.

За дверью обнаружились трое охранников, один из которых пошёл с Гарри, а двое остались ждать у двери. Гарри вспомнил предупреждение Лестрейнджа: не ходить по коридорам в одиночку, и только сейчас задумался о том, почему ему об этом не напомнили в прошлые визиты. Да, конечно, в академии об этом говорили, но ведь сейчас Лестрейндж зачем-то сделал это? Значит… видимо, недавно здесь что-то произошло — что-то серьёзное. Но ему, конечно же, об этом не расскажут.

Гарри подавил вздох. Когда-нибудь он станет старшим аврором и получит доступ ко многим закрытым сейчас для него делам, и тогда же сможет выяснить, что здесь случилось — но когда это ещё будет? Лет через десять? Ну, может, через восемь. Так долго…

Они неторопливо поднялись по лестнице и когда уже подходили к камере Рабастана, Гарри небрежно спросил:

— А это правда, что говорят о том, что тут у вас произошло недавно?

— Внизу-то? — охотно откликнулся охранник, которому явно хотелось поболтать с кем-то новым.

— Ага, — Гарри кивнул.

— Да жуть такая, — охранник поёжился. Это был здоровый парень больше шести футов ростом с широкими и мощными плечами, отчего мелькнувший на его лице испуг производил особенно сильное впечатление.

— И что, правда там никто не выжил? — с любопытством спросил Гарри, останавливаясь.

— Угу, — буркнул охранник, и Гарри, сдерживая охвативший его охотничий азарт — он же угадал! — спросил:

— И так пока и непонятно, что случилось?

— Да жуть-то в том, что ни хрена не ясно, — сказал охранник. — Говорят, что вроде задушили. Тогда кто-то из своих, выходит?

— Ну, выходит, так, — поддакнул Гарри.

— Так всех проверили, — нахмурился охранник. — Не мог никто. Алиби у всех, и проверки все прошли. Я сам прошёл — бр-р, — он поёжился.

— Менталист, да? — сочувственно спросил Гарри.

— Угу, — кивнул охранник.

— Понимаю, — сказал Гарри со значением, раздумывая, кто же занимается этим делом. Явно не Лестрейндж… кто? Наверное, Сэвидж? И почему об этом не было ни слова на еженедельных совещаниях у Робардса? — Ну хоть с тех пор-то тихо?

— Да мы с тех пор по одному не ходим, — сказал охранник, нервно обернувшись. — Говорят, — добавил он, понизив голос, — что тут дементоры живут. Внизу, — он покосился на ступеньки. — И вот они-то его выпили, а нам всем просто сказали, что его кто-то придушил.

— Дементоры? — недоверчиво переспросил Гарри.

— А кто ещё? — возбуждённо спросил охранник. — Там внизу живому существу не выжить! Там же ничего живого нет! А ваши всё расследуют, — добавил он с упрёком.

— Сэвидж отличный аврор, — бросил пробный шар Гарри. — Он разберётся.

— Да конечно, — насупился охранник. — Сэвиджу вашему этому не до нас! Он тут и был-то только раз… ну, два. И всё — пропал!

— Давно? — сочувственно спросил Гарри, невероятно вдохновлённый тем, что снова угадал. Хотя, сказать по правде, это было совсем несложно.

— Пока нет, — буркнул охранник. — Но всё равно пропал. А мы тут мучайся.

Странно. Гарри с Лестрейнджем были здесь всего неделю назад, допрашивая Скоткинса, но тогда тот ни о чём его не предупреждал. Правда, выдал амулет… да и потом, сказал сам себе Гарри, в тот день они не расставались: вместе вошли в камеру, вместе потом обедали… правда, отводил Скоткинса назад Лестрейндж сам — но ведь Гарри не видел, что было за дверью, возможно, охрана просто ждала там. Гарри-то сидел себе спокойно в допросной, оформляя протокол — тоже один, но опасность крылась в коридорах. А сегодня Лестрейндж, вероятно, ожидал, что Гарри, может быть, придётся выходить, вот он и предупредил его.

— Расследование не всегда ведётся быстро, — сказал Гарри.

— Так а где расследование?! — видимо, охранника всё это очень возмущало. — Мы думали сейчас, что это он! А тут вы. А мы, между прочим, до сих пор туда спускаемся — проверка, видите ли! Всем просто плевать, — сказал он хмуро.

— На самом деле нет, — Гарри сам толком не знал, зачем это сказал. — Просто… ну… — он сделал многозначительную паузу. — Я не могу об этом говорить, — сказал он со значением, — но уверяю, что об этом не забыли.

— Хотелось бы верить, — буркнул охранник, но, кажется, слова Гарри его успокоили.

