Middle (джен)

Думать пришлось быстро. Первым побуждением было бросить в Паркина Петрификус, но потом Гарри сказал себе, что тот всё равно никуда теперь не денется, а кто знает, что он в этот ящик положил. Будет чрезвычайно глупо, если Паркин принёс туда какие-нибудь накладные на дрова, а Гарри его с ними героически задержит. Нет, тут нужно тоньше...

Так что он спрятался среди стеллажей и позволил Паркину уйти, и когда тот запер дверь, подошёл к шкафчику и потянул ящик на себя. Тот, конечно же, не выдвинулся, и Гарри пришлось с ним повозиться. Помогло то, что он слышал заклинание, которым Паркин ящик запер — от кого ему тут было прятаться? Вот он и не скрывался… Оставалось подобрать противоположное, и через несколько минут замок щёлкнул, и Гарри с сильно бьющимся сердцем открыл ящик. Внутри обнаружились ясно старые тетради, Гарри начал их листать, не прикасаясь к ним и заклятьями отыскивая следы рук Паркина. К счастью, тот не прятал их, и к тому же следы были свежими — и через несколько минут Гарри наконец их обнаружил.

Это были дневники одного из первых комендантов Азкабана — или, если быть точней, его журнал, в котором не было рутины, а лишь записи о чём-то необычном: о странных заключённых, необычном поведении дементоров и тому подобных странностях. И на тех страницах, где заклятье выявило следы рук Паркина — вернее, человека, что в последний раз держал тетрадь в руках, — Гарри прочитал то, что должно бы было, вероятно, вызвать у него дрожь ужаса, и он и вправду ощутил дрожь, но совсем другого рода.

Аккуратно вернув тетрадь на место, Гарри запер ящик тем же заклинанием и вышел, постаравшись вскрыть дверь как можно тише. Ему невероятно хотелось завершить расследование самому, но он понимал, что это будет неразумно — а уж если что-нибудь сорвётся… нет, он рисковать не будет, решил Гарри и, расстроенный собственным решением, уныло побрёл в допросную. Но сидеть там было скучно, так что он решил проветриться и поднялся наверх, на воздух. Уже начало темнеть, заката из-за затянувшей небо плотной серой пелены видно не было, и бьющееся далеко внизу о скалы море казалось совсем тёмным. Гарри долго стоял, завернувшись в плащ, и смотрел на эти яростные волны, рассыпавшиеся белой пеной, не заметив, как совсем стемнело, и из этого состояние его выдернул лишь голос Лестрейнджа:

— Говорят, что возможная анимагическая форма волшебника чаще всего совпадает с образом его Патронуса. Так что ни рыба, ни птица из вас не получится.

— Как из вас, сэр? — Гарри обернулся.

— Я не анимаг, — возразил Лестрейндж.

— Сэр, а что это за птица? Ваш Патронус. Я понял только, что коршун — но какой?

— Насколько я понимаю, чернокрылый дымчатый, но я, на самом деле, не большой специалист. Могу ошибаться. Как ваше расследование?

— Сэр! — Гарри огляделся. — Где мы можем поговорить наедине? Втроём.

— Внизу, — Лестрейндж поплотней закутался в плащ. — Идёмте, нас ждут ужинать. Или у вас что-то срочное?

— Я быстро, — попросил Гарри. — Можем мы сначала несколько минут поговорить?

— Можем, — Лестрейндж развернулся и пошёл к лестнице, и Гарри почти побежал следом.

Собрались они втроём опять в допросной, и когда Гарри закончил свой доклад, Сэвидж одобрительно сказал:

— Очень хорошая работа. И отдельно хорошо, что ты не стал брать его на месте. Что ж, что думаешь делать дальше?

— Я думал посоветоваться, сэр, — осторожно проговорил Гарри. Сэвидж кивнул, и он продолжил: — Я полагаю, нужно при нём высказать идею поискать что-нибудь в архивах про ту камеру — наверняка, мол, остались какие-нибудь записи. И лучше бы пойти туда всем вместе, с комендантом. Там найти тетради, и тогда мы наверняка увидим, знает что-то комендант, или же нет, и посмотрим, что будет.

— Действуй, — кивнул Сэвидж. — Но Мерлина ради, после ужина!

— Конечно, сэр, — пообещал Гарри. — Я думаю, возможно, как-нибудь за ужином и подвести разговор к этому?

— Как именно? — нет, Сэвидж помогать не собирался, Лестрейндж же вообще молчал и разглядывал Гарри с таким видом, словно просто заглянул сюда и ждёт, пока его начальник, наконец, освободится, а к нему всё происходящее и вовсе не имеет отношения.

— Ну, я же ведь стажёр, — ответил Гарри. — Начну расспрашивать про что-то историческое… про какие-нибудь страшные истории, к примеру, про легенды…

— Действуй, — повторил Сэвидж и нетерпеливо встал. — А теперь ужинать! У меня желудок к позвоночнику прилип.