— Но только это между нами, — добавил Гарри. Охранник кивнул, и они, наконец, продолжили свой путь. Когда они остановились у этажа, где располагалась камера Рабастана Лестрейнджа, Гарри, помня, что его просили «не спешить», посмотрел на своего спутника и спросил: — Слушайте, а здесь можно где-то быстро выпить чая? Горячего?

— Да можно, — охранник оживился. — А вам ничего не будет, что задержитесь?

— Да нет, — отмахнулся Гарри. — Мы же тут на целый день, а я просто стажёр.

— Идём, — сказал охранник, и они продолжили подъём.

Он провёл Гарри в комнату отдыха охраны, где обнаружился стоящий на красивой чугунной печке, сделанной в виде огромной тыквы, чайник. К чаю нашлось шоколадное печенье, и Гарри с охранником, в итоге, проболтали едва ли не полчаса, к обоюдному удовольствию обмениваясь тюремными и аврорскими байками.

Наконец Гарри решил, что ему пора вернуться, но сначала, разумеется, забрать то, за чем он, собственно, пошёл. Перед камерой Рабастана Лестрейнджа поста не было: все трое охранников расположились внутри. Один из них сидел возле стоящего на столе Омута памяти, удерживая воспоминание над ним, а сам Рабастан, сидя рядом, а вовсе не за мольбертом, рисовал. Он обернулся на звук открываемой двери, но, увидев вошедших, тут же потерял к ним интерес и вновь склонился над рисунком.

— Нам нужен Омут Памяти, — сказал Гарри, чувствуя себя довольно странно, потому что, по идее, он не должен был никому и ничего объяснять. Но не мог же он просто войти и молча забрать омут? — Ненадолго. Я потом верну. Вам, видимо, придётся прерваться.

— Я его запомнил, — бросил Рабастан, не оборачиваясь. — Но потом верните.

— Верну, — Гарри подошёл к столу, чтобы забрать Омут, и заглянул было заключённому через плечо, чтобы увидеть рисунок, но тот мгновенно прикрыл его рукой и, резко обернувшись, полоснул Гарри таким яростным взглядом, что тому стало не по себе.

— Ещё не готово, — с явным усилием сдерживая себя, сказал Рабастан.

— Я просто хотел посмотреть, — примирительно проговорил Гарри.

— Не на что… пока. Мне это мешает, — губы Рабастана чуть подрагивали, и Гарри просто физически ощущал усилие, с которым тот удерживал себя от куда более резких слов, а может быть, и действий.

— Не стану вам мешать, — ответил Гарри и, забрав Омут памяти, вместе с тем же охранником пошёл назад, надеясь, что отсутствовал достаточно долго для того, чтобы Лестрейндж с Эйвери успели обсудить всё, что хотели.

И, судя по тому взгляду, которым встретил его Лестрейндж, так и было — и Гарри даже, кажется, слегка перестарался. Тарелки на столе были пусты, а вот карманы Эйвери откровенно оттопыривались, но Гарри сделал вид, что этого не видит, лишь отметив, что больше никого они, похоже, угощать не будут.

— Заблудились? — доброжелательно поинтересовался Лестрейндж, пока Гарри ставил Омут памяти на стол.

— Да, — невинно согласился Гарри. — Случайно свернули не туда.

— Стажёры, — прокомментировал Лестрейндж, доставая палочку и жестом указав Гарри на висящий в воздухе пергамент с Прытко Пишущим пером. — Итак, мистер Эйвери, сейчас я покажу вам воспоминания. Посмотрите внимательно и скажите, если их узнаете. Представлен образец номер один.

Эйвери кивнул, и Лестрейндж поднял над Омутом уже знакомый образ. Эйвери довольно долго на него смотрел, но затем всё же покачал головой:

— Нет. Нет, я его не знаю.

— Посмотрите следующего, — Лестрейндж выловил воспоминание и поместил его в пробирку, а затем вылил в Омут следующее. — Представлен образец номер два, — продиктовал он для протокола.

На сей раз это был худой русоволосый мужчина лет от силы тридцати, с узким лицом и острым подбородком. На него Эйвери смотрел ещё дольше и в конце концов сказал:

— Я не уверен. Мне кажется… но только кажется, что я его встречал. Но где — не помню. Тем более, кто это.

— Наш менталист, — сказал Лестрейндж, — мог бы помочь вам вспомнить.

— Да, — ответил Эйвери, помедлив, и как-то очень грустно посмотрев на него. — Да, конечно. Я не против. Пусть.

— То есть, — уточнил Лестрейндж, — вы даёте согласие на работу с менталистом?

— Да, — Эйвери выглядел очень печальным. — Да, даю. Я должен что-то подписать?

— Да, — Лестрейндж извлёк из сумки лист пергамента, перо, чернильницу и положил всё это перед Эйвери. — Согласие.

— Да, — Эйвери сощурился и долго и очень внимательно читал текст. А затем, взяв перо, осторожно обмакнул его в чернильницу и вывел свою подпись.