— И в нём завелись тритоны? — спросил Лестрейндж вдруг, и они с Сэвиджем рассмеялись незнакомой Гарри шутке. — Было у нас одно дело, — пояснил Лестрейндж по дороге в столовую. — Очень давно, я тогда был ещё младшим аврором. Есть заклятье, которое заставляет тошнить слизнями, и вот одна ушлая ведьма переделала его так, что когда желудок её сына слишком долго оставался пуст, тот начинал извергать из него тритонов.

— Красочных таких, чёрно-красных, — добавил, посмеиваясь, Сэвидж.

— Но зачем? — изумлённо спросил Гарри. Он бы понял, если бы это сделала, к примеру, брошенная девушка, или кто-то из приятелей бы пошутил так по-дурацки — но чтобы мать?

— А он кушал плохо, — отозвался Лестрейндж, и они с Сэвиджем снова рассмеялись. — Я вполне серьёзно: это выяснилось в первую же неделю в школе. Мальчик утверждал, что это их семейное проклятье, и что с ним всегда так, если он долго не поест. Школьный врач не справилась, его отправили в Мунго, и там всё и выяснили. Мы мать штрафовали, помнится… а я по глупости пытался объяснить, что её сыну не кушать лучше нужно, а наоборот, иначе к концу школы он просто не сможет в гостиную попасть: в проём не влезет.

— Безуспешно, сэр? — с пониманием спросил Гарри, сразу вспомнив Дадли.

— Ну, как посмотреть, — засмеялся Сэвидж. — Дама эта нас тогда жалобами затерроризировала — аж до Крауча дошла. Мол, что этот мальчишка себе позволяет.

— А что было дальше? — с любопытством спросил Гарри, тоже посмеявшись.

— Я не знаю — не отслеживал, — ответил Лестрейндж. — Заклятье сняли, и оно, по-видимому, не повторялось — по крайней мере, в школе. В остальном же у меня плохой прогноз, — покачал он головой, первым входя в столовую.

Стол уже был накрыт, и Гарри, жуя нежное белое мясо, думал, что он никогда в жизни не ел столько рыбы, и при этом такой разной. За все его здешние трапезы повар, кажется, ни разу не повторился! А если и повторился, то приготовил ту же рыбу так, что Гарри опознать повтор не смог.

Первые пять минут в столовой было тихо — лишь приборы по тарелкам звякали. Но когда все более-менее насытились, Сэвидж заговорил о Брэгге. С него разговор незаметно перешёл на Азкабан вообще и на его секреты, которых не знает до конца никто, и что до сих пор ненайденным убийцей может быть вовсе даже и не человек, и значит, винить в случившемся коменданта невозможно.

— Вот, помню, — говорил Сэвидж, беря себе добавки, — как-то вызвали нас на убийство. Банальщина: жена мужа отравила, неверного. И всё так: любовница в наличии, и ссоры были… но уж очень достоверно она нам клялась, что не при чём, и даже под веритасерумом. И что, вы думаете, выяснилось? — интригующе спросил он.

— Что? — поддержал игру Белчер, комендант.

— Книга! Недавно купленная. Классика: пропитанные ядом слипшиеся страницы, которые он поленился аккуратно разделять каким-нибудь заклятьем, а слюнявил пальцы. Да, вот такое совпадение! Сам и купил — мы проверяли. А ведь все вокруг просто уверены были, что это его супруга.

— Ну, вряд ли это книга задушила Тагвода, — заметил Паркин.

— Как знать, — возразил Сэвидж. — Книги очень разные бывают…

— Я помню, — вмешался Гарри, — у нас на третьем курсе был учебник по уходу за магическими тварями — он кусался. И очень больно — если не погладить правильно. Хотя и это помогало не всегда.

— А некоторые книги умеют сами двигаться, — заметил Лестрейндж, — причём довольно резво. У нас в библиотеке есть такие — их держат на цепях, чтоб не сбежали.

— А куда они могут сбежать, сэр? — с любопытством спросил Гарри.

— Да кто куда, — Лестрейндж пожал плечами. — Одну, я помню, мы в детстве упустили, потом ловили её по всему замку. Нашли в винном погребе.

Все рассмеялись, а Паркин задумался, а потом сказал:

— А ведь в самом деле… может быть, архив проверить?

— Зачем? — удивился Сэвидж. — Но библиотеку местную я бы посмотрел.

— Давайте после ужина и сходим, — предложила Оллертон.

— Да нет там ничего, — поморщился Паркин. — Мы книги по каталогу выписываем через министерство! Там просто быть ничего не может! А в архиве старые бумаги, может быть, и книги есть. Вот я лично не представляю, что там в большинстве шкафов.

— Как так? — удивился Лестрейндж. — Вы ведь принимали дела.

— Я нет, — тоже удивился Паркин. — Харви знает, вероятно, — он несколько натужно улыбнулся и посмотрел на коменданта.

— Я всё проверял, конечно, — сказал тот, как показалось Гарри, без особенной уверенности. — Книг там мало, большинство давно же в министерстве.

— Опасными могут быть не только книги, — нахмурился Паркин. — Там полно старых журналов, дневников… их тоже можно зачаровать.