— Благодарю, — Лестрейндж высушил чернила и убрал всё в сумку. — Но продолжим. Образец номер три, — он снова заменил воспоминание.

Этот мужчина был чем-то похож на первого, но тоже был русоволосым, а ещё у него явно был когда-то сломан нос.

— Вот его я точно видел, — почти сразу сказал Эйвери. — Он егерь. Но не оборотень, — уточнил зачем-то он. — Ну, или, по крайней мере, я его не видел среди них. Но мог и пропустить, конечно.

— Егерь, — Лестрейндж явно обрадовался, и Гарри понимал его: раз тот был егерем, значит, получал от министерства вознаграждение, а следовательно, его имя где-то было зафиксировано. Осталось лишь его найти. — Вы не могли бы вспомнить что-нибудь ещё? Когда, к примеру, вы его встречали? В министерстве, видимо?

— Да, там, — Эйвери кивнул. — Если я не путаю, конечно. Но я так не думаю. Я его хорошо запомнил: он очень… мощный, — он чуть улыбнулся. — Крупный такой мужчина. Он несколько раз приходил к Джагсону. Я… наверное, я мог бы вам найти воспоминания, — помедлив, сказал Эйвери.

— Я скажу об этом менталисту, — кивнул Лестрейндж.

— Но ведь он будет искать именно это? — спросил Эйвери. — Конкретные воспоминания?

— Да, разумеется, — Лестрейндж вскинул на него глаза, и какое-то время они смотрели друг на друга. — Да, — повторил он.

— Хорошо, — Эйвери, похоже, его слова немного успокоили, а Гарри стало ужасно любопытно, что же он скрывает? Из того, что Лестрейндж, кажется, не полагает важным знать? Или это сделка?

— Вы помните, зачем он приходил к Джагсону? — спросил Лестрейндж, и Эйвери вдруг побледнел.

— Он… он отдавал ему девочек, — очень тихо сказал Эйвери и отвернулся, а затем резко повернулся и посмотрел на Лестрейнджа. — Я знаю, как это выглядит.

— В каком смысле? — очень спокойно уточнил Лестрейндж.

— Я всё знал… и ничего не сделал, — Эйвери закусил губы. — Хотя мог бы… это ведь даже тогда было преступлением.

— Да, было, — так же нейтрально подтвердил Лестрейндж.

— Я мог просто написать тебе… или прийти, — сказал он очень горько. — Но я просто… просто промолчал и…

Он снова опустил глаза и замолчал.

— Не думаю, что мы будем возбуждать против вас дело по этому поводу, — сказал Лестрейндж, и Эйвери вздрогнул, будто тот его ударил. — Закон не требовал от вас доноса.

— Нет, — совсем тихо проговорил Эйвери. — Закон нет…

— Наш менталист возьмёт у вас воспоминания, — сказал Лестрейндж. — Может быть, вы вспомните сейчас какие-нибудь детали?

— Я не помню, — так же тихо проговорил Эйвери, всё ещё глядя куда-то на свои колени. — Это было не один раз и не два… Джагсон не стеснялся. Не меня. У нас был общий кабинет, так было всем удобнее. Я видел его, — он чуть качнул головой в сторону Омута, над которым всё ещё висела полупрозрачная голова, — наверное, раз шесть. Может быть, больше.

— Он их приводил с собой? — уточнил Лестрейндж. — Тех девочек?

— Нет, — Эйвери резко качнул головой. — Нет. Нет, он просто… они об этом говорили. Джагсон ему хорошо платил.

— Сколько именно?

— По двадцать галлеонов, — ответил Эйвери, и лицо его исказила гримаса настоящей боли.

— Не так уж щедро, — заметил Лестрейндж. — Мистер Эйвери, вы выступите на суде свидетелем? — спросил он, и Эйвери кивнул:

— Но я же толком ничего не помню…

— Наш менталист поможет вам, — ответил Лестрейндж. — Что ж, продолжим. Образец номер четыре, — сказал он, вновь меняя воспоминания.

Этот мужчина выглядел похожим на индуса или, может, просто на выходца из тех краёв — может быть, их Пакистана? У него были густые чёрные волосы и такая же густая борода, скрывавшая всю нижнюю часть лица, и Гарри бы не взялся определить его возраст: лет сорок? Пятьдесят? А, может, шестьдесят?

— Нет, — сказал Эйвери, тоже долго в него вглядываясь. — Нет, я думаю. По крайней мере, мне так кажется. Я его не помню.

— Это всё, — Лестрейндж убрал воспоминание в пробирку и, вылив в Омут первое, сказал Гарри: — Поттер, верните Омут мистеру Лестрейнджу, пусть работает. Надеюсь, в этот раз вы не заблудитесь, — заметил он, в ответ на Гаррино: «Есть, сэр!»