— Но архив же всегда заперт! — комендант посмотрел на своего зама с некоторым недоумением. — И шкафы заперты. Да нет, это бред какой-то.

— Однако же мы ничего не нашли внизу, — сказала Оллертон. — Давайте, в самом деле, туда сходим — всё равно нам делать нечего.

— Но после десерта, — примирительно заметил Свитинг. — Лично я до сих пор не отогрелся и определённо хочу сладкого.

— Давайте сходим, — поддержал его Сэвидж.

— Ну пойдёмте, — комендант пожал плечами и, заметно оживившись, анонсировал: — А на десерт у нас шоколадный рулет с кофейным кремом!

Рулет и вправду был прекрасен, и кофейная горчинка превосходно оттенила сладость, так что к концу ужина от десерта не осталось ничего. Гарри видел, что разомлевшим от тепла и сытости что аврорам, что экспертам, что, тем более, коменданту и охране не хотелось никуда идти, однако когда Крисворфи предложил заняться осмотром архива завтра, потому что за сегодня все устали, наработались, и можно было бы уже и скоро лечь, Паркин возразил:

— Так вы отдохните, а мы сходим. Ещё рано, и кто знает, вдруг там в самом деле что-нибудь опасное? Мне бы очень не хотелось потерять ещё кого-то.

— А в самом деле, — поддержал вдруг Лестрейндж Кримворфи. — Если бы там что-то было, и это что-то выходило на охоту еженощно, у нас тут уже была бы гора трупов. Никуда оно не денется до завтра.

— Вы же посты ставите, — сказал Сэвидж. — Думаю, одна ночь не сделает погоды, а завтра утром мы там всё как следует изучим.

— Это же недолго! — попытался настоять на своём Паркин, но Сэвидж поморщился:

— Мы, честно говоря, устали. Завтра.

— Я пытаюсь предотвратить беду, — покачал головой Паркин. — У меня тяжёлое предчувствие. Тагвод умер в ночь на одиннадцатое ноября — сейчас будет ночь на девятнадцатое.

— Мы же не в Китае, — добродушно заметил Крисворфи. — Откуда такой страх перед восьмёркой?

— Я надеюсь, что вы правы, — мрачно проговорил Паркин, и на этом тема была окончательно закрыта.

Разошлись по комнатам все минут через сорок. Душевая здесь была не слишком-то вместительна, и авроры уступили право первенства экспертам, а пока те мылись, расположились в той же комнате, где уже раз ночевали, и там Гарри, наконец, спросил у Сэвиджа:

— Сэр, у вас есть план?

— Ты молодой, — ответил тот. — Тебе по лестницам и бегать.

— Куда? — перспектива не спать ночь Гарри не пугала.

— Ты пойдёшь к той камере, — распорядился Сэвидж. — Мы с Дольфом возьмём на себя архив и самого Паркина — и посмотрим, может, что и выйдет. На вкус гадость, — он поморщился, извлекая из сумки пузырёк тёмного стекла. — Надо было взять с собой печенья утром, — он отлевитировал стоящие на тумбочках стаканы, налил в них воды и капнул в каждый по три капли густой и тёмной жидкости, которые медленно начали расплываться в воде красивыми разводами.

— Зелье Бодрости, — тоже скривился Лестрейндж. — Мне всегда казалось, что оно как минимум наполовину действует за счёт своего вкуса: немыслимо заснуть с подобной дрянью во рту. А держится он долго.

— Завтра, — предупредил Сэвидж, отдавая один стакан Гарри, — ночью спать. Сколько проспится. Я надеюсь, мы закончим или ночью, или утром, и вернёмся вечером домой.

— Очень советую охладить получше, — Лестрейндж взял свой стакан, указал на него палочкой, и тот заиндевел в его руке. Лестрейндж глубоко вздохнул, затем выдохнул и залпом выпил.

Сэвидж сделал то же самое, и Гарри последовал их примеру, однако его это не спасло — или спасло не слишком. До сих пор он был уверен, что ничего гаже оборотного зелья в его рот не попадало — оказалось, он ошибся. Он очень ошибся: казалось, он глотает смесь прокисшей рвоты, кошачьей мочи и протухшей рыбы, смешанных со жгучим перцем. Он закашлялся, зажал было руками рот, но тут же отпустил и задышал им, стараясь делать вздохи равномерные, глубокие и очень частые. И то, что с Сэвиджем и Лестрейнджем происходило то же самое, ничуть его не утешало — Гарри сейчас мог думать лишь о том, чтобы его не вырвало. И даже не из-за того, что это было стыдно, а просто потому, что зелье они пили не просто так. А значит, ему придётся выпить это ещё раз… ох, нет, зачем, зачем он об этом подумал?!

Кто-то сунул ему в руку другой стакан, и Гарри, ни о чём не думая, залпом его выпил. Это помогло: во рту от мяты стало настолько холодно, что он почти перестал что-либо ощущать.

— Поэтому его используют нечасто, — сказал Сэвидж, утирая выступившие на глазах слёзы. — Сейчас мы идём в душ, потом гасим свет, пару минут ждём — и за работу.